Необратимость последствий

      — Вы близко дружили?       Бенджамин Доусон оказывается настолько похожим на жертву, что Дюверье становится слегка не по себе, когда учитель опускается в кресло рядом с ним. Он бы назвал их братьями, если бы случайно увидел где-то вместе. Скорее поверил бы, что они родственники, да даже мужья, ведь совместно проживающие друг с другом люди действительно нередко становятся похожими внешне со временем, но никак не друзья. Различить их можно исключительно по волосам и то только потому, что у Доусона максимально короткая стрижка, а у Дефо — роскошные кудри до плеч. В остальном мужчины были словно идентичные близнецы с одинаковым разрезом глаз, длиной носа, формой губ и даже высотой скул. Луку забавляет это наблюдение, но объективного повода веселиться нет совершенно.       В ответ на заданный вопрос мужчина скорбно кивает головой.       — Да, он был моим самым близким другом, капитан. Мы были вместе еще со школы, потом учились на одном факультете тоже вместе. Много лет дружили уже семьями. Его старший сын встречается с моей дочерью, мы думали, что в скором времени еще и породнимся. Я не могу принять его смерть.       — Каким он был для вас, мистер Доусон? Не как учитель или коллега, а как друг.       Бенджамин тяжело вздыхает и вытирает покрасневшие глаза тыльной стороной ладони. Дюверье отмечает, что руки у учителя совершенно не приспособлены для физического труда: тонкие пальцы с аккуратным маникюром, узкие запястья, полупрозрачная кожа. Вряд ли обладатель таких ладоней смог бы установить инсталляцию из дерева и не пораниться хотя бы потому, что явно не занимается этим на постоянной основе. Скорее всего, тяжелее школьной указки Доусон ничего в руках не держал. Однако никогда не стоит исключать вариант сговора: вдруг в криминальном дуэте, решившим совершить преступление, такой человек, как Бенджамин Доусон, выступает именно мозговым центром, а не исполнителем? Все упирается лишь в мотив. Пока нет оснований предполагать, что за личиной Судьи скрывается в действительности лишь один человек.       — Пауль был очень спокойным и рассудительным, — собравшись с мыслями, выдает Бенджамин. — Умным, добрым и открытым. Всегда мог найти слова поддержки. Приходил на помощь по первому зову. Я вообще не представляю, кто мог его убить! И за что?       — Как он переживал конфликт с матерью своей ученицы?       — Тяжело. Как и его семья. Как все его друзья. Я был непосредственным свидетелем этого кошмара! И могу сказать, что даже сторонних наблюдателей довольно здорово это выступление задело, что уж говорить о Пауле…       — Суд сразу был на его стороне?       — Конечно! В неадекватности поведения этой женщины никто не сомневался. Ученический совет даже собирался выходить на несанкционированный митинг в поддержку Пауля, если бы дело обернулось не в его пользу…       — Как сам мистер Дефо относился к случившемуся?       — Неоднозначно. Пауль был очень человеколюбивым… Всех всегда жалел, старался встать на сторону оппонента, чтобы понять его чувства и все такое прочее. Он и эту женщину хотел понять с родительской стороны, но… Он пытался договориться с ней мирно. Сами понимаете, что дело успехом не увенчалось.       Бенджамин нервно чистит брюки от несуществующих песчинок грязи. Видно, что разговор с детективами дается ему нелегко. Дюверье не собирается отпускать мужчину восвояси без получения от него хоть каких-нибудь полезных сведений, иначе снова придется признать, что они с Бобби потратили кучу времени впустую. Вряд ли Эрику понравится составленный по результатам бесполезного опроса отчет.       — Вы не замечали в последнее время странностей за своим другом? — решает сменить тему капитан.       — Что вы имеете в виду?       — Не стал ли он проводить больше времени в интернете? Какие сайты посещал и тому подобное.       — Он много проводил времени в сети, собирая материал для статей в свою колонку. Но ничего особенного я за этим не наблюдал. Иногда мы выбирались в компьютерный клуб сыграть с приятелями в популярную нынче стрелялку, но этой традиции уже несколько десятков лет: мы делаем это со школьных времен.       — О чем он писал в журнал?       — Статьи о современной литературе и ее влиянии на детей. В основном.       — Какие жанры рассматривались?       — Детективы и триллеры, современная драматическая проза. Все то, что читают те подростки, которым гаджеты не заменили остальную жизнь и интересы. Пауль очень много читал и старался привить это хобби и детям, но большую часть наших учеников интересует лишь спорт, остальные заняты просиживанием штанов в кабинетах для дисциплинарных взысканий. Первых не заставить читать, потому что у них нет на это времени, вторые просто не заинтересованы ни в чем, кроме хулиганства. Моя дочь не относится ни к первой категории, ни ко второй, но читать ее не заставишь даже под дулом пистолета. Пока существуют социальные сети и торговые центры, подростки не вернутся в мир, к которому привыкли мы с вами — более взрослое поколение.       — Мы можем взглянуть на его последнюю статью? — прерывает рассуждения Лука.       Доусон поднимается с места и идет к кафедре на сцене. Роется в тумбе и возвращается к детективам с газетой в руках. Лука смотрит на название статьи: «Моя темная Ванесса» — исследование мира заблудших душ».       — О чем эта книга? — спрашивает он, ткнув пальцем в название.       — О девушке, которая в юношестве имела связь со своим учителем, и о том, к чему эта связь привела, — уверенно отвечает Бенджамин.       Роберт не может сдержать возмущенный возглас:       — На кой черт выбирать такую провокационную тему для школьников?! Я бы не хотел, чтобы мой сын читал такое и задумывался о том, может ли к чему-то привести его потенциальная связь с училкой! Это полный бред!       — Лейтенант, держите себя в руках! — шипит Дюверье, призывая напарника к порядку.       — Ты разве не согласен? — совсем теряет лицо Бобби. — Это как минимум странно! У учителя конфликт с мамашей, которая считает, что он развратил ее дочь, а он берет темой статьи такую книгу.       — Я думаю, — вступает в перепалку Доусон, — что именно поэтому он и выбрал для статьи это произведение. Острая социальная тема, демонстрация того, к чему может привести неразборчивость не только взрослых людей, но и плохо контролирующих себя подростков. В этой книге боль смешана с любовью настолько, что не видно границ того и другого. В статье он пишет о том, что всегда есть выбор. Не только у взрослых, несущих ответственность за все в таких деструктивных отношениях, но и у подростков, которым необходимо понимать последствия для себя.       — Вы много читаете, мистер Доусон?       — Я? Эм… В основном что-то по рекомендациям Пауля, — почему-то занервничав, отвечает Бенджамин.       Лука решает не заострять на этой теме внимания. Можно предположить, что занятые в сфере интеллектуального труда люди читают несколько больше, чем простые работяги. То, что Доусон читает книги, рекомендованные его лучшим другом, — неудивительно, тем более если учесть, насколько они были близки.       — Директор сказал нам, что в вашей школе были случаи домогательств учеников к учителям. Это правда? — решается на очередную смену темы капитан.       — Правда, — хлюпнув носом, отвечает совсем расклеившийся и растрепавшийся Доусон.       — Мистер Дефо участвовал в этом?       — Одна из его учениц прислала ему любовную записку. Но он тут же вынес это на комиссию. Ситуация была разобрана на попечительском и ученическом советах, девушку направили к психологу для беседы. Все закончилось тихо.       — Она не могла затаить обиду на учителя за то, как он поступил с ней?       — И убить его? Капитан, да что вы такое говорите!       Лука и сам прекрасно понимает, что предположение глупое. Но сейчас полиция находится в таком положении, что хвататься нужно за любую идею, даже если она абсолютно абсурдна и лишена логики.       — У него была любовница? Спрашиваю прямо, потому что это имеет отношение к делу.       — Нет, он никогда не изменял жене.       — Любовник? — с идиотской надеждой на чистосердечное признание уточняет Лука.       Доусон смотрит на капитана со смесью удивления, презрения и недоверия. Вместо ответа он отрицательно качает головой, отворачивается и скрещивает руки на груди, призывая тем самым оставить его, наконец, в покое.       — Вы знаете эту девушку?       Дюверье демонстрирует Бенджамину фотографию Алисы. На лице учителя отображается полнейший ужас. Он хватается за сердце, и этот жест вовсе не похож на искусно отрепетированное действие или плохо поставленный спектакль: мужчина натурально уничтожен открывшимся перед ним зрелищем.       — Нет! Уберите… уберите, пожалуйста! Господи, что с ней случилось?       — Умерла от рук того же преступника, больше ничего не могу сказать.       — Это ужасно! Ужасно! Вы… вы же найдете его?       — Конечно! Мистер Доусон, у вас есть алиби на девятое января и вечер двенадцатого?       Доусон нервно трет лицо ладонями, после поднимает на детективов окончательно покрасневшие склеры. Болотного цвета глаза смотрят на Луку тоскливо и обреченно.       — Девятого января весь преподавательский состав был в школьной поездке с отличившимися по учебе старшеклассниками. Домой я вернулся в числе последних, так как до позднего вечера развозил вместе со школьным водителем учеников по домам. А двенадцатого вечером я был в творческой студии на занятиях. Это может подтвердить мой преподаватель и другие студенты.       — Чем вы занимаетесь?       — Моделированием. Делаю модели кораблей или военной техники, иногда проектирую здания. Это мое хобби.       Лука краем глаза видит, как его лейтенант устало трет виски и с силой щиплет себя за переносицу.       — Спасибо вам, мистер Доусон. Мы свяжемся с вами, если будут дополнительные вопросы.       — Найдите его… этого убийцу! Прошу вас, детективы. Такие люди не должны уходить от наказания за содеянное.       Первым делом, оказавшись на улице, напарники хватаются за сигареты. Поймав суровый взгляд уборщика, по традиции толкающего тяжелую тележку со швабрами и чистящими средствами по галерее, тянущейся вдоль торца школьного корпуса, детективы примирительно поднимают руки и устремляются на выход со двора, чтобы никто не делал им замечаний относительно курения в неположенных для этого местах. То, что за всеми углами центрального здания школы кучкуются подростки и занимаются тем же, остается как должное. А расследуемое дело тем временем путается все сильнее.       — У нас есть хоть один подозреваемый, Куджо? — затягиваясь, наконец, спрашивает Бобби, направляясь к водительской двери служебного авто.       — Пока нет…       — И что нам делать?       — Честный ответ: не знаю, — выдыхает Лука, хватаясь за дверную ручку. — Эзра сейчас скачет в модельном агентстве, пытаясь выяснить хоть что-нибудь об Алисе и ее связях.       — Но мы же не можем послать кого-то еще и сюда, чтобы расспрашивать учителей?       — Пф, конечно нет. Мне пришлось уговаривать Томпсона почти час, чтобы он разрешил операцию в «Aesthetics».       — Он счел это потенциально опасным для Хилла?       — Нет, просто жопился, как обычно. Втирал мне что-то про бюджет, про нехватку ресурсов, про то, что нравы не должны заниматься поддержкой тянущихся к земле задниц сотрудников отдела по особо тяжким, и все такое прочее. Сапсан уже давно плохо себе представляет процесс расследования, у него только колонки потраченных средств перед глазами.       — Но в итоге согласился…       — Ему некуда было деваться, Бобби. У нас ни одной значимой зацепки.       — А ты не думаешь, что убийца вообще никак не связан с деятельностью жертв?       — Именно так я и думаю.       — Зачем тогда Эзра крутит задницей перед Гарсиа?       — Чтобы узнать больше об Алисе, для чего же еще? Ее парень ничего о девушке не знал, как мы уже выяснили. Патрульные опрашивали ее подруг — те тоже утверждали, что Алиса была счастлива в отношениях и Бергеру не изменяла. Наша первая жертва жила двойной жизнью, а то и тройной, если верить информации из письма Судьи. Нам нужно выведать хоть что-нибудь полезное о ее темной стороне. Сотрудники агентства никогда бы не вывалили нам всю правду.       — Хилл прошел кастинг?       — Ага. Особо и не старался. Скоро увидим его морду в какой-нибудь рекламе.       — А вдруг он станет там самым главным «сладким» и бросит наш участок и Винса?       Лука не может сдержать смех. Детективы садятся в машину, покончив с сигаретами. Дюверье смотрит на часы и обреченно вздыхает, ведь время катастрофически убегает от них, давая все большую фору убийце.       — Тогда я тоже пойду на кастинг, мой друг. Возможно, в карьере модели я преуспею лучше, чем в полицейской работе, — отвечает он Роберту, жестом веля трогаться с места.       — Ты сомневаешься в своем профессионализме? И давно? — фыркает Мосс, заводя мотор.       — Начал недавно.       — Почему?       — Потому, что как бы я ни старался, что бы я ни делал — всегда найдется тот, кто лучше меня.       — Это ты про Морроу сейчас?! Чем он лучше, Куджо? Очнись! Нашел себе папочку и пользуется благами, которые заместитель шерифа может ему дать, вот и вся его лучшесть.       Дюверье действительно стыдно за вчерашний разговор. Он вышел из себя настолько, что даже не смог вовремя замолчать, а ведь когда-то славился исключительными навыками переговоров и умением совладать с эмоциями даже в самые напряженные моменты. Грегори был абсолютно прав: по большому счету, он не сделал и не сказал ничего такого, чтобы вызвать в капитане отчаянное желание начистить красивую мордашку. Лука слишком привык, что служба коронера активно помогала им в расследованиях. Старик Васкес всегда присутствовал на совещаниях по собранным уликам, обследовал место преступления вместе с командой криминалистов, высказывал свое мнение и давал советы. Они научились за долгие годы совместной работы не разделять полномочия на «мои» и «ваши», хоть это было в корне неверно. Морроу призвал капитана отделить зерна от плевел и оставить работу коронера непосредственно представителю коронера. В этой просьбе нет ничего странного. Значит ли это, что Дюверье на самом деле бесит в этой ситуации что-то другое?       Он снова и снова мысленно возвращается к отношениям, связывающим Грегори и Томпсона. Грегори и Гинзберга. Грегори и еще тысячу сотрудников их участка. К другим людям, являющимся частью его жизни, о которых Лука даже никогда не узнает. Это совершенно не то, что сейчас должно крутиться у него в голове. Капитану следует извиниться. И забыть про Грега, как будто его никогда и не существовало.       

Если бы Морроу умер, было бы даже не жаль.