Способ выхода в принудительную перезарядку.

      Выйдя из командного центра, Саундвейв сделал буквально несколько шагов, свернул за угол — и оказался у двери своего отсека. Не взглянув на панель он механическим движением ввел код доступа, и дверь скользнула в сторону. Впервые за долгое время Саундвейв зашел в свой жилой отсек. Лазербик залетел за ним следом.       Пыльная кварта, будто и не жилая. Из ''предметов обстановки'': платформа и ворох радиооборудования, облепивший кварту по периметру. При первом же взгляде: отсек старшего связиста — да, жилой отсек — нет. Желание включить освещение — отсутствует: достаточно и собственных биолайтов.       Лазербик устроился на вещевой стойке, нижние полки которой были заняты радиодеталями, самую же верхнюю полку раньше использовали как наблюдательную вышку Рамбл и Френзи — она была зашторена.       Лазербик сидел на предпоследней полке, чуть выше уровня оптики Саундвейва.       — Саундвейв, твое состояние заметил даже наш лидер. Может, хотя бы попробуешь перезарядиться? — он выждал полклика, надеясь на ответ, на положительный ответ, но, не дождавшись от погасшего визора хоть какой-либо реакции, продолжил этим своим умоляющим тоном: — То, что ты делаешь с собой — не нормально. Если не можешь спать — сдайся уже этому интеру с медицинской прошивкой. Не зря же он занимает у нас место старшего мед-офицера.       — .:Нокаут: отказываюсь.:. – у Саундвейва не было сил, чтобы активировать программу симплифаера и собрать аудионарезку для ответа, и не было сил должным образом держать контроль над телепатией, поэтому, не желая рисковать симбионтом, он набирал сообщение глифами, отправляя по комлинку. Он стоял у стены и, видимо, пытался услышать от неё решение своих проблем. Один в один как Мегатрон недавно. — .:Лазербик: состояние?:.       Симбионт встопорщил детали, приближаясь по внешнему виду к игольчатому инфокристаллу, стоящему рядом с ним на полке.       — Судя по твоему виду, могло быть и хуже. Но, как только ты закрыл со своей стороны связь, болевые пинги больше не доходят. Как твоя голова, всё так же болит?       Саундвейв воспринял вопрос как риторический. Теперь он гипнотизировал свою платформу. Пыльная, настолько пыльная, что аккуратно расстеленное термопокрывало рельефно слилось с поверхностью платформы. Нужно его вытряхнуть. Он приподнял край: мелкие пылинки примагнитились к пальцам и чесались на обшивке, от покрывала отслоился плотный пласт пыли. Наверное, если его раскалить, эти микрочастицы сплавились бы в ещё одно термопокрывало. Собрав изолетик в узелок, Саундвейв отнес его в санотсек и просто скинул цельный пласт пыли на пол. Сойдет. Сам изолетик как-нибудь потом надлежаще почистит.       Он снова завис взглядом в пространстве, увидев духовное родство десептиконской ржавеющей фракции и пыльного термопокрывала. Если с их дела и так сыпется труха, почему бы его не поджечь?       Лазербик прав, ему нужно как-то отключиться.       Если невозможно просто лечь и уйти в гибернацию, то выбор небольшой. Пить нейротропные, когда в корпусе переизбыток заряда и статики — это как запивать их же сверхзарядкой — окажет хороший эффект. Но, возможно, он после этого не проснется. Нужно сначала хоть немного сбросить заряд. Здесь также оставалось немного вариантов: или мед-перезагрузка, для которой требуется идти в медотсек к Нокауту, или… естественная перезагрузка. Немного призадумавшись, в этом можно найти и положительные моменты — возможно, мигрень пройдет.       Вот только… в радиусе орбиты этой планеты нет никого, к кому он мог бы лечь на платформу. Или позвать на свою. Шоквейв на Кибертроне, у вехиконов, наверно, ещё пломбы не сорваны, а старый друг только что попросту выгнал его в отгул, разъяснив, что у нас не так много квалифицированных офицеров, чтобы разрешить ему сгореть процессором от банальной перегрузки. К Мегатрону он не мог… Никогда бы не подошёл к нему ради одного раза.       — Саундвейв… может, тебе как-нибудь помочь? — участливо спросила кассета.       Ещё один риторический вопрос. Но на него надо хоть что-то ответить, всё-таки Лазербик о нем искренне заботится. Нужно его куда-нибудь отправить.       — .:Постановка задачи: наблюдение за передвижениями сикерского звена 4, младших офицеров T4N23563, T4N23648, и всем звеном под командованием ефрейтора G2N5972.:.— последние напрямую в сговоре со Старскримом не состояли, но их ефрейтор проявлял… инициативу ко всему, что было связано с авиакомандером. — .:Дополнение: таративное снотворное из медблока. Пожалуйста.:.       — Хорошо, — сдался, не начав спорить, Лазербик. Саундвейву было действительно плохо — лучше пусть примет присадки, чем продолжит работать из кварты и доведет себя до стазиса. Он ведь даже использовал в предложении частицу с эмоциональным оттенком. Значит ему совсем плохо.       Лазербик сполз с полки и на антигравах спланировал до двери, но Саундвейв остановил его у выхода:       — .:Дополнение: Лазербик отсутствует в кварте в течение половины груна.:.       — Что за шлак ты удумал? — спросил Лазербик, заподозрив, что Саундвейв сейчас может представлять угрозу для самого себя: длительное отсутствие дефрагментации на нем очень плохо сказывается. И он всё ещё не ответил. — Саундвейв, почему ты меня выгоняешь?       Пауза затянулась. Саундвейв всеми своими процессорами старался найти выход из столь нелепо неловкой ситуации.       — «Лазербик, закрой дверь с той стороны», — это уже была аудиозапись из архива, причем очень говорящая аудиозапись, сделанная самим Лазербиком, когда он помешал одной парочке коннектиться…       — А, ой! Всё ухожу, ухожу! — до Лазербика, наконец, дошло, что его старший товарищ девять смен стоял с жестким подключением к терминалам — он весь по антенны в заряде.       Наконец симбионт вылетел в коридор, и дверь за ним закрылась. Саундвейв остался один в своей темной комнате, с жужжанием статики на антеннах.       Какой позор. За тысячи ворн совместного существования его кассеты, конечно, уже видели всё. Но он ведь сейчас практически прямым текстом дал понять…       От процессорных терзаний голова заболела сильнее. В плавильни. Подумает о своем моральном обличии, когда у него будут на это силы. Сейчас нужно как-то разрядиться и вырубиться.       Отогнав мрачные размышления подальше из процессоров, Саундвейв подошел к консоли терминала. Помимо основного архива он держал ещё один, вторичный, куда скидывал всю не относящуюся к делу информацию, и как ответвление от этого вторичного архива — «третичный», содержащий часть вторичного, но с двухсторонним доступом для всех членов корабля — возможностью загружать и скачивать. Таким образом, имела место быть небольшая локальная соцсеть, а вторичный архив по объёму превосходил основной в сотни раз. Туда и сваливался весь ценный мусор: от странных бестолковых аудиозаписей, холо, учебных материалов по всему подряд с возрастной пометкой для протоформ и спарклингов, бредовой литературы по типу «Проблемы автостопа в открытом космосе», до интерфейс-холо. Видимо, ими сейчас и придется воспользоваться.       Открыв третичный архив, Саундвейв понял, как же давно он сюда не заходил. Разруха и анархия. Этот «Третичный архив»… да, информация, которую он содержал, была с низшим приоритетом, но даже её Саундвейв просистематизировал и оставил методичку по использованию номенклатуры. Теперь он морально стоит на руинах своей карточной башни.       