Покажи себя такой, чтоб не выйти из башки. Я приму тебя любой, будто джанки, порошки, Гулом сотен городов Передам тебе привет.
Образ Валеры засел в головы густым туманом, не позволяющим думать о чем-то другом, кроме своего лучшего, наверное, друга. Вахит только закрывает глаза перед сном и пред ним встает парень с невообразимыми кудрями, в которые почти всегда можно залезть ладошкой и потрогать их, высоким ростом и до жути красивой улыбкой, от которой ноги подкашиваются, а дыхание учищается в разы. Зима более сдержан, чем сам Туркин. Отчего всегда, когда они тренируются в подвале, то глаза Вахита молча изучают все изгибы тела Валеры в желто-зеленом свете. Все рельефы подчеркнуты, особенно когда парень занимается чем-то без верха. Поэтому приходится быстро убегать в ближайшую уборную, чтобы быстро избавиться от стоящей проблемы в штанах, представляя перед собой самого Валеру, который помогает ему во всем этом беспределе. А сам Турбо знает и чувствует на себе изучающий взгляд, который пожирает его. Потому что много раз замечал и встречался взглядами с Вахитом, который сидит на стуле в другом конце комнаты и раздевает Валеру, натурально любуется им, не скрывая взгляда. Только если они ими встретятся. А затем весь оставшийся вечер Туркин ходит с довольной ухмылкой, показушно позируя перед парнем, наблюдая за тем, как Зиматлединов убегает в туалет. Турбо натуральный змей искуситель, по-другому никак. Доведет до края и будет дальше ухмыляться, довольствуясь своими действиями и просто собой. Валера раньше казался безгрешным и невинным блаженством, которым можно наслаждаться всегда. Но он заставил Вахита прогнуться, поддаться искушению и совершить немало грехов. Как минимум, любовь к представителю своего пола. За такое не то, что отошьют — изобьют, наплюют, поставят клеймо «пидора» и даже чушпаны не будут с отшитым здороваться, а лишь окидывать осуждающим взглядом, который каждый раз будет морально сжирать «пидора». Но сейчас наплевать, пока никто не знает, что творится в голове Зимы, кроме самого Вахита и, кажется, Турбо.Ты — котёнок с лапками в крови. Тело жарче Нотр-дама де Пари, Все веснушки как созвездие перо, Соединяет, росчерком влетая под ребро.
После тренировки всем было объявлено то, что сегодня в дк дискотека. Поэтому было бы хорошо прийти, отдохнуть и просто потанцевать, своеобразно отдастся плясу. Зима ощутил на себе тяжелый, но довольный взгляд кого-то, кто стоял слишком близко и отдавал теплом даже через куртку. Направляясь к выходу, Вахита схватили за плечо, заставляя остановиться. Бить не было смысла — все свои, некому было не доверять. А если это старшак, который чем-то недоволен, то можно все решить словами. Медленно повернувшись, это оказался Валера, который мягко улыбался и чересчур крепко сжимал чужое плечо. — Ваха, пойдем ко мне перед дискачем? Батя на завод ушел. — Мягкий голос раздавался эхом по помещению, а пальцы перебирали ткань чужой куртки, сильно сжимая, почти что щипая. — Можно. Руку отпусти только. — Турбо отпускает свою руку с теплого плеча куртки, поднимая свои, будто сдается, и чуть хихикает, выходя из подвала вместе с Зиматлединовым, находясь очень близко. Парни идут неспеша, говоря о своем и Зима любуется Валерой рядом, вглядываясь в каждый уголок чужого лица, пытаясь запомнить его навсегда и будто сфоткать в памяти. Если бы Зиматлединов рисовал — он бы посвятил и лицу, и телу Туркина все свои холсты и краски, рисуя его полностью и никогда не отвлекаясь от этого дела, пока не будет доволен результатом. А затем бы повесил холст с самым удачным и душевным рисунком, в который вложил все, что имеет, но никому бы не показал и не продал эти картины, потому что боится. Боится, что не поймут, примут за сумасшедшего и оттолкнутся от Вахита, который до безумия доволен и влюблен во внешность Туркина. Когда парни подходят к дому, то Валера быстро подбегает к двери подъезда, открывая её перед Зимой, наклоняясь в шутку. И Вахит действительно её заценил, издавая небольшой смешок, проходит вперед, слыша шаги сзади и скрип двери, тяжелый удар этой же самой двери об