Симфония разрушения

Пустота. Ее многогранность режет все внутри

моего уставшего тела, и разделяет пополам

все, что было знакомо мне раньше.

И в конце туннеля я вижу свет, излучаемый

этой испепеляющей меня изнутри пустоты.

      Белый автомобиль въехал в переулок, заканчивающийся достаточно большим перекрестком. Слабый свет уличных фонарей старого спального района разбавлялся ярким холодным светом фар, прокладывавших путь. Парень с пассажирского сидения улыбнулся водителю и сообщил, что на следующем через два квартала перекрестке они должны свернуть налево.       «Твой дядя», – аккуратно начал водитель, не сводя глаз с дороги и крепко держа руль. – «Он что-то про меня сказал?»       Пассажир улыбнулся, блокируя телефон. Его худое красивое лицо осветилось ярким фонарем, который отбросил гулявшие по салону тени в сторону. Они выехали на достаточно освещенную дорогу, чтобы свет дорожных фонарей наконец-то обнажил собеседников друг перед другом, позволяя разглядеть такие знакомые, ставшие уже родными черты.       «Он всегда был рад за нас», – пассажир поджал губы. – «Не думаю, что он мог бы быть против тебя, учитывая, что его лучший друг работает в гей-клубе и встречается с драг-квин».       «Серьезно?» – водитель усмехнулся, тормозя перед въездом на перекресток. – «Почему ты мне не говорил?»       «Ты никогда не заикался, что тебе чисто теоретически могут нравиться мужчины в женских платьях, париках и гриме».       Парни рассмеялись.       Дождь усилился, поэтому водитель внимательно всмотрелся в дорогу. Машина вырулила на перекресток. Внезапно притормозив, водитель прижался к обочине и включил аварийные сигналы.       Пассажир нахмурился.       «Что-то не так?» – он прикусил нижнюю губу.       «Сынмин», – водитель выдохнул. – «Твой дядя сказал мне, чтобы я тебя берег. Любыми возможными способами оберегал тебя, сдувал с тебя пылинки и не давал тебе грустить».       «Это в его стиле», – Сынмин хитро улыбнулся. – «Он тебе угрожал?»       «Ага», – усмехнувшись, сказал водитель. – «Сказал, что если заставлю тебя плакать, он меня побьет».       Оба неловко рассмеялись.       «Джуен», – позвал внезапно Сынмин, – «Разве ты можешь заставить меня плакать? Ты с самого начала только и делаешь, что заставляешь меня смеяться».       «Я жутко волновался, знакомясь с твоими родственниками», – Джуен выключил аварийные сигналы и аккуратно вырулил на проезжую часть. – «Я уже жду большой ужин в честь дня рождения твоего дяди через пару месяцев!»       Машина тронулась. Следующие два квартала они ехали молча, и возникшую тишину между ними нарушил лишь включенный Джуеном сигнал поворота. Перекресток находился на возвышенности, машину легонько тряхнуло на старом, треснувшем и посеревшем от времени асфальте. Джуен притормозил, въезжая в большой крестообразный перекресток, внимательно высматривая пересекающий улицу проезд.       «Нам надо выехать на трассу», – сообщил Сынмин, достав телефон и сняв блокировку. – «Пара кварталов, и мы на месте».       «Ужасно», – заключил Джуен. – «Твой дядя специально выбрал место для свадьбы настолько далеко от цивилизации?»       «Он всегда хотел свадьбу за городом», – спокойно ответил Сынмин. – «Я бы тоже хотел свадьбу за городом».       «Я учту», – невзначай ляпнул Джуен, сразу же краснея от сказанного.       Сынмин прокашлялся. Он взглянул на окно, покрытое каплями, а затем коснулся пальцем стекла. Он тыкнул в большую пузатую каплю, лениво скатывающуюся вниз. Джуен улыбнулся, рассматривая, как Сынмин аккуратно ведет кончиком пальца по холодному стеклу. Заприметив, что его поймали на подглядывании, он схватился за руль и перестроился в крайнюю полосу, почти прижимаясь к низкой подпорной стенке, разукрашенной в разные цвета.       Сынмин продолжал мирно рассматривать виды за окном, когда внезапно Джуен громко выругался, выворачивая руль.       «Что случилось?» – обеспокоенно спросил Сынмин, но его вопрос остался без ответа.       На проезжей части он увидел грузовой автомобиль, летевший прямо на них. Сынмин рефлекторно вскрикнул, схватился за ручку в двери автомобиля и зажмурился, стараясь отогнать плохие мысли от себя.       Джуен еще раз вывернул руль, стараясь уйти от столкновения, но, поняв, что грузовик занесло на скользкой от дождя дороге, отпустил руль.       Сынмин потерял счет времени. Он почувствовал боль, что распространилась по телу отчаянием и отрицанием, уколов куда-то в самое сердце. Он не мог открыть глаза, скорее боялся признать, что произошло.       Почему ему так не везет, и почему в его жизни не задерживается счастье?       Что такого плохого он сделал, из-за чего теперь вынужден все это терпеть?       Когда это началось и когда уже закончится?       Начало и Конец. Можно ли их назвать одним неразрывным целым? Как змея, поедающая свой хвост, словно переплетающееся в танце интриги коварное Зло с простодушным Добром, Начало въедается в Конец, становясь навеки им самим. Вечный бег по ступеням, по этому черно-белому, излишне полосатому и не заканчивающемуся кругу, сливающемуся перед глазами в одно серое гниющее пятно под названием Жизнь. В этой жизни, чтобы попасть из начальной точки в конечную, надо пройти обжигающий кожу огонь и почувствовать воду в легких, чтобы наконец-то услышать медные трубы.       Палка имеет два конца, медаль – две стороны, жизнь – начало и конец. Все в этой вселенной начинается и заканчивается, все имеет грани, стороны и точки пересечения. Миллионы и миллионы возможных стечений обстоятельств и их исходов, миллиарды и миллиарды вариантов их решений. В конце концов, можно запутаться, если пытаться вечно искать определение простецки сложному слову «жизнь».       Сынмин открыл глаза. Автомобиль перевернулся, в салоне было много разбитого стекла, всюду был дым. Джуен, пытавшийся прикрыть Сынмина, был без сознания. Оглядевшись, парень понял, что со стороны водителя машина оказалась прижатой к подпорной стенке, а вот с пассажирской стороны были видны лужи, свет фонарей и асфальт, полный осколков.       «Потерпи», – прошептал Сынмин, дергая ручку на двери.       Дверь поддалась натиску, парень кое-как повернулся, отстегнул ремень и упал, ударяясь головой. Он вылез из машины, наплевав на впивающиеся в кожу осколки. Встать у него не получилось, боль в ногах и голове не позволила ему этого. Слезы смыли часть крови с лица, он кричал что-то, но совсем не понимал, что именно. Он молил кого-то о чем-то, но не мог понять, что происходит. Внезапно Сынмин ощутил, как жизнь покидает его тело. Он закрыл глаза, перед этим увидев лишь искореженную машину, бессознательное тело Джуена и свои окровавленные руки, хватающиеся за асфальт.       Жизнь. Что это? Сложная и многогранная иерархичная структура, включающая в себя самые неожиданные повороты событий и затягивающая в безумный водоворот все на своем пути. Или судьба, которая может меняться или оставаться непоколебимой прямой линией. Или же чья-то дурацкая шутка, вышедшая из-под контроля. Ну, разве жизнь – это не неуместная шутка, которой стараются придать смысл и обозначить ее, как нечто самое ценное, что может даваться человеку против его бесконечно бесцельной воли?       В самом конце никакой разницы не будет. Никто в итоге не властен над концом, хотя имеет власть над началом. Любой трепещет, зная, что однажды умрет, однако так рад, узнав, что жизнь ему была дана. Даже тот, кто не дорожит тем, что видит этот мир, и тот, кто хочет его покинуть, хоть раз были рады, что прожили хотя бы секунду в этом нескончаемо несправедливом и изматывающем мире, старающемся убить нас ежедневно. Сама Жизнь приводит человека к Смерти, ведет его через аллею, охмуряя надеждой на самый светлый исход. Что может быть более жестоким и что может быть больней?       Будет ли в самом конце смысл?       В любом случае, дороже, чем жизнь, у человека нет ничего. Этот короткий практически бессмысленный, но наделенный смыслом рукотворно, период дан, кажется, свыше в руки, что способны разрушать лучше, чем созидать.       Есть те, кто просто живет жизнь, есть те, кто ее дает, есть те, кто ее отбирает, а есть те, кто жизнь спасает. И в любом случае все относятся к одной из этих категорий.       Кем же хотел быть он?       Среди хаоса и груды искорёженного металла было бессознательное тело, запертое в машине и окутанное дымом, а рядом с машиной отчаявшийся, потерявший сознание и истекающий кровью парень, моливший о помощи еще пять минут назад.       Две полицейские машины и машина скорой помощи приехали оперативно. Из полицейской машины выскочил молодой офицер и принялся опрашивать зевак, собравшихся вокруг места происшествия.       Смысл жизни прост – его нет. Есть лишь жестокость, отчаяние и надежда на то, что смысл жизни есть.       Тяжелые веки разомкнулись сами по себе. Писк, грохот, чьи-то голоса, шум, боль во всем теле и белый потолок над головой. Сынмин жмурится, пытается повернуть голову, но понимает, что тело не слушает его.

***

      Холод заполнил изнутри каждую клеточку организма изматывающей пустотой. Голова была полна не самых приятных мыслей.       О Сынмин ненавидел больницы, и у него не было причин любить их. К тому же, разве можно найти причину полюбить место, полное слез и грез?       Он очнулся пару часов назад, медсестра сообщила ему, что он был без сознания сутки, а водитель машины в коме.       Время на момент остановилось.

***

      Первые два дня Сынмин совершенно не понимал, где находится, отрицал случившееся, рыдал у кровати Ли Джуена и не разговаривал ни с полицией, ни с другими посетителями. Он отказался говорить и с психологом, предпочитая молча лежать, не принимая даже лекарства. Еще два дня он пролежал на кровати, отказываясь даже пить.       Умели бы стены больниц говорить, раскрыли бы они все врачебные тайны? Умели бы стены говорить, рассказали бы они о том, как в четырех стенах по-разному одинаковых больничных палат умирала миллионы раз последняя надежда, и тухли миллионы огней в глазах?       Если бы О Сынмин умел понимать этих молчаливых истуканов, точно бы начал с ними говорить, потому что сейчас единственным собеседником, что не дал бы глупый совет и не порицал бы его выбор, была белая больничная стена напротив.       Взор Сынмина метнулся на стену, а затем на пикающий прибор с жизненными показателями бессознательно лежащего на койке пациента.       Неужели он действительно не просто спит? Неужели может умереть?       Страх почти задушил Сынмина прежде, чем медсестра вколола ему лекарство. А он сейчас боялся даже шорохов и теней.       Страх – самая базовая эмоция, способная получить контроль над человеком. Страх практически невозможно подавить, стойкое колющее ощущение надолго остается под кожей, захватывая каждую клетку организма в свой плен. Он намного сильнее всех остальных эмоций и символизирует победу эволюции над живыми организмами, ведь страх помогает всем существам сохранять себя живыми.       Именно страх перед ликом смерти помогает человеку ощутить себя живым.       Смерть – неизбежное событие. Обхитрить смерть нереально. Все на земле смертно. Осознание собственной смертности двигает человечество вперед, дает толчки к развитию и научным прорывам, чтобы смочь прожить короткий период под названием «жизнь» в комфорте и безопасности.       Беспокойство сопутствует страху. Это не разлучные вещи.       Сынмин трясущейся рукой тянется к телу на кровати. Пальцы касаются лица, скользят по подбородку и ладонь ложится на плечо. Лицо, покрытое десятками мелких царапин от разбитого стекла, стесанная кожа на скуле и подбородке, запекшаяся кровь на лбу у брови, там, где самый большой осколок остался под кожей.       Страх охватывает его с ног до головы, заставляя сердце сжиматься в маленький, бессмысленно работающий комок мышц. Кислородная маска, запотевшая от горячего дыхания, множество трубок, подключенных к телу, пикающие приборы и безмятежно спокойное красивое лицо. Это все пугает, заставляет не верить в происходящее и желать думать, что все это сон, кошмар или просто слишком реалистичный странный сон после просмотра мыльной оперы в жанре «мелодрама».       Сынмин выходит из палаты, шоркая ногами. Почему именно он пострадал меньше? Потому что не был за рулем, а удар пришелся на сторону водителя? Он отделался лишь легким сотрясением головы, вывихом плеча, множественными синяками, царапинами и парочкой растяжений, включая старое защемление в спине, обострившееся после аварии. Это просто мелочи, учитывая то, как обстоят дела с Джуеном. Открытый перелом правой ноги и закрытый правой руки, серьезное сотрясение мозга, сломанный нос, растяжения, вывихи, синяки, царапины… Но он остался жив, что может быть важнее?       Врачи разводили руками. Мать Джуена плакала, рвала и метала, отвесила Сынмину пощечину, напоминая, что тот клялся ей беречь ее единственного сына. А отец молчал, смотря стеклянными глазами на больничную койку, на которой лежал его драгоценный ребенок.       «Матушка», – хриплым дрожащим голосом произнес О, прижимая плачущую женщину к своей груди. – «Матушка, мне жаль, что это не я лежу на его месте. Извините».              Полицейские обивали пороги палат уже третий день. Сынмин лишь вздыхал. С момента своего пробуждения он совершенно потерял счет времени, сделав центром своей вселенной палату, где лежал Ли Джуен, погруженный в глубокий сон. И лишь надежда, что он скоро выйдет из комы грела опустошенное сердце О Сынмина.       Молодой полицейский зашел в палату и улыбнулся. Сынмин устало склонился, натягивая на повязку широкий рукав больничной рубахи.       – Офицер Ку, – хрипло произнес Сынмин, вскакивая со стула. – Что-то случилось?       – Господин О, садитесь! – Офицер улыбнулся еще раз. – Нет, не волнуйтесь, все хорошо! Просто пришел сказать Вам, что водитель грузовика, врезавшегося в Вас с господином Ли, очнулся вчера утром. Я как раз из его палаты.       – Очнулся? – Сынмин прикусил губу. – Он…       – Он признал свою вину, господин О, – мягким тоном сообщил офицер Ку. – Мы уже ходили к его работодателю, тот долго отнекивался, что у водителей доставки были переработки.       – Ясно.       – Водитель Кан приносит свои извинения Вам и господину Ли. Ему очень жаль. Он пока не может ходить, но сказал, что извинится лично, как только сможет покинуть свою палату.       – Спасибо, офицер Ку, – Сынмин поклонился. – Я Вам благодарен.       – Поправляйтесь, господин О! – Полицейский улыбнулся. – И Вы, господин Ли. Поскорее поправляйтесь!       Ку поклонился и вышел из палаты, оставляя за собой приятный стойкий запах одеколона и теплое обнадеживающее чувство внутри груди Сынмина.

