IOCHE

— Что этот здесь забыл? — пренебрежительно выплёвывает Тэхён, смеряя Юнги настороженным взглядом. — Как будто ты не знаешь, — он делает шаг, но Чонгук предусмотрительно загораживает его спиной, не давая возможности приблизиться. — Я же просил молчать… — С хера ли я буду молчать, когда он пытается разыгрывать тут комедию? — Юнги возмущённо всплёскивает руками, с силой отодвигая младшего в сторону, благо тот сопротивляется очень вяло, а потом и сам отступает в сторону. — Где Чимин? Юнги видит, как на лице сирены на секунду мелькает замешательство, но тот быстро берёт себя в руки, вопросительно глядя на Чонгука. — Откуда вы знаете Чимина? — Ой, да ладно. Ты реально считаешь, что я в это поверю? Его… — он указывает пальцем на Чонгука, — ты ещё можешь обвести вокруг пальца, но не думай, что этот номер прокатит со мной. Где он? — Ты правда не знал, что мы знакомы? — тихо спрашивает Чонгук, с надеждой заглядывая в глаза своему парню, который растерянно качает головой. — Не знал, как же, — ворчит Юнги, наконец стаскивая с себя пальто, в котором он сейчас сварится заживо, потому что в квартире жарко, а он ещё и заведённый от того, что Тэхён так нагло продолжает лгать им в лицо. — Когда мы в заминированную тачку садились, ты тоже не знал? — Хён, закрой рот! — Чонгук в итоге не выдерживает, рявкая в ответ. — Дай мне поговорить с моим парнем! Юнги только и остаётся, что сложить руки на груди и насупиться. — Зачем он вам? — спрашивает Тэхён, жестом приглашая всех пройти в просторную гостиную. Экскурсию ему, конечно, никто устраивать не собирается, но он и без того видит, что сюда переехали недавно: часть мебели ещё стоит затянутая в фабричную плёнку, пара шкафов в полуразобранном состоянии, на кофейном столике стеклянную столешницу заменяет какой-то кусок дерева, видно, тоже деталь шкафа, на которую Тэхён и ставит чашку с кофе, а сам присаживается на диван. Чонгук присаживается рядом, в то время как Юнги остаётся стоять в стороне, потому что ещё раз задерживаться здесь он не намерен. — Юнги нужно с ним поговорить. Где он? — В кабинете, — сирена вскидывает враждебный взгляд на Юнги, — но он туда не пойдёт. — Тебя забыл спросить, — ядовито парируют ему в ответ. Чонгук тяжело вздыхает, вновь обращая внимание Тэхёна на себя. — Почему он здесь? — Потому что он мой друг. Это теперь преступление — гостить у друзей? — И как давно вы дружите? — Месяца три… Познакомились в «Обезьяне», когда я приезжал туда искать новые лица в «Утопию», — Тэхён неопределённо пожимает плечами, с беспокойством рассматривая своего напряжённого парня. — Ты же знаешь, что Кивела искала новеньких из-за того, что двое джиннов уехали со своими папиками за границу. — Знаю, — мягко подтверждает Чонгук, — и ни в чём тебя не виню. — Тогда к чему это всё? Что ему понадобилось от Чимина? — Ёбанный цирк… — бурчит Юнги себе под нос. — Просто поговорим, — заверяет Чонгук, вставая с дивана и указывая в сторону коридора. — Туда и направо. Первая дверь. — Стойте! — Тэхён подскакивает следом, увязываясь за уверенно шагающим Юнги, а после всё же умудряется протиснуться между ним и стеной, преграждая путь. — Ты поговоришь с ним только если он на это согласится. — По мне похоже, что я с тобой переговоры веду? Отойди с дороги. — Тэ… — Если бы не Гук, я бы сделал из тебя человеческую отбивную, — агрессивно шипят ему в лицо. — Ты в моём доме, значит будешь делать так, как говорю я. Посмеешь зайти туда без разрешения — пеняй на себя. Он скрывается за дверью прежде, чем Юнги успевает открыть рот, чтобы контратаковать сопутствующей колкостью. Впрочем, долго ему ждать не приходится, потому что через несколько минут Тэхён выходит из комнаты, с непроницаемым лицом кидая «Валяй», и скрывается за соседней дверью, не забыв проходя мимо больно задеть больное плечо Юнги своим. — Жди здесь, — говорит Чонгуку и закрывает за собой дверь. Чимина он находит стоящим у окна и что-то пристально разглядывающим где-то вдалеке. Он не видит его лица, но по низко опущенным плечам понимает, что тому последние дни дались не легче, чем самому Юнги. А потом сам же себя и одёргивает — какая ему вообще разница, чем суккуб был занят всё это время? По пути он прихватывает с собой одиноко стоящий у стены стул, чтобы поставить тот в центр комнаты. Кабинет, как и гостиная, пока не обзавелись полноценными предметами интерьера: тут нет даже стола, персикового цвета ковёр аккуратно свёрнут у стены, рядом с которым кто-то тестировал краску для стен — три аккуратных квадратика разных оттенков бежевого. — Что ты здесь делаешь? — первым делом спрашивает он, хотя более подходящим вопросом, наверное, было бы «какого хуя ты делаешь?». — Встречаюсь с другом. — Это можно делать и у себя дома. Суккуб кидает на него быстрый, колкий взгляд, но даже сквозь напускную озлобленность он видит, что глаза у того покрасневшие. Плакал? — Ты теперь будешь решать, где мне встречаться с друзьями? — ровно спрашивает Чимин. — Мы теперь всегда на ты? — Мы теперь ни на что. Уходи. Юнги улыбается краешками губ. Ему нравится, что Чимин наконец-то закончил со своим театром одного актёра, и теперь Шуга видит, что на самом деле из себя представляет суккуб. Он всё гадал, продолжит ли Чимин при их следующей встречи играть эту роль прилежного, кроткого мальчика, которого обидела судьба, и, признаться, рад, что тот закончил с этим официозом. — Хотел бы, но я уже говорил, что не всегда удаётся получить то, что хочешь. Собирайся, ты едешь со мной. — Никуда я с тобой не поеду! — мгновенно вскидывается суккуб, наконец поворачиваясь к нему лицом. Ничего необычного, только щёки впали ещё больше и круги тёмные под глазами. — Это не вопрос, если ты не заметил. — И что? Заставишь? — суккуб складывает руки на груди, глядя в ответ с вызовом. Когда Юнги поднимается со стула, в пару секунд преодолевая расстояние между ними, чтобы не сильно, но ощутимо пихнуть суккуба в грудь, заставляя спиной столкнуться с окном, он думает о том, что честно старался. Правда хотел, чтобы этот разговор прошёл безболезненно для них обоих. Но. — Заставлю? — шипит он, наблюдая за тем, как глаза суккуба широко распахиваются от страха и он судорожно прижимает руки к груди, готовясь в любой момент начать защищаться. — Я напомню тебе, Чимин, что ты пытался меня убить. Так что не смей сейчас играть жертву, потому что я не позволю тебе продолжать делать вид, что я — главный злодей. Здесь, — он тычет ему в лоб указательным пальцем, — должна была быть дырка от пули. И она обязательно там появится, когда я расправлюсь с Зихао. Я сдержу своё обещание, но до этих пор ты будешь делать так, как говорю тебе я. — Жгучий перец… — одними губами шепчет суккуб, и Юнги непонимающе хмурится в ответ. — Что? — Так пахнет ярость, — Чимин пристально смотрит в ответ, будто пытается что-то найти на лице Юнги, и на секунду его брови взлетают вверх от удивления. Он опускает взгляд на чужую грудь, куда-то в район сердца, бормоча: — У меня горло першит. Но это не ярость. — он склоняет