стену подъезда. Им подниматься недалеко — два этажа и парни уже в квартире Туркина, разуваются и Вахит в особенности доволен таким раскладом дня, то, что сможет еще несколько часов провести со своим любимым, но ответных чувств не будет ощущать. Это печалило, очень, но нужно просто двигаться дальше, и… — Чай будешь? — Валера вытаскивает из мыслей, громким топотом проходя на кухню, а за ним плетется Зиматлединов, который снял лишь куртку и ботинки, оставаясь в шапке, без желания снимать ее. — Буду, а конфеты есть? — Зима присаживается на стул, кладя локоть на стол, наблюдая за тем, как на кухне кружится Туркин, ставя чайник на плиту, зажигая её при помощи спичек. — Есть, конечно есть. — Валера сначала тянется за двумя граненными стаканами и ставит их рядом, а после уже за маленьким полупустым пакетом, который стоит рядом с банкой сахара. Этот пакетик он бросает уже на стол, рядом с рукой Зимы, а тот сразу берет одну в руку и остальные отодвигает. Вахит понимает, что конфеты сейчас дефицит, поэтому не стоит наглеть. — Птичье молоко, вкусное пипец. Мама редко покупает, но всегда несколько оставляет, чтобы было хоть что-то сладкое в доме, помимо сахара. Рассказ обрывает свист чайника, который с каждой секундой становится громче, будто он сейчас лопнет. Поэтому Туркин быстро перекрывает огонь и наливает кипяток в оба стакана, а после уже ставит около Вахита оба. — Какой возьмешь? — Вопрос, сука, с подковыркой. Поэтому Турбо улыбается, хитро так, прикрывая глаза веками и смотрит на недоумевающего Зиму. — На что это вообще повлияет? — Интересуется Вахит, заглядывая в чужие глаза. — Ну.. Ни на что. Не обессудь, если возьму этот. — Валера приближает ладонь к стакану, близ стоящий к руке Вахита, ласково и медленно, специально проводит холодными пальцами по тыльной стороне ладони Зимы, а после берет стакан, садясь на стул и жадно пьет чай, наслаждаясь каждым глотком, не обращая внимания на то, что горячие капли стекают вниз сначала по бардовым губам, потом уже белоснежной шее, забегая под кофту. — У тебя.. капли.. — Вахит, до жути смущенный чужими действиями, заливается краской и указывает на очевидные вещи. Турбо жадно отрывается от стакана со вздохом, ставит его на стол, а после вытирает ладонью рот, стирая влагу с губ и вновь улыбается. Сводит с ума Зиматлединова, по-другому никак. — Ах, спасибо, что заметил. Не хочешь убрать? — Туркин подходит ближе к Вахиту, встает прямо перед ним, чуть наклоняется, смотря прямо в глаза Зимы. Пытается разглядеть там чувства к себе, удостовериться в них полностью, но Зиматлединов отводит взгляд, смотря куда-то, но точно не на Турбо. Берет в свою руку Вахитовскую и кладет себе на шею, позволяя трогать кадык, который дергается от проглатывания слюны. Вахит учащенно дышит и смотрит на шею Туркина, неуверенно поглаживая кадык большим пальцем, а после переходит на горячую каплю, размазывая ее дальше, куда-то до уха, уже просто изучая шею, а после переходит на подбородок. Трогает большим пальцем пухлые, красные и мокрые от чая губы, чуть надавливая пальцем на нижнюю, оттягивая ее и касаясь внутренней стороны. Валера это все разрешает, чуть наклоняется и держится за свои колени, покорно ожидая действий со стороны Вахита. Зима трогал, изучал, но никак сам не собирался заходить дальше. Думал — стоит ли ставить на кон многолетнюю дружбу, хотя уже все пошло по накатанной. Стоит ли жертвовать одним поцелуем, показывая, что ты «педик» и отдастся своим чувствам, ощущая радость и блаженство рядом с любимым человеком? Вахит не знал. Но Валера наоборот. Туркин сам приблизился ближе к чужим губам, опаляя их своим горячим дыханием, переводя взгляд с мокрых губ Вахита на его глаза. Турбо облизывает приоткрытые губы, опосля касается чужих, уверенно проталкивая язык, прикрывая глаза. Теперь уже все равно. Теперь можно. Зима жадно обхватывает чужую голову обеими ладонями, прижимая к себе ближе, уверенно сминая губы в ответ, а мысли будто просто вылетели из головы. Он ждал этого фактически всю жизнь, и не намерен отступать. Теперь же они руководствовались лишь тем, что взбредет