хиганбана

Когда Сиба кладет перед ним клинок в красивых резных ножнах, Тихиро рассматривает его с вежливым любопытством, не касаясь. На вид — ничего интересного, но видно работу мастера, хорошо сделанное оружие. Ножны темного алого цвета с более яркими алыми цветами поверх, кажется, будто соцветие ликорисов, заметен рисунок бонсая, едва различимый; гарда тоже с цветочным мотивом. Это, несомненно, крайне красивая катана, но Тихиро все еще не понимает, зачем Сиба демонстрирует ее, в конце концов… это не тот клинок, который ищет Тихиро. Не один из них. Тот понимает немой вопрос моментально. — Это та игрушка «Хисяку», о которой мы говорили. Ах, на выдохе произносит Тихиро. Больше пояснений и не нужно. «Хисяку» хотят выковать собственный меч; это давно известно, еще со времен бойни с Содзе. Тогда они пытаются использовать плоть Шаль, но эксперимент оказывается неудачным, потом следуют еще попытки. Как игра с тенью, Тихиро гонится за ставшимися пятью клинками отца, в итоге находит один, зачарованный даже, но… Не тот. Новый, сделанный чужими руками. Не знай Тихиро клинки отца, как свои пять пальцев, он бы мог даже поверить, что это — один из оригинальной шестерки, настолько искусно сотворен этот меч. Он аккуратно тянет руку к рукояти и берет катану в руки. Раскрывает ножны; лезвие с едва заметным рисунком волны, чистое. Действительно — шедевр, но вид такого хорошего меча отнюдь не радует Тихиро, ведь если «Хисяку» научились создавать свои магические мечи… Впереди их ждет настоящая беда. Нужно закончить это до того, как станет слишком поздно. — Это очень плохо, — спустя мгновение тишины, замечает Тихиро и с щелчком захлопывает ножны обратно и возвращает ее на место. Он пристально смотрит на Сибу. — Что с его хозяином? — Не беспокойся, — Сиба делает беззаботный взмах рукой, будто его совершенно не волнует возникшая ситуация, и когда Тихиро хочет сделать ему замечание, он подсаживается рядом и поясняет: — Этот клинок нестабилен. Он убил своего предыдущего владельца. Несомненно, он работает так, как и нужно «Хисяку»… Но это все еще бомба замедленного действия. Вдвоем они неуверенно смотрят на кроваво-красную катану на столе. — Однако он все еще сделан по заветам отца… — Ну, может, это меч с характером, — с улыбкой замечает Сиба. Его явно радует ситуация, что катану невозможно использовать, и он с облегчением выдыхает, тогда как Тихиро пока что не видит ни единого повода радоваться. — Забей. Запрем эту дрянь где-нибудь в подвале, не знаю… Или разобьем. Что ты думаешь? Отец говорил, что Тихиро нужно понять, какие клинки он хочет создать. Сам он никогда не работал с датенсеки, и потому ответить, как именно выковать нечто столь же опасное и могущественное ему не под силу. Желания создавать точно такое же оружие смерти у него нет… Но Тихиро слишком хорошо знает судьбу, и понимает, что в какой-то момент ему, возможно, придется. Только магический меч способен сломать такой же. Неизвестно, продержится ли до самого конца «Небесная Бездна». Не хотелось бы с ней прощаться… Три золотых рыбки, последнее напоминание об отце… Но Тихиро знает, что легко не бывает. — Оставь, — произносит он, когда Сиба уже тянет руку к мечу. — Я хочу изучить его. Возможно, все дело и правда не в металле. Что ни говори, думает Тихиро, протягивая руку за неизвестным клинком, но у магических мечей есть своя воля, и он прекрасно помнит ее влияние в момент, когда «Пронзающее Облако» решает ступить на путь бойни следом за своим хозяином. Клинок «Красных Лилий» (так он называет его для собственного удобства) кажется мертвым. Некоторое время Тихиро пробует медитировать вместе с ним, но, в отличие от «Небесной Бездны», этот не отзывается, не чувствуется никакого отклика вообще. До этого Тихиро не сталкивается с мечами, что уже принадлежат кому-то, потому он не может сказать, связано ли отсутствие ответа с тем, что у меча неожиданно все же есть живой хозяин, или просто потому, что тот нестабилен, сломан — погибает следом за своим покойным владельцем. Ничего не работает. Попытка взмахнуть клинком тоже не приносит результата. Несомненно, «Красная Лилия» — невероятно хороший меч, и даже наличие в нем датенсеки не делает его слишком опасной игрушкой, но Тихиро не чувствует от меча ничего, словно все особенные свойства металла испаряются. Однако что-то внутри ему подсказывает, что нужно продолжать изучение, нечто вроде интуиции шепчет, что с клинком что-то не так, словно он действительно все еще жив, просто ждет нужного момента. Вдруг это ловушка? Вдруг небесный камень отравляет его, пока Тихиро продолжает изучать клинок? Но он должен понять, в чем дело. Путь клинка пишет о том, что постигать меч нужно в бодрствовании и сне, утром и днем, за тренировкой. Сиба считает, что это помешательство; Тихиро не видит в этом ничего особенного, потому что точно так же он постигает «Небесную Бездну». Но та откликнулась моментально, словно ждала момента, когда Тихиро возьмет ее в руки, с «Красной Лилией» все обстоит гораздо сложнее. Возможно, все дело в каком-то еще ограничении? Ставил ли отец запрет на владение одним человеком двумя магическими клинками? Никто не знает ответа. Даже ночью Тихиро кладет меч у головы, когда засыпает. И, в какой-то момент, это все же дает свой результат. Откликается ли «Красная Лилия», или же связь происходит иначе… Той ночью Тихиро видит странный сон. Он чувствует легкое дуновение горячего ветра на затылке, а когда оборачивается, то видит перед собой зарево пылающего замка, в котором без труда узнает лаборатории, место пыток Шаль. Треск огня и жар настолько сильны, что Тихиро невольно делает шаг назад, стараясь закрыть лицо. Один, два — до тех пор, пока не