Символ надежды

Причуды Один за всех больше нет. Полное исчезновение Все за одного поглотило за собой и изначально порождëнный им Один за всех. Какая-то часть Изуку всегда понимала, что всё этим и закончится. Даже предшественники намекали не раз, что он — последний обладатель данной причуды. Но… кто бы знал, что это произойдёт так скоро. Мидория вернулся к своей стартовой линии. Он снова беспричудный. Изуку чувствовал себя проклятым опять. Да, он спас весь мир, внëс своё имя в историю, но это меркло на фоне того, что он потерял. Жизнь с тех пор, как он получил причуду, стремительно менялась в лучшую сторону. Мидория обрëл наставника в лице самого Всемогущего, завëл верных и хороших друзей, даже Каччан, казалось бы, начал его уважать и по-своему заботиться. Изуку даже не успел освоить причуду в полную силу, не смог раскрыть потенциал каждого квирка, составляющего Один за всех, как всё исчезло. Множественные сложные переломы конечностей, пугающие врачей, вся нагрузка, что вынесло его тело, и всё ради того, чтобы потерять причуду, даже не получив постоянную лицензию героя. Мидория заметно отстранился, и пока лежал в больнице просил никого к нему не пускать. Старался практически не покидать палату без сопровождения врача или мамы — так как около двери частенько дежурил кто-то из одноклассников, если не все сразу. Каччан рвался к нему особенно, но Изуку запретил себе даже думать о разговоре с ним. Как только Кацуки узнает, что у Мидории больше нет Одного за всех, он снова отстранится в лучшем случае, а в худшем — начнёт считать Изуку мусором. Всё это чертовски ранило, и всю неделю в госпитале Изуку только и мог, что лежать с закрытыми глазами и думать, что ему делать дальше. На геройский курс вход без причуды закрыт, но можно перевестись на другой факультет. На факультет общего образования его должны принять без вопросов. Но стоило ли оставаться в UA после этого всего? Мидория знает, что ему будет невыносимо больно пересекаться с одноклассниками, но больше не участвовать в их жизни и в жизни класса. Может, получится договориться с другими геройскими школами, в той же Шикецу наверняка тоже есть факультет общего образования или поддержки. Времени на принятие решения оставалось всё меньше, как и желание посвящать кого-либо в свои планы. Изуку даже не стал советоваться с мамой, и в день выписки как можно быстрее сбежал из палаты, оставив получение медицинских документов и рекомендаций от лечащего врача на мать. Одноклассники не знали, в какой конкретно день его выпишут, и это тоже было отлично — не пришлось лишний раз пересекаться с ними. Мидория чувствует облегчение, когда выходит из палаты и видит, что скамейка в коридоре пуста. Никто не ждëт его, одна лишь мама суетится рядом. — Мам, получи выписку, а я подожду на улице, — ошарашивает он еë перед тем, как рвануть к выходу быстрым шагом. Честно, Изуку бы побежал, но в больнице бегать нельзя. Больше недели он не выходил на улицу, и когда это свершилось, Изуку потерял всю бдительность, позволяя себе остановиться у входа, чтобы вдоволь насладиться ощущением свежего и прохладного воздуха. Для обычно влажного и удушающего летнего климата сегодняшний вечер приятный, дышать легко. — Наконец-то, — раздаётся сзади, и Мидория вынужден ошарашенно обернуться. Что-то в голове упрямо кричит: «Беги прямо сейчас как можно дальше», – но тело отказывается слушаться. Изуку загнанно хлопает глазами и молчит, разглядывая Каччана. Кацуки выглядит потерявшим покой из-за резких теней под глазами, однако выражение его лица мягкое, словно он совсем не злится. Это прибивает ноги Изуку к асфальту лучше, чем что-либо другое: Каччан беспокоился за него, иначе зачем он пришёл, но готов ли он узнать правду? У Изуку больше нет причуды, а значит, Кацуки больше не надо за него волноваться и пытаться разделить его бремя. Никакой тяжести судьбы всего мира на плечах Мидории больше нет, Кацуки может уходить прочь. — Если ты хочешь свалить, задрот, вперëд! — кричит Кацуки и сжимает кулаки, но при этом остаëтся на месте, доказывая, что он не станет догонять Изуку, если он вдруг всë-таки решит сбежать. — Беги, и ты никогда не услышишь, что я тебе хочу сказать! Мидория смотрит за его спину, в окно, где медсестра показательно зашторивает окно, и ухмыляется. — Каччан, не стоит так орать здесь. — Чëртов умник! Как я должен с тобой разговаривать после того, как ты всю неделю прятался от меня и ребят за чьей-то