***
Чонин неожиданно проснулся посреди ночи, хотя обычно такого не случалось. В просторной квартире прохладно и темно, всё, как и должно быть. Тяжёлое одеяло лежало сверху, майка и свободные шорты все смялись от ворочаний в кровати. Ян, не открывая глаза, стал щупать рукой вторую половину кровати. Ладонь опустилась на чистую белую простыню и на откинутую в сторону вторую половину одеяла. Чонин от удивления даже глаза открыл. Рядом не было Хёнджина. Парень заволновался и потянулся к деревянной прикроватной тумбочке. Еле-еле достал пальцами до выключателя небольшого светильника — по комнате после щелчка разлился тёплый жёлтый свет. Он будто растопил всю прохладу, плавно ложась на изгибы дорогой мебели и техники, на светлые стены и виниловый ламинат. Чонин опёрся на локти и слегка приподнялся, протирая глаза после прерванного сна. Он огляделся по сторонам в поисках потеряшки и, наконец, заметил парня на балконе. Хван стоял, подобно античной статуе, практически неподвижно. Лунный свет падал на его спину и оголённые плечи, очерчивая мышцы и придавая всему его образу толику драгоценности. Чёрные волосы казались синеватыми из-за близ находящихся неоновых вывесок. И белый балкон, тот тоже налился и небом, и неоновым синим сиянием. Это было похоже на соприкосновение двух миров, которые, несмотря на непохожесть, уживаются друг с другом. Как же Чонину это напоминало их самих… Ян слышал шум машин на шоссе из-за открытого окна, слышал треск электричества в лампочке, слышал, как в комнатах снуёт тихий ветер, шелестя брошенными на рабочем столе книгами, одеждой и прочими забытыми вещами. Слышал тишину… Он медленно присел и поставил босые ноги на пол с подогревом, глубоко вздохнув. Хотелось снова провалиться в сон, но сделать это без Хёнджина рядом будет очень тяжело. И почему парень вообще в такой час решил вдруг постоять на балконе, лицезрея ночной Сеул? Стрелки часов на стене показывали почти три. Ян взял с кресла пушистый плед, который ему Хван подарил на прошлый день рождения: такой зелёный, будто весенний, тёплый-тёплый. Накинул на плечи и неспешно подошёл к балкону, приоткрыл дверцу и посмотрел на парня ещё раз, только теперь вблизи. Он облокотился о бортик со слегка потрескавшейся серо-белой краской, направил взор куда-то на звёздное небо. Обнажённое тело покрывалось редкой россыпью мурашек при чересчур сильных дуновениях ветра. Спортивные чёрные штаны почти висели на бедренных косточках, ступни, казалось, игнорировали холод кафельных плиток. — Хёнджин? — Мм? Он повернул голову налево, краем глаза уловив Яна в дверном проёме. Хитрая улыбка появилась на лице. — Что ты тут делаешь? Почему не спишь? — Чонин прошёл вперёд и прикрыл за собой дверцу. Тоже облокотился о бортик, встав рядом. С двадцатого этажа открывался очень красивый вид. Столько пятен света, огоньков, и все разноцветные, будто гирлянду повесили на город. Небоскрёбы вытягивались ввысь, уподобляясь водорослям в морской пучине, которые так и хотят дотянуться до солнца. С одной стороны шоссе красные фары от множества машин, с другой стороны — жёлтые. Бесчисленные звуки, сливающиеся в один монотонный городской гул. Ян невольно улыбнулся. — Не могу уснуть, наверное, — пожал плечами Хван, — А ты-то чего проснулся? Твой режим жаворонка не переживёт таких отклонений. Чонин хмыкнул, закатив глаза. — Что насчёт твоего режима? — парировал он. — У меня всё проще: нет режима — нет проблем, — посмеялся Хёнджин. — Ты же знаешь, что это несмешно… — буркнул Ян под нос, — Как долго ты тут стоишь? — Так долго, что мне кажется, звёзды начали говорить, — взгляд парня снова устремился вверх. Чонин невольно посмотрел туда же: они моргали и смеялись, будто бегая по ночному синему небу, рисуя белые всполохи где-то далеко-далеко. И каждая звезда находила своё отражение в восхищённых глазах Хвана. — С ними просто делиться всем: и переживаниями, и чувствами, и удачей. Рассказываешь о мечтах, а они вдруг приостанавливаются и слушают, только моргаю тихонько, чтобы