После того, как архив стал многопользовательским, про номенклатуру маркировки файлов никто и не посмел вспоминать. Папки были переименованы с классического старокибертронского на неосайбекс, файлы в них перегруппированы и размазаны по архиву случайной последовательностью кластеров. Ладно… между файлами в кластерах хотя бы есть связность содержания: здесь всё ещё можно что-то найти, не перебирая наугад случайные файлы.       Просмотрев несколько папок, Саундвейв нашел тот пласт данных… содержащих… информацию интерфейсного характера, и околоинтерфейсного. Взгляд сразу зацепился за интерфейс-просветительское пособие с содержанием: интерфейс, коннект, виды энергообмена, анатомия и физиология, как правильно снять заглушку и пломбы, почему коннект двух нулёвок малоэффективен, взаимосвязь пропускной мощности предохранителей и скорости синапса нейросети. Саундвейв проверил адрес терминала отправки, с которого был загружен этот файл. Результат был вполне логичным: терминал жилого отсека 103с — кварта Нокаута. Неплохо. Достаточно полезное пособие для шестидесяти процентов экипажа — тех, кому меньше полворна. Отдельно выделена глава на тему: что делать нельзя, и в какое время обращаться к медику за подробной консультацией… Ладно. Хорошо. Воинский устав это не нарушает, а остальное — не его дело.       — «Пересмотреть данные с камер медотсека на предмет материалов для трибунала. Позже». — сделал себе пометку на будущее Саундвейв.       Сейчас надо самому не стать объектом трибунала, потому что ещё немного, и он невольно спалит кого-нибудь, подвернувшегося под манипулятор.       Что там с холо?       Он запустил первое холо на быструю перемотку для просмотра содержания. И второе холо. И третье. Как от этого можно возбудиться?! Да, холо отснято сносно, кажется, даже с актерами-интерами. Но почему восемьдесят процентов хронометража занимают оральные практики?! И преувеличенно обильное растекание смазки по всем частям корпуса, включая рот. Зачем пихать штекеры в отверстия, где нет портов?! Отвратительно.       Саундвейв скривился от омерзения под своей маской. Одна только мысль о том, чтобы остаться перед кем-то без визора, вызывала ужас, не говоря уже об образе того, как что-то засовывают в рот, даже если не ему. Нет, это он ни смотреть, ни слушать не сможет: звук там тоже соответствующий — хлюпающе-отвратительный.       Осталось всего несколько вариантов: видеоматериал вещественного доказательства по делу об изнасиловании, и странный файл без названия и заставки.       Просмотр следственных материалов изнасилования — однозначно нет. Он в кои-то ворны не на работе. Придется возлагать надежды на то, что в последнем холо будет что-нибудь более классическое, без размазывания жидкостей по экрану, и унизительных практик.       Оставшееся холо запускалось подозрительно медленно: кодировка файла не совпадала с их программным обеспечением. Саундвейв открыл другой проигрыватель… И тут же закрыл. Жажда дезактива стала чуть сильней, чем он.       Какой извращенец загрузил холо с белковыми?!       В стены отсека ударила волна электромагнитного фона. Но не возбуждения — ярости! Он и без этого ходил дерганый, теперь же его эм-полем можно было забивать гвозди! А убивать силой мысли Саундвейв умел очень давно.       Кто?! Кто этот сплав шлака с картоном?! Он найдет его и вопреки десептиконскому уставу перепишет во флюгер для открытого космоса!       Где ты?!       Проследив путь отправки этого файла, он определил время загрузки, терминал и жилой отсек. Четыре декацикла назад, в четвертом груне солцикла. Жилой кубрик на восьмерых. По журналам три личных метки аннулированы — их владельцы в дезактиве. Остались пятеро: четыре вехикона из одной смены, и ещё один — последний из второй смены.       