***

      Офицер Ку появился в палате Джуена еще раз на следующий день. Теперь он был не один, а с детективом Ча, низким коренастым мужчиной под пятьдесят с первой проседью на висках. Ча вздохнул и почесал затылок, разглядывая серое лицо Сынмина. Стыд прошиб его голову болью, но протокол требовал снова ворошить воспоминания пострадавших.       – В общем, – прокашлялся Ча, – господин О, мне жаль, но…       – Вы не против еще раз рассказать нам о произошедшем? – Ку мягко и дружелюбно улыбнулся. – Если Вам не сложно, господин О.       – Нет-нет, – тихо ответил парень. – Если это необходимо, то я расскажу. Ко мне уже полностью вернулась память.       – Отлично, – Ча открыл блокнот и достал телефон. – Когда будете готовы, начинайте.       Сынмин взглянул на Джуена. Тот лежал неподвижно, вызывая своим безмятежным видом холод под кожей. Одни аппараты поддерживали его жизнь, другие сообщали писком о жизненных показателях и создавали иллюзию того, что Джуен в порядке. Но это была ложь, холодная и беспощадная ложь, отчаянно застревающая в голове Сынмина глупыми мыслями о том, что Джуен просто спит и скоро проснется. Но кислородная маска выдавала его шаткое состояние.       – Мы ехали со свадьбы моего дяди. – Начал О, поворачивая голову в сторону полицейских и поднимая опухшие от слез глаза. – Мы были трезвы, как вы уже знаете. Шел сильный дождь, мы выехали на дорогу. Мы ехали медленно, я смотрел в окно, а затем…       В голове промелькнул шум дождя, улыбка Джуена возникла в сознании, затем его веселый голос. Яркими резкими вспышками и короткими отрывками проявлялись воспоминания о том дне и заканчивались болью между ребрами.       – А затем я увидел грузовик. – Дрожащим голосом произнес Сынмин. – Я закричал, Джуен попытался вырулить, но потом... Я не совсем помню, что было, но помню, что Джуен меня обнял. Дальше только боль и смутные вспышки света. Машина перевернулась, дверь водителя прижало к подпорной стенке. Я кое-как открыл дверь, вылез из машины и попытался достать Джуена. Я все еще смутно помню, как вытащил его, и не знаю, кто вызвал скорую. Я помню, что сидел на дороге и звал на помощь, потом упал в обморок.       – Было за полночь, верно? – Ча закончил записывать что-то на страницу блокнота. – Регистратор в машине показывал час ночи.       – Джуен ленился настроить дату и время на новом регистраторе. Мы купили его пару дней назад, он почему-то сбился. Мои часы показывали двенадцать часов двадцать три минуты. Не помню, как я это запомнил.       – Не вините себя, – офицер Ку прикусил губу. – Защитить Вас было решением господина Ли. Он спас Вас, а Вы спасли его. Не надо винить себя.       – Почему он не вырулил? – Губы О дрогнули, он закрыл глаза и вдохнул, чтобы удержать слезы. – Грузовик внезапно поехал в ту же сторону, но он же мог…       – Офицер Ку прав, – прервал его детектив Ча. – Вашей вины в произошедшем нет.       – Я не хочу обвинять водителя, – О шмыгнул. – Я не имею на это право. Мне не нужны деньги, я просто…       – Суд решит, кто виновен. – Офицер Ку поджал губы. – Если не хотите усугублять положение водителя Кана, то не выдвигайте против него обвинений и простите его публично. А сейчас давайте молиться за выздоровление господина Ли. Разве это не самое главное сейчас?       Сынмин кивнул. Он вытер слезы и шмыгнул носом, вскакивая со стула. Он поклонился и произнес:       – Спасибо за вашу работу, офицер Ку. Спасибо, детектив Ча. Спасибо вам обоим за заботу и поддержку. Я благодарен.       – Отдыхайте, – тихо произнес детектив Ча. – Вам нужно поспать.       Полицейские вышли, оставив Сынмина наедине с угнетающими мыслями. Ку, закрыв дверь, оглянулся, разглядывая в стеклянной вставке двери сгорбившегося над Джуеном молодого человека. Тот оставил на лбу парня легкий поцелуй и рухнул на стул, стоявший рядом с больничной кроватью.       – Я им сочувствую, – произнес офицер.       – Запомни это чувство, – детектив похлопал парня по плечу. – Пронеси его как можно дальше, потому что, работая в полиции, привыкаешь видеть чужое горе и теряешь всякое сочувствие. Эти дети… Мы не можем им помочь, но может облегчить их страдания. Иногда найти виновника трагедии означает сбросить тяжелый груз с плеч пострадавшего.       – Детектив, – тихо позвал Ку. – Я сочувствую им не только потому, что случилась эта авария. Я сочувствую им, потому что люди не хотят их принимать.       – Гониль, помни, что сочувствие должно храниться в твоем сердце до самого конца. Какая разница, кто пострадал в инциденте, главное то, что надо найти виновных, кем бы они ни были.

***

      Сынмин ощутил, что медленно проваливается, покидая реальность . Он сидел на больничной кровати, совершенно не осознавая, где он находится, это место было ему словно не знакомо. Потерянный внутри своей головы и потерявший над собой контроль Сынмин ощутил себя жалкой копией человека, которому больше не принадлежало его собственное тело.       Женщина в белом халате поправила очки на носу. Она прокашлялась, улыбнулась и перевернула страницу своего толстого черного ежедневника. Парень отвел от нее взгляд, снова принимаясь разглядывать неглубокие царапины на своих покрытых синяками руках. Его глаза сами нашли кольцо на левой руке. На безымянном пальце немного опухшей руки было серебряное кольцо с выгравированной на нем головой волка.       – Что вас беспокоит, господин О? – приятный голос женщины отвлек Сынмина от разглядывания кольца. – Давайте поговорим о Вас и Ваших страхах.       – Я волнуюсь за своего, – Сынмин на секунду осекся. – За Джуена. Я волнуюсь за него.       – Он ваш молодой человек? – Женщина ласково улыбнулась. – Нет ничего страшного или противозаконного в том, что вы с ним в отношениях. Я не имею права вас осуждать, как и никто другой.       – Правда? – Сынмин усмехнулся, словно прыская ядом. – Я волнуюсь о нем и виню себя в произошедшем. Зачем он решил прикрыть меня? Разве моя жалкая жизнь стоила этого?       Сынмин не понимал, что говорил. Молчавшие до этого момента внутри него демоны вылезли из своей норы, заполняя пустоту внутри его тела. Ненависть, пересекаясь с обидой, словно забивала гвоздь в крышку гроба и сжимала каждый шрам, заставляя старые раны вскрываться и кровоточить. Слова вылетали из его рта сами по себе.       – Господин О, – психолог сняла очки. – Это был его выбор. Господин Ли решил Вас прикрыть, потому что посчитал нужным. Не вините себя в том, над чем Вы не властны. Тем более взамен за эту услугу, Вы отплатили ему.       Сынмин закрыл глаза и выдохнул:       – Как?       – Вы вытащили его из машины, которая чуть не загорелась! Разве этого мало? Вы спасли ему жизнь.       – И я тут герой? – Парень усмехнулся. – Он в гребаной коме, пока я прохлаждаюсь тут.       – Я считаю, что все влюбленные люди в чем-то герои. Не позволяйте своим демонам обогнать Вас, господин О. Отдыхайте хорошо.       Женщина улыбнулась и вышла из палаты.       Сынмин себя накручивал. Он тащил на себе тяжелый груз прошлого и не мог сбежать от демонов, которые в итоге загнали его в угол и медленно затаскивали под землю. Ему нравилось, что он застрял в собственной коже, поддаваясь натиску угнетающей его тоски и горечи, образовавшей огромную зияющую язву в области сердца. Голос внутреннего Дьявола, что так надолго замолк в нем, проснулся, и его когтистая лапа обвилась вокруг тонкой шеи О. Сынмин больше не мог спокойно вдохнуть или выдохнуть.       Он безумно скучал по Джуену. Он молился за них обоих, ведь, с какой стороны не посмотри, Джуен был его уязвимым местом, страхом и неуверенностью. Сынмин не стеснялся его, он боялся, что из-за него Ли будет плохо. Некоторые вещи лучше, когда они остаются неразглашенными. С этими отношениями было так же. О готов был умереть за Ли, но боялся лишний раз обмолвиться публично о том, как любит его, потому что стеснялся самого себя.       Джуен никогда не боялся говорить о том, кто он есть. Он гордился каждым своим достижением, он гордился и Сынмином. Не смотря на то, что Ли долго был в депрессии, опасался провалов и был достаточно замкнутым человеком, в отношениях с Сынмином он расцвел. Со временем, последовав примеру возлюбленного, О тоже решил не занимать позицию жертвы своих старых травм. Он даже забыл, что когда-то не мог спокойно дышать, находясь в четырех стенах. Ненависть к матери и отчиму пожирала изнутри, создавая вокруг него купол, походящий на непреступную стену из боли, слез и страхов, что годами строилась чужими руками. За этой стеной он прятал вырытую им самим бездонную яму своего главного греха. Этот грех О тащил на своих плечах.       Сынмин не знал своего места. Казалось, что любая чушь, сказанная им, будет иметь влияние на его гребаную жизнь. Он постоянно болтал о счастливых днях с Джуеном, не подозревая, что ему будет лучше знать, где тропинка, с которой нельзя сходить. Сынмин невзначай сказал, что будет рядом с Джуеном навсегда, до последнего его вздоха. Эта ошибка была очередным гвоздем в его гроб и должна навсегда остаться на совести Сынмина. Он продолжал годами верить в людей и быть наивным, и теперь не верил, что смог бы измениться.       Джуен всегда пытался спасти Сынмина от погружения в эту глубокую тьму, и воспоминания, что они делили пополам, держали О на плаву. Но теперь сожаления утянули его глубже, опустили на самое дно, чтобы никто не смог помочь ему. И было уже поздно пытаться.       Сынмин был невидимкой. За ним тянулись его демоны, горе следовало за ним по улицам. Это невозможно было исправить. Он пугался каждой тени и чувствовал себя аномалией, локальной неисправностью в ячейке этого общества. Вечный злодей, пытающийся сбежать от себя самого, потому что не может больше так жить .       Это все казалось сном.       Джуен обещал быть с ним навеки, хоть и раскусил аномальную натуру своего парня. Если бы жизнь была игрой, Сынмин был бы не играемым злым персонажем с багом, способным разрушить все, а единственным способом исправить это, был бы сброс настроек. Он был бы палкой в каждое колесо.       О Сынмин больше не мог притворяться, что все в порядке. Он был выбит из колеи и хотел все прекратить. Его держало разве что осознание, что врачи прогнозировали улучшение состояние Джуена, и оно действительно улучшалось.       А Сынмин гас на глазах.       Родители Джуена, быстро успокоившись, извинились перед парнем своего сына. Они сменили атакующую позицию на защищающую, но вина уже начала поглощать Сынмина. Он перестал принимать заботу, отстранился от некогда самых близких ему людей и ушел в себя.       Запертый в четырех стенах, наедине со своим горем и нежеланием возвращаться в реальный мир, О Сынмин потихоньку стал походить на безумца. Ослепленный пустотой больничных стен, он погружался в пучину своих мыслей, и вряд ли кто мог его понять. Он не был готов столкнуться лицом к лицу со своими страхами, гложущими его изнутри. Принять разбитое в щепки сердце и затуманенную горем голову оказалось куда сложнее, чем можно подумать.       Сынмин готовился к худшему изо дня в день, смотря на Джуена, остававшегося в одном и том же положении. Он боялся зайти в палату и увидеть мертвое тело на койке, но, кажется, больше он боялся увидеть пару внимательных хитрых глаз, смотрящих на него.       Встретиться лицом к лицу со страхами было сложно, но может в таком случае они бы исчезли?       Врачи предупредили Сынмина о том, что у Джуена есть вероятность потерять память. Возможно, она вернется к нему сразу же, а могут понадобиться месяцы и даже года, чтобы восстановить утерянные фрагменты.       «Проснись», – рыдая над койкой, сказал О. – «Даже если ты не будешь помнить меня. Даже если навсегда забудешь. Я не могу тебя потерять, я буду бороться».       Черная полоса всегда мучительно долгая и непредсказуемая. Она всегда приносит с собой неожиданные события, боль и разочарования.       Сынмин бродил по коридорам больницы, размышляя обо всем на земле, прокручивая счастливые воспоминания и причиняя себе еще большую боль. Он остановился у двери в свою палату, но решил сесть на лавочку у противоположной стены. Тяжелый выдох прогремел в пустом коридоре, уставшее тело согнулось пополам, и тяжелая голова упала на колени. Время потеряло свой смысл, оно текло мимо Сынмина и обволакивало его.       Сейчас он был далеко от дома, ему хотелось бы смириться с разбитым сердцем и больше никогда не чувствовать своих шрамов. И, может быть, в следующей жизни у него это получится.

