kamigami no shukufuku

Однажды люди пришли на эти земли, чтобы возделывать их и жить на них, но те оказались бесплодны и неприветливы. Сколько бы ни пытались люди своими трудом и усердием изменить это и прижиться здесь, ничего у них не выходило — и впали они, наконец, в отчаяние, ибо не осталось у них сил идти куда-то ещё и пытаться там вновь. В это время случилось ехать через те земли Богу грома Райдену. Издали завидели люди сопровождавших его свиту и слуг и его роскошно украшенный резьбой и самоцветами паланкин; издали заслышали они барабаны, звук которых похож был на свирепую грозу, и золотые бубенцы и серебряные колокольчики, звук которых похож был на нежный весенний дождь. И вызвался тогда один из людей просить Бога грома о милости, ибо знал, как тот справедлив, хоть и знал также, как тот бывает суров. Бросился этот юноша наперерез шествию, упал на колени перед остановившимся паланкином и уткнулся лбом в землю в глубочайшем поклоне. Воскликнул Бог грома в недовольстве: — Как смеешь ты, смертный, замедлять мой поход, ведь я тороплюсь! Старший брат мой, Бог штормов Сусаноо, венчается с Солнцеликой Аматерасу — я должен приехать вовремя, чтобы себя не опозорить! — Прости мне мою наглость, Владыка Гроз, но не к кому больше нам обратиться! Пришли мы на эти земли, но не смогли их возделать и не смогли на них укрепиться, а на новый поход не осталось у нас сил. Прошу, подари своё благословение, не дай нам погибнуть в голоде! И вышел Бог грома из своего паланкина, чтобы осмотреться, и убедился: правда, что бесплодны эти земли, и правда, что пришедшие на них люди сделали всё возможное, чтобы это исправить, но не преуспели. Оценил Райден трудолюбие и усердие этих людей, и сжалился над ними, ибо хоть он суров, но также справедлив: — Будь по-твоему! Я благословлю эту землю. Но за то, что затормозили вы моё шествие, я потребую следующее: постройте дом на самом высоком утёсе в округе, чтобы мог я отдыхать и хозяйствовать в нём, когда буду вновь проезжать через эти края. С радостью приняли люди это условие, и благословил Бог грома землю, сделав её безопасной, плодородной и щедрой, а тот юноша, что осмелился обратиться к Райдену, был избран главой деревни. Зажили люди здесь счастливо и сыто. Обходили этот край и наводнения, и пожары, и засухи, и болезни, и бродячие наёмники и убийцы, а в сезон дождей любил приезжать сюда сам Бог грома и жить в построенном для него доме. Долго длилось спокойствие в этих местах. Одной осенью родился у главы деревни ребёнок и сразу привлек к себе всеобщее внимание: дитя с рождения имело белые, как серебро, волосы — и это, рассудил его отец, значило, что сами старшие боги отметили его род. Дано ему было имя Фуджин — в честь ветров, внезапно поднявшихся вместе с первым криком младенца. Прознал про это и Бог грома, гостивший тогда в этих землях. Позвал он главу деревни к себе на трапезу и сказал: — Слышал я, что родилось у тебя особенное дитя — с волосами цвета серебра, и ветры своей песней возвестили миру его первый плач. Как только достигнет оно совершеннолетия, отдай его мне, ибо давно я желаю жениться и выбор мой пал на него. Услышал это глава деревни и возмутился, ведь не хотел он расставаться со своим ребёнком и символом того, что род его отмечен высшими силами. — Бог грома Райден, не могу я отдать тебе в супружество своё дитя, пусть и будет оно жить со мною до своего совершеннолетия — не готов я с ним расстаться, чтобы забрал ты его в свой чертог и я больше никогда его не увидел! Разгневался на такой ответ Владыка Гроз. — Это дитя предназначено мне и цвет волос тому подтверждение: то знак старшего брата моего, Луноликого Цукуёми! Не в праве ты отказывать мне, ибо я не спрашиваю, а утверждаю. Или ты забыл, кто уважил твою просьбу, кто подарил изобилие и здоровье этой земле, кто спас твоих людей голода?! — Давно уже не зависим мы от твоей милости, Бог Райден, и сами мы даём жизнь и благополучие этой земле! Ты лишь приезжаешь сюда в сезон дождей и властвуешь, как хозяин, в доме, что мы для тебя построили! — Вот, значит, как благодарите вы, люди, за