Мир за стеной

...Цзыюань прекрасно понимала, что натворила. И что ее ждет жестокое наказание, а то и вовсе смерть. Но иначе она не могла поступить. (Могла. Могла бы закрыть глаза и убедить себя, что иного варианта нет, что ее Господин и Супруг имеет полное право принимать такие решения. Он Лорд, а не она) ...По возвращению в Пристань Лотоса ее сына наказали. Двадцать ударов кнутом. Ваньиню хватило одного, чтобы потерять сознание. Юй Цзыюань не плакала. И холодно приказала слугам перенести его в собственный павильон. В старую детскую, которая пустовала с тех пор, когда Фенмянь внял просьбе своей Наложницы и поселил мальчиков вместе. Мол, так они будут расти вместе и крепко дружить. ...Может быть, такое было распространено у крестьян и бедноты. Цзыюань честно признавалась себе, что слабо обращала внимание на то, как живут в семьях обычных людей. Лорды не селили детей вместе. Если это еще было уместно для совсем маленьких детей, то с началом пубертата мальчики всегда начинали соперничать. А Наследник, как будущий главный альфа, неминуемо принимался учиться доминировать над даже номинально более слабыми братьями. Но дева Су этого пожелала, и Лорд Цзян исполнил эту просьбу. ...У ее мальчика были ледяные ладони и горячее лицо, и в жаре лихорадки он даже не метался, лишь всхлипывал едва слышно, когда Цзыюань протирала ему теплой водой спину. ...А на ужин к ней явилась госпожа Наложница, и самовольно подхватив вытащенными из рукава палочками лапшу из ее тарелки, со своим обычным незамутненно-простодушным тоном произнесла: – А-Сяня так строго наказали! Наш Господин же знает, что Наследник терпеть не может заниматься каллиграфией! Цзыюань, а почему ты совсем без перца суп кушаешь? Мадам Юй смела всю посуду со стола, залив чужое платье супом и забрызгав разлетевшейся лапшой. И сломав палочки в кулаке, швырнула их в стену. – Не смей больше являться в мой павильон, деревенщина. – Процедила она, понимая, что не в состоянии больше держать в себе эту обжигающую ненависть. – И лезть в мою еду. И жаловаться на то, как твоему А-Сяню тяжело вырисовывать иероглифы без мазни! Еще раз сунешься – и я тебе ноги сломаю! Дева Су покрылась румянцем то ли смущения, то ли негодования. – Наш Господин взял меня Первой Наложницей, Цзыюань! У меня такие же дорогие одежды, как у тебя! Так что я ничем тебя не хуже, и я уже не деревенщина! Кажется, она собиралась сказать что-то еще. Мадам Юй, понимая, что ее выдержка на пределе, покинула комнату, хлопнув дверями так, что по деревянному полотну пошли трещины. ...Ее мальчик пришел в себя через несколько дней, но был так слаб, что не мог и чашу с водой удержать. Цзыюань поддерживала ему голову, помогая напиться, и потом осторожно кормила пустым рисовым отваром. Ее сын был очень, очень сильным, пусть бы она и не могла никому об этом рассказать. С самого рождения, пусть бы он и увидел свет слишком слабым и недоношенным, Ваньинь цеплялся за жизнь и был упрям, отказываясь умирать. Наверное, Цзыюань гордилась бы стойкостью своего мальчика, если бы не понимала – ему больно. ...Взрослый заклинатель, полный сил и энергии, может умереть, выпив за раз десять пилюль для страсти, которыми торговали в каждом борделе. Ее сыну было одиннадцать, когда его украли и угрозами заставили проглотить тридцать восемь. Ваньинь выжил. Но любой удар, любой толчок, даже просто жесткая изнанка на вышивке или грубый шов на одежде причинял ее мальчику ужасную боль. ...