***

      За день до выписки из больницы Сынмин совершенно забыл о том, что когда-то на его лице не было царапин, а голова не раскалывалась от боли. Мать Джуена смотрела на него с беспокойством, старалась подбодрить и, внезапно для Сынмина, обнимала и утешала. Потерянная материнская любовь от родной матери ломала его, но миссис Ли дарила нечто большее, чем просто заботу.       После обеда Сынмин остался в палате наедине с Джуеном. Тот выглядел как обычно красивым и невероятно умиротворенным. Сынмин коснулся лица кончиком пальца, прошелся по густой мягкой брови, а затем по скуле, огибая пластик кислородной маски, чтобы коснуться подбородка с короткой и редкой, но колючей щетиной.       – Мы обещали друг другу, – прошептал парень и шмыгнул носом. – Помнишь, мы обещали друг другу, что будем только ты и я. Ты и я, и мы одни вместе навсегда. Ты знаешь, что я храню твое фото в том кулоне, что ты мне подарил. Я храню нашу первую фотографию в кошельке. Ты и я, и мы можем быть одни навсегда, но вместе.       Сынмин опустил голову, крепче сжимая ладонь Джуена, проткнутую с тыльной стороны катетером. Мягкая приятная на ощупь кожа, натянутая на вздувшиеся вены, тонкое запястье, длинные жилистые пальцы. Знакомые очертания, некогда дарившие тепло и наслаждение. Сынмин безумно скучал, его сердце разрывалось от тоски, трещало по швам, готово было разорваться на тысячи мелких ласкутков.       – Слышишь, – чуть громче сказал О, оставляя легкий поцелуй на лбу Ли. – Даже если ты меня забудешь, очнись и взгляни мне в глаза. Я скучаю.       Сынмин снова коснулся пальцем скулы, затем брови. Ему даже показалось, что веки Джуена дрогнули. Длинные ресницы снова задрожали, на переносице появились мелкие морщинки. Подобное Сынмин видел по утрам, когда просыпался раньше любящего долго нежится в кровати Ли.       Испуг исказил лицо Сынмина. Он вскочил с кровати, заметив, как веки приоткрылись, а под кислородной маской стало видно, как разомкнулись губы.       Джуен издал едва различимый полу хрип, напоминавший больше стон.       – Господи, – Сынмин прикрыл рот рукой и выбежал прочь, чтобы позвать врача.

***

      Сынмин выдохнул, поднимая голову к потолку, по которому бегали маленькие разноцветные огоньки от стоящей на прикроватной тумбе лампы. Уставшие от бежевых стен, белых докторских халатов и пастельной голубой формы медработников глаза двигались по кругу, улавливая каждое круговое движение ярких звездочек и сердечек на залитом приятным глазу цветом потолке.       Из динамика телефона, лежавшего рядом с лампой, лилась тихая спокойная мелодия. Губы Сынмина едва уловимо шептали слова песни. Джуен наблюдал за парнем напротив и удивлялся. Неужели когда-то они были близки с этим человеком? Было в нем что-то действительно привлекательное и загадочное, но он казался сейчас холодным и незнакомым человеком. Он говорил, что они делили каждый момент пополам, что все у них было общее. Но Ли не ощущал этого. О Сынмин был чужаком посреди миллиона знакомых вещей.       – Фрэнк Синатра? – Хрипло спросил Джуен, кивая на телефон. – Как давно я начал слушать его?       – Я не помню, – не сводя взгляд с потолка, сказал Сынмин. – Однажды ты притащил виниловую пластинку Синатры и сказал, что мы будем слушать ее всю ночь напролет. При этом выключил ее сразу после «Strangers In The Night». Она была на пластинке третьей по счету.       – А потом?       Сынмин грустно рассмеялся. Он поправил свою длинную черную челку, опустил голову и затем наклонил ее, с интересом рассматривая удивленное лицо Джуена. Его сияющие лисьи глаза на маленьком милом лице таили загадку, но ключ к ее разгадке хранился в пропавших воспоминаниях Ли.       Сынмин облизнул губы, а затем тихо произнес:       – Потом ты предложил переслушать «Strangers In The Night» еще раз.       – Серьезно? – Ли хихикнул. – Я так люблю Синатру?       – Несколько песен точно тебе приглянулись. – Сынмин снова окинул потолок взглядом, а затем взял с тумбы телефон. – Кажется, «Come Fly With Me» не вызывает в тебе воспоминаний. Может «Strangers In The Night» поможет вспомнить что-нибудь?       Сынмин нажал что-то на экране, затем снова положил телефон, предварительно немного увеличив громкость.       Песня наполнила комнату тихим ропотом. Голос Синатры в этой песне не вызвал каких-то новых чувств, но почему-то заворожил. Незнакомцы в ночи? Сейчас они с с этим парнем были незнакомцами. Джуен не мог вспомнить Сынмина, как и тот не мог вспомнить Джуена, которого он знал до аварии. Это было ужасно мучительно для них обоих, но обеспокоенность за жизнь Ли пропала, и на лице О сияла улыбка, выкованная болью и отчаянием. Его глаза были полны слез, они искрились, но при этом излучали грусть и что-то, что не было понятно Джуену.       – Забавно, ведь мы познакомились ночью. – Вдруг сказал Сынмин. – И с тех пор не разлучались.       – Каждый день были вместе? – Джуен сглотнул.       – Не совсем. Я не знаю, как это объяснить. Это когда даже если ты один, у тебя есть ощущение, что кто-то все равно рядом с тобой.       – Понял, – коротко ответил Ли.       Синатра продолжал петь, а Джуен пытался понять, почему строчки этой песни вызывают в нем столько грусти и едва понятного ему тяготящего ощущения в груди. Почему захотелось плакать?       – Влюбленные с первого взгляда? – С сильным акцентом произнес Джуен, даже не поняв изначально, что спросил вслух.       – Что? – Испуганно переспросил Сынмин.       – Строчка в песне. – Пояснил молодой человек, переводя взгляд на полоток и нелепо улыбнувшись.       Это ощущалось чем-то правильным, несмотря на то, как странно это было. Ли чувствовал, как слезы подступают к глазам, но совсем не понимал почему. Разве было что-то грустное в происходящем? Почему он так беспокоился за человека, которого едва помнил? Что-то рвало его на части изнутри.       – Давай послушаем что-нибудь другое. – Сынмин резко схватил телефон и шмыгнул. – Что-нибудь из твоего любимого старого рока.       Джуен увидел, как по щеке Сынмина скатилась слеза. Даже полутьма комнаты, нарушаемая светом лампы, не утаила этого. Сынмин выключил песню Синатры и начал что-то активно искать. Тишина, возникшая между ними, пронзила сердце Джуена копьем, распространив по телу колючую грусть.       – Включи что-нибудь свое любимое. – Джуен кое-как улыбнулся, пытаясь разбавить обстановку. – Хочу послушать.       – Ладно.       Сынмин внезапно перепугался. Его рука дрогнула, когда он нажал на плей-лист. Музыка зазвучала незнакомая, однако с первых же секунд О, кажется, застеснялся. Он поставил на кресло согнутые в коленях босые ноги и положил на них голову. Джуен пытался напрячься, чтобы узнать, что за песня играет, но никаких идей не приходило. Казалось, он услышал ее впервые, хоть и понимал, что знал ее. Стиль и манера исполнения напоминали рок из семидесятых, но вот голос был едва знаком. Текст песни был о любви, о любви, которая ранит и останется шрамом.       – Я слышал ее раньше? – Сведя брови к переносице, спросил Джуен.       – Да, – кивнул Сынмин. – Она тебе тоже очень нравилась.       – Это что-то из семидесятых?       – Угу.       – Дай подсказку.       – Шотландия.       – Господи! – С сарказмом произнес Джуен. – Это значительно уменьшило круг поиска!       – Город.       – Город?       – Название группы – город.       Сынмин поджал губы. Он наклонил голову, смотря на Джуена с неподдельным интересом. Сейчас он выглядел очень красиво, пусть и был одет в растянутую футболку и широкие потертые джинсы, а его волосы были растрепаны и совсем не лежали. Его лицо было усталым, под глазами красовались синяки, но Джуен находил это привлекательным, как и то, что О беспокоился о нем и не отходил от кровати, пока он был в коме.       – В Израиле, – добавил О, видя замешательство на лице собеседника.       – Я плох в географии, – пояснил Ли.       – Я знаю. Поэтому, – Сымин остановился на секунду, чтобы улыбнуться. – Назарет.       – Наза…       – Назарет.       – Ясно. А песня, насколько помню, называется «Love Hurts»?       Сынмин кивнул. Джуен ухмыльнулся. Этот парень напротив казался ему умным и забавным. С ним было приятно находиться, он вызывал интерес. Джуен прокашлялся, усаживаясь удобнее. Песня, судя по всему, подходила к концу, гитарное соло приятно ласкало уши. Джуен предвещал следующую песню, будучи совершенно точно уверенным в том, что ему понравится. Сынмин же сидел молча, постукивая пальцами по острым коленкам.       Ли облизнул сухие губы. Действительно ли любовь могла приносить боль? Ему всегда казалось, что взаимная любовь приносит радость и только настоящие мудаки могут ранить с помощью невзаимной любви. Наивная позиция, как казалось Ли, но разве не так должно быть логически? Однако он верил и в то, что любовь могла оставлять следы, превращающиеся в шрамы, умела приносить боль, ведь она самое яркое, горячее и обжигающее пламя. Она дурит людей, заманивая в свои сети.       Влюблялся ли он когда-нибудь? Ли Джуен помнил себя без памяти влюбленного в музыку и свои бас гитары, но не припоминал лица человека, в которого мог влюбиться. Но кольцо на безымянном пальце левой руки с выгравированным на нем лисенком, кажется, точно было парным.       Взгляд Джуена сам сорвался на левую руку Сынмина, погруженного с головой то ли в песню, то ли в свои мысли. Тонкое кольцо украшало длинный безымянный палец. С больничной койки он не мог разглядеть точно, что было выгравировано на нем, но была какая-то смутная уверенность в том, что на нем тоже какое-то дикое животное, возможно, это был волк, с которым друзья ассоциировали Джуена.       На секунду комната погрузилась в тягучую тишину, обнажившую все страхи двух сидящих в ней парней. Следующая песня ворвалась внезапно. С первых же аккордов она задала грустное настроение.       – Черт, – Сынмин потянулся за телефоном, явно не радостный тому, что заиграла именно эта песня.       Почему именно сейчас плей-лист, поставленный на случайное воспроизведение, решил поддаться теории больших чисел и составить именно такую последовательность?       – Оставь, – громко сказал Джуен. – Пожалуйста.       В глазах Сынмина были слезы. Он смотрел на Джуена, явно не понимая, почему тот попросил оставить еще одну песню под названием «Love Hurts». Неужели он что-то помнил?       Они смотрели друг на друга, словно заглядывая в самую душу, пока рассматривали лица, искаженные болью. В этой боли чувствовалась взаимность, сочувствие и едва уловимое напряженное стеснение.       Сынмин прятал правду от Джуена и крепко держался за замок с хитрым механизмом, открыть которой мог только он сам. Его сердце продолжало стучать, но любовь стала ощущаться бессмысленным рыцарским подвигом, словно сражением с мельницей. Эта любовь ощущалась болью в едва бьющемся сердце, покрытом еще незажившими шрамами.       Джуен был словно под чарами, которые скрывали от него правду. Он ощущал, что Сынмин лжет ему. Он чувствовал себя связанным по рукам и ногам, униженным и оскорбленным, словно он стоял перед Сынмином нагим, а тот насмехался над ним.       Сынмин внезапно отвернулся от Джуена, смахивая тыльной стороной ладони слезы. Голос из динамиков трепетно пел о любви, которая ранит, но эта боль приятна. Сынмин спустил ноги со стула и встал, молча уходя. Джуен ощутил, как слезы скатываются по его собственным щекам, а сердце ноет, больно ударяясь о грудную клетку.       «Без любви я не выживу».       Джуен сглотнул. Он вспомнил эту песню, она отзывалась глубоко внутри него куда сильнее, чем Ли мог себе представить. Глубоко внутри него, в глубине его души дернулись струны.       Лицо Сынмина возникло в его сознании. Он лежал на полу и напевал эти строчки, перебирая струны на старой классической гитаре.       «Любовь приносит боль».       Джуен ощутил себя глупцом. Сейчас он был один, словно запертый на борту одноместной подводной лодки, но поднять ее не хватало сил. Хотелось узнать правду, даже если бы она нанесла ущерб. Должен ли он поднять это судно с самого дна?       Боль ведь заставляет чувствовать тебя живым?       Сынмин вышел из туалета, поправляя волосы. Капельки воды стекали с его лба до подбородка. Мокрые локоны волос хаотично прилипли к вискам. Джуен не мог отвести от Сынмина свой задумчивый грустный взгляд. Тяжесть легла камнем на плечи, опуская в суровую реальность.       Песня закончилась, сменяясь знакомой мелодией, которая с каждой секундой звучала все громче и напористей.       – Ты тоже любишь металкор? – тихо спросил Джуен, лишь бы разбавить гнетущую тишину, возникшую ним и Сынминой непробиваемой каменной стеной.       – Да, – Сынмин обтер руки о джинсы. – Ты подсадил меня на него. Мне всегда нравился метал, но не думал, что может понравится что-то тяжелее хэви-метала.       О усмехнулся и сел обратно в кресло. Он поднял голову, снова рассматривая летающие по потолку кружащие огоньки. Лампа плавно сменила цвет, подсветив его лицо розовым. Парень сидел неподвижно и источал напряженное спокойствие, отзывающееся беспокойством внутри Джуена.       «Только любовь может ранить так», – вспомнилось Джуену. Это были слова, кажется, невзначай сказанные Сынмином, как цитата какой-то печальной песни.       Теперь, сидя на кровати в больничной палате, Джуен пытался понять, почему он не смог сразу вспомнить настолько важного в его жизни человека? Прошло уже столько дней с момента, как он очнулся, к нему пришло столько людей, он вспоминал их, как и вспоминал какие-то незначительные вещи. Но только не его. Не этого милого парня с грустным взглядом, словно смотрящим в самую душу. Почему все вокруг знали его, но не Джуен. Это был незнакомый ему человек, к которому тянулось все внутри него, но здравый смысл отодвигал эти мысли.       Джуен внезапно почувствовал боль в виске. Схватившись за голову, он старался надавить как можно сильнее, чтобы прекратить ее. Сынмин сорвался с места, сел на кровать и начал расспрашивать Джуена о его состоянии.       – Я просто устал, – прошептал Ли.       – Поспи, – предложил Сынмин, вскакивая с кровати. – Я поеду домой.       – Тебе нельзя остаться здесь? – робко спросил Джуен, пропуская длинный локон волос через пальцы и заправляя его за ухо.       – Не думаю, – О прикусил щеку. – Спокойной ночи, Джуен.       Сынмин взял свою сумку со столика у окна и собирался уйти, но внезапно остановился. Ли вздохнул и громко сказал:       – Спокойной ночи, Сынмин. Мне жаль, что я не могу вспомнить тебя так, как бы тебе хотелось.       Сынмин молча вышел.