Пересмотрев расписание смен и журнал записи нарядов он вычислил, что в указанное время в отсеке мог находиться только один вехикон — выживший из второй смены. О, он пожалеет, что ему не повезло сбежать в дезактив вместе со своим звеном. Возможно, мертвому Саундвейв бы простил такой распад сознания… Позор десептиконской фракции… Безпроцессорные дроны…       Гневный поток сознания резко остановили необычные звуки, раздавшиеся в отсеке. Медленное переливание одной ноты в разных тонах, перемежённое с коротким движением воздуха.       Холо продолжало воспроизводиться. Окно закрылось, но плеер перешел в фоновое воспроизведение. Звук стал громче.       Это так звучат люди во время коннекта?       С замиранием мыслительного процесса Саундвейв побоялся признать, что ему сейчас, кажется, понравились стоны удовольствия белковых. И что-то как-то не удаётся найти иконку этого закрытого окна в трее.       Ладно… Возможно, это не настолько и плохо. В любом случае заряд всё ещё необходимо снять, а, чтобы хоть как-нибудь возбудиться, более подходящего холо больше нет. Может быть, если его перевести в формат фонограммы… и пропустить через ревербератор, наложить поверх искажение, чтобы голоса больше были похожи на голоса трансформеров, добавить дорожку с лязгом брони…       С чувством морального разложения интерфейс-протоколы распознали сигналы к активации, и напряжение начало подаваться в остальное время обесточенную систему.       Чтобы не начать это осмысливать, Саундвейв быстро перебросил отредактированное ''холо'' на датапад, закрыл архив и отключил терминал. Теперь надо бы, наверное, лечь на платформу.       Присев на край, он чуть не напугал сам себя звуком, с которым у него скрипнули коленные шарниры. Во имя Солус прайм, он ведь эти четыре декацикла на посту стоял.       Положив пальцы под шов коленного щитка, он осторожно согнул их ещё немного, и вздрогнул пластинами брони: смесь тянущей боли и удовольствия от скрипа и вибрации плотно затянутых шарниров добежала до нейрокортекса. Может, у него конструкторская ошибка, или при достижении определенного уровня патологии эрогенные зоны перемешаются в очаги максимального дискомфорта? Может ну его это холо? Достаточно просто размять шарниры, чтобы получить сенсорную перегрузку. А ведь это он ещё на спину не лёг. Наверное, стоит попробовать.       Опершись предплечьем о поверхность платформы, Саундвейв медленно лег, аккуратно вытянулся пластом… и прочувствовал каждый экстензор и флексор в своей спине. И все-е они хором говорили, насколько же он был неправ, стоя циклами почти без движения, не позволяя себе отдохнуть ни процессором, ни корпусом. Надо заставить себя расслабиться хотя бы сейчас. Растянуться по платформе ещё чуть-чуть, откинуться шлемом на скомканный под затылком изолетик, и запустить аудиофайл.       До начала повышения частоты на записи около клика — есть время представить себе чьи-нибудь широкие плечи, горящую оптику и искру, обдающую жаром сквозь честплейт; электромагнитный фон, налитый искренним чувством. Если такое можно представить.       Постаравшись расслабиться, Саундвейв дал команду на раскрытие брони, защищающей инт-систему. Лежать на платформе с раскрытой панелью было странно, даже если он один… Особенно если один. Провентилировав, он открыл ещё одни разъёмы — те, за которыми шевелились подвижные кабели.       В свою очередь кабели, распознав, что их больше не запирают, медленно поползли из подпространства по пластинам брони. Они были теплее внешней обшивки и создавали приятную иллюзию чужого веса над корпусом. Двигаясь плавными изгибами, его кабели свились клубками у плечевых шарниров под крылом и на брюшных пластинах, грея обшивку и придавливая к платформе, наблюдая. На дорожке аудиоряда частота пошла на повышение — начали проигрываться тихие медленные стоны, и добавленная дорожка шума соприкосновения брони.       