Афродита.

Руслан познакомился с ней в начале осени. Из себя она представляла добродушное существо с милыми чертами лица и светлыми вьющимися волосами. Рост ее был чуть ниже среднего. В переписках никогда не вела себя грубо, от чего всегда казалась до ужаса искусственной. Мечтой, до которой Руслану не дотянуться. Когда она впервые заикнулась о встрече, Тушенцов даже засомневался. Не ошибка ли в том, что выбирает она именно его? Эта девушка была обладательницей самых изящных черт. Увлекаясь бы греческой мифологией, Руслан не засомневался, чтобы назвать ее Афродитой. И когда на первую же встречу она притащила своего брата, мнение Руслана быстро изменилось. Звали его Данилой. Он был значительно выше, да и крупнее в несколько раз, хотя волосы были такие же светлые, а глаза — зелёные. Пока она стояла в белом пальто, он — в широкой черной куртке. — Это мой брат, — протянула она невинным голосом. Данила не сразу пожал руку. Пару секунд пялился, словно на свидание согласилась не сестра, а он сам. — Очень приятно, — нехотя выдавил Руслан, когда теплая рука его обожгла. Кашин даже к концу вечера не становился дружелюбнее. Он смотрел свысока, презрительно. Даже отводил глаза, когда сестра вновь лестно отзывалась о Тушенцове. В тот момент что-то в нем щёлкнуло: ему плевать, что скажет Данила. Он будет продолжать делать ей комплименты, будет продолжать за ней ухаживать, но не из интереса к ней, а из желания показать Кашину, что его суровый взгляд не отобьёт в нем никакого старания. Так начался долгий месяц, держащийся на взаимной неприязни. Через некоторое время Руслан познакомился с ее родителями. Сидел с Данилой за одним столом и улыбался ему, когда тот сжимал вилку. Глаза у Кашина горели. Может, если бы ужин так не был дорог сестре, он бы той же вилкой растерзал Руслану все лицо. Сейчас он мог довольствоваться только пропавшим аппетитом и злостью, постепенно растущей в груди. Кашин несколько раз предупреждал сестру, но на это она не отзывалась. Она действительно была влюблена в Руслана. Она была невинной. Все питала надежды, что у нее и Тушенцова счастливое будущее. Руслан знал, что это будущее оборвется, когда он найдет в себе силы признаться, что ему не нужна идеальная. Не нужна Афродита. Не нужна самая красивая, добрая и послушная. Не нужна любовь, которая виснет на плечах и тянет в воду. Бесконечная любовь, которую он никогда не будет заслуживать и не примет, как что-то достойное. Каждый день она пробовала разные прически, надевала лучшие платья и пользовалась дорогими духами. Тратила все свои силы, только чтобы оставаться перед Русланом идеальной. Она отчаянно мечтала, чтобы Тушенцов всегда ее безгранично любил, как любит она его. Так глупо и так слепо, как мог делать новорожденный котенок. Иногда Тушенцов, приходя домой, чувствовал ужасное отчаяние, пожирающее сердце. Он приходит не на встречу к ней, а на встречу к Даниле. Это единственное, что подпитывало к ней хоть какой-то интерес. Встречаясь глазами с Данилой, Руслан вскоре перестал получать от этого такое наслаждение, которое было раньше. Ему было больно смотреть на Кашина, а особенно на его сестру. На ту самую девушку, отдающую сердце только ему и только для него. Она берегла его и лелеяла. Достаточно быстро это сердце оказалось растоптанным. Тушенцов почувствовал резкую необходимость бывать у нее чаще. Чаще видеть его. Вскоре в их повседневном разговоре случайно начало появляться имя "Данила". Девушка только пожимала плечами: — Рада, что вы подружились. Как бы ей правильно сказать? Как намекнуть? Вскоре дело дошло до секса. Она скинула с себя платье, распустила волосы и улеглась рядом. Руслан только бережно убрал прядь за ухо, подмечая, как же сильно она похожа на брата, а брат — на нее. Данила был ее воплощением. Когда раздавались шлепки, Тушенцов не мог и думать о ней. Страсть и любовь играла в нем только из-за того, что в ночи казалось, что