упирается во что-то, в кого-то. Не успевает обернуться, потому что руки незнакомого человека резко опускаются ему на плечи, сжимая так крепко, что начинают болеть кости, а над ухом раздается тягучий низкий голос, противно тянущий гласные — столь хорошо ему знакомый по ночным кошмарам. — Попался, Рокухиро. Тихиро резко оборачивается, стараясь ударить локтем… Но на деле просто резко садится в постели, тяжело дыша. Его выдергивает из сна словно силком, и несколько минут он старается просто привести дыхание в порядок, пока его взгляд невольно не зацепляется за лежащий у изголовья клинок. Так и не скажешь, но Тихиро вдруг ощущает, словно тот пульсирует энергией, и осознает — «Красная Лилия» наконец-то дала свой ответ. Но приручить ее будет сложно. — Это слишком опасно, — резонно замечает Сиба за завтраком. Он подталкивает Тихиро еще одну яблочную дольку, которую тот послушно съедает, после чего стучит кончиком палочки по лбу. — Знаю, уж не мне тебе это говорить, но я бы поостерегся. Может, эта херня в клинке хочет тебя так убить, вот и заманивает. — Мне кажется, тогда бы оно не показывало мне такие видения. Разумеется, он обсуждает утренний инцидент с Сибой. Видение не похоже на кошмар, слишком явное, когда Тихиро просыпается, он все еще чувствует запах пепла, а на коже замечает мелкие черные пятна, будто гарь. Это вводит в ступор: по словам Сибы, основная способность клинка никак не связана с огнем, скорее с кровью… Это очень странно. Резонанс с «Небесной Бездной» таким не был. Он приносил с собой дыхание ушедших счастливых дней, когда был жив отец, спокойствие воды. От «Красной Лилии» разит жаждой крови. Но этот меч, однако, по-своему спокоен. Тихиро знает агрессивную природу датенсеки, и потому предельно осторожно с ним обращается, но даже после сна малейшая попытка влить остатки духовной силы в клинок не пробуждают его, не случается ровным счетом ничего. Но что-то не так, что-то… Весь день Тихиро ходит вокруг клинка, осматривает, но тот словно вновь затихает. Понимая, что простым хождением вокруг ничего не исправить, Тихиро решает вновь погрузиться в медитацию. Он выбирает дальний угол во дворе и садится на траву, затем опускает клинок себе на колени. При свете дня «Красная Лилия» кажется еще более агрессивной, кровавой, и Тихиро неспешно ведет пальцем по ножнам. Почему-то при взгляде на этот клинок он ощущает странное чувство ностальгии, доселе незнакомое. Такого никогда не было. Тихиро закрывает глаза. Когда он распахивает их, он вновь видит полыхающий замок, но в этот раз жар не столь ощутим. Несколько секунд он неотрывно смотрит за пожаром, за тем, как огонь медленно пожирает деревянные перекрытия. Ужасающе страшное зрелище. Интересно, после взрыва действительно так было? Тихиро не знает, никогда уже не узнает — Сиба перенес их с Шаль тогда в безопасное место, а единственный живой на тот момент свидетель скорее всего тогда же и погиб. Куда пытался уползти Содзе? Вниз, в лабораторию? Хотел добраться до аптечки?.. … нет. До небесного камня. Это уж точно. Чтобы… — … превзойти Рокухиро Кунисигэ даже после смерти. Знакомый голос шелестит над ухом, но в этот раз Тихиро не вздрагивает. Очевидно, что по неясной причине «Красная Лилия» решает подсунуть ему такой своеобразный сюрприз, как воспоминания о последней схватке с Содзе. Но все это лишь видения, и он молча оборачивается, решая наконец взглянуть в лицо собственному подсознанию, которое столь изощренным образом зачем-то искажает клинок. Но когда он смотрит Содзе в глаза, то ощутимо вздрагивает. Тот похож на оживший труп: из обрубка руки течет кровь, как и из рассеченной грудной клетки, но Тихиро помнит, как лично наносил эти раны, дело совсем в другом — его тело изрешечено, словно сыр, и стоит ему сделать шаг, как на земле позади остается заметный кровавый след. Это и есть… то, как Тихиро себе воображает следствие контакта с датенсеки?.. Честно, он ждал от своего воображения менее гротескной сцены. Содзе тянется единственной оставшейся рукой к Тихиро, дрожащей, переломанной, на его губах расцветает безумная улыбка. Его ладонь тоже изранена, и Тихиро невольно делает шаг в сторону, отчего улыбка на устах Содзе сначала застывает, а потом и вовсе гаснет. Он опускает руку и смотрит на него несколько секунд таким преданным взглядом, что становится неловко перед собственным воображением. С чего бы Тихиро чувствовать себя виноватым? Содзе сам становится виновником своей смерти. Вины Тихиро тут минимум. — Значит, уходишь, — внезапно севшим голосом произносит Содзе, так разочарованно, будто ему и правда обидно. — Мелкий уродец. Думаешь, так просто это закончить?! Он вдруг широко распахивает глаза — один глаз, понимает Тихиро, второго и не видно вовсе — после чего с ревом бросается на него. Тут не ощущается тяжести в передвижении, словно во сне, но Тихиро все равно застывает и чувствует, как на него наваливаются сверху. Содзе тяжелый, гораздо тяжелее, чем можно себе представить, и он вцепляется единственной рукой Тихиро в глотку, так, что мгновенно перекрывает кислород. Но так просто поддаваться он не собирается, и Тихиро в ответ вцепляется ему в волосы и пинает в живот, вдруг чувствуя, как колено уходит немного глубже, чем следует. Но Содзе словно плевать; он нависает сверху, будто хищник перед тем, как вгрызться в глотку своей жертве, и Тихиро ощущает его влажное теплое дыхание на лице вместе с каплями крови на коже. Взгляд Содзе скользит по нему с головы до пят, и затем упирается в правую руку, искалеченную. — Так и не вернул ее… Интересно… Тихиро пытается брыкнуться, но не выходит. — Что, Рокухиро, боишься? Правильно, бойся. Потому что так просто я от тебя не отстану, раз уж нашел. Он