За что упрекать человека, если, оказавшись в тюрьме, он пытается выйти на свободу и уйти домой? Или, если он не может так сделать, он начинает думать и говорить не о тюремщиках и тюремных стенах? Слово «вне» (за пределами) не становится менее реальным от того, что узник не может увидеть, что там. Применяя слово «уход» в таком значении, критики выбрали не то слово, и более того, они ошибаются (не всегда искренне) и путают уход, побег узника с побегом дезертира. Точно так же партийный оратор мог заклеймить побег от бедствий из фюрерского или любого другого Рейха как измену. © Дж.Р.Р. Толкин, «О волшебных сказках»
Ян рассмеялся, смех казался весёлым, но Райнхард чувствовал, что смеются над ним. Злость заставила с силой сжать пальцы на бедре, но Ян на это не отреагировал, даже если ему стало больно. — Ты что, реально не в курсе, — бросил Ян, чуть успокоившись, — что за спальню ты мне выделил? — он высвободился из рук Райнхарда и встал, небрежно вытерся. — Пойдём! — скомандовал он, бросив на Райнхарда странно-непроницаемый взгляд через плечо. — Jawohl, Herr Admiral! — Райнхард трясущимися от предвкушения продолжения руками накинул на голову полотенце — недостатком длинных волос было то, что они долго сохнут. Он очень нервничал сейчас, а Ян был странно собран — даже не спотыкался и не запинался как обычно на ровном месте, возможно, отбросив от возбуждения свою намертво приросшую к лицу маску, «безобидный» наш. Впрочем, его не хватило надолго — уже в дверях спальни он буквально повис на Райнхарде. — Короче, вот. — Ян криво усмехнулся, открывая тумбочку возле кровати. Райнхард почувствовал, что краснеет. Помимо презервативов и смазки там имелись наручники, плётка и много неких предметов, о назначении которых он лишь догадывался. Ян, тем временем, достал какой-то пузырёк, открыл его и поднес к лицу, вдыхая, а потом повалился на кровать, раскинув руки. — Эта штука — афродизиак, помогающий расслабиться. Так что, действительно, сегодня можешь быть сверху. — Ян вдруг улыбнулся совсем иначе, как-то застенчиво. — В первый раз должно быть просто хорошо, так что не думай, будет мне больно или нет. Правда, мне нужно просто забыться, иначе я сойду с ума, а с тобой хорошо, ты как наркотик, я так хочу тебя… — Уверен? — Ян был слишком соблазнительным, чтобы сохранять контроль, но, может, он просто сошел с ума? — Ты точно в норме? Взгляд Яна напоминал звон лопающийся струны — злой и обреченный. — Я как раз и пытаюсь вернуться в норму, не видишь?! — он вовлёк Райнхарда в очередной агрессивный поцелуй, слишком сильно сцепив пальцы на плечах, затем резко отодвинулся. — Ты должен быть сумасшедшим и злым, ты же грёбаный Император грёбаного, сука, Рейха! Какого дьявола ты строишь из себя нормального?! Райнхард толкнул его на кровать, сдавливая запястья и нависая сверху. Он уже не мог сдерживаться и пытаться быть лучше, чем есть. Ян был таким желанным, и в то же время бесил. Хотелось взять его жестко, сделать больно, и в то же время заставить стонать от удовольствия. — Так больше нравится? — Ответа не последовало, что, видимо, было согласием. В конце концов, не сдерживаться и не пытаться быть хорошим проще. Хотя Райнхард принципиально хотел, чтобы Ян запомнил его как лучшего своего партнера. Кажется, расслабляющая фигня подействовала — мышцы внутри поддавались довольно легко, хотя сначала сдавили пальцы настолько туго, что Райнхард уже подумал — ничего не получится. Ян как будто превратился в отрешенную куклу, словно завис в мире фантазий, но Райнхарду уже стало всё равно. Он не знал, достаточно растяжки или нет, но выдержки терпеть больше не было. Он понятия не имел, в какой позе это удобнее делать, но тут Ян таки соизволил помочь, перевернувшись на живот и позволив вздернуть себя за бедра, становясь на четвереньки. Сам факт, что он трахает Яна Вэньли, вызывал азартный пьянящий восторг. Яну могло быть больно, но он не показывал, только дыхание стало шумным и рваным. Он завел руку вниз, сомкнув пальцы на члене своего любовника. Глаза словно заволокла красная пелена, хотелось раствориться в нем, сделать его своим, никогда не отпускать. Вцепился зубами в его плечо и кончил сам, почувствовав, как пальцы заливает горячая сперма.***
Естественно, Райнхард проснулся один. Проснулся от того, что кончил. Кончил от сна про секс с погибшим человеком, который его, похоже, всегда ненавидел. Сам факт заставил почувствовать жгучий стыд и одновременно с ним тяжелую, стылую злость. Как будто он — глупый одинокий подросток, а не могущественный император… но возбуждение от нарисованных подсознанием картин все никак не хотело отпускать. Райнхард с мазохистской злостью заставил себя подумать о том, как Яну было бы противно, если бы он получил «развединформацию» об этих фантазиях. Конечно, он любил свою жену, а узнай о том, что выдает подсознание его врага, возненавидел бы его еще сильнее. Или посмеялся бы, пируя в Вальхалле, тем безумным смехом из сна. «Ян мертв, — снова подумал Райнхард с тяжелой тоской. — Мертв. Ему уже просто все равно. И ничего нельзя изменить! Хватит представлять его так! Это отвратительно!» Снова поднявшаяся волна злости, злости на Яна, который не пожелал присоединиться к нему, считал врагом, не беспокоясь даже о собственной жизни, подсказала единственно верный выход. Нужно уничтожить засевших на Изерлоне мятежников. Может, тогда Ян отпустит его… Или заберет к себе.