жопой?! — даже на расстоянии нескольких метров Изуку видит, как вспыхивают глаза Каччана в убийственной жажде крови. От былой мягкости во взгляде не остаётся и следа. — Изуку, живо объсни мне, почему ты не хочешь видеть кого-то из нас? Изуку стискивает зубы, пытаясь принять одно из самых непростых решений в своей жизни. Но так точно будет лучше для всех. Пускай у них с Каччаном останутся хорошие воспоминания о их подобии дружбы, о их соперничестве и о том, как это привело их двоих к спасению Всемогущего и победе. Больше им не стоит ни о чём говорить, иначе их отношения тоже могут вернуться к своему старту. Мидория хочет этого меньше всего, тем более теперь, когда он осознал, что он на самом деле чувствовал всё это время. Об этом, правда, он с первого курса запрещал себе думать, так что не стоило и сейчас начинать. — У всего свои причины, Каччан. Оставь меня уже в покое, — Изуку отворачивается и отходит подальше от здания больницы, потому что он знает, что Кацуки не прекратит на него орать. Пусть хоть кричит подальше от других людей. Он слышит шаги за спиной, разумеется, Каччан, неудовлетворëнный таким ответом, следует за ним. — Тебе больше не надо обо мне беспокоиться, я в порядке, я и так уже причинил Каччану много боли, но больше этого не повторится, потому что наши пути разойдутся здесь. Кацуки громко и недовольно вздыхает. Он не хочет слушать все попытки оправдаться и отвязаться от него, так чего же он хочет? — Изуку… прекрати нести всю эту херню немедленно, — Каччан оказывается прямо за спиной, от чего у Изуку мгновенно шевелятся волосы на затылке, — я знаю про Один за всех. Мидория поражëнно подскакивает на месте, не веря своим ушам. — Да ну?! И что ты знаешь? И… об этом ты хотел поговорить? — он разворачивается, ожидая, что увидит у Кацуки надменное выражение лица, но вместо этого оно мягкое, сочувствующее. Мидорию прошибает на пот. — Зачем Каччан здесь? — Ну какой же ты тупица, — Кацуки мотает головой, и выражение его лица сменяется на снисходительное. — Забыл, что моя карга дружит с твоей мамой? Меня выписали раньше, и в тот момент мои предки в больнице пересеклись с тётей. Я поневоле подслушал их разговор. — Чëрт, — выругивается Изуку, не ожидавший такого предательства от своей мамы. Она же обещала ему, что сохранит потерю причуды в секрете, хотя бы до того момента, пока Изуку сам не будет готов рассказать кому-то ещё. — Я и так заебался пытаться попасть к тебе, но после того, что я услышал… я обязан швырнуть тебе это в лицо, чтобы до тебя наконец дошло! — Ладно, Каччан, я тебя выслушаю. Правая рука падает Изуку на плечо, но этот захват совершенно не похож на что-то угрожающее. Каччан пытается… касаться его как можно осторожнее? Что с ним не так?! Мидория переводит взгляд на трогающую его руку, и ужас охватывает его. Рука Кацуки вся испещрена шрамами, выглядит гораздо хуже, чем собственные шрамы Изуку. Но Каччан, в отличие от него, совсем этих шрамов не стесняется и не пытается спрятать большую часть повреждëнной кожи под тейпом. Ужасающе потрясающий. — Изуку, ты… — начинает Кацуки, и заметно, что слова даются ему тяжело. — Ты всегда был героем. И всё ещё можешь им стать. — Нет, это не так! — перебивает Мидория и яростно скидывает с себя руку, чтобы затем развернуться боком. Он ожидал услышать вовсе не это! Каччан просто должен был подтвердить его собственные мысли, так всем было бы проще. — Без причуды я снова никто, просто бесполезный Деку! Тебе ли об этом не знать, Каччан?! — Не смей называть себя бесполезным, иначе я отвешу тебе подзатыльник! — угрожает Кацуки, от чего Изуку на секунду усмехается и даже забывает, что слëзы вот-вот задушат его. — Есть у тебя причуда или нет, не важно, ты всегда был героем. Ты был единственным, кто попытался помочь мне, пока взрослые герои жевали сопли и ожидали, пока я сдохну. Или ты забыл, что в тот момент у тебя не было причуды? Изуку чувствует, что эти слова исходят из самого сердца Каччана, и это напрочь ломает всё, о чём он думал с тех пор, как остался без причуды. Он наклоняется и подносит руку к лицу, пряча слëзы в сгибе локтя, но Кацуки не уходит. Судя по звуку шагов, он сменил положение, но Мидория не хочет отрывать голову от руки и смотреть, где он. Изуку слишком уязвим сейчас, настолько, что хочется лишь закрыться и спрятаться. Но Каччан не даëт ему этого сделать так просто. — Я знаю, что больше остальных виноват в твоём чудовищном мышлении, — голос Каччана раздаётся