***
Подростковая жизнь, курево, алкоголь. Всё это было неотъемлемой частью его жизни в тот период времени. Он встречался с юношей, что был старше него на лет пять, если не больше. На самом деле, он даже толком не знал его имя. Вроде как, того звали Кан Тэхён. Они вместе развлекались в шумных компаниях, и вот тогда-то его и подсадили на тяжёлую наркоту, после которой творили с ним всё, что хотели. Точнее за его просьбы. Гю просил хотя-бы немного, чтобы погубить боль и ломку, но получал лишь смешки и издевки. «ты посмотри, мой славный мальчик Гю-я и дня без нарко прожить не может, а что будет дальше?» – смех и пощёчина. «у тебя ли не будет желания отсосать мне за мой щедрый подарок?» – удар в живот и принудительная просьба, которая скорее была указом для него. «тебе нужно правильно просить меня, и всех моих друзей, ты ведь умеешь» – он снова едва дышит, лёжа на холодном асфальте где-то за городом между домами. Друзья Кана насиловали его чуть ли не каждый день, в то время, как сам он стоял в углу, попросту наблюдая за поплывшим юношей, которого безжалостно трахают четверо. Бомгю громко кричал, умолял не трогать и оставить в покое, но не последовало никаких действий. Его рот заткнули двумя пальцами, которые протолкнули глубоко, из-за чего он подавился, а сзади уже стояли готовые юноши, только один из них никогда его не трогал. Но ненависть к тому миру засела глубоко внутри, не давая покоя бедному мальчишке, что едва поверил в любовь, но его сразу же разочаровали, сделав больнее в тысячу раз. Тэхёну особо и дела не было, он не любил Бомгю никогда, развлекался с ним иногда. У Гю плыло в глазах тогда, когда он пытался обернуться, посмотреть своей любви в глаза, но увидел в них лишь глупую насмешку. Это тронуло до глубины души, ведь он слепо верил в то, что всё изменится и тот исправится. Но, как и ожидалось, изменений не последовало. Абсолютно никаких, даже спустя долгих пол года–ни-че-го. Может Тэ просто боится показаться слабым в глазах друзей? Но тогда бы он вёл себя нормально без их присутствия, верно? Ну или он просто был зол на что-то, но точно не на Бомгю, славного, по уши влюблённого мальчика, которым можно запросто воспользоваться. Это всё так мерзко и вызывает неприятную боль. Нет, не физичесую, моральную. Хотя и от физической он страдал слишком долго, слишком сильно, чтобы продолжать это. Жил в постоянном абьюзе, молил о изменениях, но решил не ждать больше ничего. Решил сделать всё сам и взять всё в свои руки. Он знает, как лучше, а, значит, обязательно сделает это, чтобы избежать ещё более сильных травм в будущем. Бомгю едва смог сбежать от Кан-тирана-Тэхёна, в тот момент, уже будучи полностью зависимым от наркоты, что были единственной причиной для их отношений. Если это можно было назвать реальными отношениями. Скорее всего очередная выдумка Бомгю, который слепо продолжал верить в любовь, даже в абьюзе, будучи подростком. Благо нашлись весьма хорошие люди, что, заметив чуть ли не помирающего Чхве у тропы возле старого дома, что задыхался от боли в мышцах и костях, решились пойти ему на помощь. Руки выворачивало в другую сторону, а в глазах плыло, отдаваясь очереднвми галюцинациями в голове. Благо ему помогли добраться до нужных ему людей. И нет, не к поставщикам очередной дозы, а к квалифицированым врачам, которым он всё ещё благодарен за нынешнюю жизнь, которую они спасли тогда. Именно благодаря им, он сейчас может дышать полной грудью, а сердце биться в обычном ритме. Он может жить, не имея зависимость от веществ и алкоголя.***
