***
All I ever wanted All I ever needed Is here in my arms Depeche Mode — Enjoy the Silence.
Шен медленно вдохнул ртом воздух. Нова в ответ хитро улыбнулась. В полумраке ее комнаты было очень жарко; воздух казался раскаленным, плавящим в своих страстных объятиях, почти удушающим. Расстегнутая рубашка из-за этого неприятно липла к телу, и Шену не терпелось поскорее скинуть ее со своих плеч. Перед приходом к Нове чернокнижник предусмотрительно забрал свои волосы в тугой пучок, но он знал — или скорее, чувствовал — это ненадолго. Уж очень нравилось юной ведьме запускать свои нежные руки в его прическу: сидя на его коленях, она гладила, перебирала в своих пальцах его темные пряди, завороженно смотрела на блестящую серебром седину, и в порывах слегка оттягивала мужчине волосы на затылке, прямо у нежной кожи около шеи, срывая у Шена из груди наигранно-недовольный вздох. Он шипел на нее больше не из боли — так, из вредности — но все равно отзывался пылкими укусами на ее нежных губах, звонкими шлепками по ягодицам и засосами, сначала еле заметными, а затем постепенно расцветающими в багровые розы на ее белоснежных плечах и шее. Прикосновения Новы были нетерпеливыми и резкими, в янтарных глазах — ни капли стеснения, зажатости или страха. На веснушчатых щеках играл легкий, но очень красноречивый румянец, а припухшие от поцелуев губы соблазнительно приоткрывались, роняя сладкие стоны — от них Шен едва ли не терял голову, загораясь с новой силой, возбуждаясь до предела, но, тем не менее, он держался, приостанавливал пылкую девушку, растягивая ласки в нечто на грани пытки. Ладонями мужчина огладил силуэт Ловчей, задержался на ее мягких бедрах, и чуть сжимая их, припал губами к ямочке между ее ключиц. Слегка укусил — от неожиданности девушка тихонько всхлипнула — а затем, ласково и почти невесомо зацеловал покрасневший участок кожи, постепенно смещаясь к груди: мягко и влажно очертил языком контур соска, слегка сжал в ладони. Нова заерзала; под легкой шелковой ночнушкой, спавшей с плеч девушки уже больше, чем на половину, не было совсем ничего. Шен криво ухмыльнулся. — Тише, тише, моя Юэ Лян, — прошептал он, вырвав у ведьмы из груди очередной громкий стон; от такого трогательного прозвища, до жути греющего израненную душу девушки, сердце Новы защемило любовью. — Ты что, хочешь всех в Гнезде разбудить? — Мне плевать, — она ответила на выдохе, и наконец потянула вниз края мужской рубашки. — Не хочу тише. Хочу громче. И вовлекла его в поцелуй. Тягуче, жарко и трепетно Нова переключалась с верхней губы мужчины на нижнюю, кусала их и тут же зацеловывала, углубляла движения и переплеталась своим горячим языком с языком Шена. Не стеснялась стонать мужчине прямо в рот, всеми силами пытаясь вызвать у него хоть что-то громче томных вздохов, но чернокнижник, казалось, специально сдерживался. Даже сейчас упрямился, хотя визуально его желание было совершенно очевидным; все равно дразнился, будто бросал ведьме вызов, мол, давай, заставь меня. И она очень старалась: извивалась, словно змея, прижималась к мужчине ближе, соприкасаясь с ним своей мягкой грудью. Кончиками пальцев она очертила татуировки на его широких плечах, а затем провела незримую линию от нижней губы чернокнижника по его подбородку и прямо к шее, наконец, полностью перенося ладонь на его горло, и мягко, но ощутимо сжимая. Шен поймал ее взгляд — опьяненный страстью, глубокий, искрящийся. Ему казалось, что в ее глазах заплясали черти, зазывая его беспамятно кинуться в эту безумную карусель; зазывая отдать этой девушке все на свете. И когда Нова, явно почувствовав под собой его возбуждение, начала спускаться своими обжигающими поцелуями к его крепкой груди и напряженному прессу, Шен знал — он отдаст ей что угодно: свое тело, сердце, даже душу. Для нее он бы сжег этот мир дотла — ей стоило только попросить. Нова села перед ним на коленях, вся разгоряченная, тяжело дышавшая, с часто вздымающейся грудью. Она глядела на Шена снизу вверх — его наполовину подсвеченный теплым светом гирлянды силуэт многообещающе нависал над ней — и не разрывая этого зрительного контакта, девушка игриво облизала свои пересохшие губы. Следом, не давая чернокнижнику и секунды на