хочет что-то сделать, Тихиро чувствует, как крепче сжимаются пальцы на его шее, но в следующий раз, когда он моргает, то понимает, что находится во дворе их с Сибой убежища. Пожара нет, вокруг — зеленое спокойствие. Неожиданно накатывает тяжелая отдышка, и Тихиро с хрипом вздыхает, отбрасывая клинок в сторону, после чего вдруг осознает, как больно ему сглатывать. Пальцы невольно тянутся к шее и ощупывают ее… Чувствуя странное подозрение, он бредет в дом и находит ближайшее зеркало, в котором видит свое отражение, такое же, как и всегда, только вот на шее заметны синяки, будто бы от чужих пальцев. Значит, замирает Тихиро, это не иллюзия вовсе. Сиба смотрит на него молча несколько долгих минут, и становится как-то неловко. — Значит, эта херня все же пытается тебя убить. Так я и думал, — он проводит пальцем по клинку, что лежит перед ним на столе, после чего вдруг ведет по ножнам ногтем, отчего у Тихиро все внутри переворачивается, настолько это небрежное отношение с оружием. — Я все же предлагаю закопать эту гадость где-нибудь во дворе. — Тут что-то не так. Когда Тихиро дергает ножны обратно к себе, Сиба вновь смотрит на него, как на сумасшедшего. — Так. Слушай… Я знаю, наверное, эта хрень здорово промывает мозги, иначе ты бы в своем уме ни за что бы не стал за нее держаться, но… — Нет, — прерывает его Тихиро и вновь тянет меч на себя. Он старается говорить как можно тише, чтобы не тревожить поврежденное горло, но сейчас нужно сделать вид, что все в порядке, чтобы Сиба зазря не волновался. — Я понимаю, о чем ты говоришь. И этот клинок действительно опасен, ничего удивительного, что его предыдущий владелец умирает. Но… Я не знаю, как это объяснить… С ним что-то не так. — Ну да, эта кровожадная херня хочет тебя убить! — Не в этом смысле, Сиба-сан. Мне кажется, через этот кошмар он пытается поговорить со мной… Взгляд Сибы скептичен. — Меч. Поговорить. — Отец когда-нибудь рассказывал тебе, как он сотворил магический клинок? Сам Тихиро не в курсе; отец говорит об этом расплывчато, не вдаваясь в подробности, но одно он уясняет точно — Рокухиро Кунисигэ высек магию в датенсеки, и, зная свойства металла, скорее всего это потребовало жертвы. Именно поэтому они ковали лишь обычные мечи вместе, именно поэтому Тихиро никогда не видел ни одного из них до рокового дня вживую, лишь запечатанные коробы. Кунисигэ пытался оградить сына от некрасивой правды, показать иную сторону изготовления прекрасного оружия. Но когда-нибудь подробности бы всплыли; потому он начал разговоры… Только вот поведать все так и не успел. Так думает Тихиро. Ему кажется, что «Небесная Бездна» хранит в себе душу отца. Не зря же клинок так податлив, не зря же его сила — это золотые рыбки, одно из ценных воспоминаний прошлого, словно напоминание о тех славных временах. Может, так отец пытался сказать ему, что прошлое еще можно вернуть. Это он озвучивает Сибе, и тот слушает Тихиро молча, лишь изредка кивая. Потом вдруг закуривает, и Тихиро неожиданно хочется потянуться к нему и попросить сигарету себе — но он сдерживается, потому что курение ему явно не поможет. Ну, в любом случае… Это лишь теория. Возможно, отцу действительно приходится пожертвовать кем-то ради создания магических мечей. Несколько жизней в обмен на спасение миллионов. Нельзя исключать эту теорию, легко можно вообразить, что отцу просто удалось упокоить души, потому клинки не пытались убить своих владельцев; этот же меч еще никем не приручен. — То есть, ты думаешь, если это правда… То его дух пытается выйти с тобой на контакт? — Я подозреваю. Объяснение заставляет Сибу задуматься, и он стряхивает пепел с сигареты. — Интересно… — Но я не понимаю, — продолжает Тихиро, все еще водя рукой по рукояти клинка, — почему именно это воспоминание? Почему через образ Содзе? — Клинок, обладающий силой крови… — Может, потому что у нас было идеологическое соперничество? Он выбрал самый запомнившийся образ из моих жертв? Но было бы логичней попытаться сделать это через кого-то… не знаю, хотя бы через твой образ, Сиба-сан. Или через отца. — И Содзе, говоришь… Гм… Сиба словно о чем-то догадывается. — Причем именно сцену из финала нашего боя. Не понимаю, что он пытается этим сказать. Может быть, меч просит о помощи? Потому взывает образом поверженного противника? Но тогда было бы логичней использовать облик Шаль. Тихиро ведет рукой по рукояти, пока не доходит до цветочной гарды, и затем крепко сжимает ее в руке. Он выяснит. Несмотря на то, что произошло в иллюзии… Тихиро не ощущает угрозы. Будто бы все это — лишь игра. Так происходит несколько ночей подряд. Сны похожи друг на друга, и везде присутствует тень Содзе. Иногда он появляется перед глазами, порой просто слышен его голос. Одной из ночей Тихиро вновь кладет клинок у изголовья, а когда проваливается в сон, то оказывается все в том же месте, что становится по-своему привычно. Однако в этот раз замок не горит — словно воспоминание замирает в моменте перед взрывом, за секунды. Тихиро рассеянно смотрит на кровавую полосу на ступенях, вспоминает, как Содзе ползет по ним, после чего оглядывается по сторонам. Но сейчас вокруг никого нет, и эта кровавая дорожка будто бы приглашает его внутрь, и он решает поддаться. Знакомые коридоры ведут его обратно в лабораторию, где Тихиро спас Шаль. На лестнице кровавое пятно становится ярче, а внутри он слышит тяжелое хлюпающее дыхание, будто кто-то захлебывается. На секунду он медлит, но потом все равно идет вниз, где видит Содзе — ожидаемо, корячащегося на полу. Тот выглядит как и в прошлый раз, будто что-то еще пытается убить его после их встречи, и рядом Тихиро видит фрагмент небесного камня, на котором четко виден кровавый