***

      Джуен сидел на свежем воздухе. Чистое голубое небо над головой внезапно перестало доставлять удовольствие, а люди вокруг начинали бесить. Он схватился за колеса коляски, на которой его сюда привезли, но вдруг кто-то или что-то его остановило.       – Куда? – голос друга немного напугал Ли.       – Джисок? – Спросил Джуен. – Ты как сюда попал?       – Совсем кукуха полетела? – Усмехнулся парень. – Это больница, а не тюрьма! Последние клетки мозга с сотрясением пропали?       – Ты точно противный Квак Джисок, – отшутился Ли.       – А ты точно тупой Ли Джуен!       Парни рассмеялись. Улыбка Джисока отразилась ответной реакцией на лице Джуена. Старый школьный друг был все таким же, как и в смутных воспоминаниях. Его волнистые спадающие на глаза волосы, пухлые губы на маленьком лице, которые растягиваясь в улыбке, превращали глаза в два хитрых полумесяца. Образ Джисока словно и не пропадал из головы, был выжжен в подсознании яркой цветной картинкой, пока Сынмин был черным обугленным пятном посреди тысяч разноцветных портретов и пейзажей.       – Ты все еще паришься, что не можешь его вспомнить? – спросил Джисок, поправив отложной воротник черной кожаной куртки. – Он устал от того, что ты мучаешь себя.       – Но я знаю, кто он. – Перебил друга Джуен. – Сложно не догадаться, кто он, учитывая все факты.       – Что о нем ты помнишь? – Джисок наклонился. – Можешь начать с самого непристойного места из своих извращенских мыслей!       – Ну тебя!       Джисок широко улыбнулся, а затем громко засмеялся. Джуен тоже рассмеялся, понимая, что какие-то воспоминания о Сынмине у него все же есть. Жаль, что только он совершенно не помнил, как он был счастлив рядом с ним. Лишь жалкие отрывки воспоминаний, чернеющие и исчезающие, причиняющие колкую боль в сердце, обугленные частички прошлого, нагло преследующие изнеможенного Ли Джуена.       – Забей, – Джисок улыбнулся. – Я сам расскажу тебе о вас с ним.       – Думаешь, это поможешь? – Джуен поджал губы.       – Давай попробуем. Хм, с чего бы начать? Может с того, что ты предпочел О Сынмина еще в школе?       – Серьезно? – Джуен сощурился. – В школе?       – Слушай, сюда. – Джисон шмыгнул, поправив куртку и сев на лавочку. – Сынмина я знаю с детства. Он был моим соседом до тех пор, пока я не свалил в общагу университета, а он не съехался с тобой. Когда ты с ним ближе познакомился, он работал в караоке. Мы тогда были в старших классах, напились с подачки наших тогдашних друзей и решили пойти в караоке. Сынмин учился в другом классе, жил в ужасных условиях и работал по ночам. Я не дружил с ним какое-то время, потому что его отчим пару раз навалял мне люлей. Да и сам не горел желанием дружить, ведь Сынмин говорил мне, что дружить с ним нельзя.       – Его отчим? Но у него фамилия этого мужика. – Джуен нахмурился. – Он же зовет его отцом.       – Ого, это-то ты как помнишь? – Джисок ткнул Джуена пальцем в плечо.       – Да мне откуда знать? Просто помню.       – Ладно, – Квак снова шмыгнул, а его брови сдвинулись к переносице. – В любом случае, той ночью вы познакомились, и с тех пор я, как самый главный одинокий одиночка, смотрю на двух сюсюкающихся придурков у себя под носом.       – Я его люблю? – Джуен сглотнул.       – Не в бровь, а в глаз, дружище! Ты в нем пропал к чертовой матери. Джуен, ты свои гитары и пластинки так не любишь, как этого засранца!       Джуен зачем-то улыбнулся. Значит, сердце его не подводило.

***

      Джуен зашел в квартиру с опаской. Узнать квартиру с первого раза не получилось, лишь какие-то маленькие, едва заметные детали оказались ему до боли знакомы. Он прошел вглубь кухни, объединенной со столовой и гостиной, которая в свою очередь визуально отделялась от остальной комнаты большим ковром. Он остановился, наваливаясь на стену, чтобы скинуть обувь с уцелевшей в аварии ноги. Сынмин громко цокнул на это глупое и ненужное проявление самостоятельности, присел перед Джуеном и развязал крепко завязанные белые шнурки.       – Не будь идиотом, – тихо произнес Сынмин, удерживая Джуена так, чтобы тот не упал. – Положись на меня. Даже если это будет неловко.       Джуен кивнул, закусив губу. В голову почему-то залезла очень непристойная мысль, которая склизким червяком проникла вглубь подсознания и выкопала воспоминание, заставившее его закусить губу сильнее. Джуен понимал, что влип, ибо спутанные воспоминания никогда не возвращались к нему в адекватном порядке. Он коснулся глянцевой поверхности дверцы шкафа, словно это действительно могло ему помочь вернуть утерянные кусочки памяти. Однако ничего, кроме прижатого к этой дверце тела ему не вспомнилось.       «Блять», – одними губами произнес Джуен, когда Сынмин отвернулся.       Ли оглядел комнату. В глаза снова бросился ковер. Большой, почти квадратный ковер с замысловатыми узорами, создававшими целые букеты цветов, разбросанные по плоскости. Джуен наклонил голову, словно пытаясь отогнать от себя воспоминание, в котором он и Сынмин лежат на этом ковре и подпевают какой-то песне.       – Сошел ли я с ума? – С усмешкой произнес Ли. – Насколько странным может оказаться тот факт, что я узнаю этот ковер в гостиной?       Сынмин тихо хохотнул, проходя к кухонному островку:       – Главное, что ты хоть что-то помнишь.       Джуену стало слишком неловко, но в тот же момент ему показалось, что Сынмин испытывает еще больший конфуз, ведь с его памятью все было в порядке. Это было ужасным испытанием для них обоих, и Джуен не понимал, почему не может вспомнить какие-то детали и вещи, сопровождавшие его долгие годы жизни. Почему именно Сынмин выбился из его памяти почти полностью, оставшись серыми пятнами и невероятным влечением, растекающимся под кожей колючей смесью несочетаемых ингредиентов? Почему он возвращался такими резкими, хаотичными и непристойными рывками?       Ли прикусил щеку, надул губы и прошел к балкону, кое-как справляясь с костылями. За его спиной раздался шум воды, и всплеск смутных воспоминаний ударил яркой вспышкой. Взгляд сам по себе метнулся на стену. На стене висело несколько постеров, и, к удивлению Джуена, они были приятной неожиданностью.       – Ого, – невольно вырвалось из груди Джуена. – Хен, чьим решением было повесить это сюда?       – Даю лишь одну попытку угадать, – Сынмин сделал большой глоток из прозрачного граненого стакана.       – Я? – подняв брови уточнил Ли. – Даже обложка «Love Metal»?       – Это уже я настоял. – Пояснил Сынмин. – Видишь ли, я ужасно люблю Вилле Вало.       – У меня в этом факте почему-то не было сомнения. – Невзначай кинул Джуен. – Тебе тоже нравятся эти альбомы Megadeth и Metallica?       Сынмин кивнул. Он молча прошел к проигрывателю, который стоял на тумбе под телевизором, открыл крышку, а затем потянулся к полке, где стояла небольшая коллекция виниловых пластинок, купленных исключительно по вкусу их обоих. Джуен даже не осознал до конца тот факт, что он знал это, почему-то он просто это знал. Как знал и то, что у Сынмина есть привычка расставлять пластинки по цвету, а картонную обложку проигрываемой пластинки он клал исключительно на верхнюю полку над телевизором между небольшим подсвечником с розовой ароматической свечой и белой статуэткой ангела, сидящего на камне.       Джуен сел на диван, откинув костыли на кресло. Сынмин выбрал синюю пластинку, поставил ее в проигрыватель. Джуен смотрел на широкую спину парня и пробежал взглядом по фигуре. Воспоминания возвращались к нему, он был безумно рад и вернувшимся к нему чувствам. Всякий взгляд, любое касание Сынмина и каждое его слово запускало часовой механизм, присоединенный к бомбе, что неизбежно взорвется в один день. Ли покорно ждал дня, когда заново влюбится в О Сынмина, и верил, что тот подарит ему второй шанс, несмотря ни на что.       Из колонок вырвалась старая добрая знакомая мелодия. Сынмин положил голубую обложку, пересеченную белыми молниями, на верхнюю полку и прошел к дивану, присаживаясь рядом с Джуеном, явно удивленным выбором парня.       – «Ride the Lightning»? – подняв брови, спросил Ли. – Мне казалось, что ты все-таки больше по року.       – Обложка этого альбома висит над нами. – О тыкнул пальцем в постер. – Ты думаешь, что я позволил бы повесить постер, который не отозвался бы в моей душе? Я люблю альбомы Metallica, особенно старые. У них особая атмосфера.       – Окей, – усмехнулся Джуен, запрокидывая голову на постеры. – А Megadeth чем тебе нравятся?       – Хм, – Сынмин прикусил губу. – Просто нравятся. Или мне перечислить заслуги Дэйва Мастэйна перед всем миром?       – Перед всем миром? – Джуен рассмеялся, а его брови поднялись. – Серьезно?       – Угу. А как по-твоему этот мир получил метал таким, каким он есть сейчас?       – Блять, да ты знаешь, как подлизаться!       – Я просто музыкант. И, между прочим, я учился играть на гитаре, задрачивая гитару риффами Megadeth.       Джуен громко засмеялся, а Сынмин сел рядом с ним поджал губы, рассматривая его со стороны. Ли кое-как угомонил смех от настигнувших его воспоминаний и прислушался к песне. Спокойная мелодия давно превратилась в раскатистый гитарный рифф. Нога сама начала отбивать ритм, вторя барабанам. Они сидели в тишине и слушали песню, рассекающую тишину бешеным запалом. Джуену даже захотелось трясти головой. Наслаждение от прослушивания наполнило его, он закрыл глаза, покачивая головой в ритм.       – Fight fire with fire! – Забавно прохрипел Джуен, пародируя манеру вокалиста, и активно затряс головой.       – Херовый из тебя Хэтфилд, – Сынмин попытался сдержать смех, вызванный сильным акцентом парня.       – Зато может хороший Клифф Бертон? – предположил Джуен, поворачивая голову к собеседнику.       Тот сидел неподвижно и молчал, улыбка покинула его красивое лицо. Он смотрел на Ли глазами, полными непонимания и отчаяния. Джуен напрягся, устроился на диване удобнее, стараясь развернуться корпусом к Сынмину. Забывшись, он дернулся сильнее, чем хотел, и сломанная нога дала о себе знать. Джуен прошипел, и измученный стон слетел с его уст.       Сынмин, обеспокоенный происходящим, вскочил с дивана:       – Ляг, наконец.       – Я сказал что-то не то? – Испуганно спросил Джуен.       – Из твоей памяти окончательно выбился и факт того, как умер Клифф?       – Черт! – прошипел Джуен, закатив глаза. – Прости, я такой дурак.       Сынмин ринулся к проигрывателю и убавил звук. Он простоял пару секунд спиной к лежащему на дивану Ли, а затем ушел в сторону кухни. Он все еще не изъявлял желания говорить Джуеном, поэтому старался прятать потерявшее былую яркость и посеревшее от ненужных мыслей лицо.       – Прости, – повторил Джуен. – Я, правда, тупица!       – Я приготовлю что-нибудь на ужин. – Игнорируя Ли, сказал Сынмин.       Джуен выругался, откинул голову на подушку и закусил щеку. Ему стало даже стыдно, ведь он хотел пошутить, развеселить Сынмина, а не огорчить и без того держащегося на волоске от истерики человека.       – Знаешь, что всегда расстраивало меня? – внезапно сказал О. – Никто ведь не знал, что было бы, не упади автобус на него второй раз.       – Ты про Клиффа? – Джуен приподнялся на локтях и взглянул на Сынмина.       Он кивнул. Его взгляд опустился на несколько контейнеров, наполненных едой, что он старательно приготовил утром. Его руки вцепились в столешницу.       – А если бы он выжил? – Сынмин поднял взгляд. – Клифф мог бы столько всего сделать. Жаль, что такие таланты так рано умирают.       – Он чумовой басист! – Радостно сказал Джуен. – «Ride the Lightning» такой крутой только благодаря идеям Клиффа. Если бы не его ум и талант, Megadeth бы несомненно обогнали Metallica!       – А как же «Черный альбом»?       – К черту «Черный альбом», – Джуен нахмурился. – Лучше оседлать молнию.       Джуен лег обратно на диван, почувствовав, как легкая дрожь пробивает его руки. Сломанная рука заныла, заставив его громко выругаться. Мысль о том, что какое-то время играть на своей любимой бас-гитаре он не сможет, вогнала Ли в меланхоличное отчаяние. Неужели все мечты могут в момент оказаться у кота под хвостом?       – Ты точно в порядке? – спросил Сынмин.       – Забей, – тихо произнес Джуен, выдохнув. – Я просто жду, когда начнется «For Whom the Bell Tolls», чтобы снова насладиться бас партией.       Сынмин на момент остановился и глянул на Джуена. Тот лежал и постукивал пальцами по обивке дивана, вторя ритму песни. Казалось, ему было грустно, Сынмин догадывался, что причина этому возможные осложнения в игре на музыкальных инструментах. Без своих гитар и музыки Ли не мог и дня нормально прожить, вечно вытачивал свои навыки и сочинял музыку.       – У тебя отвратительный английский, – фыркнул О. – А еще ты музыкальный задрот.       – Но тебе именно это и нравится, – выпалил Джуен.       Это звучало так, словно никогда не было никакой аварии, никакую память Ли не терял. Словно это была обычная суббота, которую они часто проводили за прослушиванием пластинок сразу после короткой репетицией со своей группой.       – В этом и проблема. – Сынмин отвернулся.       Джуен затих. Он сейчас большая проблема, будет глупо сидеть и отрицать.

