Мятежная душа

      Стены казённого дома, серые и безрадостные будни, схожие одни с другим. Он давно уже потерял счёт времени. Оно приобрело для Мастера эфемерный характер. Всё, о чем он думал и мог думать, был Воланд. Мастер неделями думал только о великом князе тьмы. Мессир завладел впечатлительным разумом. Его поступь слышалась в голове, а образ не хотел уходить, являясь во снах. Он сам чувствовал себя больным и разбитым человеком, потерянным для общества. Зло, которое должно быть ненавистным, стало близким и родным. Молодому писателю хотелось идти за ним куда угодно, если ему предложат пойти. Он, конечно же, сомневался, что ему предложат. Если бы Мастеру дали пресловутый договор о продаже души, он подписал бы его, не глядя. Слишком тяжёл путь земной. Слишком давит всё бренное и не даёт жить. Любовь Маргариты, гревшая его одинокое сердце, сейчас только мешала. Земная любовь теперь тяготила. Он думал, что чувства к этой женщине истинные. Увы, это были иллюзии, заблуждение.       Встреча с Воландом изменила его полностью. Если Марго наполняла его мир светом, то повелитель тьмы дал ему нечто иное. Запретное. По ту сторону стирались рамки дозволенного. Ему представлялось, что с ним можно все. Каждый раз он прокручивал в голове их странные встречи, не всегда понимая и отдавая себе отчёт были ли они, а может только грезились. Как любая увлечённая натура с огромным багажом образов и фантазий в голове, бедный Мастер не всегда мог понять где его сны, а где явь.       Через некоторое время в лечебнице после лошадиных доз препаратов и различных весьма болезненно-страшных процедур, он совсем перестал воспринимать реальность. Теперь ему казалось, что никакой Марго и нет в помине, зато есть роман. Проклятый роман про Пилата, Воланда и Маргариту. Зачем он его пишет? И правда сошёл с ума?! Горечь от осознания, что всё зря и не имеет значения, обрушивались на писателя снова и снова. Ночью он хотел избавиться от ненавистного романа, а под утро думал, что передаст его Маргарите, даже если она плод его больной фантазии. И всё же Воланд существовал. Точно существовал! Мастер цеплялся за эту мысль из последних сил. Старался, как мог, верить в дьявольского посетителя. Профессор тёмной магии искушал его, как библейский змей Еву. Его мягкий голос, манера говорить и взгляд, что смотрел в душу, не оставлял никаких сомнений. Встречи были настоящими.       Очередное серое утро в лечебнице, к нему зачем-то приходили люди в форме. Зачем? Неужели, в самом деле, слова душевнобольного имеют какой-то смысл и вес в этом насквозь прогнившем мирке? На вопросы о своём недавнем прошлом больной отвечал односложно и сухо. «Да, знаком. Да, сходили в Варьете на новый спектакль. Нет, не давал он ничего. По-русски говорил с сильным акцентом. Уехал на такси».       Ночью Мастеру не спалось, он опять впал в свои воспоминания и попытался воскресить каждую встречу со своим иностранным знакомым. Теперь Воланд стал более реален. Даже препараты, что делали его заторможенным и отрешенным, не смогли подавить впечатление от былого. Он смаковал каждую ночь с ним. Умные рассуждения и странные оговорки о прошлом. Как будто говорили они не о делах минувших столетий, а обсуждали вчерашний день. Воланд говорил так живо и ясно о философах и исторических личностях, словно знал каждого лично, общался с ним, даже спорил. Это наталкивало на мысли о Фаусте и его искушении. Мастер вспомнил несколько их бесед и сделал определённый вывод, что этот человек их точно знал. Да и не человек он вовсе.       Было кое-что ещё: один вечер, вернее, последний их вечер перед всем случившимся. Они были изрядно пьяны. Профессор, как обычно, расположившись у него в комнате на диване, много говорил, пил вино и криво улыбался. Его лицо всегда было очень странным, как будто принадлежало нескольким людям одновременно. Эмоции на нем слишком часто и быстро менялись, как бегущие картинки в кино. От гнева до улыбки проходили мгновения. Так проходили его будни: день для Марго, ночь для Воланда.       Именно в тот вечер на лице Воланда он увидел нечто особенное. Интерес к нему как к объекту страсти. Чувство было слишком необычным. До встречи с профессором Мастер знал о подобном только с чужих слов, хоть и был знаком с богемой и её нравами, но вот о запретной любви слышал вскользь. О таком не трепались на улице и вообще не афишировали. Не то время и не то место. Да за такое и в лагеря сейчас отправить могли. Статья отдельная была для подобных отношений. Те взгляды, что дарил ему профессор, были слишком откровенные, они вгоняли его в краску и заставляли в груди что-то сжиматься, подобно пружине. Мастер не понимал, к чему всё это, но почему-то хотел поцеловать этот жёсткий рот и почувствовать, какого это целовать нечто большее, чем человека. Уже тогда подсознательно он догадывался о происхождении Воланда. Отрицал, конечно, свои догадки и сожалел сейчас. Всё могло бы быть иначе, согласись он в ту ночь пойти с ним. Не поверил. Глупый-глупый Мастер… «Он не прощает отказа, ибо предложил сам».       Согласись он тогда, ответь положительно, не отшучиваясь, и сейчас не было бы этой ужасной боли от содеянного. Лечебница не способна излечить его боль. Она слишком глубока и сильна. Потом, уже после ареста тёмный властелин приходил к нему, как будто давал ещё один шанс. Правда, тогда это был сон, удивительный и прекрасный. Воланда не было рядом тем вечером в физическом смысле. Во сне он был серьёзен и печален, их разговор означал только то, что Мастеру придётся ещё через многое пройти. Главное испытание между жизнью и адом. А в том, что ему только туда, он ни капли не сомневался.

