(right) warmth

— Ты остаешься с нами? В ответ следует кивок. — Пока Ласвэлл не вышла на связь — да. Новая миссия занесла оперативную группу 141 в горы Казахстана, известные своими непреклонными жестокими морозами, не прощающими даже малейшее неуважение к себе. Собачий холод — так бы описал нынешнюю погоду любой боец и был бы прав. В старом деревянном доме, где обосновалась временная база, все стены внутри покрыты слоем инея. Хотя, по сравнению с минусовой температурой снаружи, здесь кажется непривычно тепло, настолько, что хочется скинуть с плеч утепленную куртку. Но, сделав такое, будет больше всего шансов получить обморожение или еще что похуже, поэтому капитан пристально наблюдает, чтобы никто из бойцов не учудил ничего подобного. Миссия довольно проста: нужно дождаться ночи, проникнуть на вражескую базу и найти нужные начальству документы. Желательно все это время оставаться незамеченными, чтобы никто даже и не узнал, что Британская армия побывала там. Войти и выйти. Самая тяжелая задача здесь — оставаться боеспособными на морозе. Кто-то успел пойти и отрыть ветки из-под толщи снега, и сейчас в старом заброшенном камине появляется огонек, с трудом удерживается на влажной древесине. Сержант Соуп вместе с Газом подбрасывают скомканные старые пожелтевшие газеты, найденные на одной из пыльных полок. Лейтенант сидит в стороне, точит и без того острые ножи, заполняя темную комнату скрежетом металла. Изредка бросает взгляд на сержантов. Капитан в это время, склонившись над рацией, пытается поймать волну и выйти на связь с Ласвэлл, но из-за бушующей метели это сделать крайне сложно. Связь то показывается на долю секунды, то прерывается, заменяя чужой голос на другом конце провода белым шумом. Это начинает надоедать, и Прайс недовольно фыркает, со стуком опускает приемник на стол, потирает переносицу двумя пальцами. Взгляд цепляется за пилота, который по непонятной причине все еще находится здесь, хотя уже давно мог бы улететь и вернуться только тогда, когда начальство прикажет забрать команду. Но Ник сейчас мерзнет с ними под одной крышей, сидит в самом дальнем углу дома, где должно быть холоднее всего, наклонившись над своей рацией, тоже пытается наладить связь. Буря как будто нарочно отрезает их от внешнего мира, проверяет на прочность, оставляет полагаться лишь на собственные силы, но команде не привыкать — и не из таких ситуаций находили выход. Придется действовать вслепую, без дополнительных указаний извне. Сейчас их задача — ожидание. Маленький огонек в камине смог нормально разгореться из сухих газет и теперь уже больше напоминает полноценный костер. Становится немного теплее, хотя параллельно с жаром в дом проникает и запах дыма, но никто не смеет жаловаться, так как это лучше, чем сидеть и отмораживать пальцы. Все подсели ближе к огню и друг другу. Даже обычно не тактильный и отстраненный Гоуст аккуратно прижимается к сокомандникам в поисках дополнительного тепла. До начала миссии остается около шести часов, и Прайс объявляет, что за это время все должны отдохнуть и набраться сил, чтобы на задании все прошло идеально гладко. Соуп роется в шкафу и находит несколько старых шерстяных одеял, присвистывает, когда достает одно из них и отряхивает от пыли. Довольно полезная находка в таких условиях. Газ тоже принимает участие в встряхивании утепленной ткани, пока в это время Гоуст продолжает безучастно наблюдать. Огонь в камине гасят, чтобы не привлекать лишнего внимания дымом, если вдруг метель ночью стихнет. Каждый разбирает по одеялу, располагаются на полу. Соуп о чем-то говорит с лейтенантом, и тот кажется, отвечает ему своими фирменными шуточками, на что Газ тихо хмыкает. Прайс наблюдает за ними, невольно улыбается, радуясь тому, что его ребята смогли найти друг с другом общий язык и стать командой. Это чувство схоже с отцовской гордостью за своих детей, может потому, что он не смог когда-то создать свою семью, и поэтому слишком