голову набок, а потом, потеряв все остатки страха, тычет указательным и средним пальцами прямо туда, где у Юнги находится сердце. — Знаешь, как пахнет отчаяние? Холодом и сыростью. Будто ты три часа ходил в тумане только для того, чтобы обнаружить, что ходишь по кругу. Ты срываешь горло в надежде, что тебя кто-то услышит и ответит, но в какой-то момент перестаёшь слышать даже самого себя, окончательно сорвав связки. — Чимин поднимает на него взгляд и Юнги кажется, что он смотрит не в глаза, а прямиком в душу. — Это из-за меня? Юнги резко отходит назад, отворачиваясь. В ушах на повторе звучит вопрос суккуба, и ему нужен по крайней мере десяток секунд, чтобы собрать в кучу мысли и убедить себя, что это неправда. Что бы сейчас ни говорил суккуб, он делает это для того, чтобы спасти собственную шкуру. Это не касается его. Это не про него. — Немедленно собери вещи, — в итоге говорит он, стараясь, чтобы голос звучал холодно и незаинтересованно, а после стремительно покидает кабинет. Прощание выходит долгим и драматичным. Чимин убеждает Тэхёна, что с ним всё будет нормально, и, разумеется, сирена не верит в это ни на грамм, потому что в итоге Юнги приходится выслушать пятнадцатиминутное введение в то, что Тэхён сделает с ним, если с головы суккуба упадёт хоть волосок. На суккуба он больше не смотрит, пропуская того на выход следовать за Чонгуком, сам замыкает эту унылую процессию. Чимин оборачивается на него единожды, кидая взгляд, который Юнги так и не удаётся расшифровать. — Мы едем ко мне домой? — спрашивает суккуб, непонимающе хмурясь, когда они въезжают в район, где, согласно адресу, находится его дом. — Не в лес же тебя вывозить, — тут же отзывается Чонгук, пытаясь пошутить, но выходит коряво. Юнги краем глаза видит, что младший подхватил всеобщее напряжение, которого в салоне авто хоть отбавляй. Очевидно, что того ждёт долгий и тяжёлый разговор с сиреной, и Юнги не знает — завидовать или сочувствовать, потому что степень тяжести собственного предстоящего разговора с суккубом оценивает на максимум. Местом проживания суккуба оказывается старенький четырёхэтажный дом без лифта практически на самом отшибе Чунмина. Вопросов у Юнги хоть отбавляй, но становится их всё больше, когда они заходят в крошечную двухкомнатную квартиру, в которой даже нет коридора. С порога они сразу попадают в гостиную, совмещённую с кухней. По левую сторону две двери, и Юнги предполагает, что одна ведёт в спальню, а вторая — в уборную. — Указания? — Пришли мне сюда двух ребят, пусть охраняют вход, — обращается он к Чонгуку, который остаётся стоять на пороге. Чимин, зайдя в квартиру, тут же исчез в спальне. — Дай мне пушку. Свою в машине забыл. Чонгук тянется рукой к оружию, при этом выражая высшую степень сомнения относительно правильности такой просьбы, и Юнги приходится сказать: — Ничего я с ним не сделаю. Дождись, пока приедет охрана, и можешь быть свободен. — Паршивый денёк, — говорят ему напоследок, и он не может с этим не согласиться. Закрыв дверь, он сразу направляется на кухню, которая по факту представляет собой полностью пустой холодильник, раковину и одну тумбу, на которой стоит микроволновка. Никакой плиты, кухонной утвари или других бытовых девайсов он не наблюдает, зато под столом оказывается спрятанной бутылка вина, которую он без зазрения совести откупоривает на месте. Есть в жилище суккуба что-то очень странное. И это он не о полном отсутствии еды в нём или том факте, что кроме дивана с телевизором в гостиной оказывается только одинокая полка, заставленная разной мелочью да фотографией — семья Чимина. Дело в том, что суккубы так не живут. Кто бы что ни говорил о том, что «Золотая обезьяна» — дыра, какой ещё поискать, но там тоже платят. Будь Чимин феей или джинном, которые есть во всех борделях, он бы ещё мог понять его уровень жизни. Но он суккуб. Суккубам дарят подарки, одежду, украшения, просто суют деньги пачками. Суккубу вообще не нужно ничего такого делать для того, чтобы обеспечить себе финансовую независимость, и в то же время он же видел, что Чимин может пару дней подряд ходить в одной одежде. Он знает, что тот ложился под оборотней в гон, потому что за это платят больше, и это был его собственный выбор. Но если у него нет парня, который забирает все деньги, куда суккуб их тратит? Он делает второй глоток прямо из горла ровно в тот момент, когда суккуб выходит из спальни. Тот переодевался, сменив джинсы с водолазкой на домашние широкие штаны и оверсайз футболку. — Хотел пожелать чувствовать себя как дома, — он кидает выразительный взгляд, который, наверное, значит, что Юнги немного опередил пожелание. В ответ он салютует бутылкой, на что суккуб только неопределённо хмыкает и усаживается на диван. — Ты здесь останешься? — Не говори ерунды, — он присаживается на пол напротив суккуба, подпирая стену под подоконником спиной, и демонстративно кладёт пистолет перед собой. Чимин своим видом никак не показывает, что обеспокоен присутствием оружия рядом. — На входе будут стоять мои люди, а завтра ты познакомишься с Намджуном. Мне будут докладывать обо всём, что здесь происходит, так что не думай выкинуть какую-то херню, если не хочешь остаться без головы. — Я не могу здесь оставаться, — возражает суккуб, кажется, всерьёз обеспокоенный мыслью, что ему придётся сидеть в четырёх стенах. — Мне надо в бордель, я… — Мне плевать, — перебивают его. — Веришь? Мне абсолютно похер на то, что тебе там надо. — Ты не понимаешь! Я не могу здесь оставаться, — суккуб не слышит или не хочет слушать, принимаясь нервно теребить край диванной подушки. — Он знает мой адрес, он убьёт меня. Я уехал к Тэ, потому что видел одних и тех же людей, бродящих в округе. Я знаю, что они приходили за мной, и как только ты оставишь меня здесь, они вернутся. — Если вы с ним заодно, зачем ему тебя убивать? Суккуб отводит взгляд, тихо сообщая: — Он думает, что я теперь на твоей стороне. Юнги тянется рукой к подоконнику, чтобы наощупь достать пепельницу, которую видел краем глаза, и спускает ту к себе на пол. — Поясни, — просит он, занятый тем, что пытается поджечь сигарету, но зажигалка упорно отказывается работать. Спустя, кажется, десяток тщетных попыток суккуб всё-таки сдаётся, и с тяжёлым вздохом поднимается с дивана, чтобы на полке найти свою зажигалку. К лицу Юнги тут же подносят огонёк. — Когда ты выжил, он оборвал контакт. Я много раз пытался связаться с ним, но всё, что мне сказали в ответ — в моих услугах больше не нуждаются, — Чимин присаживается напротив, копируя чужую позу, только получается у него элегантнее. — Думаю, после той прогулки на набережной он решил, что мы теперь заодно, потому что с тех пор я периодически видел людей, следящих за мной. Они держались на расстоянии, но я знаю, что это были его люди. Слушая это, Юнги не может не отметить с каким спокойствием говорит Чимин. Будто зачитывает рецепт пирога. Или пересказывает недавний сериал. Будто для него это всё — не больше, чем назойливое недоразумение, которое разрешится