оказанную вам благосклонность? Хорошо, будь посему. Раз не желаешь ты отдать предназначенное мне дитя, то я отзываю с этой земли своё благословение! И уехал Бог Грома в тот же день, а на следующий половина посевов начала погибать. А ещё через день начала погибать половина от той половины, и пришли тогда жители деревни к своему главе, чтобы узнать, что же приключилось. Рассказал он им, что Владыка Гроз вдруг затребовал с него цену за дальнейшее своё благословение, да настолько высокую, какую не смог он тому предоставить, и тогда Бог Райден в великой обиде отозвал и ту милость, что уже наложил на эти земли. Но не раскрыл глава, в чём заключалась та уплата, испугавшись, что люди станут осуждать его, но так в итоге и случилось. Часть урожая удалось сохранить, но была она ничтожно мала и сулила тяжелую зиму, из-за чего опять стали спрашивать люди, что же за цену запросил с их главы Бог грома. Не мог он более утаивать правды, и рассказал, что захотел Владыка Гроз в супружество его чудесное среброволосое дитя, а он не смог отдать его. Стали люди роптать: «Как же не смог ты отдать дитя, если ты и жена твоя достаточно молоды и смогли бы впоследствии родить ещё детей? Теперь вся деревня будет голодать зимой, в том числе и твой чудесный ребёнок, ведь тебе хорошо известно, что земля эта до благодати Райдена была мертва и неприветлива! Вдобавок солгал ты, всё решив сам и утаив от нас истинную цену, хотя мы тебе доверяли, а потому доверия нашего ты более не заслуживаешь!» Так, ещё до первых снегов, в деревне поселилась смута. Одни требовали избрать нового главу, а прежнего за ложь казнить; другие предлагали взмолиться Богу грома в надежде, что тот услышит их, и вернётся за тем, что потребовал, и вновь ниспустит своё благословение; третьи же созывали сняться с этого места и найти для жизни новое, для которого не потребуется ничьё вмешательство, кроме плуга, удобрений и воды. Не привели ни к чему споры — всякий хотел, чтобы всё было по его разумению, но в итоге рассудило время. В доме главы случился пожар, уничтоживший почти все его запасы зимней пищи, и сам он, спасая жену и ребёнка, сгорел — ходили слухи, что пожар этот был отнюдь не случайностью, и после был избран новый глава. Те люди, что молились Владыке Гроз, остались не услышаны, ибо велика ещё была обида Бога Райдена, и хотел он наказать людей за их неблагодарность. А после лютой зимы, каких ещё не доводилось им зимовать, у оставшегося народа вновь не хватало сил искать новые земли для жизни. Без благословения Райдена людей стали терзать болезни, наступил голод и деревня пришла в упадок, но всё-таки не вымерла насовсем. Пусть и тяжело было добыть теперь с земель этих хоть какой-то урожай, однако что-то ещё росло на них — тем и довольствовались пережившие зиму. Но смерти, ссоры и обиды ожесточили сердца их куда сильнее, чем непосильный труд и скудная пища, и стал сосед к соседу подозрителен и груб, и брат в брате видел угрозу и предателя, и особенно в немилость пала жена погибшего в огне главы и их дитя: не видели в серебре его волос более чудес и благости богов, а стали почитать это за проклятие и корень всех бед. Тяжела тогда стала жизнь людей, а тяжелее всех приходилось Фуджину и его матери. Не хотели другие жители помогать им с постройкой нового жилья взамен сгоревшего, и лишь позволили занять хилый и заброшенный дом на самой окраине селения, который едва ли защищал от холодов и дождя; не пускали их и к труду и посевам, делясь лишь оставшейся от урожая паршой. Немного зим прожила женщина: быстро стала она чахнуть, будучи не в силах выносить к себе такого отношения, и, наконец, занемогла и сгинула, и никто не пришёл хоронить её и плакать по ней, а мальчик остался сиротой. Рос Фуджин изгоем, и никто не хотел ни разговаривать с ним, ни даже видеть его. Тем сильнее была к нему неприязнь, чем старше он становился, ведь не брали его ни болезни, ни голод с морозами — всегда и всё он умудрялся пережить и выжить, и с каждой весной взрослел он всё крепче и краше, пусть и казалось это невозможным. Заметили это люди и стали его