над головой, и это не к добру. Изуку всхлипывает, ощущая себя просто отвратительно будучи загнанным в угол, — именно поэтому только я могу всё исправить. — Не бери на себя так много, Каччан, — нахмурившись, Изуку вытирает лицо от слëз тыльной стороной ладони. Он не собирается больше показывать свою слабость. — Нечего исправлять. Я правда на тебя не злюсь. Кацуки подходит к нему ещё ближе и осторожно поправляет прилипшую к влажной щеке прядь волос. И от этого действия паника возвращается к Мидории с новой силой, он чувствует, что снова готов взорваться от слëз. Все чувства, подавляемые им всё время, словно начали восставать внутри, срывая все замки с двери, за которой их бережно спрятали. — Сейчас предметы поддержки достаточно продвинутые, — говорит Каччан с таким выражением лица, словно его совсем не смущает, что он только что сделал. Будто это прикосновение было чем-то осознанным и естественным, — и я всё равно буду рядом, чтобы сделать всё то, чего ты не сможешь. Твой пример снимет многолетнее табу и поможет обществу перестать считать беспричудных людей мусором. И даст надежду тем, кто, как и ты, захочет быть героем, не имея причуды. Да, я знаю, беспричудных с каждым поколением всё меньше, но это не значит, что они полностью исчезнут в ближайшем веке. Изуку и не помнит, в какой момент он снова начал рыдать, но на этот раз Каччан пытается его успокоить не только словами. Одной рукой он поглаживает Мидорию по спине, а второй за шею прижимает к своему плечу. Тепло, исходящее от Кацуки, подкупает, но не даёт полностью расслабиться и забыть о всей той боли, которую Изуку ощущает. — К-Каччан, я не позволю тебе меня защищать, ты и без этого уже несколько раз страдал из-за меня, — Изуку громко и недовольно сопит, пытается отстраниться, но Кацуки непреклонен. — Всем будет проще, если я переведусь в обычную школу и забуду о мечте стать героем. Ведь без причуды… — Не смей заканчивать это предложение, чёртов задрот, или я надеру тебе зад! — ладонь Кацуки ощутимо давит на спину, и лëгкая боль чуть-чуть отрезвляет Изуку. — Большую часть своей жизни ты не имел причуды и не смел сдаваться! Так почему сдаёшься сейчас и думаешь, что я это допущу?! — Зато Каччан сможет стать номером один, а я не смогу тебе помешать, — больше из вредности, чем серьёзно, отвечает Мидория. Слова Кацуки и правда подкупают его, и он хочет слышать ещё больше. — На кой хер мне первое место в этом сраном рейтинге, если рядом со мной не будет тебя?! И этих слов достаточно, чтобы моментально остановить слëзы. Изуку шокированно сжимает руки у Кацуки за спиной, наконец отвечая на объятия. Он не должен так делать, но не может сдержаться, слышать что-то подобное от Каччана похоже на настоящее признание. — Разве превзойти Всемогущего — это не то, чего Каччан хотел больше всего? Кацуки тяжко вздыхает, а затем до Мидории доносится скрежет зубов. О, чëрт. Злить Каччана было самой хреновой идеей из всех возможных. Изуку снова всхлипывает, готовясь принять ещё один удар судьбы, потому что сейчас Кацуки явно не стерпит и даст ему по голове. Но вместо этого он серьёзно говорит: — Изуку, для меня нет никого и ничего важнее тебя, грëбаный ты тупица! Я пытался сказать тебе об этом сразу, как только очухался, а ты не захотел слушать! — А?! — воспользовавшись моментом, Мидория отпихивает от себя Кацуки и делает несколько шагов назад, молясь, лишь бы не споткнуться. — Каччан, ты успел получить сотрясение? Где ты ударился головой? — Никакого сотрясения, ты, чëртов задрот, что, издеваешься надо мной? — Кацуки злится так сильно, что не только сжимает кулаки, но и топает ногой. Изуку заворожëнно наблюдает за тем, как и из рук, и из-под ноги Каччана вылетают оранжевые искры, и даже если он сейчас взорвëтся, уничтожив их двоих, зрелище будет красивым. — Я до сих пор жалею, что в детстве не взял тебя за руку в том овраге из-за своих загонов, — вдруг Кацуки успокаивается, его взгляд перестаëт быть мутным, а лицо хмурым, — и теперь, когда я хочу наконец-то сделать всё правильно, ты от меня бегаешь! — Просто немыслимо, я согласен! — зачем-то поддакивает Изуку, что ожидаемо должно снова разозлить Кацуки. Но вместо этого Каччан подходит ближе всего на пару шагов и протягивает левую руку. — Изуку, ты всё ещё можешь стать героем. Мы с ребятами уже один раз надавили на Незу, можешь быть уверен, ради тебя мы сделаем это снова. Ты будешь учиться с нами, чего бы это ни стоило! Изуку без