как-то само. — Он наверняка уже в курсе, что ты знаешь, что я пытался убить тебя. Знает, что ты отправился искать меня и нашёл, — невесело усмехается Чимин, прерывисто выдыхая дым в потолок. — Это вопрос времени — когда он придёт сюда. — Подожди-ка… — хмурится он, пытаясь соединить точки в голове, а потом внезапно весело усмехается, тыкая в сторону суккуба сигаретой, зажатой между пальцами. — То есть ты хочешь сказать, что теперь мы в одной лодке? Суккуб в ответ косится с подозрением, когда видит, что Юнги едва ли не сияет от самодовольства. — В этом нет ничего смешного. — Нет-нет, — он машет сигаретой из стороны в сторону, и с каждой секундой улыбка на его лице приобретает всё большее подобие оскала, — обычно я говорю, что вся эта кармическая херня «поступай так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой» и прочее — полнейшая чушь, но что я вижу… Суккуб закусывает губу, не смея прерывать чужой радости. — Другими словами, ты не доживёшь до послезавтра, если я не вмешаюсь. Чимин поверженно вздыхает, но Юнги даже не нужны словесные подтверждения, чтобы понимать — жизнь суккуба полностью в его руках. Он затягивается с довольным видом, сквозь прищур разглядывая фигуру суккуба, который по мере продвижения беседы больше не выглядит таким уж и невозмутимым. Он не смотрит прямо, предпочитая бросать короткие взгляды в пол-оборота, но и их достаточно, чтобы Юнги мог прочитать в тех обеспокоенность. — Тогда предлагаю начинать тебе говорить. Кто он? — Ло Зихао. — Заканчивай нести чушь и начинай давать полезную информацию, — жёстко сообщает он. — Никакого Ло Зихао не существует. — Хочешь сказать, что я полжизни с призраком общался? — внезапно заводится суккуб. — Сколько? — Он мой друг детства! Я всю жизнь знаю его под этим именем, так что не смей говорить мне, что его не существует! В помещении наступает долгожданная тишина. Юнги тянется к бутылке, делая пару щедрых глотков, пока суккуб низко опускает голову, собираясь с мыслями и нервно потирая пальцы. Шуга уже успел заметить, что когда Чимин нервничает, то постоянно либо что-то щупает, либо просто перебирает пальцами. — Мы познакомились, когда мне было семь лет. Он жил в моём городе, в соседнем районе, — Юнги мысленно делает пометку проверить всех корейцев, живущих в Шанхае. — Когда мне было двенадцать, он сказал, что переезжает с семьёй в Китай. Отцу предложили хорошую работу. Ему тогда было шестнадцать, и он без умолку говорил о том, что сможет там найти подработку. Будет слать мне открытки, мелкие сувениры, и поначалу так и было… — Ближе к сути, Чимин. — Да, — суккуб тяжело вздыхает. — Потом связь оборвалась и до восемнадцати я ничего о нём не слышал. А потом он внезапно приехал, сказал, что может забрать меня с собой. Говорил, что уже давно нашёл хорошую работу, может обеспечить нас обоих. И я… — он неопределённо ведёт плечами, — поехал. — А потом предложил убить человека, — язвительно подмечает Юнги, на что получает колкий взгляд, который полностью игнорирует. — Что он пообещал? — О чём ты? — Да брось. Тебя попросили убить главу самой влиятельной семьи в Шанхае, и ты хочешь сказать, что ничего за это не попросил? — Он мой друг, — тише повторяет Чимин. — Который не собирается оставлять тебя в живых. — Да что ты знаешь… — внезапно шипит суккуб, глядя в ответ с неприязнью. — Сколько Чонгук не рассказывал тебе об отношениях с Тэ? Наверное потому, что ты такой охуенно крутой друг, который не может принять чужой выбор, и… — Поаккуратнее на поворотах, Чимин, — предупреждает Шуга. — Иначе убьёшь меня? — не унимается суккуб. — Становись в очередь. Юнги с силой вжимает окурок в пепельницу, в секунду меняясь в лице. Чимин это замечает моментально, если судить по тому, как напрягается всем телом, будто готовый, что его в любую секунду повалят на пол. И как же ему надоело, что почти любой их разговор заканчивается желанием немедленно набить друг другу морды. Тошнит уже. — Где мне его искать? — как можно более ровно спрашивает Юнги. — Не знаю. Я ведь сказал, что потерял с ним связь. Даже не уверен, в Шанхае ли он сейчас. — И, разумеется, ты не знаешь, кто его брат. Чимин отводит взгляд. — Он никогда не называл имён. Показывал только фотографию, где они ещё подростки. Другими словами, суккуб для него абсолютно бесполезен. Он действительно надеялся, что Чимин сможет дать хоть какую-то более или менее полезную информацию, но в итоге получил только ещё одну проблему себе на голову. Но если Зихао так нужно убить его, это значит, что суккуб всё же что-то знает. Осталось только понять, что именно. — В прошлый раз ты обвинил меня в том, что я делаю выводы за тебя, — вспоминает он то, что последние дни не давало ему покоя, — так что спрошу прямо в этот раз: что между нами было до аварии? — Ничего, — мгновенно выпаливает Чимин. — Ничего, — задумчиво повторяет он, вытаскивая из кармана свой телефон, на котором заблаговременно сохранил пару скриншотов. Он зачитывает: «Спасибо за то, что одолжил мне свою куртку. Она пахнет тобой». Дальше: «Я думал о том, что ты мне сказал. Просто хотел сказать, что ты можешь написать мне, если опять почувствуешь себя одиноко». Дальше: «Не могу спать, зная, что у тебя сегодня гонка. Напиши, что всё хорошо, ладно?» Дальше: «Хочу увидеть тебя сейчас». Дальше: «Я просто не хочу спешить. Мне кажется, что в любой момент это может закончиться». И с каждой репликой лицо суккуба всё больше теряет в краске, пока, наконец, он не взмаливается: — Перестань, пожалуйста. — Я повторю ещё раз, Чимин, чтобы не надумывать себе лишнего. Между нами ничего не было, да? Суккуб поднимается с пола, и его лицо болезненно кривится, когда он выпаливает пренебрежительно: — Да, между нами ничего не было. Это всё — часть моего плана, чтобы втереться к тебе в доверие, ясно? Перестань считать, что между нами могло что-то быть. — Уже перестал, — пресно сообщают ему. Юнги поднимается следом, проверяя телефон, на котором непрочитанным висит сообщение от Куки о том, что тот в итоге оставил машину внизу и решил пройтись пешком. Несложно догадаться, куда. — Так ты защитишь меня? — несмело спрашивает суккуб, когда Юнги уже почти выходит за дверь. Он так и замирает с рукой в воздухе, не спеша поворачиваться на голос, потому что ему нечего сказать. Защитить? А кто в итоге защитит его от самого суккуба? — У тебя пистолет на полу. Защищайся, — в итоге просто говорит и выходит из квартиры. Взяв ключи у одного из своих людей на выходе, он садится в машину, точно зная, что домой сегодня не поедет. Говоря Кивеле впервые, что хочет себе мальчика на ночь, он специально выбирает молодого парня с платиновыми волосами и даже не заботится о том, что все движения получаются грубее обычного, каждый толчок внутрь податливого тела будто месть за что-то, что он пока не может сформировать в своей голове. Он сбрасывает чужие руки с себя, переворачивает фею лицом в подушку и действует механически, по накатанной, просто чтобы закрепить в голове мысль, что ничего не было. И быть не могло.