бояться, заподозрив в нём демона, что намеренно пришёл уничтожить их земли и их самих, и стали вменять ему в вину все случавшиеся беды. Видел Фуджин, как относятся к нему люди, потому что и сам в глубине души чувствовал, что чем-то не похож на них, но не держал на них зла, как не лелеял и обиды на покинувшего их Владыку Гроз — чужды были ему эти чувства, и вместо них предпочитал он жалость и сострадание. Как ни кляли и ни поносили его — он не обращал внимания, на всё отвечая улыбкой, и всячески стремился помочь, если видел, что это необходимо, ибо так же чувствовал и то, что люди вокруг всего лишь переживают за свои жизни, не выдерживая тяжести навалившихся невзгод. Так шло лето за летом. В день, когда вступил наконец Фуджин в своё совершеннолетие, не вынесли люди собственноручно взрощенного перед ним страха и стали гнать его, уповая, что вместе с ним уйдёт и всё плохое. Огорчился юноша, ведь не хотел он покидать этих мест и этих людей, даже если они ненавидели его, но не стал перечить — будь посему. Не накопилось у него ни пожитков, ни ценностей, а потому пошёл он налегке, ведомый ветрами. Недолго бродил Фуджин, пока не придумал отправиться к давно оставленному дому Бога Райдена, надеясь там переждать наступающую зиму. Путь был неблизкий; лишь к вечеру добрался Фуджин до самого высокого утёса, а поднялся на него только к полуночи — и сразу же завидел дом Владыки Гроз. Никогда ещё не видел он домов таких больших и роскошных, и даже в мягком свете луны смог он оценить красоту его и искусность, однако не осмелился войти, решив дождаться утра. На рассвете дом показался ещё прекраснее: хоть и не посещали его долгие годы, но не появилось на нём следов ветхости и разрушения, лишь буйно разрослась вокруг трава. Фуджин подошёл к дверям и прислушался, но не было слышно по ту сторону никакой жизни — и он решил позвать, но никто не отозвался, ни во второй раз, ни в третий. И тогда он решился войти. Внутри, как и снаружи, оказалось жилище в целости — только пыль и застоявшийся воздух выдавали запустение. Обошёл Фуджин все комнаты и коридоры, осмотрелся, и вдруг стало жаль ему эти стены, давно не привечавшие у себя гостей и позабывшие уход и чистоту. Тогда затеял он уборку: распахнул все двери, впуская внутрь свежий, но ещё не морозный осенний воздух, смыл грязь с полов, смахнул всю пыль и паутину — и сразу легче стало здесь дышать. Богата оказалась обитель Бога грома! Целые шкафы красивейших одежд из дорогих тканей, с золотыми и серебряными вышивками, и благородными узорами — увидел их Фуджин и устыдился своего изношенного, перепачканного от времени наряда и решил переодеться. Хоть и мог он взять любое одеяние из всех, что здесь были, но позволил себе только самое простое, найденное в комнатах слуг, ибо не посчитал себя достойным ни шелков, ни драгоценных нитей, ни высокородных орнаментов. Но даже такой костюм показался ему роскошным по сравнению с тем, что носил он до этого — и надевать его, не смыв грязь с себя самого, он не стал, отмывшись вперёд этого в купальнях. Ещё больше удивила Фуджина кладовая: была она полна, и даже за долгие годы оставленная пища не истлела и не испортилась, будто была привезена только что. Ни разу ещё не доводилось видеть ему столько снеди, да самой разной! Казалось, сколько ни возьми — не умалятся эти запасы, и, пусть и донимали Фуджина голод напополам с любопытством, не стал он брать больше необходимого, ограничившись лишь миской риса. Но сильнее всего поразили Фуджина покои самого Владыки Гроз. В них он обнаружил множество драгоценных вещей, но главной был барабан, явно оставленный в порыве уехавшим владельцем. Очень был искусно сделан и украшен этот барабан, и впечатлял одним лишь своим видом, что уж говорить о звуке: одним только ногтем осмелился Фуджин по нему щёлкнуть, а уже громыхнуло так, будто оказался он в прямо в грозовой туче! А если ударит в него сам хозяин? Небось, тогда и горы содрогнутся до нутра от грохота! Так закончился первый день Фуджина в жилище Бога Райдена. Утомил его труд, и настало время готовиться ко сну. Долго выбирал