осмысление, она несильно нажала ладонью ему на пах, расстегивая, наконец, ширинку на натянутых брюках, и через ткань поглаживая его твердый член. Девушка наклонилась, и Шен, ощутив ее жаркое дыхание на своем животе, окончательно сошел с ума: он прикрыл глаза, на секунду закинув голову назад, и крепко вцепился в подлокотники, словно они были единственной вещью, державшей его в сознании. Нова не смела медлить; она обхватила член пальцами у его основания, слегка надавила, и, опустившись головой вниз, раскрыла рот и взяла его. Очертив языком головку, она задвигалась, но слишком медленно, даже мучительно, словно издеваясь, возвращала должок за дерзость. С каждой секундой, тянущейся словно вечность, темп нарастал: постепенно Нова опускалась ниже, позволяя проникнуть Шену глубже. В какой-то момент она посмотрела наверх, и про себя победно ухмыльнулась: взгляд мужчины потемнел, его приоткрытые губы жадно хватали донельзя жгучий воздух, а сам он тихо постанывал в неподдельном наслаждении; он гладил Нову по огненно-рыжим волосам, слегка надавливал ей на голову, и хвалил полушепотом. — Умница, любимая… Моя хорошая. И хотя Шен, кинувшись почти с головой в этот омут наслаждения, начал двигаться навстречу рту девушки, слегка приподнимая свои бедра, и давить на ее затылок сильнее, она не хотела останавливаться. Нова знала, что если она сама воспротивится, захочет отпрянуть или вообще, в целом, все закончить — мужчина несомненно отпустит ее, не продолжит удерживать на коленях, а поднимет, заключая в крепкие объятия. Она доверяла ему, а он ей, и от этой мысли низ живота сладко сводило, а между ног становилось совсем мокро. Увидев, насколько приятно ее мужчине, Нова опустила руку вниз и нетерпеливо дотронулась до себя, надавила на клитор, коротко промычав от удовольствия. Она изнывала от желания, хотела наконец-то почувствовать Шена в полной мере, и он, заметив это, остановил девушку. Нова отодвинулась, положив руки на колени мужчины; ее приоткрытые губы были влажными, в уголках глаз сверкали едва заметные слезинки. Чернокнижник оглядел румяное лицо ведьмы; улыбнулся, приподняв ее подбородок, и ласково очертил его большим пальцем. — Ты идеальна, Нова. От этих слов у девушки почему-то вмиг защипало глаза, а в груди разлилась трогательная нежность: так ей это никто и никогда не говорил. За свои двадцать восемь лет ведьма уже не раз была в отношениях и не раз слышала похожие комплименты, но почему-то они всегда казались ей блеклыми, неестественными и наигранными, словно она слышала самую очевидную на свете ложь. Нова не верила, когда ей говорили, что она красива; она вообще, в целом, никогда не считала себя даже и близко привлекательной, никогда всецело себя не любила, но и ненавистью это вряд ли можно было бы назвать. Чувство было похожим на легкую неприязнь, словно небольшое недовольство, с которым можно очень легко смириться: собственное тело она считала слишком большим и неказистым, руки виделись ей какими-то чересчур длинными и дряблыми, а светящиеся глаза — вечный источник непрошеного внимания и проблем — она предпочитала прятать за линзами, да и приютские мальчишки, дразнившие ее убогой в детстве, сильно подкосили ей самооценку. Это чувство собственной недостаточности, и правда, никогда не проявлялось в виде постоянного гнобления или самобичевания, но оно все равно постоянно маячило где-то на задворках сознания, вылезало вперед в самые неподходящие моменты, заставляло отказываться, скрываться, бояться… Но сейчас, услышав уже знакомую ложь из уст Шена, Нова готова была ему поверить. Уже поверила. Черт. Мужчина обратно затянул девушку к себе на колени и горячо поцеловал, прижимая к себе, закрывая от всего этого жестокого мира в своих крепких объятиях. Для Шена она была, и правда, идеальной: с ее милыми веснушками на щеках; с мягким животом и бедрами, которые так и хотелось без устали покрывать поцелуями; с белыми, едва заметными растяжками на боках и маленькими родинками на спине, собирающимися в замысловатые созвездия. Нова была богиней, которая снизошла до него совершенно незаслуженно: он был не достоин такой красоты, такой ласки и нежности. Он был не достоин ее. — Шен, — голос у Новы сорвался, непривычно