колебаний сжимает протянутую ладонь, ведь по правде говоря, он никогда не мог отказать Каччану. Каччан всегда был его героем, зачастую появляясь в момент самого сильного падения, когда Мидория нуждался в нëм больше всего. Ровно как и сейчас. — Я… и не знаю, как благодарить вас всех. Вы все слишком много за меня впрягались. — И будем продолжать это делать. Кацуки двигается поближе и берëт Изуку за вторую руку, переплетая их пальцы. Мидория вздрагивает, но затем успокаивается, когда замечает, что его глаза такие же влажные. — Я должен был сказать тебе об этом гораздо раньше, но тогда было неподходящее время, — ладони у Кацуки влажные, и маленькие искры разлетаются во все стороны, быстро затухая на ветру и не успевая навредить кому-то из них или испортить одежду. Каччан очень взволнован, явно не меньше, чем Изуку, сердце которого бьëтся так быстро, будто у него тахикардия. Мир вокруг вдруг останавливается и замирает, даже ветер перестаёт лохматить волосы. Кажется, что-то вот-вот произойдёт. И что-то действительно происходит, ведь Каччан снова открывает рот. — Изуку, я… чертовски сильно тебя люблю, — Кацуки жмурится, словно боится последующей реакции. Это просто нелепо для кого-то, кто минуту назад соединил их руки в этом странном романтическом жесте. — Я обещал себе, что если выживу, расскажу тебе об этом. Мидория и мечтать не смел когда-либо услышать что-то подобное. Кацуки и так наговорил уже много всего, достаточного для того, чтобы сойти с ума, но это… было чем-то совершенно невероятным. Изуку вскидывает голову и хнычет, чувствуя, как освобождается от всего, что душило его так долго. В голове становится пусто и тихо, словно кто-то заботливо вымел весь мусор оттуда, и Мидория не может прекратить плакать, чтобы ответить на признание. Кацуки убирает руки, освобождая ладони Изуку. Тепло пропадает, и облегчение сменяется разочарованием. — Не реви от отчаяния, вряд ли мои чувства — худшее, что с тобой случалось. — Что за чушь! — протестует Мидория, бросаясь обратно и чуть не сбивая парня с ног. — Спасибо, Каччан, ты сделал меня очень счастливым, — Изуку сжимает Кацуки так крепко, что самому не верится. Он совсем забыл, что сила, полученная благодаря исключительно питанию и тренировкам, всё ещё была с ним. Каччан шипит от боли в рëбрах, но терпит, не пытаясь отстраниться. — Я… тоже тебя люблю, так сильно, что схожу с ума. — Ага, конечно, и поэтому ты постоянно пытаешься сбежать и отстраниться. — Прости меня за это, — Изуку утыкается носом в его шею, ощущая знакомый запах пряных специй. Сердце потихоньку встаëт на место, — я должен был контролировать свои чувства, они оказывали слишком большое влияние на Один за всех. Но теперь, когда причуды нет, я… — Контролировать чувства и закрывать их — разные вещи, задрот! Мидория чувствует слабый укол внутри себя, ведь Каччан прав. И страх — так себе оправдание, но теперь Изуку выучил этот урок. Он больше не будет бояться своих чувств и трудностей, которые они могут ему принести. Тем более, что теперь он не один. — Твоя мать идёт, — Кацуки ловко отодвигает его от себя за плечи и отводит взгляд. На секунду Изуку кажется, что он видит смущение на лице Каччана, и это заставляет его улыбаться. Он поворачивает голову в сторону и действительно видит свою маму в компании тëти Мицуки. — И твоя здесь? Мидории становится неловко, ведь он заставил беспокоиться за себя не только свою маму и Каччана, но его семью. Одноклассники тоже наверняка все за него переживают, и оставшийся вечер Изуку в полной мере посвятит тому, чтобы написать каждому из них огромное сообщение с извинениями и благодарностью. — Старая ведьма захотела тоже тебя поддержать, — Кацуки отмахивается, но Изуку такой короткий ответ не устраивает. Он хватает его за запястье и вынуждает посмотреть на себя. Кацуки закатывает глаза и вырывает руку из захвата. — Скажи спасибо, что я пришёл только с матерью, а не с компанией из девятнадцати сочувствующих идиотов и сенсея! — Изуку-кун, рада видеть тебя живым и здоровым, — в качестве приветствия тëтя Мицуки треплет Изуку по волосам, и он даже не пытается отстраниться от её касания, пусть Кацуки и прожигает его взглядом, полным негодования. — Изуку, милый, ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает мама, и Изуку для начала хватает Кацуки за руку, не переживая о том, что это может выглядеть странно, а затем переводит на него взгляд и, широко улыбаясь, отвечает: — Теперь в полном.