юноша, где же ему расположиться, ведь даже гостевые комнаты показались ему слишком просторными, не говоря уже о спальне самого Владыки Гроз, а потому решил он остаться в комнате слуг: её скромнейшее убранство было для сердца ближе всех. Но сколько бы он ни пытался — не удалось ему уснуть: может, из-за дум тоскливых, так некстати вернувшихся в тишине ночи, а может, это полная луна отгоняла от него сон своим светом. Так и лежал он, дрейфуя через ночь в зыбкой дрёме, пока вдруг не заслышал раскаты грома; и, сразу поняв, что не мог тот грянуть сам по себе, — ведь не было на небе ни единого облачка, — выбежал Фуджин на улицу. Но то оказался не гром, как тот сначала подумал, а стук копыт — мчался к нему мужчина на буланом жеребце, ловко преодолевая галопом проложенную к дому тропу. В седоке сразу узнал Фуджин Бога грома Райдена — и тут же упал ниц. Поравнявшись с юношей и спешившись с коня, молвил Владыка Гроз, и глас его похож был на рокот разгневанных небес: — Кто таков ты, старец, и что делаешь в этом доме?! Не знакомо тебе разве, чьё это жилище? — Не руби с плеча, господин, а позволь мне сначала оправдаться! Зовут меня Фуджин, и не по своему капризу я сюда пришёл, но так сложилась моя жизнь. Всякий в этих землях знает, что это — дом Бога грома Райдена, и я в их числе, и сразу же я узнал тебя! — Вот как! Откуда же ты будешь, старец? И поднял тогда Фуджин лицо к Владыке Гроз, не осмелившись, тем не менее, обратить на него глаза, и ответил: — Изволь, господин, но не старец я, и не седина это — волосы мои белы от рождения, а сам я едва вступил в совершеннолетие. Я из деревни неподалёку, что в долине. — И как ты оказался здесь, молодой ещё юноша, если есть у тебя своё место? — Не суди меня строго, Бог грома Райден, но был я оттуда изгнан, сам не понимая до конца, почему. Не придумал я лучшего места, чем это, чтобы переждать надвигающуюся зиму, ведь больше мне негде теперь жить! Так что без злого умысла я оказался в твоих палатах, и не ограбил тебя, и не попортил твоего имущества: если желаешь, убедись в этом сам, а если выяснишь, что солгал я тебе — то и решишь мою судьбу, покуда я сам уже не знаю, что с ней делать. — А вот и проверю, ибо давно нет у меня веры к людям той деревни! А ты, Фуджин, пойдёшь со мной, чтобы не смог в случае чего от меня скрыться. И начал Бог Райден обходить свой дом, тщательно проверив каждую комнату, ведь прекрасно помнил, как всё здесь было оставлено, а Фуджину не оставалось ничего другого, кроме как следовать за ним. Молчал всё это время юноша, боясь навлечь на себя немилость, и не дерзнул даже единожды поднять на Бога Грома взгляд, хоть и было ему интересно, как тот выглядит. Наконец обошёл Владыка Гроз всю свою обитель. — По всему судя, Фуджин, не обманул ты меня — и впрямь все ценности мои на месте и невредимы, однако теперь велю тебе отвечать на мои вопросы. — Вопрошай, господин — не утаю я от тебя истины, и всё изложу, как есть. — Так получилось, что долгие годы не было здесь моей ноги, и некому было следить за порядком, ведь даже слуг своих я сюда не посылал. Однако кругом тут сейчас чистота — кто же навёл её? — Я и навёл, Бог Райден, ибо придя сюда, не увидел запустения и разрушений, но неправильным мне показалось оставлять это жилище неубранным — всякий дом любит и нуждается в порядке. — Хорошо. Тогда отвечай о другом. Наверняка видел ты все мои роскошные наряды, ибо заметил я, что лежали они в совсем другой очерёдности. И что, неужели не захотелось тебе взять хоть один? Оказались они для тебя так плохи и безвкусны? — Прекраснее одежд я в жизни своей не видел, господин! Но как бы ни были они прекрасны — не по мне они, ведь не привык я к таким, да и не заслужил ничем. Всё, что я себе позволил — костюм, что носят твои слуги, самый простой из всех. — А что же кладовая? Показалась тебе моя пища несъедобной и дрянной, вестимо, раз и оттуда ничего не пропало? — Всё не так, Бог Райден! Всю жизнь жил я в нищете и голоде, и, увидев столько снеди, терзался и любопытством, и нуждой, но не позволил себе больше, чем мне необходимо! Лишь миску риса