После столь негативных воспоминаний, что с болью царили у него в голове, он начал сомневаться, хочет ли он сейчас хоть что-то? Хочется попросту закрыться от всего мира, взять в руки стакан с горячим карамельным латте, зарыться в белое одеяло и побыть сам на сам, разбирась со своими негативными мыслями, что разъедают душу после каждого прихода Субина. Кажется, для него Бомгю был просто повседневным развлечением, но разве ему его судить? Разве не так-же было и у самого Гю? Точно так-же, он ни разу не предложил тому познакомиться поближе, разузнать что-то. Нет, общим интересом был хороший секс, не больше. Но не ему ли знать, как скрывать все чувства от осуждения со стороны Бина? Вообще какого будет им, когда он раскроется и по ошибке расскажет о том, что тревожит его все эти месяца. Ведь, всё-таки, иногда собственные чувства проявлялись наружу, заставляя переживать на этот счёт, поэтому он поставил себе запрет и на эмоции рядом с Бином. Он не мог терпеть разъедающую сердце боль. Мозг возвращал обратно в былые времена, заставляя тело крупно дрожать от страха быть брошенным. Но ничего не будет, если не иметь чувств. Ну или хотя-бы уметь правильно скрывать их от чужих глаз. Поэтому он попросту глушил свои чувства, желания и трепет внутри часовым сексом, зная, что за этим у них ничего не стоит, из-за него самого. Из-за его же загонов и глупых фобий они, возможно, теряют так много всего. Возможно они давно смогли бы быть вместе, если бы не загоны и страхи Бомгю? Хотя не было смысла морочить себе голову этим вопросом, заранее зная, что никто из них не позволит себе открыть рот в сторону рассказа о своих истинных чувствах. Они звали друг друга в гости, чтобы расслабиться, никогда не говорили между собой, лишь обменивались парой фраз при встрече, но не позволяли друг другу абсолютно никаких поцелуев — это не входит в их нужды. У них разные понятия и мнения по поводу поцелуев. Для самого Бомгю поцелуи — это что-то интимнее, чем сам секс. Это что-то такое, для чего нужно определённое время, полное доверие к человеку. Что-то такое, ради чего нужно постараться. У него у самого было правило ни в коем случае не привязываться к Субину, это приведёт к плохим последствиям. Они друг для друга просто игрушка, не более. Юноша часто забивал это себе в голову, начиная верить в бред, который сам же и придумал когда-то. Для Субина поцелуй — это что-то схожее с мыслями Гю, он и сам толком объяснить не может, но, кажется, это должно быть что-то нежное, нужное, трепетное и чувственное. Что-то, что полностью передаст его чувства, что касаются определённого человека. Вот только Гю для него был словно наркотик, который он хотел чувствовать всегда с собой. Он заставлял чувствовать эйфорию. Он недоступен для всех, но не для Субина. Только их уговор портит всю идеальную картину, которую Субин выстраивал у себя в голове. Бомгю был тем, кому Субин хотел подарить этот самый чувственный поцелуй, одаряя бурей эмоций. Рассказать о любви одним действием, взамен получив взаимность на такие таинственные чувства, что он бережно охраняет внутри, не позволяя выбраться на волю, пока что. Бомгю – тот, который заставляет терять голову от любого его прикосновения. От сухих кончиков пальцев по животу, рёбрами, плечам по телу проходит табун мурашек, а тело дрожит. И это лишь потому что это Бомгю. Это его руки, его пальцы, его действия и его касания. Хочется остаться навсегда в глупых касаниях, от которых по телу разносится заряд тока, заставляющий содрогаться в судорогах. Бомгю – тот, от вида которого глаза горят пламенем любви, но прячутся под чёлкой, желая оставаться глубоко внутри. Руки ведут ниже, сжимая чужой член через мешающие штаны, замечая, как рот Субина раскрывается в немом стоне. Сам же Гю сейчас стоит прижатым к стене, призывая мечтательного Бина к действиям. Ведь в животе стоит неприятный узел возбуждения, с которым хочется поскорее закончить и снова остаться в одиночку, ведь Субин, как всегда, уйдёт тёмной, глубокой ночью, не оставляя ничего после себя. А это точно не было сном? Он не уверен, но разбираться не хочется, он потратил на это и так слишком много сил и времени, не говоря уж о раздумьях, что мучают его настолько часто, и именно тогда, когда стоит увидеть хоть малейший намек на старшего Чхве, что голыми руками захватил его душу и ни в какую не хочет отпускать на волю, делая её своей собственностью. В голове младшего всплывают очередные мысли о запрете, когда светловолосый приступает к действиям и проводит рукой по животу, опускаясь всё ниже. Губы старшего