это совсем не она. Совсем не Афродита. Под утро Руслан проснулся опустошенный. Она же — бодрой, веселой, как обычно прелестной. Поцеловала в лоб, но Руслан промолчал. Он метался между выбором. Данилу он не любил и любить ещё не мог: слишком много их отделяло. Просто чувствовал странную необходимость поговорить. Кашин странным образом возобновлял любовь и тягу к жизни. Он становился неким стимулом для поддержания тела и лица при ней. Руслан ведь абсолютно ее не любил, не умел чувствовать в ней хоть что-то живое и настоящее. Он видел её такой, какой хотела она: прекрасной. И эта красота заставляла Тушенцова чувствовать себя отвергнутым. Глаза Кашина, полные различных чувств, заставляли остановиться и задуматься. Есть ли во всем этом смысл, кроме как быть любимым? Данила сурово молчал, держал расстояние и не стеснялся показывать полное отвращение, живущее в сердце. Он выдавливал, показывал самую гниль. Руслан таил интерес. Он много думал о Даниле. Сердце Тушенцова отчаянно разрывалось, когда он видел его счастливым в чьей-то компании. Видел, насколько холоден он к Руслану и как утихает его ненависть. Он смирился. Тушенцова это абсолютно не устраивало. Сердце нуждалось в его неприязни. В его чувствах, которые он выражал сквозь свое недовольство. Руслан легко мог считать это хоть чем-то настоящим среди той лжи, которую пускала она. А она, кстати, все ещё питала к Руслану чувства. Она черпала для вдохновения силы из этих чувств. Она жила этими чувствами и знала, как растут ее душевные силы. И только она замечала холод Тушенцова, как быстро останавливалась. Она улыбалась, постоянно интересуясь здоровьем. — Все в порядке? — Да, — открыто врал Руслан каждый раз, когда рядом не было Данилы. По утрам Тушенцов ужасался своему же отражению. Что-то в нем было не так. Отчаяние перемешалось с желанием быть хоть кем-то замеченным и желаемым. Чтобы Данила ненавидел его настолько сильно, насколько позволяла его душа. Чтобы он смял каждую клеточку его сердца. Руслан мог назвать это единственными чувствами, которые он когда-либо хотел получить. Самыми настоящими, живыми, текущими в венах. Самыми запоминающимися. Перед ней было стыдно. Но после этот стыд превратился в вопрос: а как же Руслан? Неужели Руслану продолжать чувствовать себя настолько уставшим от этих отношений? Но и бросить ее он никак не мог: Тушенцов боялся перемен. Боялся того, что все изменится и он перестанет получать хоть маленькую каплю любви. Перестанет быть смыслом чужой жизни, затерявшись среди людей. Он медленно исчезнет. И только она продолжала быть единственным человеком, кто искренне любил настолько прогнившего человека. Данила начал чаще появляться дома. Руслан все ещё ощущал, как его сердце бьётся чаще, когда он проходит мимо. Когда все замирает, надеясь, что он обратит хоть каплю внимания. Скажет что-нибудь грубое, но скажет же! И это было самым важным. Но Кашин проходил мимо. Неужели все между ними угасает? Он больше не интересен Дане? Руслан боялся действовать. Знал, что покажется слишком странным или слишком настойчивым, но испытывал ужасную тягу к Кашину. Тушенцов не простил молчания. Он перешёл в атаку: задевал за каждую мелочь, давил и не боялся получать грубых ответов. Он зажигал в Даниле ту же неприязнь и ненависть, появившуюся к его персоне изначально. К Руслану вернулась жизненные силы. Он постоянно чувствовал себя в перевозбуждении, лёгкой эйфории и волнении. Она же наоборот утомилась. Впервые Тушенцов увидел ее такой: уставшей, брошенной, обиженной. Она все скрывала за улыбкой, смахивая слезы рукой. Руслан же притворялся, что ничего не видел. Насколько ужасным все это не было, Тушенцов пытался себя переубедить в том, что его тоже можно понять. Он находил в себе оправдания. Говорил себе, что никогда не был счастливым и заслуживает этого хоть раз. Люди, не интересующие его абсолютно, всегда цеплялись за него руками, а