молил о большем. — Пожалуйста… Я уже не могу. — Какая ты… обычно вредничаешь, специально не просишь ничего, — чернокнижник лукаво улыбнулся ей. — Что-то не устраивает? — в шутку она отпрянула, приподняла брови и попыталась встать на ноги, как бы делая вид, что сейчас уйдет (хотя, куда она, черт побери, собралась, они были в ее же комнате). — Забираю свои слова обратно. — Нет-нет-нет... И Шен резко встал, подхватывая девушку на руки, словно она ничего и не весила. От неожиданности та успела лишь громко охнуть. К кровати мужчина решил не идти — он уже тоже был на пределе. Быстрым движением он поставил Нову коленями на мягкую обивку кресла и, требовательно нажав на девичьи плечи, наклонил ее вперед, заставляя опереться об изголовье. Шен огладил талию Новы, ее бедра, оставил легкий поцелуй где-то между лопаток. Ведьма только прикрыла глаза от наслаждения, когда все прикосновения внезапно прекратились. Недовольная, она повернулась назад. Мужчина развернул ее обратно. — Погоди. Я сейчас. Шелест одежды и скрип упаковки от презерватива за спиной вводили Ловчую в еще больше предвкушение. Она закусила нижнюю губу, тяжело выдохнула, словно готовясь, и через пару мгновений она снова ощутила на своей талии горячие ладони Шена. Шутливо он легонько ущипнул ведьму где-то в районе ребер и она, дернувшись, ойкнула от неожиданности. — Черт, Шен! — девушка рассмеялась, смотря на него в пол-оборота; от соблазнительно возбуждающей смеси смеха и хрипотцы в женском голосе у мужчины по коже побежали мурашки. — Ну это-то за что? — Прости, не удержался, — и легкое, обнимающее прикосновение к ее животу словно извинялось, просило прощения за вольность. Первый толчок был мягким, медленным, дающим привыкнуть к ритму и поймать его; последующие же постепенно нарастали в своей скорости и силе. Рука, до этого гладившая живот Новы, незаметно переместилась ниже; чернокнижник давил пальцами снаружи, гладил круговыми движениями, одновременно с этим глубоко двигаясь внутри девушки. Стало действительно плевать на других обитателей Гнезда, и, запрокинув голову, Нова стонала бесстыдно громко, ощущая, что ходит по самому краю — еще немного и она свалится в объятия эйфории. В голове у обоих не осталось ни единой мысли; все ощущения и эмоции сосредоточились внизу живота, на кончиках пальцев и в соприкосновениях кожи о кожу. Шен еще больше увеличил темп, вгоняя член до самого основания; он обхватывал одной рукой Нову за талию, другой то и дело оставлял красные шлепки по нежной коже ее бедер. От таких безбожных звуков возбуждение, казалось, еще сильнее охватило их тела и разумы. Все ярлыки исчезли, и Нова уже не была ни Ловчей времени, ни ведьмой, ни предательницей, ни тем более послушницей Церкви. Еще бы, за то, что она сегодня вытворяла, Всевышний уже давным-давно должен был поразить ее молнией, наслать на нее кару небесную, но вот она, все еще жива, здорова и очень даже довольна жизнью; бессовестно подмахивала бедрами чернокнижнику, стонала его имя и не чувствовала ни единого угрызения совести, ведь с Шеном, который от удовольствия и наслаждения ею прикрывал глаза, Нова впервые за очень долгое время чувствовала себя счастливой. По-настоящему счастливой. — Я сейчас... Я... — только и успела прошептать она, как удовольствие, наконец разорвавшееся, расплылось по всему ее телу; ведьма задрожала и в последний раз застонала — протяжно, громко. Еще пара резких движений — и эйфория с головой также накрыла и Шена. Он выдохнул, пытаясь восстановить дыхание. Привлекая девушку к себе в теплые объятия, чернокнижник оставил на ее плече поцелуй: было в этом жесте что-то еще более интимное, чем сам секс, и Нова буквально таяла, млела от этой нежности. Кто бы только знал, что этот ворчливый, совершенно неразговорчивый и язвительный мужчина мог быть полным такой душераздирающей ласки? Уставшие, вместе они легли на кровать. Шен медленно вдохнул ртом воздух. Нова в ответ хитро улыбнулась. — Для пенсионера ты очень даже выносливый. — А ты слишком развратная для малолетки. — Ох, неужели? Мне казалось, что ты от этого просто в восторге. — Конечно, я же тот еще старый извращенец. — Ну, тут я спорить не стану... — Ты же помнишь, что мне 41, а не 70, да?***