***

      Джуен через пару дней совершенно освоился в квартире. Рука его окончательно зажила, поэтому гипс сняли. Сынмин вскоре вышел на работу, так как его больничный закончился.       «Я оставил несколько стикеров с напоминаниями, что где лежит», – застегивая замок на осенних ботинках, сообщил Сынмин, перед тем, как уйти на работу. – «Старайся много не ходить по дому. Еду я оставил в холодильнике, просто разогрей».       Джуен, уже сидя в пустой квартире, выдохнул и поправил длинные волосы. Пустота окутала его тоскливым чувством, что разлилось холодом по венам. Теперь он справлялся с костылями куда лучше, поэтому встать и уйти в спальню больше не составляло труда. Труднее было наконец-то вспомнить то, что раньше казалось запертым за семью замками. Помнить то, как в этой квартире царила любовь, которую делили только две одинокие души.       Сынмин действительно оставил множество цветных стикеров с напоминаниями, а Джуен и правда умудрился забыть, где что лежит.       На кухонном столе лежал желтый квадратный стикер с маленьким красным сердечком в правом нижнем углу. Аккуратные ровные строчки с разборчивыми маленькими буквами складывались в сообщение о том, что в контейнере с зеленной крышкой лежит уже готовое мясо, а в верхнем шкафчике, что над средней кухонной тумбой, на нижней полке стоит рис, который надо залить кипятком. Джуен улыбнулся и крепче схватился за костыли, чтобы достать рис.       На комоде, что стоял в спальне под большими яркими плакатами метал групп, среди множества флаконов и пузырьков с косметикой и туалетной водой, стояла фотография, на которой Сынмин целовал Джуена в щеку. А на простой белой рамке был белый стикер с знакомыми ровными строчками с напоминанием о том, что теперь в первом ящике комода лежат вещи Джуена, чтобы ему было удобно.       Джуен поджал губы. Дом с каждым днем все больше наполнялся стикерами разных цветов и форм, которые Ли бережно складывал в обувную коробку, стоявшую на балконе. Эти бумажки, собранные по квартире были каким-то пазлом, который складывался в несуразную картинку. Джуен не понимал, почему Сынмин так старался сделать их квартиру местом, удобным только для него одного, но никак не для самого Сынмина. Почему О спал на диване в гостиной, а не рядом с ним, в удобной кровати, что была такой пустой и большой для одного? Джуен ведь теперь прекрасно помнил, что они были влюблены друг в друга, как помнил и то, как ощущался поцелуй Сынмина на его губах.       Иногда Джуену казалось, что Сынмин его просто разлюбил. Чувства Джуена снова расцвели в груди колючим, но очень красивым кустом плетущихся роз. Иногда ему даже казалось, что еще чуть-чуть и Сынмин сорвется с места и поцелует. Хотя бы крепко обнимет, придет в спальню и ляжет рядом. Но холод, излучаемый им, обжигал Ли сильнее пламени.       В один из дней, когда Сынмин снова молча ушел на работу, оставив сонного Джуена наедине с поедающим изнутри чувством, стало холоднее всего. Осень практически закончилась, календарь около телевизора показывал уже ноябрь. С момента аварии прошло уже чуть больше двух месяцев, и врачи наконец-то сообщили Джуену, что он в полном порядке. Но месяц, проведенный в холоде этой квартиры, кажется, стер в душе Джуена последнее человеческое, пусть и любезно вернул воспоминания.       Они много говорили по вечерам, но почему-то никогда о своих отношениях. Перебирали старые истории, вороша память, обсуждали и слушали музыку, шутливо спорили о том, у кого музыкальный вкус лучше. Иногда тишина гремела между ними, а взгляды цеплялись друг за друга. В такие моменты Джуен молил всех богов, коих он знал, чтобы Сынмин сорвался с места и поцеловал его. Как это было до чертовой аварии.       Со временем черное и белое смешалось в серые оттенки, и лишь Сынмин был ярким пятном в этой однообразной жизни Джуена, наполненной теперь болью в груди.

***

      В день, когда Джуену снимали гипс с ноги, Сынмин был рядом. В его глазах можно было разглядеть холодную серость. Он совершенно перестал улыбаться, избегал зрительного контакта, убегал от разговоров и спал на диване в гостиной, оставляя между ним и Джуеном пропасть, окруженную непреступной крепостной стеной. Ли ощущал свободу от гипса и костылей, но чувство взятого в плен сердца не покидало его. Сынмин был холоден, но сегодня куда холоднее обычного. Он был тревожен в своем спокойствии, и что-то подсказывало Джуену, что парень слишком накручивает себя.       – Ты же знаешь, что я теперь все помню? – Выходя из больницы, спросил Джуен.       Его рука легла не плечо О, тот содрогнулся и выдавил из себя улыбку, похожую на самый настоящий защитный оскал.       – Да, – ответил Сынмин, словно выплескивая из себя яд. – Ты теперь даже без гипса. Можешь даже вернуться к репетициям!       О отвернулся. Он был пронзен насквозь болью и обидой, это ощущалось в каждом его движении. Он совершенно устал и был лишь оболочкой с зияющей внутри пустотой.       – Джисок мне звонил, – вдруг сказал Джуен. – Ты не был на репетициях уже две недели, да и из бара пару дней назад уволился. Что произошло?       – Я устал. – Выпалил О. – Все вокруг напоминает мне о том, как все было до этой ебаной аварии. Я старался все поменять, но безуспешно. Я пытался не загоняться, но не получилось. Блять! Да я хочу сдохнуть!       Крик Сынмина остался эхом в голове Джуена. Ли опустил голову и поджал губы. Он понимал, о чем говорил Сынмин, но не мог понять, как человек, никогда не опускавший руки, вдруг пал на самое дно собственноручно вырытой пропасти, огороженной забором с колючей проволокой.       – Ты же никогда не сдавался, – Джуен подошел на шаг ближе, но по ощущениям пересек целую милю вязкой болотной пустоты между ними. – Ты же знаешь, что я рядом…       – Какой ты? – прикрикнул Сынмин. – Которому басуха важнее его парня?       – Что? – Джуен нахмурился. – Ты мне важнее басухи! Всегда был важнее куска дерева со струнами!       – Правда? – Сынмин нервно улыбнулся. – Ты действительно вспомнил все?       – Стой…       – Тогда подумай еще раз на досуге об этом.       Сынмин сорвался с места и быстрым шагом ушел в сторону автобусной остановки. Джуен не пытался его остановить, просто смотрел на то, как тот уходил, унося с собой последние чары, что прятали правду.       Сомнение закралось в голову, обвивая тело, словно змея, заманившая жертву в свои объятия. Она сжималась, отбирая возможность дышать. Джуена охватила паника, она практически сбила его с ног, сокрушаясь на его тело настоящим цунами. А уже спустя минуту прижала к холодной земле и практически зарыла на шесть футов под землю.       Ли совершенно не понимал, что делал. Сев в машину, он попытался ее завести, но рука дрогнула, следуя за воспоминаниями об аварии. Лоб уперся в мягкую оплетку на руле, а холодные ладони сильнее сжали его. Джуен зажмурился, и под веками расцвели галактики, ни в одной из которых он не был рядом с Сынмином. К телефону рука потянулась сама. Номер Джисока был слишком близко, поэтому палец сам нажал на иконку с фотографией.       Квак приехал через час. Он оглядел друга, сидящего на лавочке у собственной машины, а затем громко выдохнул.       – Твою мать, – прохрипел Джисок, прикуривая. – Ты все-таки растерял последние мозги?       – Видимо, – Джуен поднял голову. – Тут можно курить?       Джисок молча указал на знак у лавочки, на что Джуен кивнул и поправил волосы. Его сейчас волновали какие-то странные проблемы, но не ситуация, возникшая между ним и Сынмином. Ее он полностью отрицал, игнорируя нервно колеблющееся не самой приятной мелодией струны в сердце. Джуен не хотел признаться самому себе, что Сынмин может его бросить. Эта вероятность с каждой секундой переставала быть ближе к нулю и в геометрической прогрессии приближалась к отметке ста процентов. Пугало ли это? Определено. Волновало ли это? Точно не сейчас.       – Да блять! – выругался Квак. – Твоя кислая мина меня порядком угнетает, мужик.       Внезапно начало волновать все и сразу. Ли поднял голову, сощурился от солнца, уходящего по плавной траектории к горизонту, и посмотрел на Джисока, что раздраженно глядел на него. Квак поднял бровь, сотрясая воздух немым вопросом.       – Я действительно люблю свою басуху больше, чем люблю Сынмина? – спросил Джуен.       – Ха, – Джисок выдохнул сизый дым. – Какая ирония! Это Сынмин тебе сказал?       Джуен кивнул и прорычал, сгибаясь пополам. Джисок прокашлялся, переминаясь с ноги на ногу, а затем закатил глаза. Ему не верилось, что сейчас приходится вести переговоры на два фронта. Он чувствовал себя шпионом, специальным агентом, посыльным и просто феноменальным идиотом, разрываясь между этими двумя влюбленными идиотами.       – Верь ему больше, – усмехнулся на выдохе Квак. – Эта шпала вообще совесть потеряла! К нему недавно в бар отчим приходил, снова оставил пару синяков, а затем вымогал какие-то деньги. Сынмин вообще никогда не рассказывал нам о том, что у них там снова терки с этим бугаем, но мой отец написал заявление в полицию о нападении в его баре. Мин слетел с катушек и наорал на меня, а потом сказал, что увольняется. Естественно, никто этого придурка не уволит, ибо он еще вернется, вопрос лишь во времени.       – Пиздец, – Джуен нервно усмехнулся. – Мне казалось, его отчим уже успокоился.       – Когда вы лежали в больнице, эта пародия на человека избила Сынмина прямо в палате. Спасибо его мамаше, которая вдруг решила поиграть в любящую мать на полставки.       – Почему мне никто не сказал? – Ли поднял голову и посмотрел на Джисока, что тушил сигарету об мусорный контейнер.       – Сначала ты был в коме, – Джисок нахмурился. – Потом всем было не до подробностей семейной драмы.       – Черт. – Джуен прикусил губу.       – Забей, – Квак прокашлялся. – Тебе надо вернуть свою принцессу обратно в свое логово орка. А я буду разговорчивым надоедливым ослом в этой истории. Зато буду красивым и смешным.       Квак подбежал к парковочному месту, где стояла машина Ли, поднял руки вверх и подпрыгнул, громко крикнув:       – Ю-ху! Буду как настоящий металист и трахну дракона!       Джуен громко рассмеялся и встал с лавочки, наблюдая за тем, как женщина в возрасте недовольно наблюдала за ними.

***

      Сынмин бродил по улицам, совершенно не понимая, как загнал себя в этот угол в доме из стекла. Этот дом был возведен из саморазрушений и копаний. Шаг влево, шаг вправо, удар и самостоятельно впадаешь в кому, начиненный осколками своего же прошлого. Встаешь, ложишься, падаешь сквозь пол. Повторяешь. Сынмин бы разбил в этом доме каждое зеркало, в котором он отражался. Исказил бы свое отражение до неузнаваемости, чтобы исправить самого себя.       О не был в восторге от своего поведения, было всего лишь интересно, почему он решил провести между собой и Джуеном пунктирную линию, загоняя себя в стеклянное строение за непреступной крепостью. Это поведение было настоящим увечьем, больным восхищением собственной ущербностью.       Он соскользнул с последних ступеней лестницы, сел на асфальт и выдохнул. Все казалось лишь иллюзией, картинной, на которой проецировался идеальный момент разрушения, что иголками проникал под кожу. Снова и снова хотелось помечтать, что это глупое реалити-шоу, сейчас выпрыгнет оператор и ведущий, Сынмин улыбнется в камеру, затем все повторится. И снова камера, глупая улыбка в иллюзиях этого обмана.       Этот огромный непредсказуемый мир просто изжевал Сынмина и выплюнул его на асфальт, но свернуть с этого намеченного пути было сложнее, чем когда-либо еще. Он просто застрял в этом нескладывающемся воедино пазле, и казался лишней деталью, что никогда не будет использована. Он не хотел быть собой . Не желал этих страданий и вечных шагов взад-вперед.       Эта любовь, несомненно, причиняла боль, что была куда сильнее, чем внезапный сердечный приступ. Сынмин был мальчишкой, когда впервые прочувствовал то, как может ранить только любовь. Эта любовь пела и обнимала, но при этом кричала и оставляла синяки по всему телу. Но любовь к Джуену была внезапной, неловкой и очень нежной. Эта любовь излечила всю ту боль, причиненную в детстве, которую Сынмин запер глубоко внутри и запечатал за огромным замком с сложным механизмом, начиненным порохом и осколками.       Джисок много раз говорил, что Сынмин не выживет без любви. Отчасти это было правдой, ведь он нуждался в любви и признании. Ему хотелось тепла и объятий. Но сейчас внутрь него просачивалось что-то мерзкое, что обличало уродливую личину, жаждущую наслаждения, перемешанного с болью.       Сынмин всегда прятал внутри себя жестокое сердце, черное, словно прогнившее до сердцевины алое яблоко. Жестокость горела в нем, выводила из себя и заставляла прогнуться, взбунтоваться и ничего не могло ему помешать расцвести посреди этого бала несправедливости и боли.       Словно в бреду Сынмин дошел до бара. Перед баром была небольшая толпа, вечер только начинался. За столиком у витрины сидел отец Джисока, владеющий баром. Мистер Квак, которого завсегдатаи уважительно называли прозвищем «дядя Бул», покуривал сигарету. Под его черной кожаной курткой с меховым воротником виднелось черное худи с красным логотипом AC/DC. Он улыбнулся, махнул Сынмину и встал с места, потушив сигарету в жестяной банке, полной окурков.       – Сынок, – Квак старший улыбнулся и показал «козу» в качестве приветствия.       Его огромное кольцо с черепом отразило неоновую вывеску. Сынмин облегченно улыбнулся и показал «козу», здороваясь.       – Джисок укатил к твоему парню. – Сообщил мужчина, хлопнув О по плечу.       Внутри что-то скрутилось в морской узел и расползлось колючей проволокой.       – Остальные тут? – Сынмин нервно улыбнулся.       В его голове таилась не самая хорошая идея, но он слепо шел за ней. Нужно было бы сбавить обороты, но пути назад не было, в этой пропасти он должен был утонуть в одиночку, случайно не захватив с собой кого-то еще. Это все еще была одноместная подводная лодка, и не хотелось бы ее вытаскивать на поверхность.       Когда Квак кивнул, приглашая Сынмина внутрь через черный ход, О выдохнул. Черный ход вел к кухне и в гримерную комнату, из которой слышался знакомый смех. Бул зашел в гримерку, тепло приветствуя сидевших внутри двух парней. Сынмин прошел в помещение с опаской, стараясь не смотреть на своих друзей. Улыбка мгновенно сползла с лица одного из двух присутствующих, заменяясь усмешливым враждебным оскалом. Второй же парень широко раскрыл глаза и приветственно хохотнул.       – Сынмин! – Рыжеволосый юноша широко улыбнулся и вскочил с места. – Привет! Думал, Джисок привезет вас с Джуеном.       – Привет, Хенджун, – холодно ответил О, игнорируя вторую часть реплики.       Хенджун полез обниматься, и Мин не мог это просто проигнорировать.       Из колонки играла тихая веселая музыка, раздражая негативно настроенного Сынмина. Милая улыбка Хенджуна уколола куда-то под ребра, захотелось ее стереть кулаком. О отвернулся, кидая беглый взгляд на сидевшего на диване.       – Чонсу, – Сынмин кивнул парню с высветленными волосами. – Как вы тут?       – Нам не хватает басиста и клавишника, – усмехнувшись, сообщил Чонсу. – Я немного устал отдуваться за двоих, но кто-то пропускает репетиции, пока второй хотя бы звонит и интересуется.       – Прекрати, – Хенджун нахмурился. – На то есть причины.       – Если проебываться на улицах и есть причина, то я крайне рад за него.       Чонсу допил содержимое своей банки и встал с дивана. Он бросил банку в ведро у двери и вышел прочь, оставляя троих в небольшой комнате, обклеенной плакатами и вырезками из журналов.       Сынмин явно рыл себе могилу, раз собирался воплотить свои мысли в реальность. Он догнал Чонсу уже на выходе к сцене, где смутно знакомый ему звуковой режиссер настраивал оборудование к выступлению. Сынмин одернул его за рукав. Ким мгновенно нахмурился.       – Я хочу уйти из группы, – сообщил Сынмин.       – Серьезно? – Чонсу сощурился и больно ткнул Сынмина в грудь. – Ты был с нами даже в тот момент, когда твой отчим тебя буквально до полусмерти избил, а сейчас зассал, что Джуен тебя разлюбил? Брось, он буквально рвется на части, чтобы ты увидел, как он тебя любит, даже если на время потерял память. Он скорее действительно умрет, чем разлюбит тебя, мудила.       Сынмин попытался что-то сказать, но осекся. Слезы подступили к его глазам. Он открыл рот и попытался снова сказать, хоть слово, но не смог. Он опустил голову, позволяя себе расплакаться. Система «вдох-выдох» дала на момент сбой, и Сынмин предпочел задохнуться здесь и сейчас, чем попасться на глаза Джуену хотя бы еще раз.       – Просто поплачь, – Хенджун обнял Сынмина.       – Пусти, – Сынмин шмыгнул. – Да что ты знаешь!       Хенджун выпустил О из своих крепких объятий и посмотрел на него, пытаясь сдержать подступившую к горлу желчь. Он оттолкнул друга, и его лицо исказилось.       – Серьезно? – Хан усмехнулся. – Это я не знаю? Да мы были самыми близкими друзьями все эти годы! Я тебя наизусть знаю. Не веди себя как мудак, просто по тому, что тебе грустно. Да похуй, что он там забыл. Ведь уже вспомнил, как вам было хорошо. Наверное, вспомнил и то, какой ты иногда конч.       – Заткнись, – Сынмин сжал кулаки.       – Нет, – Хенджун подошел к О вплотную. – Не смей затыкать меня. Джуен души в тебе не чает, он рвался на британский флаг, чтобы вернуть себе хотя бы частичку воспоминаний и тебе. А когда он вспомнил, ты решил свинтить нахуй?       – Ты, – Сынмин осекся. – Не поним…       – Блять, – крикнул Хан, разводя руками. – Ты прекрасно знаешь, что я понимаю тебя, потому что прошел через тот же ад, что и ты. Да, у меня сейчас нет партнера, но остальное я понимаю куда лучше остальных. Не будь мудилой. Я вытащил тебя, когда ты почти сдох…       – Лучше бы я сдох. – О смотрел прямо в глаза Хенджуна.       Хан схватил Сынмина за воротник куртки. Он встряхнул парня, что истерично смеялся.       – Ты вообще понимаешь, что творишь? – Хан кричал. – Думаешь, мне приятно слышать подобную хуйню? Ты гребаный мудак…       – Завались, – Сынмин вырвался из ослабевшей хватки Хенджуна.       Он замахнулся и ударил друга по лицу.

