Истинный убийца

В изоляторе Андрею выделили тесную одиночку, чтобы в общей хате его, мента, обвиняемого в смертельных изнасилованиях, в буквальном смысле не разорвали на части. Впрочем, здесь, в постоянном одиночестве, в вечном сумраке замкнутого пространства, происходило то же самое, только острыми спицами раздирали Андрея не другие люди, а его собственные мысли и чувства. Случилось самое страшное, чего Андрей никак не хотел допускать: он полностью потерял контроль над своей жизнью. От него сейчас не зависело ровным счётом ничего, и это состояние полной беспомощности пугало, мучило и терзало изнутри. Чтобы отвлечься, Андрей постоянно пытался занять себя размышлениями о деле, выстраивая логические цепочки, но звеньев не хватало. Кто подбросил ему негативы? Откуда на них фото Миши? Как Гордееву пришло в голову устраивать обыск в кабинете и проверять его вещи? Не иначе, кто-то что-то напел майору на ухо. Во время очередного допроса этот ревнивый козёл несколько раз спрашивал, не было ли у Князя любовной связи с Машей. Андрей, невольно подтверждая отсутствие алиби, честно отвечал, что провожал её до дома всего один раз, именно в тот вечер перед убийством, ещё до полуночи, в квартиру не поднимался и вообще вёл себя более чем прилично. Но Гордей всё равно бесился и потирал руки. Андрей прекрасно понимал, что его могут в самом деле надолго посадить или, вероятнее всего, расстрелять, и сходил с ума от несправедливости. Маньяк продолжает оставаться на свободе, и, после вынужденного затишья, снова начнёт убивать, а Андрей сидит здесь, связанный по рукам и ногам, и никак не может этому помешать! Вся надежда только на Мишку. Эх, Мишка, родной, любимый… Сколько им ещё придется вынести прежде, чем этот кошмар закончится? И закончится ли? Андрей догадывался, что на какую-то долю секунды Миша в нём усомнился, но не обижался на это. Миха действовал, как и подобает следователю: брал в расчёт лишь упрямые факты. Он вовсе не обязан был верить Андрею на слово. Но… Всё-таки поверил. Сердце тоскливо-сладко сжималось, когда Андрей будто снова слышал слова, идущие из самой глубины его широкой души: «Я верю тебе, Андрюха, верю». Ох, Мишка-Мишка… Умный и сообразительный, внимательный к деталям, как Шерлок Холмс, сможет ли он докопаться до истины в одиночку? Андрей смотрел в стенку и всё вспоминал касание Мишкиных губ к своей щеке через решётку камеры. Оно грело на расстоянии, как и ощущение фантомных объятий, будто Миша снова рядом и снова баюкает его в своих руках. Как же Андрей соскучился по нему! — Князев, на выход! Вещи с собой. Зазвенели ключи в тяжёлой связке, засов лязгнул скрипуче и громко, словно прямо по оголённым нервам. Князь непонимающе почесал подбородок. Куда его собираются переводить в столь поздний час? — Побыстрее, пожалуйста. Надо же, вежливые какие. Чё случилось-то? Сейчас пришьют без суда, не дожидаясь окончания следствия, как во времена расстрельных троек, и пизда котёнку. Князь хмуро усмехнулся, скидывая вещи в сумку, что передала ему мама. Нет, до такого точно не дойдет. Всё-таки перестройка на дворе, а не сталинский террор. — Товарищ, куда меня везут? — всё же спросил Андрей, когда его усадили на заднее сидение явно непростой Волги. — К полковнику Горшенёву, — отозвался водитель в форме и замолчал на всё время поездки. Андрей смотрел на пролетающие за окном огни фонарей и не понимал, радоваться ему или нет. Видимо, отчаявшийся Миха дошёл до отца и попытался убедить его в невиновности Андрея. Но для чего нужна личная аудиенция? Да ещё и так поздно, ночью? В здании было гулко и пусто. Водитель молча довёл Андрея до кабинета и ушёл, щёлкнув каблуками. Князь замер у дальнего конца длинного стола для совещаний, не зная, как себя вести, а Юрий Михайлович обошёл его по дуге, запер дверь на ключ и, усевшись в своё кресло, долго-долго рассматривал, презрительно и брезгливо, словно муху, попавшую в суп. — Значит, Князев. Андрей Сергеевич. — Да, это я, — пожал плечами Андрей, не понимая, зачем нужно повторное знакомство. Виделись ведь, и даже не раз. — Имя на входе в камеру вроде не отбирают. — Ты шутки мне тут не шути, юморист, — пророкотал Горшенёв так, что вымотанный донельзя Андрей против воли сжался. — Слушай меня внимательно, Князев. Я знаю, что ты не убийца. С тебя сняты все обвинения. Юрий Михайлович вышел из-за стола, встал в тени, немного сбоку от обескураженного Андрея, который пытался обработать услышанное, и очень жёстко произнёс, чеканя каждое слово: — Запомни, Князев, я из-за вас, пидарасов доморощенных, на такую сделку с совестью иду, что потом век не отмоюсь, если вскроется всё. Из-под земли мне достаньте истинного убийцу, не то за решёткой окажетесь оба. Андрей, медленно осознавая, что Миша, кажется, за него вступился и при этом наговорил много лишнего, еле выдержал тяжёлый свинцовый взгляд, но всё же протянул руку, чувствуя, что с души свалился камень: — Спасибо, товарищ полковник. Мы всё сделаем. Юрий Михайлович на рукопожатие не ответил и быстро шагнул назад, отшатнувшись, как от прокажённого. — Тамбовский волк тебе товарищ. Я уже сказал старшему лейтенанту Горшенёву, что он должен управиться до конца мая, ни секундой дольше. Так что в ваших же интересах найти преступника как можно быстрее. Иначе весь ваш бесполезный отдел расформируют к чёртовой бабушке. А тебе, Князев, в любом случае лучше будет перевестись самому, подальше от Михаила. Ясно? — А… На каком основании? — искренне удивился Андрей. Юрий Михайлович скривился так, будто кто-то с размаху отдавил ему больную мозоль, и подбородком кивнул на выход, поворачивая ключ: — Не прикидывайся дураком. Пошёл вон отсюда. Андрей понял, что вопросы задавать бесполезно, с достоинством повернулся и степенно вышел, дав волю эмоциям лишь на улице. Он свободен, свободен, свободен! Весенний терпкий воздух, наполненный нотами молодой травы и клейкой блестящей листвы, вскружил голову. Это был запах освобождения. Андрей невольно разулыбался, дыша полной грудью. Вот только… Что за хуйня? Что Мишка сказал отцу? Из-за чего теперь Юрий Михайлович ведёт себя именно так? — Садитесь, — всё тот же водитель в форме тронул задумавшегося Андрея за плечо. — Приказано отвезти вас домой. Комната была опечатана. Андрей с наслаждением сдёрнул сургучную печать и вошёл внутрь. Жуткий бардак сразу же бросился в глаза, но Андрей лишь освободил диван и, обессиленный, опустился на него. Эх, черти, всё вверх дном перевернули, не только комнату, но и всю Андрееву жизнь. Немного придя в себя, Андрей с трудом выудил из развороченного шкафа чистое полотенце и свежее бельё и пошёл в душ смывать с себя тюремные запахи. Долго стоял под тёплыми струями и нещадно скоблил кожу мочалкой, жалея, что нельзя вот так же вымыть и очистить оплёванную душу. Когда он вымылся, в кухне уже шебуршала Тамара Евгеньевна. — Андрюша, как я рада! — она заключила его в свои заботливые объятия и засуетилась. — А я прислушалась здоровым ухом, вроде, вода шумит. Гляжу, и правда ты, твои ботинки в коридоре! Извини, милый, комнату не прибрала, не могла. Сейчас я тебе покушать… Сейчас, миленький, сейчас! Как Андрей ни отказывался, неугомонная Тамара Евгеньевна быстренько усадила его за стол, налила огромную кружку чая, выставила из закромов шоколадные конфеты и дымящуюся тарелку со сладкой кашей. — С пылу с жару. Ранним утром самое то. Налегай, Андрей, набирайся сил. До чего же похудел… Правду говорят люди-то, от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Пока Андрей ел, женщина во всех деталях рассказала ему об обыске, охая, ахая и причитая. — Мишка-то у тебя молодец