***

Припарковав машину у входа в ресторан, который Хо обрёк быть сегодня местом их встречи, Юнги едва не валится с ног от усталости. Почти до самого утра он развлекался с феей, а приехав домой, вместо сна предпочёл закопаться в рабочие дела, которые уже давно требовали к себе внимания, и как итог — к назначенному времени он чувствует себя донельзя паршиво, а виной всему как всегда суккуб. Юнги даже усмехается самому себе, когда ловит себя на мысли, что за последние несколько дней это буквально стало его единственным поводом к размышлениям. Давно он так много и долго не думал о ком-то, жаль только повод невесёлый. Хостес долго расшаркивается перед ним на входе, но в итоге всё же провожает за столик в самом углу, который предусмотрительно огорожен от остальных плотными шторами. Хо ещё не приехал, что не мешает Шуге сразу же заказать бутылку чего-то дорогого на усмотрение официанта. Ему приносят бутылку красного, уверяя, что это вино подходит практически под любое блюдо, а Юнги благоразумно не сообщает, что плевать он на это хотел, под ошарашенный взгляд официанта самостоятельно наливая себе бокал до краёв. Что его так задевает? Наверное, то, что Сокджин, как всегда, оказался прав. Разговаривая вчера с суккубом, он больше всего боялся, что тот что-то попросит, и в тайне он надеялся, что это будет что-то тривиальное: деньги, недвижимость, частный борт в другую страну, где его никогда не найдут. Но Чимин сделал это. Он попросил защитить его. Потому что Чимин — обычный парень. Потому что Чимин влез в ситуацию, о серьёзности которой даже не подозревал. Потому что Чимину двадцать два и он не должен бояться, что в один прекрасный момент ему в голову прилетит пуля. Сокджин был прав — Юнги попытается его спасти. Будет ненавидеть себя за это, презирать за то, что прогнулся, возможно, даже станет объектом насмешек за то, что прикрывает какую-то шлюху, но Зихао не отдаст. Это не его война, не ему в ней погибать. — Ты такой красивый, когда задумываешься, котёнок, — от размышлений его отвлекает чужой вкрадчивый голос. Юнги поднимает глаза, чтобы столкнуться с заигрывающим взглядом Хо. Тот приземляется на стул напротив и окидывает взглядом уже наполовину пустую бутылку. — Мог бы и подождать. — Это не последняя бутылка в ресторане, закажешь ещё одну. — Кто-то не в духе, — цокают в ответ. Хо, тем не менее, чужим плохим настроением заряжаться не спешит, с деловитым видом изучая меню. Подошедший официант скрупулёзно записывает в блокнот заказ, из пяти позиций которого Юнги принадлежит только суп из морепродуктов, потому что в горло со вчерашнего дня не лезет. — Итак, — начинает он, складывая руки перед собой, — что тебе нужно? — Неправильный вопрос, — Хо качает головой. — Что нужно тебе, Шуга? Юнги вопросительно приподнимает бровь. — Я вот смотрю, как твои люди третью неделю подряд бегают по городу, будто ужаленные в задницу, и думаю: «Когда, наконец, ты попросишь помощи по-нормальному?» — Твоя помощь дорого стоит. — У тебя никогда не было проблем расплатиться за неё, — мужчина расплывается в тёплой улыбке, услужливо подливая им обоим вина. — Я не поменял расценки. — Я бы предпочёл деньгами, — кисло отвечает он, залпом опустошая половину бокала. — Проблемы в раю? — Так с чем конкретно ты собрался помогать? Предыдущий вопрос он предпочитает игнорировать, и Хо вроде как не в обиде, потому что только легко пожимает плечами, сообщая: — Ты — Голос Шанхая, Шуга. А я — его уши. И когда Шанхай тебе отвечает, то я слушаю. Юнги откидывается на спинку стула, перебирая в пальцах незажженную сигарету. У него со вчерашнего дня не работает зажигалка, а новую он так и не додумался купить, вот и приходится стрелять у окружающих. Он ждёт, когда официант повернёт к ним голову, чтобы подозвать к себе, но Хо уже протягивает свою. Юнги благодарно кивает, прикуривая. — И что он говорит? — Что ты в огромной заднице, — просто отвечает Хо. — Что на поле появился новый игрок, которого ты не можешь усмирить. Что семьи бездействуют. Что мелким бандам уже начали поступать предложения переметнуться на чужую сторону, пока есть возможность, потому что как только человек, который охотится на тебя, придёт к власти, он погребёт под собой весь Шанхай, не оставив никого в стороне. Либо с ним, либо под землёй. — И ты в это веришь? — Моя задача слушать, — повторяет он, — а не верить. — Почему ты так рьяно хочешь втянуть себя в это? Помнится, ты всегда предпочитал держаться в стороне. — Просто очень хочу, чтобы ты принял моё условие оплаты. — И это… — Твой суккуб. Юнги насмешливо фыркает. — Ты же знаешь, где он работает. Приди и закажи. — А ты наверняка знаешь, что он там уже давненько не появлялся. Не подскажешь его местоположение? — Понятия не имею, — Юнги пожимает плечами, принимаясь за свой суп. — С другой стороны, это как-то низко даже для тебя — подбирать за мной объедки. — Что не сделаешь, чтобы быть ближе к тебе. Юнги смеряет своего собеседника нечитаемым взглядом, не собираясь никак это комментировать. Он знает, что одержимость Хо иногда принимает устрашающие обороты, но не до такой же степени. — Какое у тебя конкретное предложение? Хо расплывается в чарующей улыбке, будто только и ожидал этого вопроса. Он откладывает вилку, которой только что ковырялся в лобстере, и говорит: — У меня есть информация о твоём суккубе. — Хо, если ты так хочешь покувыркаться со шлюхой, то просто приходи в «Утопию». Я лично подберу тебе самую лучшую. Хо усмехается, демонстрируя поднятый указательный палец. — Но я не хочу любую шлюху. Я хочу твою. — И речи быть не может. — Почему? — Потому что он — мой, — резко выпаливает Юнги, в ту же секунду жалея, потому что без слова «шлюха» в конце это звучит как заявление. Хо довольно кивает чему-то своему, делая паузу, чтобы пригубить ещё немного вина. — Тогда тебе будет полезно это услышать. За голову твоего мальчика объявлена награда. По моей скромной оценке пол города уже точат ножи, чтобы выйти на охоту. Юнги непонимающе хмурится. О чём он вообще? Они же не в «Судном дне» снимаются. Он пытается сохранять невозмутимость, понимая, что Хо не станет трепаться просто так, если он не владеет достоверной информацией, когда спрашивает: — Кто отдал приказ? — Ло Зихао. Слышал о таком? Сука. Чимин был абсолютно прав, когда говорил, что его уберут при первой возможности. Юнги просто не думал, что это может достичь таких масштабов. — Знаешь что-то о нём? Хо в ответ пожимает плечами. — Тут и там, но пока ничего конкретного. Юнги хочет спросить что-то ещё, но от разговора его отвлекает мигающий сообщением телефон. Намджун: «Код красный». «Квартира Чимина». Он на автомате печатает:

Мин: «У нас блять нет красного кода».