привязывается к бойцам. Чувствует за них всех большую, лежащую грузом на плечах ответственность, и когда отдает Нику одеяло, никому не говорит, что оно было последним. Парни ложатся, собираются спать, а он говорит, что попробует еще подкрутить рацию и все же выйти на связь с начальством. И капитан всерьез отсаживается подальше, садится на пол и упирается спиной о холодную деревянную стену, пытается настроить связь, но в рации по-прежнему слышится лишь давящий на уши шум. Голоса в комнате вскоре совсем стихают, сменяются тихим сопением и храпом. Прайс посильнее закутывается в свою куртку, натягивает воротник чуть ли не до носа, трет замерзшие руки друг об друга, потому что побледневшие пальцы больше не могут держать рацию. Старается не шуметь, чтобы не привлекать к себе внимание и не тревожить солдат. Уж им-то беспокоиться за него не стоит. Откладывает рацию на пол, отключает, чтобы из нее больше не доносились бесполезные помехи. Поджимает ноги и прикрывает глаза, надеясь тоже хоть немного поспать. Прижимается лбом — местом, где темная ткань шапки, — к коленям. — Эй, капитан. Неохотно открывает слипающиеся сами собой глаза, когда слышит рядом с собой шепот. Он даже не обратил внимание на приближающиеся шаги. Сначала не узнает в темноте чужой силуэт, но потом вспоминает, что пилот все еще находится с ними. Тот протягивает ему свое одеяло и прячет руки в карманы дубленки. Прайс хмурится и качает головой, давая понять, что это ему не нужно. — Бери, ты весь дрожишь, — самостоятельно накидывает одеяло на чужие плечи, но Прайс стягивает его, буквально впихивает обратно в чужие руки. — Какой же ты упертый. — Отставить, — решает напомнить о своем статусе, говоря приказным тоном. — Вернись на свое место, либо я доложу Ласвэлл о несоблюдении субординации. Ник на это цокает языком. — Я скорее подчиняюсь ей, чем тебе, так что ничего она мне не сделает, — он упирается спиной о стену и опускается, садясь рядом. — Тем более она просила следить за тобой. Прайс, улыбнувшись, глядит на мужчину. — Узнаю Ласвэлл, — откидывает голову назад и прижимается затылком к стене. Он бы сейчас закурил, не будь они в закрытом помещении. — Прямо так и сказала? — Когда связь наладится — спросишь. Они пересекаются взглядами, и губы у обоих растягиваются в улыбках. Ник расправляет скомканное одеяло, что все это время держал в руках, двигается ближе к капитану, вплотную прижимается своим бедром к его и закидывает толстую теплую ткань на плечи обоих. Прайс хотел было возразить, но Ник его перебил. — Всем стоит отдохнуть, не трать время зря. И Прайс больше ничего не говорит, какое-то время смотрит на Ника, затем кивает, опять прижимается затылком к стене и прикрывает глаза. Пилот смотрит на него, поджимает губы в одну линию. — Нет, так не пойдет, — и не успевает Прайс спросить, о чем он, как чужие руки аккуратно толкают его на пол, заставляя лечь на бок. Сам он ложится следом позади, перекидывает руку через тело капитана и притягивает мужчину к себе, прижимает его спину к своей груди. — Эй, какого… — Так будет удобнее, — опять перебивает, ерзает позади, ложится и выдыхает, расслабляясь и прикрывая глаза. Капитан хочет еще что-то сказать, возмутиться наглым поведением пилота, отпихнуть от себя, но замирает, когда тепло чужого тела просачивается сквозь одежду, а шерстяная ткань надолго сохраняет его. Чужое дыхание обдувает короткие волосы на затылке — то место, где шапка не закрывает голову. Его рука продолжает лежать на теле Прайса, прижимая его к себе. Становится тепло. Усталость дает о себе знать, и теперь его клонит в сон. Капитан старается не ерзать, позволяет пилоту обнимать себя, раз за разом прокручивает в голове одни и те же слова: «Это лишь для того, чтобы согреться». В доме становится совсем тихо, не считая свист ветра на улице и тихое дыхание солдат. И Прайс так же проваливается в сон, так и не узнав, что в углу шкафа валяется забытый кусок шерстяной ткани.