голову, и даже вечное умиротворение Вахита не способно этому противостоять. Поэтому Туркин тихо, но стонет в поцелуй, чувствуя, что грубые руки Зимы перетекли с головы на талию, крепко и сильнее сжимая её, прижимая Валеру ближе к себе, отчего они стукаются зубами, неприятно аж. Турбо первый отстраняется, с небольшим шипением, но замечая то, как на него смотрит Вахит, с удивлением и восхищением, в мыслях возникает что-то неправильное. Но это так хочется воплотить в реальность, чтобы опять увидеть почти пьяное лицо Зимы, но только от удовольствия и нахлынувших ощущений. Парень опускается на колени перед Вахитом. Все, это край. Пацаны же не стоят на коленях, его как минимум отошьют, если узнают об этом. В голове Зиматлединова что-то щелает, но точно не отвращение к Валере. — Лер, может не надо.. — Вахит кладет свою руку на чужое плечо, но его перебивают. — Замолчи. — Туркин огрызается, перекладывает руку с плеча к себе на волосы, а после подползает чуть ближе на коленях, разводя чужие ноги в стороны. В голове совершенно ничего не укладывается: как они дошли до такого, что сейчас Валера, даже не Вахит, собирается отсосать ему? Неужели, что чувства взаимные? Остается лишь гадать, но на это все указывает. Похоже, Зима чересчур часто заглядывался только на Турбо, а если бы мог, разглядывал его часами. Каждую, сука, деталь. Но и сейчас картина была не хуже — блять, лучше, что когда-либо видел Зиматлединов. Член упирается в неприятную ткань штанов, натягивая ее и делая бугорок, который Валера опаляет горячим дыханием, чуть пальцами проникая под резинку спортивок, трогая горячий низ живота Вахита, заглядывая ему, кажется, не в глаза, а в самую душу. Убрав пальцы, Турбо стягивает штаны до колен, вместе с бельем, открывая вид на чужой член. И теперь уже Валера смотрит с восхищением. Данный вид ничуть не отталкивал, а наоборот, даже нравился Туркину. Блять, приплыли. Кто же теперь им обоим руку пожмет, двум суперам Универсама, когда узнают об этом? Но хотелось бороться за свои чувства и любовь, не только со своими мыслями, а так же и с теми, кто подобному противостоял. С самим собой. Валера прикасается языком к влажной головке, чувствуя солоноватый вкус. Обхватывает губами голову полностью и облизывает во рту всевозможно, замечая то, как крепко Вахит впивается пальцами в стул и крупно вздрагивает, когда Туркин проглатывает чуть дальше — до середины. И даже это уже составляет дискомфорт, ибо до подобной ситуации Турбо ни разу не занимался чем-то таким, даже банан не ел, беря в рот, а лишь резал по кусочкам, едя уже так. Чуть поперхнувшись, Туркин ощутил на своих волосах более сильную хватку — Зима явно хотел схватить их, возможно насадить горло Валеры на свой член и трахать его в глотку, но сдерживался. Какой прилежный и сдержанный молодой человек, Валера в изумлении. Но он лишь улыбается в меру своей возможности, сам насаживаясь дальше, ощущая пульсацию во рту и то, что головка уперлась прямо в нёбо. По нижней губе чуть стекает слюна вперемешку с предэякулятом, а глаза Турбо направлены лишь на лицо Вахита, изучая. Он глубоко, но тяжело дышал, прикрыл веки и, когда Туркин принял в рот больше, то издал громкий стон. Как в блядском порно, которое они смотрели на видике у кого-то из Универсамовских. Двадцатью парнями, а после пришла мать этого парниши и пришлось быстро уходить, пока она не зашла к нему в комнату, в поисках звука. Вот там было почти так же, только из уст Вахита это звучало красивей, не наиграно и видно, что это для Зиматлединова впервые. Зима резко сжал чужие волосы, не позволяя отстраниться, громко и не стесняясь стонет, когда Валера начинает водить головой, больше облизывая языком, доводя до конца Вахита. — Лер, я.. В пизду! — Зима вытаскивает член из теплого, почти горячего рта Валеры, додрачивая себе самому. Он держит у основания, делая резкие движения и Туркин будто специально вытаскивает язык, позволяя кончить именно туда. Что, собственно, Вахит и делает, попадает, куда может: на язык большинство капель и губы, а так же чуть около носа, сопровождая все это громким и протяжным