не перебивать. Знаешь, я долго думал над тем, что сказать тебе. Мне хотелось, чтобы ты услышал, раз и навсегда, — Хван развернулся к Чонину немного, с прежней улыбкой, — Небо никогда не задумывается о собственной красоте, боюсь, ни ему, ни светилам, что нам показываются, даже понятие такое неизвестно. Однако все люди наперебой твердят, что находят краски и огни оттуда замечательными и вдохновляющими. Чонин-а… Ты красивый. Как звёзды, что совсем не близко к нам. И я очень хочу, чтобы ты знал это, помнил об этом постоянно. И пусть никакие сомнения не разрушат тебя. Ян усмехнулся, не находя ответа на слова парня. Он опустил голову в смущении и нежно положил свою ладонь на ладонь Хёнджина. Подушечки пальцев скользнули по мягкой-мягкой коже, прощупывая кости и даже вены. Трогательное движение — и Чонин держится за руку Хвана крепче, без слов благодаря его за сказанное. — Вкус, прикосновение и то, как мы любим: всё сводится к единому звуку, нашей песне любви, — шепчет Хёнджин, почти мурлыча бархатным и приятным голосом. Чонина пробирают мурашки. Он смотрит на парня, и взгляд задерживается то на исцелованной им же шее, то на точёных ключицах, то на груди, а потом на пирсинге в пупке. Сплошное восхищение Хваном снова накрыло волной. И появилась уверенность в том, что тот испытывает подобное к нему. Такое же чувство. Звёзды, улыбаясь, подмигивали, соглашаясь с этим. — Ты знаешь, что Водолей — самый редкий знак зодиака? — Хёнджин запустил свободную руку в волосы Яна, что в ночном свете казались медными, — Мне, получается, так повезло встретить тебя. Единственный мой, неповторимый… Хван осторожно наклоняет голову к Чонину и целует его в лоб, вдыхая запах его шампуня, который так нравится Хёнджину. — Х-Хёнджин… — Ян усмехается и слегка отстраняется, — Что на тебя нашло? Это всё влияние бессонной ночи? Не хочу признавать, но… Мне нравится. Они стоят в тишине ещё пару долгих мгновений, насквозь пропитанные чувствами друг к другу. — Хёнджин. — Мм? — А сейчас видно моё созвездие? — Чонин облокачивается на бортик снова. — Да, его как раз видно хорошо с августа по ноябрь, в южной стороне неба. Ты можешь увидеть, если приглядишься… А мне приглядываться не надо. — Почему? — Ян удивлённо посмотрел на парня. — Я уже вижу тебя, — у Хвана был неимоверно любящий, тёплый взгляд карих глаз. Он напоминал закат солнца на море, когда случается прилив, когда вечерняя уличная музыка разносится по улицам, когда облака окрашиваются в розовый и фиолетовый, постепенно сгорая в оранжевых оттенках лучей. — Почему-то именно сейчас мне хочется сказать тебе так много… Чонин… Меня так всегда удивлял тот факт, что мы, настолько разные, можем быть вместе. И ты, как бы ни твердил, что плохо поддерживаешь, на деле оказываешься именно тем самым глотком свежего воздуха, когда я захлёбываюсь в пучине. Я вижу, что ты сомневаешься в себе, очень-очень часто. Прошу, цени себя. Потому что рядом со мной сейчас стоит самый невероятный и прекрасный человек во вселенной… — Да? Где он, покажи мне его, — шутит Ян, хихикая и прикрывая рот рукой. Лисий прищур глаз, лукавый блеск в них. — Нашёл ты место для таких шуток, дорогой… — качает головой Хёнджин, а потом вдруг берёт парня за плечи и прижимает к стене слева от дверцы. — Хёнджин.. — Мм? Хван улыбается, накрывая бледноватую щеку ладонью, а потом ведя большим пальцем по влажной нижней губе. Всё хлынуло опять, и вот Чонин уже прикрывает глаза, чувствуя настойчивый поцелуй. Хёнджин игриво прикусывает его губу, а руками тем временем обхватывает талию парня, ведя ладони вверх, нащупывая каждое ребро. — Мне неловко… — Ян хлопает ресницами, когда парень обрывает поцелуй и смотрит на него. — Почему? — удивляется Хван. — Звёзды смотрят… — шепчет Чонин, наклоняя голову слегка вбок, словно котёнок. — Пусть смотрят. Они наверняка уже видели так много проявлений любви, что это не покажется им каким-то необычным. Или покажется? — Хёнджин заботливо зачесал прядь волос Яну за ухо. Чонин в такие моменты