сами, на инерции, тянутся к чужим, желая дать ощутить нежность в эмоциях. Желая подарить пылающий поцелуй сухими и шершавыми губами другого. Желая показать, что это не просто секс на пару ночей и не просто одноразовое удовольствее чужим и таким до боли прекрасным телом. Желание исследовать никому неизвестное что-то, словно до боли сладкий и запретный фрукт, абсолютно новый, нарастает с каждой секундой всё сильнее. Хочется испробовать самым первым и, желательно, последним. Желание дать ощущение заботы, но Гю лишь отворачивается, прикладывая к чужим, пухлым губам указательный палец. Нет, им нельзя. Хотя он даже не подозревает, что всё-таки Субин хотел этим показать. В голове стоят противоречивые разговоры с самим собой, стоит ли поддаться и жить моментом или оставить всё, как есть, снова страдая ночами напролёт? — Не забывай по наш уговор, — он шепчет самыми губами, надеясь, что тот услышал. И Бин услышал, коротко кивнув в знак согласия. А очень жаль, что они договорились об этом уговоре, — мы никто друг другу. Он поднимает взгляд на Бомгю, видя в глазах злость и разочарование. Слова больно бьются в ушах, отдаваясь ещё большей болью в душе Субина. Это заставляет замереть на месте, не делать ничего, ведь мозг заплыл абсолютно другими мыслями. Субин желает поскорее выбраться с них, чтобы снова ощутить чужое, разгоряченное тело. Он желает забыть печаль в словах и ещё одной жаркой ночи в приятной компании красивого юноши. Он быстрее собирается с мыслями, руками невесомо проводя по выпирающим косточкам на рёбрах. Таким наипрекраснейшим формам Гю позавидовали бы многие, но только Субин знает, какими способами он этого добился. Какие жертвы он понёс ради знаменитого девяносто-шестьдесят-девяносто. А возможно ради и самого Субина, только верится не особо. И вот в этот самый момент к нему доходит, сколько же всего он знает об этом мальчишке, что прямо сейчас пламенем горит под ним, ожидая, пока Бин снова придёт в себя после сказанных им слов. А тот всё ещё осознает то, что знает о мальчике намного больше, чем думал. Значит он подпустил его ближе к себе? Или это просто иллюзия в голове Су. Но наконец-то получается выбраться из глупых размышлений, приступив к дальнейшим действиям. Он проходит руками вниз, сжимая в руках тонкую талию до белоснежных пятен на теле. Мужчина изучает ещё неведомые места и точки. Это заставляет младшего выгнуться в спине, коротко выстонав чужое имя. Талия смотрится так идеально в больших ладонях. Но он теперь даже уверен, знает ли он его полное имя. Вообще его ли это имя? Какая у него фамилия? Но думать об этом сейчас уже бессмысленно, они пришли сюда за одним — получить удовольствие от ласк и тел друг друга. Субин прижимает горячее тело Гю к себе, ощущая каждую мышцу, которых так добивался Бомгю ради Бина, чтобы показать ему самое прекрасное, что он только видел в своей, ещё такой короткой, жизни. Хотя это и вправду самая красивая и лучшая фигура во всём мире. Парни никогда не интересовались друг другом, им было не интересно. Хотя, возможно, кому-то из них и хотелось разузнать чего-то большего друг о друге, но в самом начале они установили запрет на любые вопросы и предложения, не касающиеся их общего развлечения. Это было ни к чему. Любовь действительно была глупа для обоих. Зачем она нужна, если это сплошная трата времени, денег и нервов. Это сплошная проблематика, в отличии от их взаимодействий. А так юноши могли долго не зацикливаться друг на друге, находя для себя кучу новых пассий чуть ли не каждый день, но никто ни разу так не сделал. А зачем? Ответа не было, лишь глупые стеснительные взгляды при случайной встрече на улице в компании общих друзей. Зачем об этом думать сейчас, если они ничего к друг другу не чувствуют? Вовсе ничего. Им не хватает телесного контакта, им хочется больше, но в тот же момент Гю пытается уйти от количества ласк и прикосновений к своему нежному телу. Но чужое оказывается сильнее собственного, оно прижимает хрупкое тело к постели, даже не давая шанса пошевелиться. Эти оба думают, что