стоном. Валера проглатывает, хотя его никто и не просил. Зима же это замечает, когда без сил откидывается на спинку стула, смотря себе между ног на Туркина. — Ты нахуя проглотил? — Видно, что Вахит смущен. До жути, больше даже. Отводит взгляд и еле как напяливает на себя обратно трусы со спортивками, когда Валера, заливаясь смехом, встает с колен и целует в краешек губ Зиму, опираясь на его бедра, пока тот тяжело выдыхает и весь дрожит. — Чтобы тебе хорошо было. Я ж видел как ты смотрел на меня всегда. Знаешь, когда человек тебя пытается трахнуть глазами, ну очень тяжело это не заметить. У Зимы не находится, что сказать. Поэтому он просто прижимается своими губами к чужим, сминая их и позволяет чужому, властному языку вновь проникнуть в свой рот, обвивая шею Валеры руками. Через некоторое время, когда уже воздуха катастрофически не хватало, Зима отпрянул первым, смотря на пухлые губы Валеры, который дышал так же тяжело, как и он. Вахит провел языком по губе, собирая остатки своей же спермы, пока Валера нагло хихикал. — Умыться надо. Через пару минут уже в дк дискач, пойдем же. — Туркин улыбается, выныривая из теплых объятий Вахита, смотря ему в след, пока шел до ванной, скрываясь за покрашенной в белый цвет дверью.Ты петля на лебединой, Я лицом в твоих изгибах Мастурбирую, зависнув На тебе под потолком. Я боялся, что мне больно будет. Думал, что не стоит, Но с тобой, как с героином, Нету никаких «потом».
Они идут почти в полной тишине, переглядываясь и заливаясь смехом каждый раз, когда парни встречаются взглядами. И толкаются, в особенности Туркин. Уронил Зиму в снег и ржет, затем начинает закидывать снегом, даже не снежками и садится на чужие бедра, задавливая своим весом. Трясет в шутку, пока у Вахита за шиворот снег попадает, заставляет дрожать и неприятно выгибаться от ощущений. — Турбо! Сука, Турбо! — Зима безуспешно зовет Валеру, пока тот все еще трясет его, крича что-то нечленораздельное. — Лер, всё, харэ уже. — Ладно-ладно, бегом давай. — Валера встает с чужих бедер, отряхивается от снега и чувствует глухой удар снега об свою голову, об макушку, поднимает голову и замечает ехидную улыбку и довольного лежащего Вахита. Протягивает ему руку, все так же мягко улыбается. И, пока никто тут не ходит, оставляет невесомый поцелуй на губах, заставляя Зиму смутиться пуще прежнего и покраснеть, но явно не от холода. — Лер, ну не на улице же.. — Вахит пятится назад и отводит взгляд, смотря на деревья, не замечая никого рядом, даже вдалеке. Действительно никто тут не ходит. — Да че ты ломаешься. — Валера довольно смотрит на Ваху, улыбаясь. Довольный, как кот, которого бабка с первого подъезда накормила сметаной, а теперь лежит на солнце и пузо греет. Только тут ни бабки, ни солнца, но кот есть. Через несколько мгновений они уже находятся у здания, Валера ускоряется и забегает туда первым, оставляя Вахита одного. Как только Зима заходит в Дом культуры, то сразу слышна музыка. Не особо громкая, но ясно, как только они поднимутся на этаж выше, то громче будет в разы, а ноги сами отдадутся в пляс. Слышен голос человека, который отвечает за музыку. Он говорит что-то, объявляет, но слов не слышно. А потом краткое «шутка!» и музыка дальше играет. Топот, смех и довольные лица. Туркин уже стоит около перил, облокачивается на них и ждет Зиматлединова, который только шапку снял. Слышны быстрые шаги, даже бег, и виден Марат, который бежит куда-то. Быстро здоровается с Зимой и Турбо, пожимая им руки. — Маратка, куда ты? — Интересуется Вахит, снимая куртку и отдает гардеробщице. Она же в ответ дает жетончик, который Зима быстро скрывает в кармане. — Надо. — Быстро кидает Суворов и уходит, уже за дверью бежит куда-то, это слышно. Зима пожимает плечами и поднимается по лестнице, идя прямо за Туркиным. Сразу же встают в свой круг, замечая знакомые лица. Рядом стоят разъездовские, но это не особо волнует. В их же кругу почти все знакомые: сами Турбо и Вахит здороваются со всеми, пожимая руки. А после танцы, совместное пение «Седой ночи» хором, довольные переглядывания Туркина и Зимы, какие-то девочки