***

      За окном сгустились тени от старых деревьев. Мастер всматривался в них, зная, что завтра он проведёт последний день в этих стенах. Уже всё решено. Роман окончен, план составлен. Милая, милая Прасковья Фёдоровна, она не заметит пропажи ключей. Отвлечь её — дело пары мгновений. Рукопись стоит больше, чем какие-то кусочки металла. Он расскажет ей о Маргарите и попросит передать ей рукопись, если она когда-нибудь придёт. Если захочет найти место его последнего приюта. Спрятавшись здесь от неё, от него и от самого себя, Мастер допустил главную ошибку — уйти от себя. Пройдя наперекор своему сердцу, отвергнув самого Воланда, он подписал себе приговор. Шутка Дьявола удалась, теперь-то писатель пойдёт к нему. Самоубийство — тяжкий грех, за него точно придётся ответить. Единственное, что ему хочется сделать напоследок — исповедаться. Но кому? Кому здесь ещё, кроме него самого будет понятна суть его душевных мук?       Решение всплывает само собой. Бездомный! Волей судьбы этот идиот оказался соседом по этажу. Дьявол его настиг и покарал за легкомыслие. Того умилило желание молодого человека всё взять и поделить на чёрное и белое, без полутонов. Подумать только, доказывал самому Сатане, что его не существует!       Иван Понырев надолго запомнит урок. Впредь ему отбили охоту писать глупые стишки для убогой толпы пролетариата. В лечебнице уже несколько дней обсасывали буйное помешательство на почве религии у подававшего большие надежды молодого поэта. Что ж, напоследок Мастер решил рассказать ему правду, сбросить груз воспоминаний, чтобы идти дальше. Где-то там его уже ждут лукавые глаза с манящей бездной и обещание вечности в обмен на его талант. Воланд не заберёт его, о нет и ещё раз нет! Всего лишь попросил, чтобы Мастер продолжил творить и быть от этого неприлично счастливым. Устав от мыслей о неизбежном, он спрятал рукопись в тайник, улёгся на казённую койку под тонкое серое одеяло и, прикрыв пылающие от нетерпения глаза, уснул до самого утра. Впервые за долгое время его не тревожили сны о любви к Маргарите и пылающей в огне Москве, и, тем более, не приходил профессор чёрной магии со своей свитой.       Наутро Мастер проснулся с совершенно ясной головой и начал претворять свой коварный план. Во-первых, избавился от ненавистного ему романа. Затем завладел вожделенным ключом от балконной решётки и от двери в палату Ивана. За завтраком он вёл себя очень тихо, старался быть как можно незаметнее для Стравинского. Сложная задача, когда ты его главный объект для исследований или, скорее, пыток.       Повезло, Мастер смог отделаться всего лишь ванной со льдом и иглоукалыванием. Чаще всего это был ток. После чëртовой процедуры мысли путались так, что порой он не мог понять, утро сейчас или вечер. Сегодня он обязан сохранить ясность разума любой ценой. Удача сегодня точно благоволила ему. Новый препарат был в таблетках. Их удалось незаметно выплюнуть в руку, а после засунуть в дыру матраса. Осталось дождаться, когда всё затихнет, и пробраться на балкон к соседу. Он опять буянил, и главврач переметнулся на него в своём желании «вылечить». Хоть бы кого отсюда выпустили. Он уже успел убедиться лишь в том, что, в основном, отсюда не выпускают, а выносят вперёд ногами.       Ивана он находит не в лучшем состоянии. После тяжёлой процедуры тот лежит потерянный и разбитый. Сейчас Мастер видит, насколько поэт юн и не готов воспринимать жизнь без налёта фальшивого блеска дешевой славы. Партия избрала его гласом народа и вытолкнула в большую игру, забыв предупредить, что за всё в этой жизни придётся заплатить, и плата может стать очень высока. Вчера ты на коне и купаешься во всеобщем обожании, но стоит только пройти в подштанниках со свечкой по городу и набить слащавую рожу брата по перу, как тут же становишься опасной персоной и списываешься в утиль. Таких прячут поглубже, чтоб не смущал серые массы всякой бесовщиной. Атеист хваленый! Как же, как же, все они лицемеры! Днём кричат на каждом углу, что нет ни Бога, ни Чёрта, а ночью молятся во всю, чтобы не упасть с Олимпа славы.       Развязав посиневшие от ремней руки Бездомного, Мастер помог ему сесть. Ваня смотрел на мужчину затравленно, совсем без того напускного гонора, что яро демонстрировал направо и налево. Он был явно рад увидеть сочувствие в незнакомых глазах. Ему здесь не верил никто. Более того, приписали ему шизофрению на почве алкоголизма.       Мастера поэт не узнал, да и не должен был. Тогда, когда коллегия писателей устроила своеобразный суд над автором какой-то малопонятной ему пьесы, молодой человек по своей привычке порол чушь со своего места, даже не задумываясь о том, кто это несчастный. В прошлом Бездомный и вовсе не думал, привык, что его и так восхваляли. Слава затмила всё разумное и стёрла напрочь рамки приличия. Поэту нравилось, что его, в основном, глупые реплики уже цитируют на каждом углу. Только здесь, в тишине белой комнаты, вдали от прихлебателей и подхалимов, он осознал, что творил. Пелена спала с одурманенного лестными словами разума, его как будто окатили холодной водой. За многое стало попросту стыдно. Иван пытался связно рассказать о встрече с иностранным господином — не получалось. Каждый раз выходил какой-то бред и вправду больного человека. Более того, он и сам уже смеялся с себя, прокрутив по кругу свои действия в тот вечер. Стравинский прав: как можно кого-то поймать, если практически ничего о нём не знаешь и даже связно описать его не можешь.       Чем больше Бездомный об этом задумывался, тем абсурднее всё становилось. И вот сейчас перед ним сидит человек, волей судьбы оказавшийся здесь из-за Понтия Пилата и таинственного человека то ли профессора, то ли шпиона. После разговора с Мастером Иван многое понял, впервые за несколько лет его развернули лицом к неприглядной правде. Их разговор длился почти до утра. Уходя в предрассветную синеву, этот удивительный человек без имени смотрел на него своими грустными выразительными глазами, словно прощаясь. Всего лишь через несколько минут в лечебнице поднимется шум: кто-то будет кричать и плакать, а кто-то говорить, отдавая приказы. Затем приедет милиция и будет долго кружить по округе, выискивая неведомо что.       Иван знал только одно: в этом мире не стало одного очень хорошего и умного человека. Более он никогда не напишет ни одного стиха, потому что даже одна мысль о том, чтобы писать эту нелепицу, вызовет у него тошноту. На любые расспросы о случившемся он будет отвечать уклончиво, тихо радуясь тому, что выйдет из этого места на своих двоих, не утратив ценного дара — мыслить.