Со скрипом коленных шарниров Саундвейв подтянул к себе сервоприводы, разместив между ними манипулятор. На аудио раздался одиночный громкий стон. Проведя кончиками пальцев по внешним нейроузлам над портом, Саундвейв вздрогнул. Именно вздрогнул, чуть не подскочив, а не задрожал от удовольствия, как можно представить на холо. Инт-системы успели разогреться, а пальцы были как у дезактива холодные. Даже корпус хочет напомнить ему о собственной ущербности.       Он поднял манипулятор к шлему и обхватил пальцами антенну на двойном шевроне. Цветопередача на мгновение исказилась: на долю наноклика упало давление у оптиковых магистралей. Раскаленная статикой антенна от прикосновения холодных пальцев громко зашипела, испаряя смазку. Стиснутый пальцами металл поскрипывал, пока сенсоры передавали разгоряченному процессору восхитительную прохладу. Саундвейв чуть усилил нажим, поводя по электризующейся поверхности и чуть сводя оптограни от затягивающих процессор наводок: постепенно исчезали из рабочего поля программы анализа, активные все последние джооры, начиная приступать к циркуляции информации по кластерам.       Проведя так пальцами по длине всех четырех антенн, он подумал, что сейчас, наверное, застонал, если бы мог. Ощущение было утопическим. Нужно будет как-нибудь найти для процессора охлаждающий спрей. Или отстрелить его.       Слушая, как стоны на записи стали длинной трелью, он расставил согнутые серво чуть шире, вернув обратно между ними уже согретые пальцы, прикладывая их к внешним узлам.       Пальцы, нагретые о раскаленные антенны, оказались даже теплее поверхности приемной системы. Проведя тонкими фалангами ниже, по краю первого приёмного кольца, он собрал с него немного контактной смазки, и растер на внешних нейроузлах, перекидывая на них статику. Кабели зашевелились, несколько раз поджавшись в своих клубочках. Тот, что лежал у плеча, сполз выше по честплейту, забрался под броню воротника, и свил одну петлю у горла. Второй потянулся к правому сервоприводу, сжав бедро кольцом.       Растерев ещё немного смазки по сенсорам, Саундвейв подал на них ток с пальцев, провоцируя внутренние компоненты порта приходить в движение, приемные кольца рефлекторно поджиматься. Не упуская момента, он запустил одну тонкую фалангу поглубже в порт, и провел вверх и наружу, тем самым уже расслабляя кольца. Повторив движение несколько раз, он полностью вытащил палец, и добавил к нему второй, расширяя вход. Статического электричества с пальцев было достаточно для активации протоколов коннекта, однако без партнера разрядиться от этого ему бы никогда не хватило. Но у Саундвейва было кое-что, встроенное по дефолту.       Кабель отпустил бедро и вытянулся в воздухе. Выносные манипуляторы были не просто подвижными кабелями передачи данных — они были очень многофункциональны. Но сейчас важны были только два их качества — электропроводимость и телескопичность.       Будучи в два с половиной раза длиннее, чем его манипуляторы-крылья, кабели могли прятаться внутрь корпуса только имея структуру подвижной сегментации. Таким образом, полая трубка, которой был представлен их бронированный кожух, в подпространстве расползалась на отдельные членики, изнутри встраивающиеся в основную броню корпуса. А также — кабель мог изменять свой диаметр.       Сегменты брони кожуха мозаично задвигались, скручивая кабель в диаметре, а четырехстворчатая челюсть на конце раскрылась пошире, провернулась у основания, и съехала вниз по длине кабеля, оставляя окантовку незащищенной.       Возбуждение поднимало магистральное давление, от чего и процессорная боль немного отступила, и от себя самого уже не так противно.       Ещё раз посильнее растянув пальцами порт, Саундвейв, стараясь расслабиться, прислушался к звукам "аудио-холо". Шёл ряд вскриков и глухой стук: будто кого-то спиной вбивают в стену. Под эти звуки подготовленный кабель скользнул между расставленных сервоприводов. Потеревшись обшивкой о створки порта, чтобы размазать смазку по длине, стал протискиваться через приёмные кольца.       