какой, а? Настоящий друг! Андрей кивал и, доев и отблагодарив, в нерешительности остановился у телефона. Позвонить Мише сейчас, или дождаться личной встречи? Нет, сначала надо обрадовать родителей. Андрей долго разговаривал с мамой, потом с папой, и, взглянув на часы, понял, что опять опаздывает. Переоделся и пошёл в отдел, не зная, чего ожидать. — Здравия желаю, товарищ лейтенант! — дежурный отсалютовал ему с особым усердием и одарил сияющей улыбкой, а выскочивший из дежурки Володя с радостными воплями понёсся по этажам: — Андрей Сергеевич вернулся! Князь, не сдерживаясь, счастливо улыбался в ответ и вошёл в кабинет в довольно хорошем настроении. Кроме Миши, там сидели Балу и Серёга, поэтому жаркой встречи не случилось, но Миха всё равно вскочил и первым обнял, не скрываясь, жадно стискивая бока. — Андрей! Привет! С возвращением. Он говорил быстро, плюясь на согласных и прижимаясь всем телом, и Андрей чувствовал, как стремительно бьются их сердца, вырываясь навстречу друг другу. Блять, если бы в кабинете никого не было, Андрей бы с размаху прислонил Мишу к стене и расцеловал бы каждый миллиметр его осунувшегося лица, очертил подушечками пальцев круги под глазами и душевно отблагодарил за своё спасение. Чем же пожертвовал Миша? На что решился? — Мих, что ты сделал? Что ты наговорил отцу? — быстро шепнул Андрей, заковывая его спину в замок из своих рук. — Ну… Просто объяснил ситуацию. Ладно, короче… Давайте, это… — Миша отстранился, а щека его, которой Андрей случайно коснулся, потеплела. — Думать, чё как дальше… — А я знал, что ты не виноват, — прогудел не менее радостный Серёга, пока Балу от души хлопал Андрея по спине. — Не то, что некоторые, сомневались тут. Андрей крепко пожал им обоим руки, улыбнулся и спросил: — Выходит, тотализатор уже устроили со ставками, закроют меня или нет? — Ну, Андрей… Мы всем личным составом за тебя были. Вообще ума не приложу, чего Гордей так в тебя вцепился. Андрей переглянулся с Мишей и Шуркой. Все трое понимали, что крыса притаилась где-то в отделе и пудрит им мозги. Кто же это может быть? — Мих, ты ничего не надумал насчёт твоей фотографии? — Нет. Мужики, бля, кровь из носу, нам надо маньяка найти. Дело чести и всё такое. Думайте, ё-моё, думайте! Что нам известно? И время понеслось в привычной круговерти: дедуктивные размышления, наглядные схемы и таблицы, всевозможные опросы, самые разные предположения и версии. Андрей вливался в рабочий ритм и медленно вытравливал из памяти тяжёлые воспоминания о днях заключения, но они были ещё слишком свежи. Особенно Князя потряхивало, когда в кабинет заходил Гордеев. Они не разговаривали даже в служебных рамках и делали вид, что исчезли друг для друга, как пятна, выведенные хлоркой, но тайком обменивались испепеляющими взглядами. Андрей чувствовал, что Гордеев теперь ненавидит его ещё сильнее и, видимо, считает виноватым в том, что отдел подставлен под угрозу расформирования. Как-то поздно вечером усталый Мишка, таинственно улыбаясь, пришёл в кабинет, что-то пряча за спиной. Встал перед Андреем и, торжественно намычав какой-то марш, вернул на вытянутых ладонях ковбойскую шляпу. — Новую верёвочку приделал. Так что это… Носи, Андрюха. Больше это не вещдок. — Спасибо, Мих. Стой! — Андрей подскочил, хватая его за рукав водолазки, чтобы опять не вздумал улизнуть. — Думаешь, эт самое, я просто так отступлюсь? Поговорить надо. — Не здесь, — Миша мотнул лохматой головой и посмотрел смущённо, но с вызовом. — Пошли ко мне? Смеркалось. Начавшийся май мерцал ранними звёздами и распускался черёмухой. Ласковый ветер трепал волосы и распахнутую Мишкину куртку так, что казалось, будто у него прорезаются крылья. Во дворе коммуналки звенели струны гитары и ломкий мальчишеский голос выводил, подражая Цою: Верь мне! И я сделаю всё, что ты