Он поднимается со стула, наспех натягивая на себя пальто и попутно спрашивая: — Что я должен тебе за информацию? — Ты уже заплатил, — пространно сообщает Хо, возвращаясь к поеданию лобстера. — Ага, — тупо соглашается в ответ, кидая: — Будет что-то по Зихао — дай знать. И устремляется на выход, слыша вдогонку: — Удачи, котёнок. Подъезжая к дому суккуба он отмечает про себя две вещи: улица перед домом необычайно тихая и пустая, а ещё здесь кто-то разбил по меньшей мере двадцать бутылок, потому что асфальт усыпан стеклом. Он не придаёт этому значения, мгновенно ныряя в подъезд и в рекордные сроки достигая лестничного пролёта последнего этажа, где его уже ждёт взволнованный Намджун. — У вас, блять, была одна единственная задача… — начинает он, пытаясь зайти в квартиру, но Джун моментально преграждает ему путь. — Что случилось?! — Обстреляли всю квартиру. Я зашторил окна и заблокировал то, которое в гостиной, диваном, но всё равно будь на чеку. — Юнги в нетерпении переминается с ноги на ногу, пытаясь заглянуть Джуну за спину, но тот не даёт. — Стреляли с крыши соседнего здания, но там уже никого нет. Мы проверили. — Да похер мне на это, — шипит он. — Чимин где? — Заперся в ванной, — Юнги опять пытается просочиться в квартиру, но на этот раз Намджун резко дёргает его за плечо, останавливая. — Да послушай ты! С ним были мои ребята в квартире. Оба мертвы, но когда я нашёл Чимина, один ещё был жив, и Чимин пытался оказывать ему первую помощь… Он бы всё равно умер, но Чимин думает, что это его вина. — С ним всё нормально? — Видимых повреждений нет, а морально… — Намджун тяжело вздыхает. — Ты знаешь, как это бывает. Меня к себе не пускает, поэтому позвонил тебе. — Правильно сделал, — Юнги стягивает с себя пальто, отдавая Джуну. — Собери его документы, что-то из одежды, прихвати с собой вот ту фотографию на полке и всё, что посчитаешь нужным. Вызови людей, чтобы прибрали, и жди в машине. — Постой, — Намджун непонимающе хмурится. — Куда ты его везёшь? — К себе, Джун. Эта тварь назначила награду за его голову. Часа через полтора здесь будет очередь из головорезов, так что нам бы желательно смотаться отсюда до этого момента. Дверь в ванную оказывается приоткрытой, но Юнги пару раз стучит в неё, чтобы не застать и без того шокированного суккуба врасплох. — Чимин? — зовёт он, но в ответ слышит только тишину. Он осторожно приоткрывает дверь, заглядывая внутрь, и обнаруживает суккуба, забившегося в угол между душевой кабиной и раковиной. У того все руки в крови, нижняя часть серой футболки также испачкана кровью, как и серые домашние штаны. Но больше всего его напрягает не это, а то, что суккуб крепко сжимает в руках пистолет. Тот, который он оставил вчера на полу. — Чимин… — он делает пару шагов навстречу, внимательно следя за реакцией суккуба, но тот даже глаз на него не поднимает, уставившись в одну точку. Юнги тяжело вздыхает, когда понимает, что просто не будет, и присаживается на колени перед суккубом, пытаясь установить зрительный контакт. — Чимин, это Юнги. Слышишь меня? Никакой реакции. Как бы ему не хотелось признавать, но он прекрасно знаком с тем состоянием, в котором находится суккуб. Видеть чужую смерть так близко — тяжело, но ещё тяжелее, когда умирают у тебя на руках, и Юнги отдал бы сейчас всё на свете, чтобы Чимин перестал чувствовать то, через что ему приходится сейчас проходить. Но он не может. Всё, что он может — это попытаться забрать у того пистолет, чтобы он не навредил себе ненароком, трижды прокляв свою тупую идею оставить оружие здесь. Но как только он делает движение к нему, протягивая руку, суккуб крепче вцепляется в пушку, направив её на Юнги. Тот мгновенно вскидывает руки в воздух. — Ладно, я понял, — бормочет себе под нос, судорожно соображая как быть в такой ситуации. Озарение приходит внезапно. — Золотце? Он облегчённо вздыхает, когда суккуб реагирует моментально, поднимая на Юнги покрасневшие, заплаканные глаза. — Золотце… — мягко повторяет он, и ему кажется, что Чимин даже кивает в ответ, соглашаясь со сказанным. — Отдашь мне пистолет? Он тебе больше не понадобится. Чимин озадаченно хмурится, переводя взгляд с Юнги на оружие. — Я обещаю, что он тебе больше не понадобится, — повторяет он, делая очередную попытку вновь потянуться за пистолетом, и в этот раз ему без препятствий удаётся забрать тот из чужих рук. Он на автомате ставит тот на предохранитель и засовывает от греха подальше себе за пояс, в следующую секунду бросая внимательный взгляд на суккуба. Тот продолжает смотреть в ответ изучающе, будто видит в первый раз, а потом просто протягивает ему свои окровавленные ладони. Как ребёнок, который случайно испачкался в грязи, и теперь в немой просьбе просит что-то с этим сделать. Брови суккуба заламываются в непонимании, когда он возвращает взгляд на испачканные кровью руки, а потом вновь тычет ими в сторону Юнги. Тот видит, как дрожат пальцы Чимина сейчас. — Вставай, — мягко, но в то же время требовательно. Юнги не даёт ему времени на размышления, подхватывая под локти, и Чимин покорной куклой позволяет поднять себя и расположить у раковины. Первым делом он осматривает суккуба на предмет повреждений, но тот, как и сказал Намджун, отделался только парой царапин на руках, видимо, от рассыпанного по полу стекла. Он сдёргивает с вешалки первое попавшееся полотенце, и, намочив то, принимается наскоро вытирать кровь с чужих рук. Чимин всё это время меланхолично наблюдает за чужими действиями, за тем, как миллиметр за миллиметром чужая кровь исчезает с собственной кожи, оставляя после себя розовые разводы. Юнги работает скурпулёзно, но быстро, желая поскорее унести отсюда ноги, потому что пока суккуб в шоке, он позволит делать с собой всё, что угодно. Но это состояние не продлится долго, и как только того накроет истерика, им желательно уже оказаться где-то в более безопасном месте. — Я пытался… — тихо начинает Чимин, не поднимая опущенного в пол взгляда. — Он был жив… я мог спасти… — он горько всхлипывает, жмурясь на долю секунды, а после резко мотает головой. Юнги видит, как дрожат его губы. — Кровь всё не переставала течь… Под конец фразы его голос ломается окончательно, и это, видимо, не нравится уже самому суккубу, потому что он резко собирается развернуться к раковине, и Юнги стоит больших сил удержать его на месте. У Чимина вся одежда в крови, на щеках и подбородке редкие разводы — видимо, вытирал слёзы окровавленными руками — и Юнги не позволит ему видеть себя таким. Поэтому он мягко придерживает суккуба за подбородок, стараясь не смотреть в глаза, потому что знает — в данный момент он там ничего не найдёт, кроме тотального, всепоглощающего отчаяния. Ему нравятся глаза Чимина — то, как те блестели восторгом, когда ему вручили тётушкины печенья; то, как играли озорными бликами, когда он разыгрывал спектакль перед охранником в больнице; как Чимин смотрел спокойно и покровительственно на город с подножия горы. Юнги хочется вернуть время вспять и подарить ему именно эти моменты, а не пропахшую кровью тусклую ванную. — Ты всё сделал правильно, — тихо говорит он, краем полотенца намереваясь стереть с щеки суккуба последнее кровавое пятнышко, но не успевает. Ему прилетает в тот же момент. Несильно, но достаточно ощутимо. Чимин толкает его в грудь настолько внезапно, что Юнги на автомате делает шаг назад, едва не сталкиваясь затылком с вешалкой позади, пока суккуб продолжает наносить хаотичные удары с не пойми откуда взявшейся яростью. — Правильно?! — Юнги даже не пытается уклониться, когда ему прилетает по больному плечу. Только стискивает зубы, надеясь, что захлестнувшая суккуба волна агрессии пройдёт так же быстро, как и началась. — Я просил тебя! Я говорил тебе, что он придёт за мной! Я просил тебя убить меня прежде, чем он доберётся до меня! А потом суккуб внезапно замирает, понуро опуская плечи, и его лицо кривится от боли, когда он спрашивает: — Почему ты оставил меня? Юнги подхватывает его прежде, чем Чимину удаётся сползти на пол в тихой истерике. — Прости, — тихо шепчет ему в макушку, прижимая ближе к себе. Суккуб вяло отпирается первые несколько секунд, но потом обессиленно затихает в объятиях, принимая их. Юнги знает, что этого чертовски мало. «Прости» не поможет суккубу справиться с тем, через что тот проходит. Не отгонит ночные кошмары. Не сотрёт воспоминания. Он проводит ладонью по спутанным светлым прядям, привлекая Чимина ближе к себе и позволяя тому уткнуться лбом в плечо. — Ты прав, я должен был тебя защитить, — он отстранённо наблюдает в отражении за тем, как плечи парня подрагивают в тихой истерике. Юнги