Об этом нельзя было говорить. Цзыюань понимала, что если Фенмянь узнает об этом, то изобразит скорбное лицо, скажет что-то вроде «какая жалость, мальчик стал безумен» и запрет Цзян Чена в дальнем павильоне, где тот и умрет спустя какое-то время. (После того, что произошло с ее сыном, она порой ловила задумчивые взгляды своего Супруга, когда он смотрел на Ваньиня. Словно... ...Словно бы он знал, что произошло, но не мог понять, почему не вышло нужного эффекта) ...Через три дня в Пристань Лотоса из Столицы вернулся Фенмянь, и сказал, что все уладил. Он подарил своей деревенской девке в богатых шелках еще одну безвкусную дорогую шпильку для волос, вручил Яньли изящную подвеску в шкатулке, и привычно же сделал вид, что не замечает на причале саму Цзыюань. Ну да, перед расставанием она на него кричала, что Лорд Цзян снова играет в фаворитизм и Наследника никак не накажет, и потому не была достойна никакого подарка. Пусть. ...А спустя две недели, почти за день до празднования дня совершеннолетия Ваньиня, Фенмянь снова отправился в столицу, взяв с собой обоих сыновей и ее саму. Дева Су маялась горлом, подхватив простуду от Яньли, которая уже почти выздоровела. Лорд Цзян же пообещал Цзыюань, что собирается заглянуть к Лорду Цзинь, и раз уж его главная Супруга дружна с Пурпурной Паучихой, то пусть они встретятся. (Она почему-то сразу подумала, что такая любезность слишком подозрительна) ...Цзыюань честно старалась держать себя в руках. Молчала, не став снова высказывать претензии Господину, что тот снова в гостинице снял одну комнату для мальчиков. (У Фенмяня же была прекрасная крошечная резиденция в Столице. Ухоженная, с собственным прудом и небольшим садом. Была раньше. А потом он влез в долги и продал ее) В любом случае, мадам Юй соскучилась по своей подруге и была готова уступить, лишь чтобы с ней встретиться. ...А потом все произошло. И так стремительно, что, пусть и прошло лишь несколько часов, она не могла сказать точно, что было раньше. То ли то, что Фенмянь ей сообщил о том, что сегодня Ваньиня заберут в резиденцию Главы Лю, дабы сделать его Наложником для единственной дочери старой карги. И что Цзыюань следует попрощаться с сыном. Для безумной, больной на голову Лю Аи, про которую знали все, что она самолично кастрировала всех своих младших альф, и увлекалась... Всяким. (Лорд Юй всегда смотрел на выгоду. Но он отказался выдать одного из своих сыновей за дочь Лю Джиао, когда та пришла с предложением о помолвке. Очень выгодным. – Ни один из моей семьи не свяжет себя узами с Лю. Никогда. – Заявил он, демонстративно уничтожив пергамент. – Сколько бы денег не предложила эта стерва) ...То ли то, что Цзыюань утром заглянула в комнату мальчиков, и распахнула дверь в тот момент, как Наследник, придавив ее сына к постели, очень характерно толкался бедрами, сомкнув зубы на горле Ваньиня. – И кто это сделал? – Равнодушно уточнила Лорд Фэн Айва. – ...Наследник Лорда Цзян. – Едва слышно выплюнула мадам Юй с неприкрытой ненавистью, не в силах сдержать собственные эмоции. У нее все еще болела ладонь – с такой силой она залепила Наследнику Фенмяня пощечину, когда он, неловко соскочив и попытавшись подтянуть приспущенные штаны, что-то блеял про «баловство, мадам Юй, мы просто с А-Ченом играем! И вообще, ему нравится!» И. Смел. Улыбаться. Будто и в самом деле собственническая кровавая метка на шее собственного брата и дрочка – это баловство. Наследник, имени которого Цзыюань обещала себе никогда не произносить, от пощечины отшатнулся, и прижав ладонь к покрасневшей щеке. – ...