их чувства абсолютно друг другу не нужны, но быстро откидывают мысли на потом, так как как первый, громкий и протяжный стон вырывается с груди тогда, когда тонкие, холодные пальцы старшего проходятся по члену Гю, задевая красную головку. Он буквально теряет любую поверхность под собой, ощущая, что вот-вот упадёт вниз и рухнет, не устояв на ногах. Но почему-то разрешает Су помочь ему, крепко удерживая бёдра одной из рук. Из головки сочится предэкуляр, который Субин позже размазывает по всей длине, заставляя ноги юноши задрожать в мелких судорогах, а само тело мальчика хаотично заметаться по постели, не находя себе место бытия от столь приятных ласк со стороны светловолосого. Это убивает, ведь желание нарастает с каждым разом сильнее, с каждым прикосновением взрастсет выше, не желая отступать назад. Они давно перешли точку возврата, теперь это невозможно остановить, путь есть только вперёд. Бомгю давно возбужден, без этого присутствие Субина было бы лишним. Они оба горят, желая чего-то большего. Внизу живота у Субина приятно тянет, но собственный член под тканью узких джинс ноет, прося дать ему хоть немного свободы. Тем не менее, его главная задача — доставить удовольствие самому Гю, который места себе не находит, впутывая короткие пальцы в белоснежных волосах на затылке Субина. Эта картинка заставляет сердце старшего вылетать из груди, делая биты намного чаще и сильнее. Он глазами откладывает её в своей памяти, отмечая ещё один день, когда он успел полюбоваться прекрасным лицом Чхве, что прямо сейчас роняет громкие стоны. Возбуджение заставляет здравый смысл покинуть голову и тело, поэтому младший юноша руками обнимает чужие плечи и хнычет прямо туда, понимая, насколько это неправильно. Он губами проходится по шее Субина, от чего тот громко вздыхает, на секунду замирая. Он впервые делает такое неожиданное движение, понимая, что, кажется, нашёл новую слабую точку – медовую шею, которую хочется обцеловать, покусать, оставить свои метки. Что он и делает, зубами впиваясь в гладкую кожу, языком зализывая – извиняется. Он много-много раз целует, оставляет свои метки в виде засосов и укусов, шепчет что-то невнятное, пытаясь вытерпеть пытку в виде пылающих рук на своём теле. Но, кажется, не имеет терпения больше, потому что еле слышно мямлит что-то, что едва похоже на слова. Он буквально умоляет и мяукает, желая. Руками гладит чужие плечи, слегка цапая их короткими ноготочками. Завтра останутся красные полосы и небольшие ранки. Но на это полноценно всё равно. Юноша поднимает голову, встречаясь с чужими глазами, что оглядывают его слегка смущённое лицо. Бомгю вглядом убивает, надеясь, что это наконец подтолкнет Субина к действиям. И это работает, ведь домашние, широкие шорты Бомгю летят вниз, наверное, куда-то под кровать, где он ещё долго их будет искать. Но раз уж они там значит, вероятно, им место там быть. — Перевернись на живот, — голос Субина грубый, заставляющий ему подчиняться, именно благодаря нему Гю без задней мысли меняет позу, утыкаясь лицом в белую подушку, что лежала где-то неподалёку, а в руках сжимает такого же цвета одеяло. Бомгю не любил быть чьим-то, не любил поддаваться кому-то, но Чхве был тем, кому хотелось отдаться без вопросов. Бомгю любил свободу, но не подпускал к себе никого настолько близко, как Субина. Но мысли о том, что тот спит с кем-то ещё, медленно пожирали изнутри, отдаваясь слезами и истериками той же ночью, с которой Субин уходит тихо, думая, что Гю крепко спит. Так хочется сейчас отвлечься на поцелуй, полон нежности и любви, что потушит океан бурных и пытающих эмоций, переполняющих Бомгю. Но нет, слишком рано, слишком нет доверия, слишком больно будет осознавать, что этот поцелуй был зря. Он кусает тыльную часть ладони, ощущая горячие пальцы меж двух мягких ягодиц. Они кажутся там идеальными и нужными сейчас. Они должны быть там. Одна из рук Субина аккуратно поглаживает половинки, слегка сжимая их, будто на пробу. Слышится щелчок открывающейся баночки смазки, а после её же хлюпающий звук, когда Бин