взял я из твоих запасов, и, если ты того потребуешь, готов я любым самым чёрным трудом возместить и её, и взятую мною одежду! Замолчал тогда в раздумьях Бог Райден, а через некоторое время вновь заговорил: — Полно, Фуджин! Своей честностью и порядочностью ты уже всё мне возместил, ибо ничего не потерял я по итогу от твоего присутствия — ни этот рис, ни одежда нисколько мне не стоили! Ты доказал, что я могу тебе доверять, и, хоть и не планировал я тут задерживаться дольше нужного, ведь приехал по делу, однако будешь теперь моим гостем. Принеси рисового вина и выпей со мной! И сделал Фуджин, как ему то велел Владыка Гроз. Принёс он рисовое вино и две пиалы и, сев рядом с ним на веранде, наполнил их — и ничего не пробовал он вкуснее, чем это вино, посеребрённое светом едва взошедшей луны. Долго созерцал Бог грома ночь и тишину, отпивая из своей пиалы, пока наконец не заговорил. — Ну, Фуджин, наверняка и у тебя есть ко мне вопросы. Раз ты теперь мой гость, то можешь их задать — а я могу на них и не ответить, но, так и быть, выслушаю. — Проницателен ты, господин, ведь и правда есть у меня к тебе вопросы. Если не тайна это, расскажи: для чего решил приехать, хотя давно покинул этот дом? — То не секрет и не тайна. В последний мой визит я оставил здесь один из своих барабанов и забыл про него, а недавно вдруг послышалось мне, будто единично в него ударили — я вспомнил о нём и тотчас решил забрать, ибо заподозрил, что мог его присвоить какой-то смертный. Теперь я понимаю, что это ты в него ударил. Или не так? Фуджин, смутившись, опустил голову, вмиг пожалев о своём вопросе — а что, если Бог Райден останется этим недоволен? Однако ответил он честно: — Так, господин. Не смог я сдержать своего любопытства, и только ногтем одним щёлкнул по твоему барабану, но и этого мне хватило, чтобы оценить его звук и мощь! И вдруг засмеялся Владыка Гроз: — Ну, ещё бы! Могу представить, что ты услышал от одного лишь своего ногтя, а теперь представь, если в него своей рукой ударю я, его хозяин? И любопытство я твоё прощаю — куда тебе его сдержать, раз даже Солнцеликая Аматерасу однажды поддалась своему и попросила позволить ей самой в него ударить! Услышал Фуджин, как гордится Бог Райден — и своим инструментом, и рассказанной историей, и стало у него на душе легче, ведь он понял, что тот на него не гневается. Пригубил он ещё вина, и вдруг почувствовал в себе смелость на следующий вопрос. — А расскажи, господин, отчего ты прекратил сюда приезжать, ведь построили этот дом специально для тебя? На это Владыка Гроз ответил не сразу, и был его голос уже не так весел и горд: — Не удивлён я, что не говорят о том в твоей деревне, как и о том, какое неуважение её глава ко мне проявил! Ну, что же, тогда я тебе расскажу, чтобы ты наверняка знал, что случилось. Налей мне ещё! Выполнил Фуджин повеление и принялся ждать: не торопился Бог Райден с началом рассказа. Так долго тишину нарушали лишь шорохи осенних ветров, окрепших к полночи, что юноша забеспокоился — а что, если Бог грома передумал? И вдруг понял Фуджин, как дерзок оказался его вопрос, и тут же хмель отхлынул из его головы, и пристыдил он себя: как можно было спрашивать о таком самого Владыку Гроз?! Хотел уже было он склониться перед ним в извинениях, как вдруг заговорил Бог Райден, чем немало испугал юношу, ведь голос его был тяжёл и глубок: — Для вас, людей, можно сказать, что это давняя история, однако мы, боги, ход времени видим иначе, а потому свежа ещё моя память. Знай, Фуджин, для начала вот что: всегда земли эти, на которых ты вырос, были пустынными и для человека непригодными — ровно до одного момента. Пришли сюда люди, но у них не вышло ничего здесь взрастить, и были они в отчаянии. По случаю тогда и мне приходилось здесь проезжать: я спешил на свадьбу старшего брата своего, Бога штормов Сусаноо, и Солнцеликой Аматерасу. Тогда преградил один из тех людей мой путь и вопросил о благословении для этих земель, ибо не на что больше было им уповать — и, увидев, что так оно и есть, я согласился, а в обмен на то велел выстроить для меня этот