Ну, признаю, я чуть-чуть сильнее прикусил. – Пробормотал он негромко. – Но я просто не удержался – омежий запах очень сладкий! Омежий. Наследник Цзян, сын деревенской идиотки с богатыми тряпками и скудным умишком, не просто натворил дел в чужой резиденции – он порвал наряд на чужом омеге и украл лоскут от рукава. И, принуждая ее сына к насилию, подсунул себе под нос этот демонов лоскут, отчего и не сумел сдержать себя, поставив метку. (А он хоть в чем-то мог сдержаться? Мог подумать о последствиях собственных решений хотя бы на минуту вперед?!) Цзыюань, осознавая, что больно дергает за руку, сдернула сына с его постели и вытащила из гостиницы. Резиденция Лорда Цзинь располагалась далеко. Гораздо дальше, чем поместье Фэн. А Цзыюань не знала, как много у нее времени до того, как ее схватят и заберут сына. Заберут, чтобы отдать в руки чудовищу в человеческом обличье. Ее мальчик, цепляясь за ее руки, крупно дрожал. – И как же я поясню общественности, откуда у меня младший сын Лорда Цзян? – Равнодушно, словно проверяя ее, уточнила госпожа Фэн. – ...У вас есть омега. – Понимая, что собственный голос ей уже отказывает, пробормотала Юй Цзыюань. – Вы можете обрядить моего сына в его одежды и сказать, что он раскрылся омегой. Есть закон... Если сбежавшего омегу без охраны и присмотра пометить на своей территории, он станет собственностью. Такая их природа. ...Это было ужасно – даже произносить подобные слова. Цзыюань сама отдавала своего сына на участь постельной игрушки, обрекая на ужасную жизнь, понимая, что никогда его больше не увидит. Она сама, своими руками открыла горло своему мальчику, чтобы женщина, что пообещала искалечить его, поставила метку. Новую метку поверх той, что, «балуясь» поставил Наследник. ...Ее А-Инь будет ее ненавидеть. И будет полностью прав. Возможно, Цзыюань все же не способна никого любить, даже собственных детей. ...Но ее мальчик хотя бы будет жить, а не умрет под безумным чудовищем, что потрошит наложников ради прихоти. Госпожа Фэн смотрела равнодушно. Спокойно, будто замершая гладь подземного озера, и в светлых глазах ее нельзя было рассмотреть ни единой эмоции. Если она откажется... Цзыюань не успеет добраться к дому Лорда Цзинь, даже если бы умела летать на мече. – Мадам Юй, ты уверена? – Наконец спросила Лорд Фэн Айва. – Кому Лорд Цзян продал твоего сына? Цзыюань судорожно кивнула. – Главе Лю. Единственный Супруг Госпожи Фэн, оставаясь стоять босиком на крыльце, возмущенно выдохнул, но ничего не сказал. Фэн Айва вздохнула. Посмотрела в сторону, разглядывая вышедшее из-за заборов и крыш бледное зимнее солнце. – ...Хорошо. Твой сын раскрылся омегой, испугался насилия со стороны собственного брата-Наследника и сбежал. Удрал в мою резиденцию, где я его пометила. – Наконец произнесла Госпожа Фэн. Перевела взгляд на Цзыюань. – Как хоть зовут твоего мальчика? – Цзян Чен. Ваньинь. – В горле у мадам Юй встал горький ком. – Ваньинь. – Повторила Лорд Фэн. – Хорошо, Вторая Супруга Лорда Цзян. Пока ты не вышла за ворота, ты еще можешь передумать. Цзыюань хотела. ...Возможно, будь она чуть глупее или храни хоть еще каплю любви к своему Господину, она бы вернулась в гостиницу и попробовала бы заставить Фенмяня изменить свое решение. Попыталась бы его отговорить. Или кричала бы в попытке хоть так достучаться до его сердца. Она не могла позволить себе быть слепой наивной дурой. Лорд Цзян не изменит своего решения, как не сменил равнодушие на любовь даже после десятков целителей, что в один голос говорили о том, что Ваньинь – его сын. Юй Цзыюань осторожно развернула своего сына. Обняла, понимая, что в последний раз прикасается к своему мальчику. ...