заходят к ним в круг, пляшут вместе с ними. Все идет чересчур хорошо, даже слишком. Если бы не медляк. — А теперь, песня Наутилус — «я хочу быть с тобой» для пацанов с Разъезда! — громкий голос человека, стоящего за колонками раздается эхом, а после идет сама песня. Большинство парней и девушек уходят, скрывается в тени и облокачивается на колонны, наблюдая за танцем довольных пар и тихо подпевая песне, утыкаясь грустным взглядом куда-то. Или уходят в туалет. Кто-то из Универсамовских проявляет инициативу первым, приглашая девушку на медленный танец. А где-то и наоборот, что бедная девчушка должна первая подойти к парню и пригласить. Кто-то дает добро и уходит вместе с ней, а кто-то отказывается. Что и делает Зима. Красивая, относительно высокая девушка сама походит к Вахиту, красиво улыбаясь и обнажая ровные зубы. — Ваха, пойдешь танцевать? — Она улыбается. Они танцевали вместе уже несколько раз, но исключительно из интереса, никогда это не заканчивалось чем-то серьезным. — Извини, красавица, сегодня не в духе. Давай в следующий раз? — Зима улыбается и кратко обнимает девушку за плечо, отпуская её дальше куда-то, провожая взглядом, пока она не исчезда из поля зрения. А ведь он соврал: именно, блять, Вахит сегодня в духе из всех этих людей, которые сегодня пришли. Он не пошел исключительно из принципов, ибо сегодня открыл для себя, что чувства могут быть взаимны даже с представителем своего пола. Они с Турбо не «педики», никак нет. Зима ищет взглядом среди толпы своего Валеру, надеется найти его просто стоящим около стены и ожидающим Вахита. И правда, находит, но вот он разговаривает с девчонкой, которая ниже его в разы. Волосы у нее длинные, темные, кудрявые, доходят до плеч, а сама она уже хватает Турбо за руку и с улыбкой тянет за собой, ведя в толпу. Через призму музыки Вахит слышит небольшое «Да, пошли.» от Валеры. Теряет из вида пару и, кажется, что больше за этот вечер он не увидит их. Остается стоять на своем месте, наблюдая за остальными людьми, которые обнимаются, сгорают от чувств и неимоверны довольны. Все они выражают свои чувства, и никто их не осудит. Все будут рады, будут кружиться и будут со своей любовью встречаться, возможно поженятся через время и года, проведенные вместе. Но почему-то именно Вахита обделили в любви, причем своя же пассия? Они не озвучивали свои чувства после инцидента в квартире Турбо. Просто молча шли, довольные и радостные. А такое действие, что он согласился с кем-то другим танцевать, со стороны Валеры можно расценивать как предательство. Туркин же кружится со своей дамой, обнимает ее за талию, скрепляет ладони в замок и смотрит в её глаза счастьем. В голове ни вины, ни чувства того, что он должен чем-то Вахиту. А сам же Зима находит их среди остальных людей, наблюдая за почти что влюбленным взглядом Турбо. Прожигает только его взглядом, обиженно скрещивая руки на груди. Они встречаются взглядами, с лица Валеры пропадает милая улыбка. Турбо смотрит страхом, Зима смотрит злом. Злом, сука, на свои чувства и на себя. На свои чувства, потому что не смог их скрыть, а на себя, ибо если бы он родился девчонкой, все было бы в разы проще. Не пришлось бы убиваться по этому человеку, который сейчас танцует с кем-то другим. Вот и песня подходит к концу, почти все расходятся, а та девушка, что была с Турбо, уводит его куда-то, пробегая вместе с ним прямо перед лицом Зимы, сверкая довольным лицом. Вахит даже не оборачивается, остается лишь стоять на своем месте, слыша глухой удар тела об стенку. Это та девочка прижала Туркина к стене, но Зима все еще не оборачивается. Зал вновь наполняется танцующими людьми, почти все образуются в разные круги, хохоча и громко топая. Вахит слышит небольшое мычание и поворачивает голову, наблюдая за тем, как кудрявая голова почти поравнялась с ростом Валеры, целуя его. Со стороны это выглядит так, будто она ест его. И заметно лишь то, что у Турбо глаза открыты. Она почти стонет в поцелуй, выгибаясь под чужими ласками и тяжелыми руками. Вахита оклеветали, променяли, дав понять, что тот ничего из себя не представляет. Дали