дом, чтобы мог я гостить в этих землях и следить за ними. Знай, Фуджин, и то, что я хоть и суров, а справедлив, и слову своему верен — потому земли эти долго процветали и изобиловали, и не видели они ни болезней, ни бед, и то была моя заслуга! Сжал вдруг кулаки Владыка Гроз, а на грозный глас его начали слетаться дождевые тучи, и ощутил Фуджин, как тот негодует, и опять испугался, что всё это из-за его вопроса — пал он ниц перед Богом грома: — Прости меня, господин, что задал я тебе такой дерзкий вопрос, ведь из-за него ты теперь гневаешься! Я виноват! Бог Райден лишь вздохнул — и стала рассеиваться грозовая мгла. — Поднимись, Фуджин, ибо нет ни в чём твоей вины. Я разгневан, но не на твой вопрос, и уж тем более не на тебя, но на тех людей, что на мою щедрость ответили наглостью! Лучше слушай дальше. Родился в те времена у главы твоей деревни ребёнок, и много связано оказалось с ним, и сейчас ты поймёшь, почему. Когда обвенчался мой брат Сусаноо, был я за него рад, и рад до сих времён — то чистая правда, а всё-таки с тех пор не мог найти покоя, ибо в тайне позавидовал ему и его браку: тоже захотел я семью, однако ни к кому не лежало моё сердце ни из людей, ни из иных богов, и не знал я, что делать с этой тоской. Как вдруг сама Солнцеликая Аматерасу прознала про мою печаль, и, поразмыслив, захотела пожалеть меня: знала она, что всегда я больше прочего признавал красоту летящих по небу облаков, и танцующего в воздухе снегопада, и сияния лунной тропы на беспокойной глади моря, а потому, созвав на совет моих братьев, предложила она им помочь мне, и они согласились. Так я узнал, что однажды в освящённых мною землях родится беловолосое дитя с ветрами в имени, и найду я в нём всё, о чём так грежу. Вновь замолчал Бог Райден, а у Фуджина поселилась вдруг неизвестная тяжесть в груди. Оказывается, Владыка Гроз так одинок… Очень захотелось в это мгновение юноше посмотреть на него, поддержать хотя бы сочувствующим взглядом, но опять не смог он себя пересилить — так и остался ловить отражение луны в своей пиале, пока настоящая была прямо над его головой. А Владыка Гроз, сбросив с себя задумчивость, продолжил рассказ: — Произошло всё в точности так. Дитя главы твоей деревни явилось на свет с серебряными, как лунный блик на воде, волосами, и, говорят, ветры подули вместе с первым его плачем, в честь чего его и назвали. И тогда я сразу понял, что именно ему суждено будет избавить мою душу от бремени одиночества. Сказал я о том главе деревни, и предупредил, что лишь до совершеннолетия проживет с ним его ребёнок, ибо уготовано ему дальше жить подле меня, ведь я заберу его себе в супруги. Но воспротивился тот человек, и заявил, что не согласен, оскорбив меня своей неблагодарностью, чем и навлёк на себя и людей своих мой гнев, а сам я в порыве уехал тем же днём. В который раз воцарилась между ними тишина, но теперь была она совсем иной: горячей и требовательной, ведь впервые обратил свой взор Бог грома напрямую на Фуджина, а тот опять не решился поднять своего, хоть и разгоралось желание о том всё сильней и сильней. — Тотчас я узнал тебя, как только поднял ты от земли своё лицо. Что же не так, Фуджин? Навёл ты чистоту в моей обители, хоть и не обязан был, ведь не твой это дом — и я увидел, что ты трудолюбив и вежлив. Не позарился ты на мои одежды и драгоценности — и в этом я увидел благородство твоё. Не соблазнился ты яствами, какими не стыдно потчевать богов — и я понял, как скромен ты и умерен. Был ты со мной честен и учтив, однако ни разу ты не посмотрел в мою сторону. Отчего так, Фуджин? Почему ты не хочешь смотреть на меня? И столько тоски вдруг послышалось в этом голосе, некогда могучем и яростном, а сейчас звучавшим лишь эхом далёкой грозы, что сжалось у Фуджина сердце, пусть и казались ему невероятными речи Владыки Гроз. Быстро понял он, о чём тот пытается ему сказать, но лишь сидел молча и слушал, ведь не могло это быть на самом деле: чтобы он, простой юноша, и был предназначенным в супруги божеству! Вскинул он наконец голову, пересилив нерешительность свою и робость, и воскликнул: — Не обессудь, господин, но разве это возможно? Как я могу быть наречён тебе в супруги, если я самый обычный человек: ни знатного рода, ни ратных подвигов за мною не числится! Жил я бедной жизнью сироты, да к тому же, если я верно рассудил твои слова, именно отец мой тебя оскорбил — за одно только это я должен вспороть себе живот, умоляя о прощении! И замолчал юноша, переводя свой дух, как вдруг понял, что смотрит он теперь Богу Райдену прямо в лицо — и ни осталось больше на языке его никаких слов, даже самых простых, и в миг забыл он, о чём вёл речь. Не видел никогда ещё Фуджин таких глаз и ни за что не смог бы описать их: мгновенно они зачаровали его своим волшебным внутренним свечением. Лицом Бог грома был суров и строг, однако черты его своей гармоничностью ограняли эту суровость в благородие, и весь образ его излучал уверенность и величие. Красив оказался Владыка Гроз: засмотрелся Фуджин на него и ощутил, как забилось в груди до этого замершее сердце, и как плеснуло в лицо жаром пуще хмеля, и в эту же секунду осознал, что ни на кого больше не сможет он так посмотреть, как на Райдена сейчас, и ничей больше вид не поднимет в душе его подобных чувств. Хотел он хоть что-то сказать, хоть как-то прервать молчание и объяснить себя, но Богу Райдену того не требовалось и говорить он начал первый: — Не думай о проступках отца своего, Фуджин, ибо давно он уже понёс наказание и навлёк его на себя сам. Ты же передо мной ни в чём не виновен, а если думаешь иное, — по своему разумению или чужому внушению, — то брось это, ибо эта мысль ошибочна. Теперь, когда ты посмотрел на меня, я и сам как следует смог тебя рассмотреть, а потому заявляю: не встречал я ещё никого краше тебя и отныне только с тобой согласен я дальше жить, а коли ты всё-таки меня отвергнешь… То во век останусь один, ведь ни для кого больше в душе моей не найдётся места и никогда я уже тебя не забуду. Услышал это Фуджин и смог наконец найти свой голос, ведь нелегко оказалось для него принять сию мысль, а потому опять он начал спор: — Но господин мой! Я же простой смертный! Даже сейчас находиться рядом с тобой для меня — нечто невероятное, а уж тем более… Но Бог грома оборвал его на полуслове: — Брось этот вздор, Фуджин, и подумай хорошенько головой! Ведь и сам ты должен был чувствовать всю свою жизнь, что не похож ты на людей, ведь простым смертным никогда не был. Вспомни-ка, потрудись, и поймёшь тогда, что я прав, ибо знаю, о чём говорю! А если это для тебя всего лишь предлог, чтобы не задевать меня своим отказом, то знай: тогда не избежать тебе моего гнева, ведь не приму я подобную жалость даже от тебя! Опешил Фуджин и замолчал вновь. Отозвались слова Владыки Гроз в его душе, и, хоть и немало задели и испугали вместе с этим, а всё-таки решил он прислушаться к ним и обратить свой внутренний взор на прожитые годы — и тогда он понял, что в действительности прав Бог Райден, ведь нечем более было объяснить то, как смог пройти и пережить Фуджин все прошлые тяготы: то воистину было благословением богов. Однако в который раз не нашёлся он с ответом вовремя, и опять Бог грома опередил его, заговорив уже совсем другим тоном: — Сомнения твои мне непонятны, но я их не отрицаю, ибо они уже существуют в твоей душе и имеют над нею некоторую власть. Поэтому знай и то, что ни к чему я тебя не принуждаю, Фуджин, и становиться супругом моим я не настаиваю, ибо не такую семью я хотел, в которой мой избранник был бы несчастен из-за гнетущих сердце сожалений. Коли не желаешь быть со мною, то отказывай прямо и честно, как вёл ты себя до этого, и я это приму — тотчас уйду, и не случится с тобой ничего плохого за это, наоборот: в таком исходе я оставляю тебе и этот дом, и все его богатства, чтобы ты распорядился ими по своему разумению и не знал более нужды. Но тогда я должен и предупредить: это будет последняя наша встреча. Больше мы с тобою не увидимся. И слова эти, произнесённые голосом тихим, но твёрдым, стрелою пронзили сердце Фуджина. На миг вообразил он, что в последний раз смотрит в эти чарующие глаза, и в последний раз