немного выдавливает вязкой и холодной субстанции на пальцы, нагревая её для большего комфорта Бомгю, это важнее всего. Он боится причинить боль, хотя до этого не особо интересовался комфортом юноши. Но сейчас же весь день идёт не так, всё будто в корни меняется по непонятно тому причине. Хочется узнать, почему всё так, но мысли путаются между собой, когда указательный палец медленно погружается в пылающее нутро совсем слегка растягивая узкие стенки. Прекрасно. Бомгю метнулся в попытке слезть с пальца Субина из-за всё ещё прохладной смазки, но чужая свободная рука вовремя перехватывает его за поясницу, прижимая к кровати. Нежные поглаживания по спине успокаивают. Он не спешит и ждёт, не хочется причинить юноше боли. А теперь он свободно принимает в себя ещё два пальца. Потрясающе. Он потрясающе принимает их в себя, разрешая трахать себя пальцами, растягивая для дальнейших действий. Стоны Гю ласкают чужой слух, разжигая внутри ещё больший пыл, ещё больше эмоций. Это нужно обоим. Ещё один стон, слишком громкий, слишком высокий. Он не похож на другие. Субин попал прямиком по комочку нервов младшего, заставляя того замешкаться. Хочется, безумно сильно хочется, но язык заплетается, не давая Бомгю сказать что-то более-менее понятно. — Ну же, скажи мне, чего ты хочешь, — он улыбается, проходясь пальцами левой руки по позвоночнику, пока другая не жалея двигается у младшем, — говори со мной, Гю-я, и я дам тебе то, чего ты хочешь. Разговоры были для них в новинку, черноволосый был явно не готов к ним, из-за чего находит своей рукой чужую, постукивая по ней пару раз. Движения останавливаются, теперь он готов сказать хоть что-то, что похоже на слова. — Я хочу тебя видеть, — Бин кивает, поглаживая чужую ладонь большим пальцем, он хотел бы заново возобновить движения, но, кажется, Бом ещё не закончил, — но я хочу тебя видеть, пожалуйста. Жалобное пожалуйста, что срывается с губ младшего, срывает за собой крышу юноши, стоящего над ним. Но он всё-таки помогает Бомгю перевернуться на спину, аккуратно поддерживая за тонкую талию. Он впервые будет видеть чужое, прекрасное лицо партнёра. Его мутные от возбуждения глаза и розовые, от температуры воздуха, щёки. Удивительно. Парень быстро вытирает руки от смазки о белоснежную постель, которую точно придётся стирать после их совместной ночи. Он гладит темноволосого по щеке, на всякий случай переспрашивая, точно ли тот готов. В ответ получает десятки активных кивков и повторяющиеся «да, я готов, готов» — юноша уверен, что готов. Волосы, что прилипли к потному лбу, очень мешают что либо развидеть сейчас, поэтому Су бережно убирает их с чужих глаз поглаживая по голове. Удивительно нежно, слишком непривычно. В глазах читается эрор до тех пор, пока он не слышит звук ширинки, а после характерный, для упавших вниз джинс, звук. После, чужие боксеры летят куда-то к ним же. Без разницы куда, главное, чтобы не мешали. Бомгю рукой тянется к чужому члену, впервые касаясь разгоряченного органа. Он гладит по всей длине, сильнее окольцовывает и сжимает ладонь, из-за чего изо рта старшего вырывается томный, достаточно громкий стон. Он впервые слышит его так хорошо, так отчётливо и прекрасно. Его голос заводит с первых слов, а стоны срывают крышу и сводят с ума. Он ещё пару раз водит рукой по органу, но Субин кладёт свою руку на чужую. Они встречаются взглядами друг с другом, у Субина мягкий и нежный, в то время как у Бомгю томный и тяжёлый от перевозбуждения. — Ты позволишь начать, — он гладит ладонью по волосам, аккуратно поглаживая по волосам. Гю кивает, обратно ложась на кровать. Облизывает собственные губы от внезапного прилива жара и возбуждения. Младший уже на пределе, но ждёт, терпеливо ждёт Субина, не находя себе места. Но не касается себя, ожидая. Тот, в свою очередь, зубами разрывает презерватив, раскалывая его по своему органу. От ожидания хочется умереть, а после снова воскреснуть, ведь чужая головка касается чужого колечка мышц. Из чужого рта срывает тяжелый вздох тогда, когда она совсем понемногу входит