прижимается щекой к чужой макушке, продолжая придерживать суккуба за плечи, но этого и не требуется — Чимин сам льнёт к нему, крепко обнимая руками за талию. Юнги только успокаивающе поглаживает его по спине, держа голос на уровне шёпота. — Поэтому я отвезу тебя туда, где будет безопасно, ладно? Он не найдёт тебя там. Чимин отрицательно качает головой, сдавленно всхлипывая, и поднимает на него заплаканный взгляд. — Ты не понимаешь, нет такого места… Где бы я ни был, он… — Я обещаю, — прерывает его Юнги, твёрдо добавляя: — Я не оставлю тебя. Выходя из квартиры, Юнги продолжает прижимать суккуба к себе, чтобы тот не увидел тела на полу. Намджун благоразумно прикрыл их простынями, но и без этого два безжизненных тела посреди разрушенной квартиры выглядят устрашающе. Усаживает суккуба на заднее сидение своей машины, предусмотрительно кутая того в своё же пальто. На улице начало ноября, а он ещё в квартире заметил, что руки у того ужасно холодные, видимо, от стресса и того факта, что в квартире Чимина не осталось ни одного целого окна. — Езжай за нами, — говорит он подошедшему Намджуну. — Подстрахуешь. — Думаешь, может завязаться погоня? — Честно говоря, я уже не знаю, чего ожидать, — отвечает предельно честно. Намджун понимающе кивает. До дома Юнги они добираются без приключений, и ему бы этому радоваться, но что-то не радуется. Он уже успел позабыть о том времени, когда каждая поездка куда-то заставляла задуматься о том, вернётся ли он обратно живым. Четыре года назад, когда он наконец-то получил империю в свои руки, Легион не давал ему ступить и шага без того, чтобы не оглядываться по сторонам. Никто не хотел Юнги у власти. Ни одна живая душа не думала, что он сможет стать достойной заменой его отца. Разумеется, без влияния самого отца Юнги не обошлось, потому что даже из могилы тот продолжал диктовать собственные условия. Потому что его отец положил жизнь на то, чтобы убедить и Юнги, и всех окружающих, что из него никогда не получится достойного наследника. По мнению отца, он был бесхарактерным. Он не воспитал из Чонгука машину для убийств как того хотел отец. Чонгук должен был быть его тенью, он должен был принимать на себя все удары, должен был положить свою жизнь по первому требованию. Чонгук для этого и появился в их семье, а Юнги так феерично просрал шанс получить себе пожизненного раба. Юнги скучал по матери, что в понимании отца было верхом мягкотелости, потому что нельзя скучать по тому, кого ты любил. Его мать не справилась, оставила их, и отец закономерно считал, что это — высшая степень проявления предательства, а предательство должно наказываться. Даже если тебе шесть лет и ты не в полной мере осознаёшь, почему мама больше не придёт домой. Он старался не вестись на провокации, когда отец стравливал их с сестрой. Лез с кулаками каждый раз, когда тот пытался поднять руку на Чонгука. Смиренно принимал собственные наказания за вещи, за которые детей нельзя наказывать: разбитая случайно дорогая ваза; следы от ботинок на паркете, когда они возвращались с охоты; сворованные на кухне конфеты, потому что Фэй очень просила; первый поцелуй с мальчиком. Юнги, быть может, ещё бы смог как-то выбраться из немилости отца, повзрослев и перестав делать мелкие ошибки из-за детской неуклюжести, но вот карту своей ориентации ему крыть было нечем. Поэтому первые полгода после его смерти он умывал Шанхай кровью. Доказывал, что достоин, что отец не потратил двадцать четыре года своей жизни впустую. Всё для того, чтобы сейчас вернуться в исходную позицию. Ему интересно только одно: он вообще когда-то сможет разорвать этот порочный круг? Зайдя в квартиру, он сразу отводит Чимина на второй этаж, полагая, что экскурсия может подождать до утра. — Здесь иногда остаются Чонгук или сестра, но сейчас она полностью твоя, — говорит он, ставя рядом со входом небольшую сумку, куда Намджун сложил некоторые вещи. Размер той вовсе не внушает надежды на то, что там есть хотя бы половина того, что может понадобиться суккубу, но об этом подумает завтрашний он. Это гостевая комната, и она никаким образом не подходит для долговременного проживания. Из мебели здесь только двуспальная кровать и комод с зеркалом, потому что ни Фэй, ни Чонгук никогда не задерживались здесь дольше пары дней, аргументируя это тем, что с несносной задницей Юнги ужиться не так просто. И это при том, что они выросли вместе. Юнги дулся и специально не придавал комнате больше уюта, чтобы некоторым неповадно было. Зато здесь есть отдельная ванная комната и выход на балкон. — Моя комната напротив, — говорит он, наблюдая за тем, как суккуб растерянно озирается по сторонам. По нему видно, что он пока не в полной мере отошёл от происходящего, но уже хотя бы не копирует манекен, и на том спасибо. — Ты хочешь есть или пить? — Нет. Юнги кивает в ответ, но больше своим мыслям, а потом покидает комнату, вспомнив, что Джун, наверное, не удосужился сложить в сумку самое главное — одежду. А то, в чём сейчас суккуб, безнадёжно испорчено. Он роется в своём гардеробе, вытаскивая из его недр какой-то нераспакованный комплект простых хлопковых штанов чёрного цвета и футболки в тон, а потом, немного пораскинув мозгами, срывает с вешалки ещё и кардиган, критично оценивая свой выбор. На сегодня пойдёт. Он возвращается в соседнюю комнату, чтобы обнаружить, что суккуба в ней уже нет, а в ванной шумит вода, и, оставив одежду на кровати, спускается на первый этаж. Гостиная встречает его видом развалившегося на диване Намджуна, у которого в одной руке телефон, во второй — тумблер с виски, а на лице сложный мыслительный процесс. — Тебе не кажется, что Джин что-то знает? — говорит он в ту же секунду, когда Юнги присаживается рядом, сразу же хватаясь за пачку сигарет, которые, как и его стакан с алкоголем, предусмотрительно уже лежат на журнальном столике. Вот за это ему и нравится Джун — думает на несколько шагов вперёд. — Рассказал ему о том, что произошло, но вместо истерики на тему того, что ты решил приютить предателя, он сказал, цитирую: «Пусть закрывает дверь на ночь». — Джину тридцать пять, — флегматично, — У него уже начинается маразм, а через пару лет он и имени своего не вспомнит. Намджун коротко усмехается. Подъёбывать Джина за возраст — это их пассивный вид спорта. — Какой-то он лояльный становится на старости лет. — Пора искать сиделку, — Юнги откидывается на спинку дивана, только сейчас в полной мере осознавая, что устал как чёрт. И морально, и физически. — Думаю, в гостевую комнату нужно заказать прикроватные тумбочки. И плазму. Намджун поднимает на него вопросительный взгляд, на что Юнги поясняет: — Комната совсем пустой кажется. Чимину будет неуютно. — А мнение Чимина тебя заботит потому, что… Юнги пожимает плечами. У него нет ответа, просто комната действительно кажется неуютной. — Подожди, ты всерьёз собираешься оставить его здесь? Как будто у него есть выбор. Он убеждает себя в том, что это всего лишь на некоторое время, пока ситуация с Зихао не уляжется, но, по правде говоря, он практически убеждён в том, что этого не случится в ближайшее время. — На первое время, — уклончиво сообщает он Намджуну. — Тогда Джин прав. Закрывай дверь на ночь. Юнги фыркает. — Ты видел в каком он состоянии? Вряд ли у него хватит сил прикончить меня во сне. — Напомню тебе, что до некоторых пор ты вообще не знал, что он связан с Зихао. И то правда. Юнги, наконец, подкуривает сигарету, которую до этого бездумно крутил в пальцах и с наслаждением затягивается никотином. — Мне остаться здесь? — Будешь охранять мой сон? — насмешливо спрашивают у него. — Нет, езжай домой. — А если остальные узнают, где Чимин? — Это крепость, Джун. К тому же, нужно быть полным идиотом, чтобы попытаться вломиться ко мне. Охотиться на беззащитного суккуба — одно дело, другое — брать осадой меня. Он очень на это надеется. Жилой комплекс, в котором он живёт, действительно оснащён последними мерами безопасности. Он уверен, что даже в случае бомбёжки города, это здание единственное выстоит, поэтому он не сильно переживает за собственную безопасность, но за него это делает Джун. С того момента, когда обстреляли их машину, он настоял на том, чтобы заменить все служебные машины на пуленепробиваемые, и до сегодняшего дня Юнги считал, что это — бесполезная трата ресурсов. Теперь он рад, что у него в квартире по умолчанию стоят пуленепробиваемые окна. Кроме того, мелкие банды может и повелись на заманчивое предложение Зихао, но вряд ли сунутся именно к Юнги. Ещё свежи воспоминания о том, что четыре года он делал с теми, кто отказывался преклонить колени перед новым Князем.