отпечаток ладони. Когда он слышит рядом стон, то вздрагивает. Содзе, кажется, на последнем издыхании, видно — не жилец, настолько много под ним крови, настолько много на нем ран. Он хнычет в бессильном предсмертной злобе, и Тихиро стопорится — нет, не так все должно было быть. Лаборатория же взорвалась. Это был… датенсеки? Но почему Тихиро видит это, он никогда сюда не спускался! Это не его воспоминание. Воображение? Но слишком четкое… — Пришел… посмеяться, да?.. Все возвращаешься… Содзе сейчас жалок. На Тихиро же ни единой раны. Странная сцена. Почему меч это показывает? — Ты — воплощение клинка? — решает сразу перейти к делу он. — Чего ты хочешь? Почему ты убил предыдущего хозяина? На полу Содзе наконец перестает возиться и с трудом поднимает голову. Наконец-то Тихиро может рассмотреть его лицо детально: кажется, будто один глаз у него лопается, изо рта продолжает течь кровь. Несколько секунд они пялятся друг на друга без единого слова, и Тихиро надеется, что воплощение клинка наконец-то перестанет морочить ему голову, но Содзе вдруг заливается истеричным смехом, будто гиена, и все смеется и смеется, не переставая. Он откидывается на спину и заливается гоготом, и Тихиро не знает, что ему сказать. Он озадачен тем, что меч всякий раз подсовывает ему такие странные картины. С «Небесной Бездной» такого не было. Видимо, «Хисяку» и правда преуспевают в одном, но оступаются в другом аспекте создания магического клинка. Интересно, что сказал бы отец… Он, наверное, мог бы расшифровать эти таинственные послания. Тихиро задумывается. Если меч выкован с использованием чужой жизни, то, вероятно, эта личность и пытается выйти с ним на контакт. Но раз она способна создавать воображаемые сценарии, то, видимо, может показать и свой истинный облик? Он с сомнением смотрит на Содзе, выдохшегося и лежащего на полу в луже собственной крови, после чего вновь хмуро интересуется: — Почему ты предстаешь в этом обличии? Не отец. Не кто-то из друзей. Именно Содзе. В него упирается взгляд. Содзе медленно растягивает губы в улыбке, обнажая рыжие от крови зубы. — Ты реально ничего не понял, Рокухиро. Невероятно. Тупой ты маленький говнюк. Он тянет к Тихиро руку, дрожащую, на которой будто плавится кожа. Когда Тихиро моргает, он понимает, что стоит уже в совершенно другом месте — перед горящим замком, а перед ним во весь рост выпрямляется Содзе. Он резко хватает его за подбородок, сильно, его палец проникает прямо в рот, из-за чего не вырваться; тянет к себе, и Тихиро чувствует невероятно сильный вкус крови на языке, от которого его начинает мутить. Голос Содзе тих, похож на змеиное шипение. — Я и есть воплощение этого сраного меча! Тихиро моргает, и в следующую секунду открывает глаза уже у себя в комнате. Он чувствует неприятный стальной привкус во рту, и, когда проводит пальцем по губам, видит алый отпечаток на руке. Содзе сбегает от них с Сибой в подвал, где и погибает во взрыве, такой для себя вывод делает Тихиро. Но, получается, он добирается до датенсеки? Пытается его обуздать? Выходит, эти видения — вовсе не воображение Тихиро, а чужие воспоминания? Но каким образом это все происходит? Сидя напротив него за столом, Сиба задумчиво грызет пластиковую ложечку от кофе. — Думаю, это обида. — Обида?.. — Ну, знаешь, самое яркое воспоминание перед смертью, — Сиба пожимает плечами. — Небесный камень впитал в себя личность и самые яркие эмоции Содзе перед тем, как сбросил излишне накопленную энергию, и после стал стабильным металлом, с которым работал твой отец… Если мы берем в работу теорию, что именно таким образом он делал этот опасный камень не столь опасным. Возможно ли, что «Хисяку» намеренно дают «Пронзающее Облако» Содзе, проверяя его совместимость с частицами датенсеки? Просто сделали его жертвой для того, чтобы создать собственный меч? Сиба упоминал, что на месте люди из «Камунаби» не нашли следов металла, лишь останки Содзе… Кто-то из «Хисяку» мог забрать уже стабильный небесный камень и выковать из него новый меч. Только вот отпечаток сознания остался, неукротимый. Содзе — упрямец, очевидно, что если клинок содержит даже малую часть его личности, то он не станет подчиняться. Поэтому первый владелец и умирает. Он хотел превзойти отца. Иронично, что его труп используют для того, чтобы сотворить новый меч. Тихиро не знает, жалко ли ему Содзе, зная всю эту историю… Даже несмотря на то, что он делал с Шаль, это уже слишком. Смерть — последнее, что остается порой у человека, и «Хисяку» отнимают даже посмертие. Он ведет рукой по клинку перед собой, чувствуя, будто где-то в глубине что-то бурлит. После их боя Тихиро дарует ему возможность сдохнуть на своих условиях. Впрочем, это и вина Содзе тоже — не дергайся он, не касайся небесного камня, то (при малейшей вероятности) мог бы даже выжить. Но, тем не менее… — И что будешь делать? — Сиба смотрит Тихиро прямо в глаза. — Теперь мы с тобой оба знаем, что он попытается тебя убить. На твоем месте я бы закопал эту железку или выбросил бы ее в море. — Так нельзя, — упрямо возражает Тихиро. — Почему? Тихиро, там внутри — сознание психопата, которого ты убил. Он к тебе мил не будет. — Тебя просто там не было. Когда Сиба озадаченно на него смотрит, Тихиро качает головой. — Не задумывайся. Просто интуиция. Просто мне показалось, что это зов о помощи. — Серьезно? — Видишь ли, — Тихиро сжимает ножны в руке, — я совершенно не чувствую от этого клинка жажду крови в свою сторону. С Сибой они готовят площадку для тренировки, огораживая ее симэнавой, чтобы не дай бог ничего не произошло. Цель — просто опробовать магию, запечатанную в клинке, задача нетривиальная, и Тихиро понимает, что это — финал, если сейчас он