***

      Джисок к позднему вечеру привез Джуена в бар. Отец Квака встретил их у входа с сигаретой, зажатой в губах, и сказал, что Сынмин умудрился напиться и уйти из группы со скандалом и дракой. Длинноволосый мужчина горько улыбнулся Джуену, а затем похлопал его по плечу, произнеся лишь «крепись». Джисок громко цокнул и ворвался в бар, растолкнув студентов в кожаных куртках.       В помещении играли The Killers, люди подпевали песне, пританцовывая под завораживающую их музыку. Джуен кое-как догнал и одернул Джиска за рукав его исписанной черной кожаной куртки, но парень вырвался. Злоба читалась в его глазах.       – Это переходит все границы. – Квак сжал челюсти. – Я понимаю, что ему тяжело, но уйти из группы уже слишком, блять! Просто чудесно, нахуй!       Джисок кричал. Обида пронзила его сердце гарпуном. Он, толкнув какого-то мужчину, прошел дальше, вынуждая Джуена извиниться за него.       Взгляд Ли зацепился за знакомую фигуру. Сынмин сидел за барной стойкой и держал в руке стакан. Неоновое освещение оставляло на его осунувшемся лице большое розовое пятно с длинными черными пятнами. Джисок подлетел к нему, хватая за воротник клетчатой рубашки.       Люди, что были вокруг испуганно отошли в сторону.       – Блять, – выругался Джуен.       Удар пришелся по уже поврежденной щеке. Сынмин улыбнулся, совершенно не горя желанием нанести ответный удар. Джисок тряхнул его еще раз и замахнулся, прежде чем Джуен остановил его, удерживая вскинутую руку.       – Прекрати, чувак, – громко крикнул Ли, оттаскивая Джисока от Сынмина, который сразу же свалился на пол, ударяясь головой об барный стул.       – Его сиротская рожа меня уже порядком заебала! – Джисок был зол.       Бас партия в песне прошибла тело Джуена вибрацией, сползая по гортани и застряв комом в голове, а сердце, что громко билось, подстроилось под ритм. Свет прожекторов осветил лицо Квака, обнажая слезы в его широко раскрытых глазах. Он вырвался из хватки Ли и поправил куртку, прикусив обветренную нижнюю губу.       – Чудесно-чудесно, – на английском промямлил кое-как вставший с пола Сынмин.       – Заткнись, – Джисок попытался еще раз накинуться на О, но Джуен его остановил, преграждая путь своим телом.       – Чего ты хочешь? – Сынмин, говоривший едва разборчиво, сел на стул. – Я все равно уйду…       Джисок прошипел что-то себе под нос, а затем закатил глаза, поправляя черную как смоль челку и отворачиваясь от О.       – Вставай, – Джуен попытался поднять Сынмина, но тот крепко держался за столешницу бара, приговаривая что-то про недостаток алкоголя в его крови.       Сынмин внезапно развернулся, его расфокусированный взгляд уставился на Джисока. Он пытался что-то разглядеть в разъяренном лице друга, но его уставшие полные пустоты глаза скользнули в сторону. Они не могли видеть ничего, кроме стройной фигуры Джуена. Тот стоял молча, закусив щеку, кажется, до боли и крови, лишь бы не сорваться.       – Веришь, нет, но, – Джисок толкнул Ли, а затем подойдя вплотную, ткнул О пальцем в грудь, – твои ебучие страдания заставили нас самих убиваться. Зачем было бить Хенджуна? Он тебе ближе всех на Земле.       Сынмин горько усмехнулся и опустил тяжелую голову. Он еще раз посмотрел на Джуена и почему-то широко улыбнулся. Ему хотелось что-нибудь сказать, но ничего кроме слез и всхлипываний из его груди не вырвалось. Он сгорбился, поставил локоть на столешницу и вытер лицо мокрой от волнения ладонью.       – Боже, – тихо простонал Сынмин. – Я просто хочу умереть.       Хенджун подошел к ним внезапно. Джисок кинулся к нему, чтобы разглядеть уже проявившийся под глазом синяк и лопнувшую губу. Их разговор не был слышен из-за того, что громкость музыки увеличилась. Сынмин, погруженный в самобичевание, не углядел момент, когда Джуен сел на барный стул и придвинулся.       – Я отведу тебя домой, – Ли говорил на самое ухо Сынмину. – Ты меня вообще слышишь? Я отведу тебя домой.       Песня уже плавно сменилась. Бодрый настрой был вообще не в тему, но, по крайней мере, это полностью отвлекло толпу от происходящего у барной стойки. Сынмин активно сопротивлялся, явно был слишком пьян, чтобы осознавать, что вел себя словно маленький ребенок. Это заставило Джуена остаться наедине с распирающим чувством, заманившим его в клетку. Оно неслось под кожей и сбивало с ног. Кулаки сжались сами по себе. Глупая улыбка Сынмина вызвала у Ли приступ агрессии. Его лицо, освещенное неоновой вывеской с названием рок-бара. Да, это милое лицо действительно было трудно забыть, наверное, поэтому воспоминания о нем вернулись так быстро. Сейчас, даже при погашенном свете глаза Сынмина горели огнем.       Пьяную наглую улыбку захотелось стереть с лица кулаком. Свет снова вернулся, меняя свою интенсивность. Гитарный рифф в песне раскатисто прогремел, а Сынмин проскользнул в темноте, встал со стула. Он навалился на стойку, прильнул к Джуену и на самое ухо прошептал слова играющей песни:       – Ты пустота, трещина в зеркале. Увидь меня, если ты можешь меня увидеть.       Джуен сейчас был, как никогда уверен в том, что Сынмин был слишком важным человеком для него. Точно не пустотой или трещинной в зеркале. Даже если погасить свет, Джуен все равно узнал бы Сынмина, выкрутил бы воспоминания о нем из-под земли, свернул бы горы, чтобы дойти до истины.       Время огибало их двоих, оставаясь в голове выжженной страстью картинкой. Сынмин, совершенно не отдавая себе отчет, сел на колени, положил голову на плечо, затем приобнял, аккуратно устраивая свои большие нежные ладони на талии Джуена.       – Прости меня, – Сынмин шмыгнул носом. – Не верю, что творю всю эту херню.       Сынмин не верил, что он не спал, не верил, что хоть какая-то беседа сегодня произошла. Он не понимал, что делал, не помнил, как напился до такого состояния и не помнил, как ударил Хенджуна, сообщив перед этим Чонсу и Хенджуну, что он уходит из группы. Сынмин даже не заметил, как песня сменилась, а руки Джуена подхватили его и крепко прижали к теплой груди, полной огня и любви. Он не верил, что не спит, все это казалось не заканчивающимся кошмаром посреди вполне адекватного сна.       – Мне надо повзрослеть, – пробормотал О, сжимая ткань худи на спине Джуена.       Сынмин надул губы. Он был так пьян, что не видел ничего дальше своего носа. Все перед глазами плыло. Он совершенно потерял контроль, ему казалось, что завтра уже никогда не наступит. Захотелось выйти на улицу и закурить, хоть он и бросил так давно. Ему не хотелось напиваться одному, хотелось зависнуть со старыми друзьями, напиться до потери пульса и притвориться, что ничего не происходило. Ничего и никогда не происходило. Был лишь вакуум, в котором он проживал ложную жизнь. Хотелось открыть глаза и узнать, что сейчас август, за окном песок и кромка берега, за которой только нескончаемый тихий океан.       – Любимый, ты не против, если я выйду? – Сынмин не понимал, что он говорил, слова летели сами по себе.       Рука Джуена поднялась вверх по спине, когда Сынмин чуть не упал, соскальзывая с его колен. Туман перед глазами накатил на все тело душным веянием. Дышать было не возможно. Он открывал рот, пытаясь ухватить хотя бы маленькую частичку положенного ему воздуха. Джуен прижал его к себе еще раз, а Сынмин закрыл глаза, доверяясь безмолвным идеям Ли.       Тяжелые веки открылись сами по себе. Глаза горели огнем, голова болела. Оглядевшись, Сынмин понял, что они стояли у стены, вдали от бара, за которым уже сидел не они, а такие далекие сейчас Джисок и Хенджун. Горечь острием меча вошла в душу. Огонь, полыхающий в пьяном теле, отдался громогласным стуком в ушах.       – Я хочу курить, – выпалил Сынмин. – Ты не возражаешь, если я продую эту битву с дурной привычкой и выкурю пару сигарет?       – Похуй, – Джуен выдохнул. – Мне все равно, куришь ты или нет. Я люблю тебя не за это.       Сынмин улыбнулся. Ему хотелось нести какую-нибудь чушь, громко смеяться, стебать Джисока и получить пару поджопников от него же. Захотелось окончательно протрезветь, потом еще раз напиться до потери памяти, но уже оказаться в кругу старых добрый друзей.       Ветер внезапно обдул разгоряченное выпивкой лицо. Сынмин скорчился и навалился на кирпичную стену. Глаза закатились сами по себе и все поплыло. Он сполз по стенке и сел на корточки. Джуен куда-то пропал, но его звучный голос звучал поблизости.       – Держи. – Джуен протянул сигарету.       Сынмин поднял голову и увидел, что Джуен сам прикурил. Дым уже окутал его, смешиваясь с паром изо рта. Джуен тоже бросил курить достаточно давно, чтобы снова начинать, но теперь это было неважно. Сынмин фыркнул и улыбнулся, в его голову снова пришла не самая хорошая идея, но сопротивляться алкоголю и собственной дурости было идей куда хуже. Лишь потом он подумал о том, что кто-то должен был его предупредить, что он будет вести себя как последний конченный идиот.       Кое-как схватившись за кирпичи в стене, Сынмин встал, легонько прикусив фильтр сигареты зубами. Джуен снова выпустил изо рта дым, который из-за пара стал похожим на маленькое облако. Красивый, безумно красивый в каждой своей детали. О попытался подойти ближе, но не смог даже выровняться, запутавшись в ногах. Он хихикнул, но все-таки удержался на ногах.       – Подкури, – Сынмин упал прямо в сильные руки Ли.       Джуен прижал его обратно к стене. Сынмин сжал губы, чтобы не выронить сигарету. Голова кружилась, но мозг кинул все силы на то, чтобы удержать голову ровно и не упустить спасительный дар. Ли наклонил голову, удерживая чужую сигарету. Сынмин понимал, что происходит, но полностью игнорировал факт неловкости их положения. Джуена это тоже мало волновало, хоть в его крови не было и капли алкоголя. Зажженная сигарета криво прожгла кончик табачной бумаги, и О почувствовал, как внутрь тела проникло смутное облегчение.       – Божечки, – Сынмин подхватил двумя пальцами сигарету и еще раз глубоко затянулся. – Наконец-то.       Дым проник в тело, оставаясь неприятным вкусом на языке. Сознание прожглось до пепла и окончательно освободило дремавшие в голове здравые мысли. Но они испарились со скоростью света, так же быстро, как и нашлись. Ноги подкосились уже на второй глубокой затяжке. Сынмин слишком давно не курил, был до беспамятства пьян и в край огорчен. Он присел, совершенно забывшись. Все тело сжалось, скрутило в области живота, и к горлу подступила противная смесь всего, что за этот вечер было выпито и съедено. На языке кольнул еще один противный вкус.       – Блять! – выпалил Джуен, понимая, что сейчас произойдет.       Сынмин не до конца осознавал, что происходит. В один момент он обнаружил облегчение, проникшее под кожу с холодным ветерком. Он сидел на асфальте и думал. Джуен стоял над ним и чесал затылок. От этого захотелось смеяться.       Боже, и это милое создание он хотел кинуть? Это Ли Джуена он, О Сынмин, хотел оставить в прошлом, пожелав ему радости и счастья?       Еще час назад Сынмин надеялся в ближайшем будущем написать записку, найти крышу и сигануть, а сейчас думал лишь о том, что хотел бы снова оказаться с Джуеном в одной кровати, в его крепких объятиях и…       Джисок появился внезапно. Он был на удивление трезв, а за его спиной стоял злой до чертиков Хенджун, под глазом которого уже образовался большой синяк, а на губе красовалась запекшаяся кровь. Он приветственно махнул, а затем шепнул что-то на ухо Квака. Тот согласно кивнул. Видеть перекошенное злобой обычно милое лицо Хана было страшно, ведь он никогда не проявлял агрессии. Хенджун шмыгнул, морщась от сопутствующей этому боли. Он бросил на Сынмина не самый дружелюбный взгляд, похлопывая по карманам куртки.       – Рад, что ты в строю, – Хан фальшиво улыбнулся, еще раз косясь на еле живого Сынмина, опять сгорбившегося над асфальтом. – Когда протрезвеет, скажи ему, что он конченный долбаеб. И никуда из группы не уйдет.       Хан сплюнул на асфальт, а затем достал из заднего кармана узких черных джинсов мятую пачку сигарет. Джуен не знал, что сказать, он просто смотрел на то, как Джун пытался справиться с раздражением. Его тонкие пальцы с крашенными черными ногтями мелко тряслись то ли от холода, то ли от нервов. Темно-рыжая челка падала на глаза, прикрывая раненый глаз.       – Извини, Джунни, – Джуен прикусил губу. – Я хочу извиниться от его имени.       – Ты не виноват, что этот мудила вдруг решил, что раз он страдает, то все должны страдать. Псих, блять. Ты же знаешь, что он иногда перегибает палку. Скоро успокоится, надо лишь привести его пинком в чувства.       – И то верно, – Джуен присел рядом с О, который подал признаки жизни.       Сынмин внезапно прокашлялся и начал говорить что-то себе под нос. Он кряхтел, пытаясь усесться, но Джуен помешал ему, подхватывая под руки. Ли попытался удержать его, но Сынмин сопротивлялся и практически упал обратно на асфальт в оставленную им же массу из желудка.       – Господи, – Джисок почесал затылок, облизнув сухие губы. – Твою мать.       Хенджун горько усмехнулся и прикурил, наклонив голову. Он посмотрел на Джуена с сочувствием. В его голову нагрянули воспоминания о том, что Сынмин иногда бывает настоящим придурком, но не всегда по той причине, что он действительно им является. Однако оправдывать его поведение не получалось. Он жутко любил Джуена, как и Джуен его, но иногда старые травмы и раны вскрывались, превращая Сынмина в колючее нелюдимое создание, пытающееся защититься от всего мира, раскидавшись иглами.       – Слушай, – выдыхая дым, сказал Хан. – Я понимаю, что он одна большая ходячая травма, но отведи его как-нибудь к мозгоправу, иначе он даст по съебам в мир иной быстрее, чем ты успеешь сказать «блять».       Сынмин усмехнулся, не давая себе отчета о том, где он сейчас. Кажется, ему уже снились сны, полные нотных тетрадей и розовых пони. По крайней мере, Джуен надеялся, что он спит, ибо нарывался на пару сочных кулаков в свое миленькое маленькое лицо.       – Нет, серьезно, – громко сказал Джисок, выхватывая сигарету из рук Хенджуна. – Я не понимаю, ты тоже был в полной жопе несколько лет назад, так почему сейчас, даже чуть не отдав Богу душу, ты более чем в порядке, а этот говнюк помирает!       Ли горько выдохнул. Ему на момент показалось, что это несправедливо. Разве Сынмин заслужил таких страданий? Наверное, разве что тех, что произошли за последние два часа, потому что был настоящим мудаком сегодня, преодолев годовую норму за одни гребаные сутки.       Джуен закатил глаза и поднял беднягу с асфальта. Сынмин вряд ли понимал, что еще секунду назад он спал, а сейчас висит на своем парне, с которым он в крайне сомнительных отношениях неизвестного рода статуса. Не то, чтобы хотелось расставаться, хотелось просто понять как устроен мир, и осознать от корки до корки почему Ли Джуен крайне привлекателен именно в тот момент, когда чуть не вышвырнул его за борт корабля. Одни боги знали замыслы Сынмина, таящиеся в его воспаленном сознании.       – Люблю, – промямлил Сынмин, крепче хватаясь за Джуена. – Люблю и все.       – Кто бы сомневался, – пробурчал Джисок.       Ветер сдул пепел с сигареты, что курил Квак, в сторону Сынмина, кое-как держащегося на плече Джуена. Внезапно О дернулся и свалился под ноги Ли. Хенджун ядовито усмехнулся и засунул руки в карманы, передав сигарету Джисоку. Тот затянулся, наблюдая, как безуспешны попытки Ли поднять Мина. Тот бормочет что-то себе под нос, неся откровенный бред про любовь, смерть и сигареты.       – Твою мать, – Квак выкинул сигарету в урну.       – Я отвезу его домой, – Джуену наконец-то удалось поднять Сынмина с асфальта.       О зацепился за предложенное ему плечо, даже умудрился по итогу залезть на спину Джуена. Хан просто покачал головой, махнул рукой, попрощался и ушел в бар, открестившись от циркового представления, развернувшегося чуть поодаль от главного входа.       – Ну же, давай. – Подхватив О под одну ногу, подбодрил Джуен.       Сынмин пробормотал что-то невнятное. Джисок стоял молча, кулаками уткнув руки в боки. Ему было до истерики смешно наблюдать за бесплатной мелодрамой со своей второстепенной ролью. Принцесса наконец-то не без боя сдалась орку, дракона они не нашли, но осел был рад.       – Дашь ключи от машины?       Ли было тяжело нести на себе Сынмина, тем более после травмы, поэтому Джисок уговорил его спустить парня за землю. Он попросил посадить его на свою спину, а затем сказал, что лучше пусть спину надорвет он, чем Джуен.       – Где ключи? – уже стоя над машиной, спросил Джуен. – Я отвезу его домой.       – Ты? – Джисок усмехнулся, спуская Сынмина на землю. – А как же твоя боязнь машины? Захотелось в этот раз точно убить вас обоих? Я отвезу вас домой, если по дороге не убью этого мудака к чертовой матери.