ложную надежду и полностью разрушили чужие чувства в прах. Зима пробивается прямо через толпу к лестнице, которая ведет на первый этаж. Он и спускается туда, вновь встретив по пути Марата, который уже вернулся и сдает в гардероб куртку, предварительно запихнув туда шапку. — О, Маратка. Сигарета есть? — Интересуется Вахит, отдавая женщине за стойкой жетончик, который она выдала заранее. Гардеробщица отдала куртку, которую Зиматлединов быстро надел, принимая две сигареты от Суворова, кивая в знак благодарности. Зима выходит из здания, вставая почти около двери. Зажимает фильтр меж губ, чиркая спичкой по коробку, а после зажигает сигарету, бросая полу-сгоревшую спичку в сугроб рядом. Попутно парень думает о том, что все это бред. Ну, блять, не мог же ему изменить Валера, когда они фактически признались друг другу в чувствах буквально несколько часов назад? Хоть и иным способом, но все же.. Пепел падает на грязный снег, незаметно пачкая его. Шапка Вахита валяется где-то у него в кармане, которая сейчас совершенно не нужна. А большая дверь Дома культуры скрепит, и из неё выходит Валера, запыхавшийся и с красными щеками. От стыда, скорее всего. Зима вновь не поворачивается, скорее даже игнорирует Турбо, который что-то говорит, возможно оправдывается, но все идет мимо ушей. Не слышно его просто. — Блять, Зима, скажи уже что-нибудь! — Почти кричит Валера, дергая парня из стороны в сторону, выбивая из рук почти полностью скуренную сигарету. Она падает, полностью тушится и исчезает тот огонёк, который тлел до этого. — Я хотя бы с каждой девчонкой не лобзаюсь. Достаточно? — Зима смотрит уже безразлично, наблюдая вновь за страхом в чужих глазах напротив. Но в душе все горит пожаром и об этом хочется сказать Валере, но только вот он провинился до жути в глазах Вахита. Поэтому будет до упора игнорировать его, пока тот не извинится. — Нет, недостаточно, Ваха. Я действительно не хотел.. Зима выбивается из чужих цепких рук, харкает Валере под ноги, чуть не попадает тому на край белых, уже грязных, кроссовок. И вновь наблюдает, как в чужих глазах появляется влага, но слезы не текут. Вахит уходит, не сказав при этом не слова. И слышит свое имя, которое кричит Валера, почти истерично. Слышны громкие всхлипы и, скорее всего, он действительно заплакал. Но и Зиме не меньше больней, вернуться хотелось до жути, только вот не по-пацански так поступать со своей пассией. Вахит не приходит на завтрашний сбор. И не приходит послезавтра, так же как и всю последующую неделю. Валера переживает больше, чем кто-либо ещё из Универсама. А там же все решили, что он просто заболел и дали заслуженный отпуск. Хотя сам Зима просто не хотел видеть Валеру из-за вечно опухших глаз от слёз и своего состояния. И все-таки, спустя несколько бессоных ночей, Туркин решает прийти к Зиме домой лично, чтобы его проведать и извиниться. Стыдно было неимоверно, но ту девушку, которая его поцеловала в дк, он больше не видел ни разу за все это время. Видел он тогда её впервые и, кажется, её звали Маргарита. Вечером перед этим днем, когда он отправится к Вахиту, почти ночью, Валера звонит на домашний номер Зиматлединова. Трубку берет нежный женский голос. — Да, кто это? — это явно мама Вахита. Он видел её несколько раз, но почти сразу мог определить голос чужой мамки. — Можете позвать Вахита? — Валера тихо говорит, чтобы не разбудить отца, который только лёг спать. Трезвым причем, отчего его сон до жути чуткий, он не спит убитым, как после водки. Один шорох — и он проснется. — Да, конечно. — Женщина видимо поняла, что это друг её сына. Она зовет Зиматлединова, прикрыв трубку своей ладонью, но громкое «Вахит! Тебя тут к телефону!» слышно все равно. Спустя пару мгновений подходит Зима, охрипшим голосом спрашивает: — Кто это? — Ваха! — тихо радуется Валера, улыбаясь. — Я могу прийти к тебе завтра? Но резко трубка обрывается, не позволив договорить и слышны гудки. Недавно появившаяся улыбка сползла с лица, и в кромешной темноте слышны чужие громкие шаги и «Валера, сука!». Мать Зимы стояла рядом с Вахитом, поставив руки на бока и ожидала