использует клинок, то навсегда останется его владельцем. Не то, что это его пугает. На самом деле, так Тихиро будет даже спокойней. Он вертит катану в руке, осматривая ее со всех сторон. Идеальная подделка. Потом косится на заготовленные манекены. Внутри них — желеобразный наполнитель, для имитации человеческого тела. — Готов? Сиба, очевидно, нервничает, и Тихиро его прекрасно понимает. Если предыдущий владелец умирает страшной смертью, то не справляется с силой клинка. Проблема в том, что никто из них толком не знает, в чем заключаются способности меча, кроме того, что, кажется, это имеет отношение к крови. Ну, во всяком случае, так предполагает Сиба… Сам Тихиро не может сказать. Он сжимает рукоять, чувствуя, как духовная сила пропитывает лезвие клинка, от гарды до кончика, после чего делает замах. Он не знает названия техники, но это и не нужно, клинок словно позволяет воспользоваться своей силой. Один удар рассекает ближайший манекен пополам. Следом за лезвием из желеобразной массы тянется зеленоватая жидкость, заменяющая кровь, а вторая атака превращает эту же «кровь» в лезвие, отделяющееся от клинка. Значит, клинок-вампир? Скорее всего он просто осушает своего предыдущего владельца. Любопытно, почему у Тихиро получается, или это какая-то намеренная демонстрация? Зная Содзе — не удивительно. Скорее всего у клинка есть еще какие-то атаки, но пока сложно сказать, да и слишком опасно. Неизвестно, чем это закончится. — Похоже на дзюбокко, — доносится задумчивый голос Сибы. Дерево-вампир? Была ли это магия Содзе? Все, что Тихиро о нем знает — то, что тот был могущественным чародеем. Известно, что дзюбокко растут на полях сражений. Оружейные торговцы наживаются на войнах, и Содзе, как ее венец, восхваляет оружие, закончившее войну, но грозящее разразить новую. Тихиро медленно кивает, на самом деле не особо слушая, пока сам смотрит на клинок у себя в руке, размышляя, было ли все произошедшее сейчас намеренным, или же Тихиро, как опытный фехтовальщик, просто взмахнул клинком, а Содзе — подчинился. Он размышляет о том, что может ощутить сознание человека, запертого в клетке. Он вспоминает Шаль. Тихиро ведет пальцем по лезвию, после чего прижимается к нему лбом. Что ж, если так требуется… Он приручит дикого зверя. Однако стоит попробовать другой способ, не путь агрессии. Этой ночью горящий замок меняется на неизвестный роскошный особняк, точнее, так предполагает Тихиро. Он идет вперед, не понимая, куда несут его ноги, пока не выходит в обширный зал с огромным панорамным окном, из которого можно рассмотреть весь Токио. Из примечательного здесь — огромная купальня, от воды идет пар. Но он тут не один, рядом с водой сидят девушки в красивых кимоно. Поначалу Тихиро удивляется, что вокруг так многолюдно, но потом замечает, что гейши в роскошных одеяниях, смирно ждущие кого-то, на самом деле не люди — просто безликие манекены в париках. Осторожно смотря в их сторону, Тихиро проходит вперед, пока не останавливается перед кадкой с бонсаем, и несколько секунд он неотрывно на него смотрит. Теперь он точно уверен, что это не искаженное воспоминание. Вода позади вдруг начинает со страшной силой бурлить и окрашивается в алый, будто кровь. Поначалу такая гротескная сцена кажется Тихиро пугающей, но спустя минуту он просто смотрит на это странное зрелище безо всякого интереса. Когда же водяная гладь наконец-то разглаживается вновь, он вдруг произносит: — Любишь же ты покрасоваться. Затем закатывает рукав и опускает руку в воду. Довольно скоро пальцы нащупывают что-то, и он тянет это наверх. Рука с броской черной татуировкой, очевидно, кому принадлежащая. В этот раз обходится без ран, лицо Содзе чистое, пусть и испачкано в крови (видимо, именно она и наполняет купальню, делает вывод Тихиро). Однако тот не реагирует, словно действительно мертв, и ему приходится обхватить голову Содзе руками, чтобы тот не ушел под воду вновь. Так Тихиро и замирает, смотря на него сверху вниз. Касаться чужого скальпа вот так — слишком интимно, но… все это все равно лишь воображение. Во всяком случае так Тихиро убеждает себя. — Не могу поверить, что это правда. В ответ — тишина. — Я думал, что ты умер, окончательно. Мертвые должны оставаться мертвыми. Иначе почему мой отец не вернулся? Но в ответ Тихиро все еще не слышит ничего, и это начинает его злить. Теперь он владелец меча. Если уж и начинать работать вместе в столь… своеобразной манере, то хотя бы с разговоров, может, даже ругани, а не молчания. — Сам же хотел, чтобы я вернулся, разве нет? — Отвали, — голос Содзе звучит с надломом, уставше. — Мне хуево, не видишь? — Тебе не может быть плохо, ты уже мертв. — Вот именно, — произносит тот и взмахивает рукой вперед. Тихиро мгновенно понимает, что это атака. Он использует свою магию! Видит словно в замедленной съемке, как прямо навстречу ему несется едва различимый кровавый хлыст… Но все это нереально. Этой сцены не существует, Содзе — мертв, а Тихиро просто резонирует с остаточными воспоминаниями в мече. Он в последний момент хватает Содзе за руку, и ему на лицо просто попадает несколько капель. Позади же с громким хрустом бьется окно. Они смотрят друг другу в глаза, Содзе явно в замешательстве, но потом его взгляд теряет всякий интерес. Подчинись же, думает Тихиро. Сейчас ты все равно никуда от этого не денешься, я — новый владелец меча. Содзе уходит под воду до того, как Тихиро успевает его схватить, и несколько следующих минут проходят в поисках хотя бы чего-то под водой, но там — пусто. Тихиро остается один наедине с манекенами гейш в дорогих кимоно, а когда открывает глаза, то осознает, что на дворе уже новый день, а он по какой-то причине чувствует себя