те, кого он любил, чаще всего терзали сердца, пока не уходили полностью. Последняя отговорка заставила Руслана почувствовать себя крайне отвратительно. Недавно в Дане что-то резко изменилось. Он стал внимательнее смотреть, словно догадываясь о чем-то. Брови его сгущались каждый раз при виде Руслана. Одним утром, когда Афродита чувствовала себя наиболее ужасно, на телефон Руслану пришло сообщение с желаемого номера: "Нам надо поговорить". Тушенцов ждал этого вечера. Когда видел Данилу, то с жестоким взглядом провожал его силуэт. С болезненным, крайне влюбчивым и скорбным взглядом. Кашин пригласил в свою комнату, в которой Руслан ещё не удосужился побывать за все пять месяцев, проведенные вместе с Афродитой. Данила держал лицо до самого конца. Кашин знал каждый следующий шаг. К тому времени он уже догадался, чего Тушенцов действительно хотел все время. Он понял, как можно его раскусить. — Что-то случилось? — Да, случилось, — Данила склонил голову. — Сколько ещё времени ты будешь притворяться, что ее любишь? Она тебе вообще была интересна? Руслан чуть не сжался в комок. Его сердце словно сдавили чем-то тяжёлым. Мышцы сковало ледяным холодом. Спина напряглась. — Я ее люблю. — Нет, Руслан, не любишь, — Данила мелькнул перед самым носом. — Никогда не любил. — И кого я по-твоему мнению люблю? Что меня тут держит? Кашин не стал притворяться, не стал медлить. Его тяжёлая рука упала на щеку, вторая подхватила за плечо. Его мягкие губы коснулись Руслана. Тушенцов ждал этого чуть ли не все пять месяцев. Так почему на душе было так обидно и так горько? Всё-таки в нем была капля сочувствия, которую он так долго скрывал. Оторваться он просто не мог. Руслан оставался в объятиях Дани, наслаждаясь его сбивчивым дыханием и тяжёлым запахом. Его волосы чуть ли не лезли в лицо, но и это Тушенцов мог принять. Не было ничего, что могло бы остановить его вечные чувства. Даня кусал, не боялся быть излишне грубым и нетерпеливым. Руслан позволил рукам осмотреть его спину, взобраться на шею, а с нее на щеку. Как долго Тушенцов мечтал, чтобы вскоре это стало его. — И ты даже не попробуешь меня переубедить. Руслан отрицательно кивнул. С Данилой он в спешке, в лёгкой хаотичности наткнулся на кровать. Улёгся на нее, а сверху навалился Кашин, приковывая к матрасу. Деваться от теплого дыхания было некуда. — Об этом ты думал, когда трахался с ней? Тушенцов не нашел силы ответить. Он не хотел это признавать, но Данила повторил чуть громче и настойчивее: — Об этом же, да? Руслан кивнул. — Ты ебаное ссыкло. Не нашел силы сказать ей, так не найдешь и мне? — Да, блять, да! Данила тяжело вздохнул. Его руки безнадежно припали к лицу Руслана. — Почему я? Что ты хочешь этим сказать? — Я не могу любить ее. Не могу, сколько бы я не пытался. Любовь — это то, что даже я объяснить не смогу. А с ней у меня все просто: умирающая симпатия, в которой я не испытываю ничего, кроме дикой усталости. Я хочу любить, Дань, правда хочу. Пытался ли Кашин понять? Наверное нет. — Не говори мне сегодня о ней. Я пришел для тебя. Исключительно ради тебя, а не для нее. — Да? Данила сломил Руслана достаточно быстро. Нос Тушенцова уткнулся в мягкую подушку, все лицо опалило жаркое дыхание. Он чувствовал, как прислонился Даня и как близко его губы находились к шеи. — Я тебе всё подробно изъясню. Руки его легли на бедра, требовательно сжали. Руслан выгнулся. Сопротивляться он был не в силах: он ждал этого. Отчаянно ждал и мысль об этом разрывала изнутри. Данила заставил Руслана изгибаться, вгоняя его в смущение и порой ужасные мысли. Даже сейчас Тушенцов не смог совладать с собой. Сам, как новорожденный котенок, надеялся, что это любовь. Спину обожгло дыхание. Данила исследовал настойчиво, принудительно. Руки проходили по внутреннему бедру и выше. Руслан зарывался в подушку, скрываясь от длительного, сурового взгляда. — Этого ты хотел? Руслан покорно кивнул. Данила