***

      Рассвет был почти на горизонте, когда Мастер подошёл к краю балконного парапета. Нет. Не страшила его смерть. Он ждал её как избавления от необходимости дальше коптить грешную землю. Об одном лишь сожалел в этот миг, что не смог помочь Маргарите обрести свободу от пут постылого брака. Его сердце как будто раскололось надвое: в одной части жила непреодолимая нежность и привязанность к этой женщине, в другой же прочно жила страсть и жажда к тёмному Властелину. К сожалению, жажда была намного сильнее, и Мастер сдался.       «Зачем Марго сумасшедший, отвергнутый всем обществом? Зачем этот позор в нищете?! Нет, нет! Она достойна другого, достойна роскоши и обожания. Что я могу ей дать?» — эти мысли сводили с ума больше, чем всё остальное. Мастер жил в лечебнице, не стремясь уйти из неё или сбежать. Он нашёл здесь приют, чтобы окончить труд, восстановить то, что сжёг в печке той ужасной ночью. Его наваждение прочёл всё и заявил с присущей только лишь ему полуулыбкой: «Рукописи не горят!». При этом глаза профессора тёмной магии сияли демоническим блеском. Если бы в тот момент Мастер пошёл за ним… он пойдёт! Да, да, теперь точно. Желание узнать сейчас перевесило всё земное.       Изможденный тяжким душевным недугом мужчина в чёрной шапочке с вышитой на ней золотыми нитками буквой «М» улыбнулся чему-то совершенно непостижимому в данный момент. Он не страдал и не колебался. Воланд ждёт его там, по ту сторону. Осталось сделать только один шаг и… Мастер его сделал…