невероятно разбитым. В следующий раз Тихиро решает обойтись без использования способностей клинка. Простая тренировка, нет ничего сложного в том, чтобы нарубить пару бамбуковых палок. Он тренируется один; маше клинком быстро, бьет так, чтобы разбить все на пути. Чем дальше это продолжается, тем сильнее Тихиро начинает злиться. Почему это происходит? Как «Хисяку» только посмели так грязно плюнуть в лицо творениям отца?! Чертовы ублюдки, он покромсает их, как только достанет, за все, что они сделали! За смерть отца, за то, что сломали все! Создать такой отвратительный меч — преступление, но Тихиро крепче сжимает его рукоять, делая замах… Он слышит позади голос Сибы, слегка задумчивый: — Никогда не видел тебя таким злым. — Закрой пасть! Неожиданно, Тихиро замирает, когда слышит, как Сиба же громко присвистывает. Не дожидаясь реакции, он разжимает пальцы, и «Красная Лилия» падает на землю с глухим стуком. Он пораженно смотрит на нее несколько мгновений, пока не поднимает взгляд на Сибу, что вразвалочку подходит ближе и аккуратно поддевает клинок ногой. — Это еще откуда пришло? — Прости, — севшим голосом бормочет Тихиро. — Я не хотел. — Да я понимаю, — Сиба одаряет его безмятежной улыбкой, явно вообще не задетый, после чего наклоняется и берет в руки меч. Придирчиво вертит его в руке, после чего стучит ногтем по лезвию и цокает языком. — Н-да… Я все же буду настаивать на том, чтобы мы закопали эту штуку. Смотри, оно даже лезет тебе в голову. Тихиро, признаться, хочется согласится. Разбираться с Содзе еще при жизни было проблемой, хотя они виделись от силы раза два, но оба из них заканчивались тем, что в себя Тихиро приходил на больничной койке. Он много зла совершил: все, что случилось с Шаль, убийство отряда Азами… Неудивительно, что клинок, выстроенный на фрагментах его души, тоже пышет яростью. Он неуверенно смотрит на меч, затем поднимает взгляд на Сибу. — Давай попробуем сегодня ночью без него. Мне нужно кое-что проверить. — Проверить? — Сиба фыркает. — Даже боюсь спросить, что именно. Одиночество — страшнейшая пытка. Люди, как ни крути, нуждаются друг в друге, и даже Тихиро, одиночка по своей природе, все еще цепляется за компанию Сибы, что иного не говори. Можно бесконечно читать басни о палках и веревках, но связи все еще необходимы. Даже Содзе, он — человек из тех, кто много говорит, значит, скорее всего по нему подобное бьет сильнее всего. Такой вывод делает для себя Тихиро, когда не касается меча около двух дней, а потом, ночью, вновь берет клинок в руки и кладет у изголовья. Просыпается он в совершенно новом месте, и, кажется, это даже не воспоминание, просто собирательный образ — в какой-то момент коридоры начинают искажаться под таким углом, какие невозможно вообразить в реальности. Но Тихиро находит нужную точку, где его ждут: это пустая комната для чайных церемоний, из мебели тут лишь низкий столик. В ту же секунду в него впивается выжидающий взгляд: Содзе, в том же одеянии, что и в их последний бой, очевидно в нетерпении. Он выглядит невредимым, за исключением отсутствующей левой руки, но из нее не течет кровь. Когда их взгляды пересекаются, глаза у Содзе расширяются, и он шумно втягивает воздух носом. — Я думал… ты не вернешься. Его голос звучит равнодушно, но Тихиро чувствует легкую нервозность, дрожь в тоне, будто это не совсем правда. Значит, его догадка оказалась права. Скорее всего, Содзе даже думать не захотел о том, чтобы подчиняться кому-то другому, потому «Красная Лилия» и убила предыдущего владельца. Но с Тихиро они знакомы лично, совсем другой разговор, и когда даже Тихиро отворачивается… Наверное, что-то в голове у Содзе все же меняется. Тихиро опускается напротив и медленно качает головой. Но молчит; Содзе воспринимает это по-своему. — Что… Решил, что не стоит сюда больше приходить? Понимаю. Испугался? Ничего страшного… Все вы, — он криво улыбается, и выглядит, будто оскал, — боитесь. — Я тебя и в первый раз не боялся. — Тогда почему ты выжидал?! Как интересно, размышляет Тихиро, Содзе действительно хватается за него, как за спасительную соломинку. Скорее всего именно поэтому он не убивает Тихиро, как предыдущего владельца, просто потому, что тот — его последняя надежда. На что, правда, сказать сложно, но… Во всяком случае, Содзе уверен, что Тихиро не уйдет, и в этом он прав. У них совершенно разные взгляды на творения отца, но каждое мнение имеет право на жизнь. Тихиро просто пожимает плечами. — У меня есть свои заботы. Я не могу тратить все время только на тебя. Голос Содзе звучит разъяренно, но похож на скулеж: — Никогда не делай так больше! — Почему? Такой прямой вопрос ставит Содзе в тупик, и он замолкает, проглатывая слова. Теперь Тихиро точно уверен в том, что все это время был прав. Он наблюдает за тем, как взгляд Содзе рассеянно бродит вокруг, по трещинам на столе, но никак не фокусируется на Тихиро. Неожиданно, в какой-то момент он начинает говорить, и голос у него тихий и злой: — Если бы не ты… Если бы не встал на моем пути в лаборатории… Нам не стоило драться, нужно было просто поговорить… Ты же сын Рокухиро, да? Точно… Ты сам говорил. Если бы я просто узнал у тебя его секрет… Нет, нам правда не было нужды драться… Зачем ты полез за девчонкой именно в этот день? Почему не в другой? Мы могли бы договориться. Все могло закончиться иначе… Он не в себе, все это бормотание походит на лихорадочный бред. Странно, думает Тихиро, сложно было представить, что ему представится подобное зрелище. Но он молчит, а Содзе будто и не нужен ответ — он продолжает пялиться в одну точку с отрешенным видом. — Один маленький сраный разговор, и всего этого бы не было… Ты знаешь, как это было больно?.. Нет, наверное, знаешь, ты