***

      Сынмин проснулся в кровати в спальне собственной квартиры, но как он в ней оказался, ему было совершенно не понятно. Голова раскалывалась на части, в ушах стоял шум крови, циркулирующей с бешеной скоростью по телу, а глаза щипали так, словно в них были иглы. Память о прошлом вечере испарилась, оставаясь похмельем и стойким ощущением стыда. Щеки горели пламенем, а сердце изводилось, нанося удары по грудной клетке и вызывая еще один источник боли, который вряд ли можно было бы залечить лекарствами.       Сынмин слез с кровати, пошатнулся, хватаясь за голову, а затем вышел из комнаты. Дверь тихо открылась, ударяясь об ограничитель, прикрученный к полу. На кухне было слышно шуршание пакетов, играла тихая музыка, которую О сразу же узнал. Вокал Вилли Вало перемешивался с тихим пением Джуена, который пританцовывал, нарезая что-то на зеленной разделочной доске. Волосы его были завязаны в низкий хвост, выбившиеся пряди обрамляли лицо, а широкая черная футболка создавала впечатление, что Джуен худее, чем он есть на самом деле.       – Вот черт, – выпалил Джуен, поворачиваясь к сковороде, что шипела на плите. – Господи!       Сынмин улыбнулся. Ли никогда не отличался хорошими кулинарными навыками, его единственной невероятной способностью было приготовление рамена и сэндвичей. В этом ему равных не было. Джуен был действительно хорош в замешивании соусов, всегда отлично прожаривал бекон, мясо или колбасу. Ему еще разве что неплохо давалась варка бульона, нарезание ровными частями и ворчание.       – Ненавижу овощи, – голос Джуена дрогнул.       Сынмин поднял голову. Джуен держал в одной руке палочки, а в другой розовую прихватку с изображением кота. На нем была футболка с Mötley Crüe, принадлежавшая когда-то Сынмину, что откликнулось в душе последнего теплом.       – Доброе утро, – выпалил О.       – Уже час дня, – тепло улыбнулся Джуен. – Это твоя футболка, я знаю, но мне больно нравится этот альбом.       Сынмин слышал это постоянно, ведь Джуен обожал «Shout At the Devil», и сейчас О был рад, что Джуен помнил этот факт. Раньше он часто тайком утаскивал одежду Сынмина, доставалось больше всего именно этой широкой футболке и худи с большим логотипом HIM на груди. Теперь, смотря на Джуена в своей одежде, О чувствовал, что все потихоньку вставало на свои места, приближаясь к норме, пусть еще вчера было так сложно это признать. Возможно дело было в диком похмелье, заставляющем организм Сынмина проворачиваться каждую минуту на сто восемьдесят градусов во всех направлениях, а может дело было в Ли, что тепло смотрел на него, пытаясь считать с лица эмоции и мысли.       – Вилли Вало тебе тоже нравится? – Сынмин почесал затылок и усмехнулся.       – Молодым он был секси, – подмигнул Ли, возвращаясь к готовке.       – Я думал, что песенки про любовь – это не «тру».       – Эй, «Love Metal» чертовски хорош! Ты только послушай!       Сынмин почти подавился от вырвавшегося наружу смеха:       – Это один из моих самых любимых альбомов. Я знаю его наизусть.       Джуен улыбнулся. Да, он знал, что этот альбом нравится Сынмину, как и то, что его самая любимая песня должна заиграть следующей. Ему даже показалось, что сейчас Сынмин скажет что-то о том, что надо проиграть альбом заново, ведь он пропустил одну из своих любимых песен.       Сынмин поправил пижамные штаны, затем крепче завязал шнурки на них и пробормотал, борясь с внезапным головокружением из-за опущенной головы:       – Надо бы прослушать альбом еще раз. Я пропустил «The Funeral of Hearts».       Джуен громко рассмеялся, помешивая палочками овощи, тушащиеся в глубокой сковороде:       – Знал, что ты это скажешь!       – Правда? Я такой предсказуемый?       – Возможно.       – Может тогда к черту любовные песни, и послушаем что-нибудь другое? Что-то, что ты любишь. Что-нибудь тяжелее и громче? У меня не особо настроение лежит к соплям и библейским заумным отсылкам.       – Включи на свой вкус. – Джуен улыбнулся тому, как парень напротив выглядел и говорил.       Так было словно всегда. На один долгий и вязкий момент, возникший здесь и сейчас, все встало на свои места, состыковалось по своим пазам и пришло в норму. Ничего не менялось, ничего не происходило. Время просто сделало ненужную их истории петлю и, перемотав стрелки, вернулось туда, где оно было прежде. На свое место.       Сынмин взял телефон Джуена и сел на барный стул, что стоял у кухонного островка. Он помнил пароль, помнил и заставку. Они на этой фотографии вместе, где-то на улочке в Японии напротив милого стэнда с изображением Хинаты и Наруто. Счастливы и беззаботны. Им не ведомы печали, беды и ссоры. Им едва двадцать и жизнь идет своим чередом, не мешая, не принося душевные увечья. Они наслаждаются друг другом, любят и радуются. По ту сторону телефона стоит Хенджун, рядом с ним Чонсу и Джисок, парадирующие их неловкий поцелуй. Джуен, раскрасневшись, убирает губы с его щеки, а Сынмин хихикает, поправляя черную оправу очков без линз. У них нет ничего, кроме дружбы и любви, нет никого, кроме друг друга.       Теплое воспоминание возвращает его на место, вставив и его фигуру в нужный паз. Его место тут, рядом с Ли Джуеном, рядом с друзьями, а не на крыше с вшивой мятой запиской в руке. И он настоящий мудила, раз решил, что это не так.       – Я мудила. – Заключил О.       Он выдохнул, отложил телефон в сторону, а затем сложил руки на столе и положил на них тяжелую голову. Его волосы совсем растрепались и были похожи на хаотичное птичье гнездо. Джуен пытался сдержать улыбку, уголки его поджатых губ поднялись сами по себе, а ноздри округлись. Он прыснул, стараясь спрятать свой смех в возмущениях шипящих на масле овощей, но Сынмин уловил происходящее. Он глупо засмеялся, даже не подняв головы. Его веки закрылись, к горлу подступил ком, готовый вырваться.       – Блять, меня тошнит, – Сынмин поднял голову.       Джуен стоял с телефоном и все еще глупо улыбался. Он что-то искал, его палец перелистывал страницы в приложении, глаза бегали по яркому экрану. Ему показалось, что О вполне заслужил похмелье и головную боль, так же как и заслужил тошноту.       – Ты не умеешь пить, – спокойно сказал Джуен, не подняв головы. – Послушаем Korn?       – Давай, – Сынмин сполз со стула, прикрыв рот рукой. – Пойду проблююсь.       Джуен усмехнулся ему вслед:       – Не заблюй весь унитаз, сладкий!       Он забежал в ванную комнату, слыша, как за спиной заиграла другая песня, задавшая агрессивный настрой. Сынмин упал на колени, поправил отросшие волосы. Грудь сотряслась, кашель вырвался из нее. Но внезапно желудок пришел в норму, а голова продолжала раскалываться.       – Господи, – простонал О, поставив локоть на холодный унитаз. – Безумие!       Он снова сгорбился над унитазом и громко раскашлялся. Его желудок свело, завязало в крепкий узел.       Сынмин упал на пол, чувствуя под кожей мягкость ворса коврика. Во рту был ужасный привкус, свое тело он совершено не ощущал, словно провалился в вакуум. В голову лезли самые ужасные мысли, совершенно не связанные друг с другом. Казалось, что эти мысли разрастались по телу словно опухоль, поедая Сынмина изнутри, из раза в раз находя все самые потаенные секреты. Он ощущал себя чудаком, посаженным на поводок собственных самых ужасных фантазий. Что могло быть хуже? Какая часть этих мыслей потеряется и никогда больше не найдется?       Кое-как встав с пола, О навалился на раковину и принялся полоскать рот. Ему казалось, что он чувствует ужасную вонь, исходящую из его рта, но причина была не в перегаре, а в тех ужасных вещах, сказанных этим самым поганым ртом. Он точно был безумцем, раз позволил себе разойтись до такого состояния и выплюнуть всю желчь, скопившуюся в нем, на близких ему людей. Эти люди были его семьей, но он поступил, как последний конченый урод.       Сынмин практически вылез из ванной, преследуя самый безумный из всех возможных сюжетов, возникших в его голове. Он подошел к Джуену вплотную, но потом испуганно отшатнулся и сел на свободную кухонную тумбу.       – Прости, – выпалил Сынмин. – Мне очень жаль. Я хочу извиниться за то, что я вел себя, как мудак.       Джуен выдохнул. Он выложил овощи из сковороды в небольшую глубокую тарелку, а затем молча, словно игнорируя слова Сынмина, взял тарелки с тумбы и ушел прочь. Он сел за обеденный стол и только потом произнес:       – Садись, нам надо наконец-то нормально поговорить.