***

Правда жизни вот в чём: о своём решении приютить суккуба он жалеет буквально на следующее утро. Он наивно полагал, что разберётся с возникшими проблемами по мере их поступления, но не учёл самого главного: суккуб и есть его одна большая проблема. И теперь она живёт в его доме. Проспав до позднего утра и с удовольствием обнаружив себя даже более-менее выспавшимся, он топает на кухню, где первым делом обнаруживает суккуба, стоящего напротив выключенного телевизора. Юнги даже не даёт себе подумать, когда проходит мимо замершего суккуба к тумбе и опускает фотографию стеклом вниз. А после также безмолвно уходит на кухню, по пути отмечая уже знакомую ему сумку, стоящую в коридоре. Он знает, что Чимин смотрел на их совместную с Бэком фотографию, поэтому и поспешил убрать ту. В эту часть жизни он не намерен пускать суккуба до тех пор, пока сам не разберётся с тем, какие эмоции испытывает на его счёт, что в нынешних реалиях сделать тяжело — у него ни времени, ни сил, ни эмоциональных ресурсов, особенно когда Чимин появляется в поле его зрения, одетый в собственные джинсы и свитер, а на его плечи накинуто всё то же пальто Юнги. — Мне нужно в бордель, — говорит он как само собой разумеющееся ровно тогда, когда Юнги делает первый глоток кофе. — Валяй, — ему остаётся только пожать плечами, наблюдая за удаляющейся спиной суккуба. Уже из коридора ему прилетает злое: — Открой дверь! Юнги никак на это не реагирует, педантично очищая мандарин, когда Чимин разъярённой фурией влетает обратно на кухню, обвиняюще тыча пальцем в сторону двери: — Она закрыта! — И останется такой на неопределённое время. Что случилось с твоей просьбой предоставить тебе защиту? — Она аннулируется. Выпусти меня отсюда, — твёрже повторяет Чимин. — Нет. — Ты не имеешь права удерживать меня здесь. Моё время — деньги. Мне нужно работать, я не обязан находиться здесь… Юнги со звоном ставит чашку на мраморную поверхность, вскидывая гневный взгляд на суккуба. — Потому что я не заплатил тебе? — зло цедит он. — Договаривай. Ты не обязан находиться здесь, потому что я не заплатил за твоё время, так? Чимин ёжится от враждебного тона, рефлекторно складывая руки на груди, будто пытаясь отгородиться от очевидной агрессии, исходящей сейчас от Юнги, когда тот огибает кухонный остров, подходя ближе. — Сколько? — он оценивающе окидывает суккуба с ног до головы, возвращая внимание к лицу. — Сколько стоит день с тобой? — Я не… — Сколько стоит купить тебя, Чимин? — с напором спрашивает он, обрывая суккуба на полуслове. — Потому что я могу купить тебя на всю твою оставшуюся жизнь или сколько там тебе осталось, пока Зихао не придёт за тобой. Если всё, что тебя сейчас интересует — это как вернуться в бордель и лечь под очередного клиента, тогда я буду разговаривать с тобой на твоём же языке. Сколько стоит трахнуть тебя, Чимин? На секунду в помещении воцаряется тишина, а потом её разрывает звонкий звук пощёчины. Юнги кривится от боли на доли секунды, про себя же усмехаясь тому, что рука у суккуба действительно тяжёлая, и будет напоминать о себе как минимум пол дня. Чимин же, поняв, что сотворил, в ужасе распахивает глаза и уже собирается бежать куда глаза глядят, когда Юнги в одно движение хватает его за шею, склоняя над мраморной столешницей. Ему только и остаётся, что вовремя выставить руки, чтобы не вписаться лицом в твёрдую поверхность. — А теперь слушай сюда, — гремит над ухом угрожающе. — В гостиной ты найдёшь планшет. Одежда, продукты, косметика, мебель — мне похер на что ты будешь тратить мои деньги, консьерж доставит всё в квартиру… Но если я ещё хотя бы раз услышу, что ты пытаешься продать мне себя, то я лично прослежу за тем, что ни один бордель в городе не возьмёт тебя к себе. Тебе придётся трахаться под мостами за еду. Он резко отпускает суккуба и, подхватив свой недопитый кофе, скрывается на втором этаже. И если он думал, что их первый разговор прошёл донельзя плохо, то нет. Плохо наступает потом, когда Юнги понимает, что его квартира перестала быть его. Он чувствует в ней себя гостем, когда приходит домой по вечерам и встречается с абсолютной тишиной. Он представлял всё иначе. Думал, что когда Чимин оправится от недавних событий, он сам пойдёт на контакт. Но случается обратное: суккуб баррикадируется в своей комнате, по квартире если и ходит, то только на цыпочках и так, чтобы не попасться на глаза Юнги. Он бы даже не мог сказать с уверенностью, выходит ли тот из комнаты в принципе, если бы не видел, что из вазы на кухне периодически подъедаются яблоки и виноград. Заметил он это только потому, что начал их пересчитывать. Другие продукты остаются нетронутыми. Банковский счёт услужливо сообщает о том, что новых покупок из интернет-магазинов не было. В какой-то момент он перенимает эту тупую игру в прятки и вот уже сам пытается вести себя тише, лишний раз не включать телевизор, не греметь посудой, не разговаривать громко по телефону, хотя иной раз хочется орать благим матом, когда Намджун сообщает об очередной проблеме с поставками или Куки отзванивается, чтобы напомнить, что у них на носу спонсорский заезд. Спонсорский. Огромные деньги, которые он не может потерять из-за личных проблем, потому что уже здорово просел из-за того, что избавился от наркоты на пару миллионов. Он пытается жонглировать этим всем как мячиками в цирке, не сразу понимая, что начинает задерживаться на работе до поздней ночи, назначать встречи всё позже и позже, а уезжать из дома в небывалые восемь утра, и всё только ради того, чтобы не возвращаться домой подольше. Потому что там он встречается только с осуждающей тишиной. Самое идиотское в этом всём то, что забив своё расписание под завязку, у него не остаётся времени на то, чтобы разобраться в самом важном — в себе. О том, чтобы разобраться с Чимином, он и мечтать пока не смеет, потому что понятия не имеет, как к тому подступиться. Отец бы уже давно упрекнул его в том, что не использует старую добрую физическую силу, а Джин в настоящем времени, скорее всего, поддержал бы его. Порой он и сам склоняется к такому решению, в следующую секунду тут же себя одёргивая — суккуб возненавидит его. — Ты не пробовал просто постучать к нему и сказать, что нужно поговорить? — задаётся вопросом Хосок, когда Юнги подлавливает того на парковке больницы. Как так вышло, что из четырёх абсолютно свободных, ничем не занятых людей, по-настоящему свободным оказался только глав заведующий больницы, он так и не понял. Они сидят в сквере рядом с больницей, Хосок с аппетитом уминает столовскую булку, пока Юнги с таким же рвением затягивается сигаретой. — Дважды. Проигнорировал. — Его можно понять. Он такое пережил. Юнги честно пытается понять. Он подключил все свои внутренние резервы для того, чтобы проникнуться ситуацией суккуба, но обида невольно вырывается из груди, когда он говорит: — Намекал мне на то, что за его общество я буду платить. — Так сразу? — В смысле сразу? Мы уже несколько месяцев знакомы, судя по всему, — фыркает он, прямым попаданием отправляя бычок в урну. — И тебя это обижает, — подводит итог Хосок. — Тебя обидело, что шлюха потребовала с тебя деньги. То, что они требуют со всех. — Не называй его так. Юнги не ханжа. Одна из немногих вещей, за которые он был благодарен своему отцу — тот никогда никого не осуждал без причины. В основном потому, что был занят осуждением собственного сына, поэтому на остальных времени просто не оставалось, но как результат — Юнги редко когда спешил с преждевременными выводами. Он не осуждал выбор других продавать себя. И его не обижает, что суккуб работал в борделе. Не обижает даже то, что тот при первой возможности предпочёл вернуться туда, где наверняка встретит свою смерть, лишь