Она должна была обнимать его чаще. Ей нужно было чаще говорить Ваньиню, что она его любит. Что гордится его стойкостью. Потому что сейчас, едва оправившийся от наказания и лихорадки, еще слабый, переживший метку от брата-Наследника, а теперь отданный в чужую семью на поддельную роль омеги, ее мальчик не плакал. (Он будет ее ненавидеть. И будет прав) – Пожалуйста, будь сильным. – Попросила Цзыюань, прижимаясь щекой к виску своего мальчика. А потом разжала руки, легонько подталкивая его в сторону Госпожи Фэн. Поклонилась так низко, как могла. И развернувшись, покинула двор чужой резиденции через приоткрытые ворота, сумев не замереть и не обернуться. Не посмотрев в последний раз на своего первенца, которому не была в состоянии дать ничего, кроме новых мук. Она вернулась в гостиницу с высоко поднятой головой, ощущая, что душа ее, разбитая и растоптанная, хрустит под ее обувью, и чувствуя пустое оцепенение и ненависть к себе самой за то, что не нашла иного пути. Замерла перед дверью в покои, которые снял Фенмянь. – ...Мы просто баловались, отец! Ничего серьезного... – Доносился из-за двери оправдывающийся голос Наследника. – А мадам Юй что-то перепутала и... Ей наверное сон плохой приснился... Юй Цзыюань глубоко вдохнула. Выдохнула. Толкнула незапертую дверь рукой. – Баловались?! Вот что ты своему отцу и Лорду говоришь?! – Рявкнула она с порога, больше не скрывая ни своих чувств, ни эмоций, и испытывая какое-то истощенное удовлетворение. – А может, ты расскажешь, что поставил своему брату метку, учуяв омежий запах?! Лоскут от чужой одежды Цзыюань выбросила в канаву, возвращаясь уже одна. И как он вообще оказался в ее руках? Она и не помнила. – Омежий? – Переспросил Цзян Фенмянь. – О да! Или это тоже «ничего серьезного», и «ребенок баловался»?! Добаловался! Ваньинь сбежал и я не смогла его остановить! А Наследник, вместо того, чтобы честно все доложить тебе или хотя бы броситься за братом в погоню, – Цзыюань пнула низкий столик, переворачивая пустые тарелки, – спокойно завтракал с тобой и не сказал ни слова, верно?! Хотя чего это я недовольна – это же А-Сянь! Лорд Цзян, нехорошо побледнев, перевел взгляд с Цзыюань на сына. На любимого сына, который «всего лишь ребенок, он не хотел ничего дурного!» – А-Сянь, почему ты не сказал об этом? – Ах, конечно! – Юй Цзыюань скривилась в отвращении. – Ваньинь же всего лишь твой младший сын, и то, что он раскрылся омегой может волновать лишь меня! Что, Фенмянь, ты и теперь спустишь все своему ненаглядному Наследнику, или хотя бы ради приличий поможешь мне найти НАШЕГО сына?! ...Это походило на ледяную, но от этого еще более сладкую месть. Потому что Фенмянь отправил на поиски всех слуг, с которыми они прибыли, и прочесывали улицы до самого заката, но Ваньиня так и не нашли. Цзыюань хладнокровно перебила всю посуду, уже ничего не страшась. Господин не мог больше забрать у нее ее мальчика, и никаких иных рычагов давления на нее не имел. А рассказы Наследника, что у его брата якобы был «кусочек одежды от настоящего омеги, и вообще у него пусть и мелкий, но узел» Фенмянь пропускал мимо ушей, впервые не слушая чужие оправдания своего А-Сяня. Не сдержавшись, Цзыюань швырнула чайник в голову Господина (снова не попав), и судорожно, истерично засмеялась, размазывая по щекам тушь. – Ну что, Фенмянь, твой Наследник снова сотворил «всего лишь недоразумение»?! Я что-то перепутала?! Мне сон плохой приснился?!! Как на этот раз ты выгородишь своего любимого сына?! Она смеялась и плакала до тех пор, пока Лорд Цзян не позвал целителя и тот не напоил ее успокаивающим травяным сбором. ...Она оплакивала своего мальчика.