***

      Сынмин не понимал, как оказался в таком положении. Он открыл глаза ближе к ночи и почувствовал, как руки Джуена крепко держат его. Тепло чужого тела ощущалось приятно, но почему-то странно. Возможно, дело было в том, что последние два месяца никакого тепла в его жизни не было. Сынмин хотел встать, чтобы избавиться от сухости в горле, которая была слишком уж явным подарком от почти пропавшего после еды и крепкого сна похмелья. Голова болела, но уже не так сильно, казалось, эту боль в макушке вызывает переизбыток мыслей. В зеркале, стоявшем практически напротив кровати, отражалась луна, что белым пятном, окутанным редкими облаками, светила в окно. На часах, висевших над комодом, стрелки показывали десять вечера.       – Поспи еще, – сонно прохрипел Ли.       Сынмин испугался внезапной реплики за спиной, но еще больше его напугали большие ладони, сжавшиеся на футболке. Дыхание Джуена за затылке щекотало, заставляя грудь вздыматься сильнее. Сердце словно пропустило удар, а затем громко забилось. В горле сильнее пересохло.       – Я хочу пить, – хрипло взмолился О, ерзая в объятиях.       Его душа была в огне. Сынмин чувствовал, как сердце, превратившееся в ледяной камень, вырывалось из грудной клетки. Огонь в душе топил этот лед, заставляя ощущения растекаться по венам кипятком. Щеки покраснели. Крепость, выстроенная из слез и страхов попала в засаду. Тепло Джуена ломало ее по камешкам, хоть и была она выстроена крепкой. Цепи, сдерживавшие чувства Сынмина, вытягивали его из бесконечной пустоты, в которой он бесцельно плыл. Ли зашел в эту крепость, сломал цепи, и Сынмин проиграл эту битву. Страхи пали в момент, осыпаясь на подушку слезами.       Мир вокруг рушился еще вчера, а сегодня он застыл. О хотел спасти Джуена, но по итогу Джуен спас его. Нескончаемая тьма, уведшая Сынмина далеко от грешного мира, теперь освещалась самой яркой звездой в этом мире. Джуен осветил ему путь.       Сынмин шмыгнул, стараясь плакать совершенно беззвучно, но тело не слушалось и сотрясалось от накативших эмоций.       – Поплачь, – прошептал Ли. – Просто поплачь и станет легче.       Пути назад не было.       Этот путь был нескончаемым, извилистым и вел в самую тьму. В этой тьме Сынмин не видел дальше своего носа, он погрузился в сущий ад, на момент утонул в нем. Этот путь все еще вел его. Он вел в сады с колючими кустами алых роз и умирающих огоньков. Сынмин огляделся. Реки с сияющей водой, глубокие и темные, как ночь. Он пересекал их, ища причину, почему время огибало его болью. Каждый шаг, который он совершал, отводил его дальше от того, кем он является.       Было сложно сосчитать все то время, которое Сынмин провел в этой крепости из слез и отчаяния, заросшую колючими розами, что заставляли душу и сердце кровоточить от любого прикосновения. Это было время, в котором он вымаливал прощения. Ему казалось, что боги смеялись ему в лицо, снова и снова наставляя его на один и тот же путь, что из раза в раз вел его в объятия одиночества. Дорога вела в ад и обратно, не иначе.       Тени внезапно выросли, прикрыв одиноко сидящего под могильным камнем юношу. Сынмин поднял голову и увидел напротив себя глаза незнакомца. Его рука коснулась лица Сынмина, улыбка блеснула в кромешной тьме и знакомые губы шепнули его имя.       Тьма исправилась мгновенно. Лицо Джуена было прямо напротив его собственного. Послышался шелест листьев, журчание черной воды и ропот тьмы, ускользающей прочь.       «Пойдем», – прошептал Джуен.       Сынмин шел за ним, шел по этому пути, ведущему через кромешную тьму. Эта бесконечная ночь страданий подходила к концу, с каждым шагом Сынмин ощущал, что все ближе к дому. Он наконец-то покидал этот красивый сад, полный проросшей из земли некогда похороненной грусти и пересеченный реками слез. Ворота крепости открылись, и тихое ангельское пение приветствовало его.       Сынмин открыл глаза. Луч солнца, проникший в комнату через приоткрытые шторы, лег на его лицо, заставляя сощуриться. Тело побаливало, рука затекла. Парень поднялся, опираясь на локти. Голова от переизбытка сна первые пару секунд желала расколоться.       – Черт, – простонал Сынмин.       В спальне не было Джуена, но из кухни доносился разговор. Второй голос определенно принадлежал Джисоку. Сынмин встал с кровати, его босые ноги ступили на мягкий ворс ковра, а затем шлепнули несколько раз по напольному покрытию. Дверь ударилась об ограничитель.       – Этот засранец любит тебя, – Джисок усмехнулся. – Просто упрямится.       Сынмин потер глаза и вышел из комнаты. Джуен широко улыбнулся и махнул ему рукой. Его лицо сияло, волосы были собраны в низкий хвост. Джисок недовольно повернулся на барном стуле и запил свое возмущение большим глотком из кружки с логотипом HIM.       – Проснулся? – пробурчал Квак, ковыряя в тарелке палочками.       – А что? – Сынмин сел рядом с ним. – У тебя нет своего дома, чтобы пожрать?       Квак хмыкнул и встряхнул головой, смахивая вьющуюся черную челку с глаз. Сынмин фыркнул и сел на стул, рядом с Джисоком.       – Рад, что вы все уладили, мальчики, – Джуен поставил вторую тарелку с едой напротив Сынмина. – У тебя глаза опухли.       – Бля, – О выдохнул. – Мне жаль, что я был таким мудаком.       – Верю, – Джисок хлопнул Сынмина по плечу. – Тебе бы на терапию сходить. Джуен ходил, видать, поэтому улыбается во все тридцать два, даже когда ты тут мозги всем делаешь.       Сынмин улыбнулся. Он посмотрел на Джуена самым нежным из возможных взглядов и принялся есть. Несмотря на легкое ощущение голода и жажды, ему и кусок не лез в горло. Слова, что таились внутри него все эти месяцы, пропитали его внутренности и рвались наружу с каждой слезой и капелькой пота. Волнение забивало досками каждую лазейку, через которую просачивались его чувства. Сынмин не хотел потерять Джуена, но и не хотел оставаться в катастрофической близости к нему. Он боялся, что Джуен забыл, что когда-то любил его, боялся, что Джуен не помнил, как ощущалась эта любовь.       – Я тебя люблю, – Джуен пождал губы и улыбнулся. – Мне жаль, что сначала я не мог этого вспомнить.       Джисок подавился и принялся жадно глотать воду.       – Боже, – взмолился Квак. – Я, пожалуй, пойду из вашего гнездышка.       Сынмин посмотрел на Джуена испуганно, вряд ли до конца осознав, что ему не подучились эти слова, исходившие из самого глубокого и потаенного места в душе Ли. Тишина возникла между ними и застыла, словно бетонная стена, разрушить которую было под силу лишь Сынмину.       – Я тебя тоже люблю. – Сынмин улыбнулся в ответ.       Джисок, смекнув, что назревает нечто, чему он не должен стать свидетелем, прокашлялся и сообщил:       – Ясно, вы меня не видите. Но желаю вам успехов в любовном страстном примирении. Пока-пока, черти!       Джуен потерял начало отсчета времени с момента, как посмотрел в лисьи глаза напротив. В них растаял лед, что создавал эффект стеклянного безразличия с налетом слез. Сынмин смотрел на него с нежностью и осознанностью. Не было больше мостов и крепостей между ними. Была лишь безмятежная легкость и ощущение тепла от долгожданной близости.

***

      Сынмин поставил пластинку и посмотрел на Джуена. Шипение сменилось тихой песней, знакомой с самого детства. Покачивая головой, Джуен наблюдал, как Сынмин ступал по ковру, преодолевая расстояние между ними, что не несло никакого смысла. Они были сейчас куда ближе, чем когда-либо еще.       – Дашь мне второй шанс? – произнес О, плюхаясь на диван рядом с Джуеном. – А?       – Дай подумать, – скорчился Джуен, изображая задумчивость, что граничила с приступом смеха от нелепости. – Скажи спасибо Megadeth.       – За что? – Сынмин нахмурился.       – За твой второй шанс.       Сынмин тихо рассмеялся. Он устроил свою голову на плече Джуена и постукивал пальцами по своему бедру. Между ними внезапно возникло ощутимое кожей и душой желание, куда более сильное, чем они оба осознавали. Оно сдерживало их, припечатывало к дивану, заставляя растекаться по поверхности действительности кипятком.       Джуен облизнул сухие губы, а затем впился в нижнюю зубами, почти прокусив ее до крови. Он пытался держать себя в руках, но получалось скудно. Желание поцеловать Сынмина, зажать его между собой и диваном, поддаться взявшемуся из самых глубин подсознания рефлексу, что поглощал каждую нервную клетку настоящим, неподдельным и ни с чем не схожим чувством, отзывающимся возбуждением на уровне каждой клетки организма.       Ли почти потерял голову, прежде чем услышал тяжелый вздох, пробудивший в его теле механизм без спускового крючка. Джуена прошибло молнией, оседлать которую не являлось возможным исходом событий из-за соображений собственной безопасности и зависимости от сложившейся ситуации.       Сынмин положил свою руку на бедро Ли, и колющее ощущение пробежало по спине. Глаза Сынмина смотрели на него с подтекстом, или же Джуен сходил с ума, медленно съезжая в бездну собственных неприличных греховных мыслей? В любом случае О выглядел соблазнительно, возможно потому что Ли был верен ему даже не вступая в отношения со своей собственной рукой, хотя некоторые воспоминания, возвращавшиеся к нему в хаотичном беспорядке вынуждали скулить и закатывать глаза, сжимая кулаки до боли.       Лишь один Бог знал, почему Сынмин сорвался первый. Его губы оставили на губах Джуена поцелуй, сравнимый разве что с вымаливанием прощения. Джуен его простил, простил до того, как он вымолвил и слово, он простил его до того, как тот что-то сделал не так. А делал ли? Определенно, он вел себя, как мудак, последняя сволочь или идиот. Но это в прошлом, да, еще в недавнем, не остывшем позавчера, пахнущем виски, водкой и дешевыми сигаретами какого-то незнакомца.       – Я мудак, – заключил Сынмин, стоило ему разорвать поцелуй. – Думаю, поздновато просить прощение, но…       – Никогда не поздно, – ласково сказал Джуен. – Я не держу на тебя зла, передо мной не надо извиняться. Но, зная ребят, могу сказать, что они могут обижаться.       Музыка сменилась. Джуен громко выдохнул, поддавшись накатившим эмоциям. Он почувствовал легкий поцелуй на своей шее, и тепло тела рядом.       – Черт, – ощущая руки Сынмина на своей шее, сказал Ли. – Только не эта песня!       – Почему? – губы О коснулись линии челюсти, оставаясь полыхающей влажной меткой. – Ты же ее любишь.       Сынмин положил свою голову на грудь Джуена, вслушиваясь в сердцебиение, поравнявшееся с его собственным. Еще вчера вряд ли он надеялся на такой исход, а сейчас мог смело назвать этого милого парня своим. Своим парнем, второй половинкой, возлюбленным или даже любовью всей своей жизни. Это ощущалось правильно, куда правильней, чем когда-либо еще.       Сынмин соскочил, метнулся к проигрывателю и увеличил громкость. Улыбка мелькнула на его лице, а затем он закусил губу, наблюдая, как Джуен смотрит на него.       Что-то вело их, какая-то невидимая им сила, словно мелодия Крысолова, что вела крыс по улицам. Джуен, повинуясь трубе невидимого Крысолова, встал с дивана, наблюдая, как Сынмин подходит ближе, отдаваясь музыке. Ли, поймав ритм, начал плавно двигаться. Он схватил Сынмина за руку, притянул ближе и прижал к себе. Парень не стал сопротивляться, лишь заучив легкие движения Ли, принялся их повторять.       Комната стала слишком мала для них двоих. Между парнями образовался мир, независимый от больших чисел событий и политики, вне контроля смертных людей, возомнивших себя богами. В этом мире не было ничего и никого, кто мог бы осудить их, помешать им или прервать. Они танцевали, касаясь босыми ногами длинного и мягкого ворса ковра, но по ощущению ступали на альпийские луга большого в своей ограниченности мирка, охваченного пожаром их любви. Земля под ними гудела, а внешний мир терял свою былую силу. Они танцевали, ведомые соблазняющей их мелодией Крысолова, словно марионетки раскачиваясь под симфонию разрушения. Им было на все наплевать, они даже не подозревали, что под маской Крысолова скрывалась старуха Судьба, приведшая их на этот луг, охваченный страстным огнем. Она превратила их в безвольных марионеток с отметками по всему телу, в двух слепцов, не видящих ничего, кроме друг друга. Мир рушился, подчиняясь сладостной симфонии, но лишь двоим было плевать.       На осколках старого мира можно построить новый.