слышит этот волнующий голос, и в последний раз находится в присутствии самого Владыки Гроз, вот так распивая с ним вино под луной, и вдруг ужаснулся. Нет! Не может такого случиться, чтобы первая их встреча оказалась так просто последней — не готов Фуджин прощаться с Богом грома, сколько бы богатств тот ни обещал взамен, ведь раз заглянув в его лицо он понял, что и сам никогда уже не сможет его позабыть, и вряд ли захочет провести свою жизнь с кем-то иным. Однако и согласиться на предложение юноша так просто не мог, будто последний шаг ему мешала сделать незримая преграда, и понял он тогда, что то был стыд: ведь он отправится в чертоги небожителей, и будет с ними есть и пить в положении супруга Бога Грома, тогда как люди в деревне, уже познавшие однажды наказание Владыки Гроз, так и останутся прозябать на бесплодных землях в нищете и злобе друг на друга. И началась тогда в разуме его борьба желаний и совести, но быстро разрешилась, ведь заранее знал Фуджин в глубине своего сердца её исход, и слова слетели с его уст даже раньше, чем смог он их осмыслить, а потому прозвучали искренне: — Нет, господин мой, нет, не говори так! Не может быть, чтобы мы виделись в последний раз, ведь я и сам не хочу, чтобы первая наша встреча стала единственной! Никогда я не встречал подобных тебе и никто ещё не относился ко мне, как ты, и, раз ты просишь, я буду честен: глубоко запал твой образ в мою душу, настолько, что ничто уже его из неё не вытравит, и ничего я сейчас не хочу больше, кроме как сделать тебя счастливым и быть подле тебя во веки веков — то отныне смысл моей жизни! Но, Бог Райден, проницателен ты и справедлив: ты разглядел, как довлеют надо мною сомнения, так разгляди же и мои страхи, хоть и они для тебя так же непонятны! Мне неизвестно, что меня ждёт, ибо все годы от самого рождения прожил я, как обычный человек, а потому не могу не сомневаться, но больше тяготит меня то, что те люди, с которыми я это время прожил, так и продолжат жить в страданиях, а ведь это мой отец навлёк на них такую судьбу! Поэтому, Владыка мой, позволь мне просить тебя прежде, чем я дам своё согласие! — Повелеваю: проси, Фуджин, и я обязуюсь справедливо рассудить твою просьбу! — Владыка Гроз, молю тебя, верни своё благословение на эту землю, чтобы люди не голодали больше и не мучались! Ты сам молвил, что отец мой уже искупил свой проступок, а значит, и эти люди, как и я, ни в чём перед тобой более неповинны. Не смогу я отправиться с тобой до тех пор, пока знаю, что пострадавшие от отца моего будут терпеть лишения дальше, пока сам я познаю жизнь подле богов! Внимательно выслушал юношу Бог грома, поразмыслил и только после этого ответил: — Есть в твоих словах зерно смысла, Фуджин, а потому я сделаю, как ты просишь. Будь посему! Я верну на эту землю своё благословение, если только это тебя останавливает, а ты отправишься со мной и станешь моим супругом. Решено! И сделалось всё, как повелел Владыка Гроз. Не пожелал он более терять время за праздными беседами, покуда и так не планировал так сильно задерживаться: забрав свой барабан, повёл он Фуджина к оставленному на выпас буланому коню, ловко вскочил он на него и помог взобраться юноше, и, прежде, чём потянуть поводья, повелел: — Держись за меня как можно крепче, Фуджин — сейчас мой Райкири покажет тебе, что такое настоящий ветер! И поскакали они по той же дороге, которой Бог Райден приехал: легко Райкири мчался по каменистой тропе, ни разу не споткнувшись и не оступившись, и нёс их двоих так, будто не было на его спине никакого груза. Во мгновение ока оказались они у подножия утёса и оттуда поехали дальше, мимо чахлых полей и хилых домов, и вдруг ударил Бог Райден в свой барабан — раз, и ещё раз, и ещё раз! И прокатился по долине гром, сотрясший недра земли, и засверкала молния, как лезвие клинка, и собралась великая гроза, а потом затяжным ливнем грянул дождь — и вместе с ним вновь опустилась на эти земли благодать Владыки Гроз. Когда увидели люди этот дождь, и услышали этот гром, то поняли, что произошло; а Бог Райден вместе с Фуджином были уже далеко.