и сам потерял руку, логично… Но нам стоило разойтись, надо было отпустить тебя с девчонкой, плевать на исследования, я бы что-нибудь придумал… Что-нибудь… Теперь во всем этом нет смысла… Зачем ты приходишь? Раз за разом? Поглумиться? Да, наверное… Определенно, Содзе даже не нужен ответ. Он все болтает и болтает, погруженный в собственные мысли, и это откровенно жалкое зрелище. Раньше Тихиро думалось, что если между ними и будет разговор, то это Содзе будет в позиции сильного, все же, он довольно опасен, но сейчас Тихиро чувствует, что ситуация под его контролем. — Сраные ублюдки, если бы они не всучили мне это исследование, то я бы… Никак не замолчит. Не то, что Тихиро нужно было его прерывать, впрочем. Он молча слушает все эти бессвязные речи, видя, как глаза Содзе приобретают все более и более лихорадочный больной блеск. Оставшейся рукой он начинает едва заметно скрести по столику, громче и громче, пока, наконец, под ногтями не остается белая борозда. — Все из-за тебя, все из-за тебя, все из-за… — Содзе, — окликает его Тихиро, но то не слушает. — Если бы ты не пришел… Зачем ты пришел, ты мог прийти позже, уйти на пару минут раньше, мы бы не пересеклись даже, мне было бы плевать, я был бы жив! Но ты остался, и… — Гэнити. — Почему я должен все это переживать? Я должен был умереть. Я шел туда с мыслью, что умру. Хотя бы перед смертью хотел оказаться на одном уровне с твоим сраным папашей, но… Не слушает. В итоге, понимает Тихиро, нет более простого способа заткнуть Содзе. Это не самый разумный вариант… Признаться, он бы так ни за что не поступил в иной ситуации, но особо не разгуляешься. Потому, игнорируя болтовню, он поднимается с места и подходит к Содзе, следом за чем опускается перед ним на колени. Тот замолкает посередине слова, пристально глядя на него в ответ, и Тихиро протягивает руку вперед. Вообще-то, быть настолько настойчивым немного не в его духе… Но что не сделаешь, чтобы заставить Содзе замолчать. — Что ты делаешь? Хочешь продолжить глумиться? — дрожащим голосом интересуется тот, и Тихиро устало роняет: — Как же ты меня достал. Заткнись, ради бога. Содзе явно хочет возразить, но не успевает, как Тихиро затыкает его поцелуем. Ладно. Возможно, стоило бы поискать иной способ закрыть ему рот, но этот показался самым быстрым. Сначала это простой робкий поцелуй, и Тихиро думает, что на этом все закончится. Он сам без понятия, насколько подобное допустимо, но, с другой стороны, он говорит с мертвым человеком внутри своей головы… Пожалуй, можно плюнуть на некоторые нормы. На вкус слюна у Содзе приторно сладкая, словно он только что ест сахар. Но спустя некоторое время Тихиро чувствует, как чужие пальцы хватают его за подбородок и медленно отстраняют прочь, впрочем, достаточно вежливо, чтобы это не было больно. Взгляд Содзе приобретает некоторую осмысленность, когда он поглаживает большим пальцем кончик подбородка. — Это… было неожиданно. — Иначе тебя не заткнуть, — простецки замечает Тихиро. На устах у Содзе вновь расцветает кривая ухмылка. — Интересные же у тебя методы, Рокухиро… — Ты заслужил почти все, что с тобой случилось, — спокойно проговаривает Тихиро. — Смерть была хорошим наказанием. Но я понимаю, что вот это, — он обводит рукой помещение вокруг, — не то, чего можно ждать в посмертии. И это действительно неправильно. Он вдруг поджимает губы и отводит взгляд в сторону. Может, не стоило говорить подобного. Содзе слишком много зла совершил. Но по мнению Тихиро, такое наказание — это уже слишком. Есть границы, за которые не стоит выходить, но он и сам не может понять, почему так думает. Не то, что Содзе ему друг или близко знакомый, но все дело в том, что Тихиро сумел понять его точку зрения — и, значит, сумел признать. Пожалуй, это можно назвать уважением к противнику. Тихиро ждет, что Содзе опять пустится в долгие пустые разговоры, но тот вдруг опускает голову и берет его за руку. Ладонь у Содзе горячая, пальцы шершавые, сразу видно, что он не кичится званием опасного бойца просто так, это руки человека, познавшего сражения. Тихиро затаивает дыхание, пока не слишком понимая, что может последовать, и молча смотрит на то, как Содзе прижимает его ладонь к своему лицу и утыкается в нее. Следующая его фраза звучит уже тише. — Больше так не делай. Как, не понимает Тихиро, но не успевает спросить, потому что просыпается. Некоторое время он молча лежит в постели, сверля взглядом потолок, затем морщится от тянущего ощущения снизу, куда и смотрит… Невольно вскидывает бровь. Вот чего, а проснуться с утренним стояком после медитации он еще не практиковал. Всю тренировку Сиба пристально наблюдает за Тихиро, и лишь в самом конце наконец подходит ближе. — Вижу, проблем тебе больше не доставляют. Тихиро поднимает взгляд на него, но затем смотрит на клинок. Действительно, последние несколько дней оказываются спокойными — ничего за рамки переходящего, клинок послушен, будто «Небесная Бездна». Но он просто пожимает плечами и возвращает меч в ножны. Сиба продолжает смотреть на него с иронией. — И как ты приручил его? — он широко раскрывает глаза и ударяет кулаком по ладони. — О, знаю! Наверное, набил морду! Это было бы очень некстати, пусть и звучит соблазнительно, думает про себя Тихиро, но в ответ качает головой. — Все гораздо проще. Я с ним поговорил. В этот раз место, в котором оказывается Тихиро, не напоминает тесные городские постройки, скорее местность где-то крайне далеко за городом. Он идет вперед, не слишком различая заросшую тропинку под ногами, пока не выходит в цветочное поле — такое широкое, какого никогда не видел. На секунду он даже останавливается, настолько завораживающее это зрелище — целое