бы не оставаться с Юнги. Хотя понимает это в меньшей степени. — Меня обижает, что он потребовал их именно с меня. Он пытался меня убить, а теперь как ни в чём не бывало намекает, что за то, что я предоставляю ему защиту, я должен платить. Как будто я сплю и вижу, чтобы трахнуть его. — А ты не спишь и не видишь, — Юнги кидает на него укоризненный взгляд. — Что? Он красивый парень, я удивлюсь, если ты не рассматривал такой вариант. Ни один из вариантов, который он рассматривал, не включает в себя плату за секс. — Я честно пытался создать условия, в которых он не будет нуждаться ни в чём, в том числе, подставлять зад незнакомым людям за деньги. — А ты спросил у него, нужно ли это ему? Юнги непонимающе косится на него. — Хочешь сказать, что между моей квартирой и борделем ему будет лучше в борделе? — Я поставлю вопрос иначе. Как часто он питается? — Ты переквалифицировался в нутрициолога? Откуда мне знать, я ему рацион не составляю, — раздражается он в ответ, будто Хосок только что обвинил его в пренебрежении базовыми потребностями суккуба. — Яблоки подъедает, виноград. По мелочи. Хосок смеряет его неверящим взглядом, и Юнги в ответ и правда начинает чувствовать себя самым последним ублюдком, который морит гостя голодом. Он так и знал, что нужно было настоять на том, чтобы суккуб питался несколько раз в день, и он бы лично контролировал каждый приём пищи, следя за тем, чтобы у Чимина не было и шанса начать голодовку. — Нет, подожди. Ты запретил суккубу, которому нужен секс, чтобы выживать, идти в бордель, но при этом не удосужился подумать о том, что теперь это твоя зона ответственности? О. Он и правда пренебрёг базовыми потребностями суккуба. — Он не просил, — сконфуженно сообщает он, судорожно соображая, как вообще мог позабыть о таком банальном факте. — Типа, он к тебе с порога голым должен был прийти? — Хосок окидывает его насмешливым взглядом. — Из того, что ты мне рассказал, Чимин скорее трахнет швабру, чем ещё раз подойдёт к тебе с какой-то просьбой. Сука. Ну неужели Чимину было так сложно нормально объяснить, зачем ему вообще понадобился этот чёртов бордель? — И как часто они питаются? — мрачно спрашивает он. — Не знаю, Юнги. Ты сколько раз в день ешь? У него тут же глаза на лоб лезут, как только он представляет, что ему придётся обслуживать Чимина трижды в день. Обслуживать… Какое неприятное слово. — Да расслабься, — веселится Хосок, несильно пихая его плечом. — Я шучу. Раз в несколько дней. Но твой молодой, так что… Да блять. Это абсолютно не входило в его планы. Разумеется, у него есть глаза. Он видел Чимина, знает, как тот ощущается в объятиях, и это было бы наглой ложью — сказать, что он не думал о такой возможности ещё тогда, когда правда о его связи с Зихао не вскрылась. Но. Чимин не в борделе. Юнги не его клиент и таковым становиться не намерен. У них негласный пакт о ненападении, который может накрыться медным тазом в любую секунду. К тому же, пользоваться положением суккуба, когда тот буквально не имеет других вариантов, это всё равно, что брать того силой. Но пока ведь суккуб в порядке. Он бы обязательно заметил, если бы тому было плохо. Возможно. Если бы Чимин попадался ему на глаза. Юнги всерьёз начинает волноваться. — Я по твоим глазам вижу, что у тебя сейчас случится нервный срыв, — на плечо ему ложится тяжёлая рука Хосока, подбадривающе массируя напряжённые плечи. — Скоро декабрь. — Сейчас совсем не время. — Для декабря? По-моему, в самый раз. — Хосок, — взмаливается Юнги, не готовый в данный момент подыгрывать привычному угловатому юмору врача, — я знаю, на что ты намекаешь. У нас нет времени веселиться, когда вокруг происходит чёрти что. — А ты подумай, — вкрадчиво предлагают ему. Хосок напоминает ему сейчас мелкого чертёнка, сидящего на плече и подбивающего забить на всё вокруг и просто отпустить себя. Он добавляет: — Уверен, это пойдёт на пользу не только тебе, но и Чимину. Домой Юнги возвращается далеко за полночь, потому что после встречи с Хосоком сразу едет на встречу с инвесторами, которые клятвенно обещают, что одарят Юнги богатствами всего мира, если спонсорский заезд пройдёт без сучка и задоринки. Шуга в ответ тянет вымученную улыбку и лишний раз не напоминает, что его гонки по-другому и не проходят. Он устало вылезает из ботинок, наступая носками на пятки, и пинком отшвыривает те в сторону. Рядом на пол падает пальто, которое завтра непременно поднимет уборщица, которую Юнги всё же нанял обратно, полагая, что с увеличением количества проживающих на одной площади прямо пропорционально будет расти и оставляемый ими беспорядок. Суккуб пока оставляет беспорядок только в голове Юнги. Он заворачивает на кухню, останавливаясь у мини-бара, чтобы захватить себе виски на два пальца. Ещё раз мажет взглядом по гостиной, когда проходит мимо, чтобы убедиться в том, что Чимин если и вылезал из своего убежища, то очень хорошо заметает следы — ни одного намёка на присутствие суккуба здесь. Даже планшет лежит нетронутым на диване. Поднимается на второй этаж, на автомате бросая взгляд на плотно закрытую дверь в комнату Чимина, и присаживается рядом, тяжело откидываясь спиной на стену. Кого он обманывает? Чимин не в порядке. Если бы был — Юнги бы не страдал от недосыпа третий день подряд, слушая истерику суккуба. Он и не знал, что у него в квартире всё так плохо со звукоизоляцией. А может у него просто радар настроен в последнее время исключительно на суккуба? Он откидывает голову назад, прикрывая глаза и вслушиваясь в отчаянные всхлипы за стеной. Он думал о том, чтобы пойти успокоить суккуба ещё с того самого первого раза, как услышал безнадёжный, тонкий скулёж, но он по-прежнему здесь: сидит под его дверью, не понимая, почему не может зайти и помочь, но точно знает, что за этим порогом его не ждут. Он уверен, что Чимин был бы рад любой помощи, только не от него. Правда в том, что он мог бы помочь, потому что наизусть знает те чувства, которые сейчас испытывает Чимин. Сожаление, отчаяние, безысходность, раскаяние — он может уловить их оттенки в надрывных рыданиях, может взять Чимина за руку и провести через каждое. В конце концов, может рассказать о том, что это — не конец света, и Чимин обязательно научится жить с тем фактом, что на его руках умирали, от его рук — тоже. Правда в том, что Юнги не собирается делать ему такого одолжения. Его задача — сохранить тому жизнь, но он не обещал, что та будет полна бабочек и радужных пони. Может, в итоге Чимин сокрушается даже не из-за того, что случилось в его квартире, а от факта, что теперь оказался полностью во власти Юнги. Некоторые бы сказали, что закончить под градом пуль милосерднее, чем делить одну жилплощадь с кем-то вроде Юнги. Он достаёт телефон, заученным движением сразу тыкая на иконку общего чата:

Мин: «Собирайте сумки».

Куки: «🎉🎉🎉» Волчок: «Вот это по-нашему! Я в круглосуточный за бухлом». Намджун: «Еду к тебе». «Ты один переломаешься это тащить». Адвокат дьявола: «В отличии от вас, бездельников, я не могу просто так пропасть на два дня». «У меня завтра суд». Волчок: «Как посадили, так и выпустят». Куки: «У хёна это ежегодная традиция». «Его нужно умолять снизойти до встречи с нами». «Хееен, мы же без тебя там вообще откинемся». Волчок: «Кто кроме тебя будет нудеть о том, что в помещение нужно хоть иногда впускать свежий воздух, иначе мы задохнёмся от алкогольных паров?» Адвокат дьявола: «Ты, как доктор, обязан это знать». Волчок: «На эти дни у меня освобождение». Намджун: «Вали в магазин, Хоби, иначе не успеем». «Я позабочусь о том, чтобы Его Величество приехал в срок».

Мин: «Вообще-то титул есть только у меня».

Адвокат дьявола: «Не в этом чате». Может, Хосок прав. Ему это действительно необходимо.