ответа от сына. — Это Валера? Что спрашивал? — Женщина переживала за сына, но тот лишь раздраженно выдохнул и прошел мимо матери, громко хлопая дверью комнаты, полностью проигнорировав несколько вопросов. Вахит бессильно ложится на кровать в кромешной темноте и сворачивается в клубочек, обнимая свой живот. Зима тихо всхлипывает, а из уголка глаза течет соленая дорожка слезы. Голова начинает болеть, а всхлипы становятся громче, отчего придется затыкать себе рот ладонью, сильно зажмуривать глаза и тихо стонать имя виновника этого торжества. — Валера.. — Зима засыпает сразу после этого, сутки без сна дают знать о себе. Вахит просыпается спустя, кажется, часов двенадцать, не меньше. Резко оборачивается и видит за окном яркий свет — сейчас явно не меньше часа дня, а дома вот никого нет. Мать на заводе, скорее всего. День недели Зима не знал, попросту не задумывался об этом, потому что это его не интересовало. Всю предыдущую неделю Вахит провел дома, даже в магазин не ходил, лишь телевизор изредка смотрел, просто в стену втыкал, да думал об Валере, о своих и его чувствах. Скучал до кровавых запястий. Иногда спал по двадцать часов, а иногда и вовсе не мог уснуть. И эти дни чередовались между друг другом. На шатающихся ногах Зима идет до ванной, опирается на раковину и смотрит на свое отражение в зеркале. Опять, опять опухшее лицо и заплаканные глаза, а нос забит полностью. Жарко и горло хрипит: Вахит правда заболел. Еле как умывшись холодной водой и почистив зубы, он вываливается из ванной и уже плетется на кухню, предварительно взяв сигареты из куртки, открывая форточку и заваливается на табуретку, закуривает. Мыслей много, отчего сигарета идет не одна и не две, а сразу пол пачки. Голову кружит сильней, но через пару стаканов проточной ледяной воды, вроде что-то проходит. Зиматлединов хватает яблоко мытое до этого и делает большой, хрустящий укус, пережевывая и уже плетется к себе в комнату, чтобы продолжить сон, но резко звонок в дверь. Неужели мать раньше вернулась? Вахит идет и до двери, но не спрашивает кто там, хотя стоило бы. Стоило бы, блять, вообще дверь не открывать. — Привет. — Раздается тихое и неуверенное от Валеры. Сука, Турбо. Зима сразу тянется к дверной ручке, сильно тянет на себя, но Туркин перехватывает дверь и вваливается внутрь, закрывая дверь за собой. У парня в руке пакет с чем-то небольшим внутри, а так же синяк на скуле и рассеченная губа. — Те че надо? Доебаться не до кого? — Вахит вновь откусывает яблоко, почти сразу проглатывает, наблюдая за тем, как Валера отводит взгляд и протягивает белый пакет. — Тебе. Возьми.. пожалуйста. — Тихо подает голос Туркин, но не видит ответной реакции. Поэтому ставит пакет на пол, тяжело дышит и неуверенно заглядывает в чужие глаза. — Извини, Зима. Я правда не хотел тогда, она, бля, сама полезла. — Пацаны не извиняются, Лер. Уходи. — Зима всхлипывает. Облизывает губы и чуть приоткрывает рот, а дыхание учащается. Он вновь скоро заплачет. — Ваха, я правда не хотел, пожалуйста.. — Валера хватает парня за плечи и наблюдает за тем, как с чужих глаз текут слезы. Лицо чуть краснеет, а Вахит больше не сопротивляется. Даже не пытается. Яблоко выпадает из руки, укатывается куда-то около двери. — Уходи, Валера, уходи. — Тихо шепчет Зима, пока Туркин обнимает его и прижимает чужую голову к своей груди, поглаживая по чуть-чуть колючей коже головы. Вахит обхватывает его руками, вцепляется в куртку и громко, отчетливо рыдает, пока Турбо шепчет что-то, обнимая его крепче и гладит. — У-уйди-и-и.. — Мычит Зима, ноги подкашивается и он падает на колени, прямо перед Валерой, все еще крепко цепляясь за его куртку. Турбо садится рядом с ним, обнимая парня. И берет его лицо в свои руки, разглядывая красное лицо, опухшие губы и такие же красные глаза, из которых сочатся слезы. Кадык дергается, Вахит сглатывает слюну, приоткрывая рот, дыша им же. — Никуда я не уйду, Ваха. Я люблю только тебя. — Туркин прижимается к чужому рту, проталкивая свой язык и сплетается с чужим, охотно ощущая то, как ему отвечает Вахит. Он так сильно хватается за его куртку, будто