не церемонился. Он не спрашивал самочувствия Тушенцова, концентрируясь только на своем порыве. Наконец-то все чувства примкнули к нему вновь и Данила убедился в исправности своего разума. Руслан изгибался под руками Данилы, протяжно издавая удовлетворительные стоны. Кашин просто не мог в это поверить. Теперь, когда он полностью владел Русланом, чувствовал слишком принудительную жажду отомстить. Глухие шлепки раздавались по комнате. Руслан не думал о ней. Не вспоминал даже на секунду, когда Данила — каждое мгновение. Он вдавливал Тушенцова в подушку, надеясь, что тот задохнётся в нехватке воздуха. — Пожалуйста...— прохрипел тихонько Руслан. — Какая же ты всё-таки мразь. Я с самого начала это знал. — И не остановил меня. По лбу Данилы стекла единственная капля пота. Белоснежная спина Руслана все оставалась напряжённой. — Тебе вообще плевать. Ты не думаешь ни о ком, кроме себя. — Заткнись. Я с ней сейчас трахаюсь или с тобой? Тебе пора смириться, что твоя сестра не представляет из себя ничего, кроме своего тела. Данила ухватил Руслана за волосы, притянул к себе и по-своему вцепился в губы, чуть ли не разрывая их на куски. С них и до подбородка аккуратно сползла струя прозрачной жидкости. Тушенцов чуть не задохнулся. Вид у него был не лучший: растрёпанные волосы, изодранные губы и непонимающие глаза. Он знал, что Данила не питает ответных чувств. От этого сердце медленно расползлось на куски. — Надеюсь, ты понимаешь, что для меня ты точно такой же. Сердце у Руслана на секунду замерло. Все тело покрылось слоем льда. Сердце словно потянуло на дно. Почему он только сейчас понял, что любил Данилу? И любил так сильно, что эти чувства скрыть оказалось невозможным. Они разгорелись до самого предела, когда Кашин разорвал все между ними. — Подожди, что? — Не трогай мою сестру. Никогда, блять, не приближайся к моей семье. Он посмотрел в лживые карие глаза. Сейчас они были разбитыми. Они в скорби умоляли Данилу остановиться и молчать. — Я люблю тебя, — глупо протараторил Руслан, усаживаясь напротив. Руки его неумелым движением поползли на плечи, сжав их. — Ей ты говорил то же самое. — Нет, это совсем другое, — пустые глаза шастали по Даниле, пытаясь найти в нем хоть что-то теплое и живое. Хоть что-то, что могло любить. — Ты разбил ей сердце. Ты растоптал ее. Ты, блять, даже не представляешь, что с ней творилось все это время. Данила поднял голову выше. — Я разобью его тебе. Можешь говорить мне, как сильно ты меня любишь, но никогда не рассчитывай, что я полюблю в ответ. Ты отвратительный. Тушенцов коснулся своей щеки. Коснулся и рассмеялся. Глаза его были устремлены в какую-то точку. Резко все перестало иметь хоть какое-то значение. Тушенцова тошнило от самого себя. Он все время был не прав. Он не должен любить. Он больше не хочет любить. На всей земле не нашлось бы ни одного человека, который бы полюбил в ответ. — Я отвратителен. — Уходи. Руслан слово сдержал. Он исчез тем же днём, оставив ее в полном недоумении. Она все металась, пока совсем не упала духом. Все время Данила был рядом. Шло время. Вскоре у нее наконец-то появился достойный партнёр. Он был таким же амбиционазным и гордым, какой была она. Приближаясь к концу своей жизни, Руслан всё-таки сумел выговорить ее имя: Анна. Ее звали Анна. Анна наконец обрела счастье с человеком, который это заслуживал. Даня ощутил желаемое спокойствие за сестру, радовался вместе с ней и отмечал все победы. Руслан пал духом. Здоровье ухудшалось. Оставшись с собой один на один, он начал принимать препараты, прописываемые врачом. И чем больше он ходил, тем больше увеличивали дозу. Тушенцов чувствовал, как его любовь уходит вместе с его рассудком. Губы стали холодными от ужаса. И сколько бы он не пытался победить себя, он надеялся, что его хоть кто-нибудь спасет. Вернётся Даня. Когда-нибудь вернётся и посмотрит ему в глаза. Убьет Руслана прежде, чем это сделает он сам.