хочешь. Верь мне! Я знаю, нам надо быть вместе. Верь мне! И я буду с тобой в этой драке. Дай мне всё, что ты можешь мне дать! Андрей глянул на Мишку и одним махом притянул его к себе за плечо, обнимая и безмолвно благодаря. Миха толкнул дверь и, в темноте лестницы, клюнул Андрея губами куда-то в макушку. — Что ты сказал отцу? — требовательно спросил Андрей, едва они переступили порог Мишиной комнаты. Миха медленно стягивал с себя извечную зелёную куртку и молчал, а у Андрея под кожей клопами кусались нервы, и дёргалось веко под левым глазом. — Миш! — Андрей сам побыстрее сдёрнул с него куртку, набросил на спинку стула и повторил вопрос, усаживая твёрдой рукой на кровать. — Я… Сделал так, чтобы у тебя было алиби. Вот и всё, ё-моё. — Какое алиби? Почему твой отец назвал нас пидарасами?! — А, вон ты про чё… — Миша как-то шально улыбнулся, покраснел, но глаз не отвёл и признался с напускной небрежностью. — Ну да. Я сказал ему, что мы с тобой… трахались в те ночи. Андрей в первую секунду не поверил своим ушам. Во вторую и третью тоже. Он стоял добрых пять минут, не шевелясь, и пытался подобрать с пола челюсть, но никак не мог. Миша сказал что?! Миша, который не мог принять свои чувства, Миша, который боялся откровенных прикосновений, Миша, едва не ушедший в полное отрицалово после первого их поцелуя, открылся перед отцом? Миша, для которого Уголовный кодекс не пустой звук, а непреложная истина, соврал напропалую? Ради спасения Андрея?! О боги… Голову вскружило, Андрей плюхнулся на кровать, бесцеремонно закатал присмиревшему Мише рукав и ущипнул за руку себя и его, чтобы понять, не сон ли всё это. — Эй, чего ты? — Мих… Ну зачем? И как ты вообще теперь? — Андрей не мог подобрать слов и в волнении наглаживал Мишину жилистую руку, водил пальцем по выпирающим венам. — Как теперь вот со всем этим дальше-то? Блин, это самое… Рассказывай давай по порядку. Как всё было? Миха выдернул свои большие ладони, сцепил их в замок под подбородком и, спеша и путаясь в словах, как в высокой луговой траве, повёл рассказ. Андрей внимательно слушал, вникая, и всё больше переполнялся светом и любовью. — Потом он разошёлся, конечно, знаешь, как он умеет. Не орёт, но от этого ещё хуже. Чувствуешь себя ничтожным таким, маленьким, понимаешь, да, как букашка, что ли… Андрей кивнул. Да, в ночном разговоре с Юрием Михайловичем он ощутил то же самое, но смог закрыться привычной броней. А Мише, который с детства в этом варится, такое наверняка даётся куда сложнее. Андрей вздохнул и закинул руку ему на плечо. — Ну и, — Миха нахмурился и продолжил, разглядывая свои ногти, — сказал, что я ему больше не сын, что вычеркнет меня отовсюду, чуть ли не с фоток семейных вырежет, понимаешь, да? А мне похуй было, лишь бы тебя вытащить. Потому что, ё-моё, не было других вариантов, вот в чем дело. Ты понимаешь, да? Ноль, реально, ноль. И я молча стоял, слушал, какая я мразь. Но я знал, что папа не позволит посадить невиновного. Он выпроводил меня, и сразу же позвонил, кому надо, понимаешь, да? Я за дверью подслушал. И всё закрутилось. Миша умолк, вскинул взгляд и улыбнулся с клыкастой надеждой. — И вот ты здесь, Андрюх. Не обижаешься, что батя теперь из-за меня тебя тоже пидором считает? — Нет, Мишка. Это же на самом деле так, получается. Ты просто очень опередил события. Да? — Андрей, бесконечно восхищённый его поступком, хоть это и была ложь во спасение, не знал, что ещё сказать. Миха кивнул, слова растворились в чувствах, которых стало слишком много, и Андрей лишь смог заграбастать его со спины в цепкие уютные объятия, заставляя придвинуться ближе, и упёрся спиной в стенку. Миша завозился, сполз затылком ниже, на грудь Андрея, и попытался вот так, чуть ли не перевёрнуто, заглянуть ему в глаза. Длинные ресницы искрились и трепетали, сердце