море белых цветов. Не то, чего он ждет от подсознания человека, подобного Содзе. Найти его довольно легко — посреди сплошного белого цвета его фигура выглядит темным пятном. Лежа на спине, он будто спит, сложив руки на груди, и в этот раз Тихиро замечает, что их две. Интересно, от чего это зависит? Может, от какого-то внутреннего состояния? На момент их первой встречи тот все еще тяготится своей смертью, а сейчас, наверное, принимает как и ее, так и поражение. Но Тихиро решает не спрашивать. Он просто опускается на траву рядом и поджимает под себя колени. Даже если это лишь воображение, тут хорошо. Ветер холодит шею, цветы качаются из стороны в сторону. — Ты вернулся. Тихиро опускает взгляд вниз. Там Содзе даже не открывает глаза, лишь улыбается уголками губ. — Конечно. Я же обещал. Ничего Тихиро не обещал. Но он понял, о чем говорил Содзе ранее, и… просто не сделал ничего нового. Иногда для счастья людям нужно так мало. Сам Тихиро не может сказать: его счастье где-то далеко, у «Хисяку», и он сможет по-настоящему свободно вздохнуть лишь в момент, когда добудет все оставшиеся клинки. — Что это за место? — решает перевести тему он, опуская взгляд на цветок рядом. Кажется, это паучья лилия. Говорят, такие окружают реку Санзу, дорога через которую ведет прямо на тот свет. Но тут — ни реки, ни моста. Ничего. Вот оно такое, забранное посмертие. — Неважно… Просто что-то из прошлого. Некоторое время продолжает висеть тишина, и им двоим комфортно вот так молчать, просто сидя рядом. Тихиро вспоминает утреннюю тренировку, как легко поддается клинок, и думает — наверное, примерно так отец подчиняет себе датенсеки, только вместо него теперь Тихиро приходится иметь дело со следом чужой души, отлитой в клинке. Хорошо, что этот меч демонстрирует лишь воспоминания Содзе. Ему бы не хотелось оказаться рядом со своим старым домом в тот самый день, когда все изменилось. — Все приходишь и приходишь… Я думал, ты перестанешь. Не думал, но боялся, понимает Тихиро. — Нет. Почему? — Мы не друзья. Ты меня ненавидишь. Да, это так. Тихиро поднимает голову и смотрит на блеклое солнце. Очевидно, что оно фальшивое, потому что не слепит, сколько не любуйся. — Не друзья. В ответ Содзе лишь слабо хмыкает, будто его это действительно веселит. — Знаешь, на самом деле это даже привычно. В смысле, одиночество. Ты думаешь, в подполье у меня было много приятелей или типа того? Да нихера — в основном все ходили как ебаные гордецы лишь в компании ближайших подсосов, а потом фальшиво улыбались друг другу на встречах. И я в том числе. Так что я привык, на самом деле. Оставаться наедине со своими мыслями. Он переводит дух. — Я и не думал, что меня начнет это беспокоить, и убил пару людей до этого, кто попытался до меня докопаться. В смысле, взять в руки меч. Не хотелось даже рожи их мерзкие видеть, не то, что давать свою силу. Но все поменялось, когда появился ты. — Интересно. — Ничего интересного, Рокухиро, — Содзе качает головой. — Мы знаем друг друга, плюс я в курсе, какой ты защитник слабых и убогих. Таких, как я сейчас. Может, я просто почувствовал надежду, что это как-нибудь закончится. Что это судьба — потому что ты единственный, кто точно может взглянуть на ситуацию под иным углом… Кто… может помочь? Я не знаю. Но тяжело сделать что-либо, пока ты торчишь в бездушной железке. Вот, как-то так… Ну что? Доволен? Добился от меня признания, что я нихера сейчас не могу, что ты тут единственный, кто все контролирует. Пиздец меня это бесит. Это чем-то даже смешно, то, как Содзе признается в своей слабости, в жажде не отпускать старого противника просто потому, что ближе никого нет. Тихиро вспоминает то, как он затыкает ему рот поцелуем — не лучшее решение, к которому он приходит, но самое первое. Стоило смотреть поменьше фильмов с Сибой, может, придумал бы что-то разумнее. Но, видимо, в конечном итоге это и срабатывает, и Содзе перестает метаться, что видно по его воплощению тут. А Тихиро… Наверное, он просто чувствует покой. Во всяком случае, нет ничего, что его злит сейчас. Долги кровью искуплены. Содзе стал преемником иного видения клинков отца. Значит, в этом они равны. Слепое обожание… знакомо Тихиро. Поэтому он откликается на зов клинка, а клинок — на его. — Я знаю, — наконец, произносит он. — Все это уже давно знаю. Поэтому я и пришел. Потому что тебе одиноко. В этот раз они пересекаются взглядами. Наверное, Содзе ему не верит. На мгновение его лицо приобретает горькое выражение, кислое даже, и он кривит лицо, и потом дрожащим голосом, будто на грани срыва, бормочет: — Я ненавижу тебя. Всем сердцем. Но только пока ты рядом… В этом аду для меня появляется смысл существовать дальше. Это и есть отчаяние, да? В ответ Тихиро не отвечает ничего, продолжая смотреть далеко вперед, на бесконечное поле белых цветов. Потом шумно выдыхает и поднимается на ноги. Содзе продолжает наблюдать за ним с земли из-под полуприкрытых глаз. — Знаешь, я все равно собираюсь убить «Хисяку», чтобы отомстить за отца. Думаю, если я сделаю это ради тебя тоже, это не особо много поменяет. Поможешь мне в этом? Дашь ли силу воспользоваться мечом «Красной Лилии» на полную? Несколько секунд Содзе смотрит на него все с тем же слегка равнодушным лицом, потом прикрывает глаза и тихо посмеивается, и в этот раз это уже не истеричный гогот, а скорее горькая усмешка. Он садится на земле, затем протягивает руку Тихиро, и тот на опережение хватает ее, сжимая в ладони. — Договорились. Только скажи мне одно. Тихиро выжидающе на него смотрит. — Как тебя зовут, Рокухиро? — Тихиро. Меня… зовут Тихиро. Они разбивают рукопожатие, а в реальности Тихиро отпускает клинок, теперь окончательно принадлежащий только ему.