думал, что сделан либо из белого сахара, либо из белого снега, потому что под каждым, даже под самым маленьким прикосновением таял, таял и таял. — Знаешь… с твоей любовью… Я думаю, что успел уже немного пересмотреть то, как относится и к себе, и к миру вокруг. Ты даришь мне способность видеть то, что спрятано, даришь мне… Вдохновение? Это нельзя назвать обычным проявлением любви. Я не хочу думать об этом, как о чём-то заурядном. Пусть люди сто раз назовут такую романтику клише, я всё равно буду предан ей и тебе… — Кажется, звёзды согласны с тобой. Я уже вдоволь настоялся здесь, чтобы понимать их, — улыбнулся Хёнджин, — Полюби себя так же, как я полюбил тебя: вот, что я хотел сказать… — он вдруг потерялся в словах и встряхнул головой, — Прости… — За что ты извиняешься? — Чонин усмехнулся, а потом обнял его, прижавшись щекой к горячей груди. — Моя речь превращается в бедствие… Давай помолчим, Чонин-а… — тихо отвечает Хван и замирает, слегка покачиваясь с ноги на ногу и обнимая парня в ответ. Ян прикрыл глаза. Резко накатила сонливость, которую он так искал, когда случайно проснулся. Теперь же он не жалел, что вдруг прервал нахождение в очередном сне: всё происходящее вокруг было в несколько раз лучше сновидений. Хотелось верить в волшебство и в то, что звёзды действительно говорят. По крайней мере сердца их бились почти в унисон, донося то упущенное, что путалось и оставалось не высказанным.I believe in a place you take me Make you real proud of your baby I'm a star and I'm burnin' through you I'm a star and I'm burnin' through you Oh, be my once in a lifetime… Dream a dream, here's a scene Touch me anywhere 'cause I'm your baby Grab my waist, don't waste any part I believe that you see me for who I am The taste, the touch, the way we love It all comes down to make the sound of our Love song
— Хёнджин, нам пора ложиться спать. Ты такой тёплый, но я всё равно боюсь, что ты можешь простудиться, — просит Ян шёпотом, стараясь не спугнуть тишину и ночную мистическую дымку. — Расписал свои планы на завтрашний день? — улыбается Хван. — Конечно… Завтра ждёт много дел. — Найдётся ли с утра место в твоём графике для того, чтобы поваляться в кровати в обнимку, м? — Хёнджин потихоньку отходит, хватаясь за ручку двери пальцами. — А про свой график ты не забыл? — качает головой Чонин, — Неисправимый человек… — Если я когда-нибудь буду составлять планы на день, то обязательно добавлю в них лицезрение звёзд поздней ночью, — мечтательно вздыхает парень. — … Мне тоже стоит пересмотреть планы… — задумчиво произносит Ян, — Скоро выходные. Не откажешься от свидания? — Как я могу отказаться? — смеётся Хван. Они проходят внутрь комнаты, где их уже не достаёт ни один порыв ветра. Хёнджин ложиться и накрывается одеялом, обнимая одной рукой Яна, что устроился рядом. Тот не был очень тактильным, но к аккуратным прикосновениям Хвана наоборот тянулся. Чонин так и не смог понять, почему он проснулся. Может, так было нужно? Кто смог разбудить его? Неужто звёзды могли нашептать, что пора выйти и показаться им? Хван любил сравнивать Яна со светилами и со всем, что находил исключительно прекрасным. Наверное, по этой же причине он часто рисовал его, стараясь приблизиться к тому, что видит в реальности: трудолюбивого человека, порой замкнутого и не такого экспрессивного, но умеющего поймать нужный поток мыслей, энергии, воздуха — последнее больше подходило. Водолей — воздушный знак. И каждая сторона в Чонине, каждая черта характера ощущалась иначе, будто смешиваясь с другими, набирая в себя самые разные краски и оттенки. Свет лампы с щелчком тухнет, и всё вновь становится тёмным, спокойным и располагающим ко сну. Чонин заснул чуть ли ни в ту же секунду, что его голова коснулась подушки, а рука — Хёнджина. Перед глазами было созвездие Водолея, что он увидел, кажется, впервые в жизни. Хван лежал пару минут, думая о чём-то, а потом тоже провалился в царство Морфея. Звёзды продолжали мерцать снаружи. Тихо-тихо…***
Конец.