Андрея вторило им безумным мотыльком, залетевшим на яркий огонёк. Своим поступком Миша развеял все сомнения, и ждать чего-то ещё не имело смысла. Андрей склонил голову ниже, Миша сам резко подался вперёд, и их губы соприкоснулись в долгожданном нетерпеливом поцелуе, жадном, глубоком, разбивающем вдребезги стену отчуждения. Миша повернулся удобнее, лица оказались совсем напротив друг друга, ощущения обострились до предела, и Андрей едва не застонал, суматошно вылизывая нижнюю Мишкину губу с внутренней стороны и наталкиваясь на шрамики от укусов острых клыков. Он не мог остановиться, крепко обнимал Мишку, прижимал к себе, такого жаркого, взволнованного, смелого, взбудораженного происходящим и невероятно трогательного в своей искренности. Целовал кончик длинного носа, покрывал поцелуями щёки и скулы, тихонько чмокал синяки под прикрытыми глазами. — Андрей… — Миша, остановившись на секунду, сбивчиво заговорил, облизывая покрасневшие губы. — Вот мой ответ. Помнишь, ты тогда… Спрашивал. — Мишка… Я понял, конечно, понял, что ты принял решение. Мих, я… — Андрей мягко приложил к его рту ладонь, чтоб Миша не перебивал. — Спасибо огромное тебе. Ты… Ты поверил мне, и ради меня пошёл на такое! Блин, Мих… Как же я… Я горжусь тобой, серьёзно. Миш! Нет, всё же целоваться теперь было проще, чем разговаривать, и Андрей, махнув рукой, поддался напору Миши, который хрипло дышал и мягко покусывал его нижнюю губу. Новый огненный поцелуй, долгий и страстный, углубился и замедлился, Андрей совсем потерял голову, дрожащими пальцами пытаясь выдернуть из брюк Мишину водолазку и налюбоваться его телом, но Миша резво отстранился, стыдливо кутаясь в скомканное покрывало, и Андрей понял, что слишком спешит. Перекатился к краю кровати, остужаясь, свесил голову вниз и увидел гитару. Зацепил взглядом ремень. В голове щёлкнуло, переключаясь. — Мишка. Дай-ка сюда фотографию. Миша секунду непонимающе хлопал ресницами, потом вскочил, вынул её из кармана куртки. — Вот, ё-моё. — Ремень, да? — Ага. Они понимали друг друга с полуслова. — Но фотка вроде не здесь сделана. Фон какой-то слишком однотонный, хоть и размытый. — Андрюх, не знаю. Я уже всю голову сломал. — Подожди. Ты брал гитару в отдел, но там мы почти всё время вместе были в кабинете, эт самое. Давай вспоминать, где ты был с гитарой, но без меня. — Блять… — Миша задумался и вдруг вскочил, сверкая глазами. — Слышь, Андрей! Тогда, после Дня милиции. Ты не поехал с нами. Почему? — Да я просто не успел. Вы укатили на машине. — Точно. И гитара была со мной. А я… Помнишь, мы… — Миша опять смешно смутился, и Андрей пришёл ему на помощь: — Поцеловались, я помню. И набухались потом. Ты в зюзю был и, понимаешь, мог уснуть, где угодно. А кто ещё тогда был с вами? — Ну… Шурики были. Данька? Вроде бы. Может, ещё кто, не помню, на самом деле. Но тесно было в машине, это стопудово. — А машина была чья? — Чья? Валеркина? — Да. Саня мне сказал, что Валерка за рулём, самый трезвый. — Ну вот. Значит, Валерка, Данька, Пор, Балу… Ещё из наших следаков кто-то. — А кто из них всех, кого ты назвал, любит фотографировать? — задал Андрей очередной вопрос и сглотнул. Миша, приоткрыв рот, опустился на пол. — Пиздец. Ё-моё. Андрей, если ты прав… — Я прав, — Андрей откинул со лба волосы, вытянул гитару из-под кровати и очень внимательно осмотрел. Миша передвинулся ближе и вдруг побледнел. — Андрюх… Не там ищешь. На колки посмотри. Волос запутался, ё-моё. Как я раньше-то не заметил? Они уставились на фиолетово-чёрный, крашеный, длинный волос, запутавшийся вокруг стержня колка. Женский, очевидно. — Я… забыл гитару в машине, — Миша начал с шёпота и постепенно перешёл на крик. — Он вернул мне её на следующий день после того убийства. Жертва сопротивлялась! Гитара была в салоне! Андрей!!! Понимаешь, да?!