это последнее, что у него есть. Поцелуй получается смазанным, но долгим, со всеми теми несказанными чувствами и мыслями, которые они не успели высказать. Зима стягивает с парня куртку, так же как и шапку, оставляя их валяться где-то на полу, продолжая целовать, не острываясь. Приходится первым отстраниться от Вахита, стягивая с себя обувь и оставляя её в прихожей. Валера слышит, как громко Зима всхлипывает и шмыгает носом, но вновь припадает к чужим губам, охотно сминая и встает вместе с парнем. Они еле как доходят до кровати Вахита, ни на секунду не отстраняясь друг от друга. И только спустя пару минут поцелуев Валера замечает, в каком они положении: сам же Турбо лежит на чужой не заправленной кровати, держит Вахитовские бедра в своих руках, а на нем уверенно сидит Зима в растянутой майке, склонившись к лицу Туркина. Вахит отстраняется и отводит голову, смущенно опираясь ладонями на чужую грудь. Он часто вздыхает и грудь поднимается, рот все еще приоткрыт, но посмотреть в глаза Валеры нет сил, так же как и принять поражение, что он — Вахит, который несколько дней рыдал без продыха — за несколько ласковых слов простил Турбо и, кажется, готов все направить в другое русло. Только вот обида осталась до сих пор в глубине души. Валера двигает холодными руками чуть дальше, гладит ладонями бедра, обтянутые тканью и останавливается на краю майки, чуть забираясь пальцем под нее, обжигая горячую кожу Вахита. — Я могу? — Зима кивает и тихо скулит, когда холодные ладони забираются полностью под майку, поглаживая выпирающие ребра и впалый живот. Вахит выгибается, прикусывает губу и замечает недопонимание в чужих глазах. Туркин резко стягивает майку с Зимы, замечая резкую худобу на теле Вахита, что крайне ему несвойственна. Да, до этого Зима и без того был худой, но сейчас он просто перестал есть что-то стоящее и питательное. Валера двигает рукой выше, доходит до груди и мягко оглаживает чужие соски большими пальцами, трогая их шершавыми пальцами и заставляя Вахита выгибаться сильней, краснеть пуще прежнего и тихо стонать, пока член, в полувставшем положении начинает натягивать ткань боксеров. Туркин запускает одну из ладоней в чужие штаны, поглаживая контур члена, холодными руками обжигая, но не заходя больше, чем за ткань трусов. Через мгновение Валера меняет их положение: в сидячем положении, теперь же Зима сидит на чужих коленях, обхватывая шею Туркина, вновь впивается в его губы, ощущая на своей спине уже горячие ладони, которые нежно поглаживают выпирающие позвонки. Турбо забирается пальцами под резинку Вахитовских штанов, полностью пропускает ладони и стягивает их до колен, отрываясь на мгновение от сладких губ. Чуть припускает и с себя, но уже вместе с трусами, обнажаясь. Вахит тихо всхлипывает, тяжело дышит ртом и делает так же как и Валера, стягивая с себя уже ненужную ткань. Обхватывает два члена одной ладонью и начинает медленно водить рукой, заметно краснея и нервно трогая чужое плечо, сжимая на нем пальцы, впиваясь ногтями, вероятнее всего оставляя красные полумесяцы на чужой коже. Туркин крупно дрожит, впивается пальцами в матрас и всхлипывает, когда Зима размазывает предэякулят по головке, двигаясь быстрей. Валера смотрит на чужое сосредоточенное лицо и замечает то, как часто дергается Зима. Вахит откидывает голову и громко стонет, изливаясь себе в ладонь и доводя через несколько движений Турбо, кажется, впервые услышив настолько громкий стон из чужого рта. Зима бессильно обрушивается на чужое плечо, обнимая парня и очень сильно держится за кофту, пока его поглаживают по спине. — Только тебя люблю. — Тихим голосом сипит Валера, целуя Зиму в плечо и вновь поглаживает по спине, успокаивая. Зима вновь всхлипывает, громко шмыгая носом, а из краешка глаза течет кристальная слеза, стекает по щеке и капает на простынь, оставляя после себя мокрый след.Твои губы в моей сперме, Мои слёзы на ладонях, В этой грязи только двое, Как сплетённые цветы. Заберись ко мне в живот, Как в подворотне ножевое, Хочу ждать только с тобою Мусоров и понятых.
Если это не любовь — значит Бога больше нет.