Как бы кабель ни скручивался, у него всё равно есть минимальный диаметр. Который больше толщины нескольких тонких пальцев Саундвейва. Медленными короткими толчками приёмные кольца пропускали кабель внутрь. Кожух плотно прилегал к стенкам, практически не оставляя свободного места, из-за чего стенки рефлекторно сжимались, сами себе усиливая дискомфорт. Наполненность была режущей, но неглубокой, игнорируемой с определенным усилием.       Влажное скольжение назад потянуло за собой раздражение продольных сенсоров порта. Проскальзывая по проводящей смазке и сбрасывая пару пробных искр, Саундвейв чуть вздрогнул напряженными сервоприводами: после первых разрядов экстензоры резко сократились и начали медленно расслабляться, принося уже хоть какое-то удовольствие. Поскрипывая бедренными шарнирами, он приподнял корму, перенесся вес на спинные бронепластины и чуть прогибаясь в поясничном отделе — подставляя порт под более удобным наклоном. Подвижный кабель толкался обратно, уже легче раздвигая стенки порта и мерно пропуская ток, продвигаясь глубже — к гнездовым контактам. Кабель работал с суппортами всеми известными ему способами: вдавливался, извивался, давя на стенки внутри, потирая их выступами кожуха, и сбрасывал ток, постепенно усиливая напряжение.       У антенн снова треснула статика, стрельнув импульсом в оптику. На долю наноклика белый шум перекрыл визуальный ввод, кабель, свернувшийся на честплейте, дернулся. Устав собирать измученными линзами хрустальные пазлы из кадров оптики, Саундвейв её просто выключил. Так даже лучше.       Не давая себе передышки, Саундвейв в очередной раз увеличил напряжение, надеясь наконец-то перезагрузиться и снять с себя заряд. Кабель продолжал биться между серво, шпаря электричеством, но суппорты всё не сдвигались. Он попробовал пробить в гнездовые контакты заряд в обход суппортов. Кабель замер, вдавившись поглубже, и из его просвета вытянулись контактные усики, представляющие собой подвижные гибкие проводки. По аналогии с контактными иглами коннектора они были тонкими, а потому легко прошли сквозь неактивный суппорт и лизнули током прямо по контактам.       От пробного разряда тряхнуло. Контактные усики обвились и зафиксировались на контактах, выравнивая ток, подгоняя Саундвейва к краю. Предохранители, настрадавшиеся за декациклы без гибернации, должно было выбить. Мощнее.       Передача шла и шла, накаляя цепь, но никак не выбивая в перезагрузку. В глубине порта почти плавился металл, пока Саундвейв старался сосредотачиваться на искаженных голосах в холо и гулком рыке мотора, который он наложил поверх.       Аудиосэмплы из своих архивов он подбирал в спешке и немного рандомным образом, но почему-то попал именно на рык мотора Мегатронуса. Когда у него ещё были траки вместо крыльев.       Саундвейв не знал, что злило его больше: звон в голове, переутомление или… или. Просто или. Он застрял на коротком шаге от перезагрузки, сенсоры уже заваливали внутренний экран программными предупреждениями об опасной температуре плат. С очередным увеличением напряжения под брюшными пластинами почувствовался спазм: глубокие экстензоры натянулись, ощущаясь сварным швом под натяжением.       Он ведь так просто сгорит.       Прогнозируя, что продолжение может действительно привести к постыдным травмам, он отключил ток. Усики отпустили контакты и вместе с кабелем вышли из порта; внутри остался болезненный заряд.       Злой, разбитый и с неисчезнувшим зарядом, Саундвейв лежал, выключив оптику и просматривал пустоту, ища решение своей проблемы.       Что не так? Раньше ведь такой метод срабатывал… Сейчас он просто замкнул цепь на саму себя же, при его состоянии — это вполне могло быть причиной.       Ему нужен внешний источник заряда.