внутрь. Бин не спешит, входит медленно, не хочет причинить чего-то плохого. И, кажется, у него получается, ведь стоит ему войти до упора, слышишь громкий вскрик, а спина Гю выгибается чуть ли не полукругом от накатывающего ощущения заполненности. Действительно, старший идеально ему подходит, заполняя его до краёв. Это ощущается так прекрасно и идеально, что хочется чувствовать эту эйфорию всегда. Бин медленно начинает двигаться внутри, наблюдая за чужим лицом. Брови сведены к переносице, а рот приоткрыт в немом «о». Так его лицо выглядит ещё прекраснее, а острые скулы теперь окрасились в розовый. Мило. Теперь, постепенно, движения не спешат переходить в грубые и резкие, продолжают быть такими же нежными, но глубокими, что заставляет ноги младшего дрожать от удовольствия, а грудную клетку вздыматься так часто, как только можно. Бомгю хочется кончить, хочется до безумия, но он ждёт. Ожидает, пока ему можно, хотя никто ему не запрещал. Рука Субина ложиться на его член, изначально лишь поглаживая по длине, а после берёт в руку, начиная надрачивать в такт толчкам. — Субин, я сейчас, — он кусает губы, открывая глаза. Смотрит прямиком в чужие, бегая своими по всему лицу старшего. Он выглядит сосредоточенным на своих движениях, уж слишком сильно, чтобы добавить Бомгю максимальное количество удовольствия. Руки Субина гладят чужую грудь, опускаясь ближе к животу. Опаляют тело теплом. Да таким, что раньше он такого не ощущал. — Давай, детка, ты можешь, — детка? парень впервые назвал Гю хоть каким-то прозвищем, выбивает из себя. Но Бин видит едва видимый, слабый кивок, делая ещё несколько десятков глубоких толчков прямиком по комочку нервов, заставляя юношу под собой срывать голос от чувства удовольствия. У Гю звёзды перед глазами летают, а всё вокруг расплывается, не давая развидеть абсолютно ничего. Тело содрогается в судорогах, он кончает, видя самый яркий оргазм из всех, что когда либо получал и стонет так громко, как только может, показывая всю мелодичность своего голоса. Субин долго тоже не держится, вбивается во всё ещё податливое тело младшего, а от картины перед собой и стенок ануса, что крепко сжимают его внутри, он кончает почти сразу же, вынимая орган из чужого тела. Он снимает презерватив, завязывая, и бросает его в урну рядом со столом, подмечая, что Бомгю уже сладко сопит. Старший берёт с прикроватной тумбы салфетки, вытирая грязный живот и бёдра Гю, после чего ещё несколько минут любуется милым лицом спящего. Сам же после ложится рядом, загребая крошечного Бомгю в свои объятия, согревая от холодного воздуха, что доносится из открытого на кухне окна. — Я бы с радостью сходил с тобой на свидание, Бомгю-я, — он улыбается, шепчет совсем тихо, и гладит по волосам так невесомо, как только может, — только согласишься ли ты пойти со мной? Мысли долго разъедают, пожирают, убивают. Не дают жить спокойно, хочется узнать ответ скорее, но сможет ли он лично обратиться к Бомгю с этой просьбой? Вряд-ли. Уже клонит в сон, он ведь должен уйти? Но не в этот раз. Он только ещё раз разрешает себе полюбоваться милым мальчишкой рядом с собой, что уткнулся ему в грудь, руками обнимая горячую шею – маленький, беззащитный мальчик, что требует всего его внимания и тепла. А можел и любви тоже? Светловолосый почти сразу же проваливаются в сон, надеясь, что ему приснится милый и радужный сон. Рядом с Бомгю, который, кстати, слышал всё, что ранее сказал Субин, это вполне легко. Поэтому сон обещает быть долгим и крепким. Благо завтра никуда не нужно и можно достаточно выспаться. Вот только Бомгю снова не будет спать эту ночь, проводя её в раздумьях, злости, разочаровании и некой эйфории от ощущения нужности. Он плавится от чужих прикосновений и тёплых объятий, который всегда так хотел почувствовать вместо кромешной тьмы и холода в своей кровати после очередной ночи. — Спокойной ночи, Суби, — он оставляет слабый поцелуй на лбу юноши, боясь его разбудить, проваливаясь в сон только ближе к четырём утра, в надежде, что проснётся во всё ещё крепких объятиях своего