Ничья

      Солнце слепит, ударяя яркими лучами по глазам и Головин не в силах больше терпеть, разворачивается к светилу спиной. Ноги неприятно ныли и гудели, напоминая об ударном матче, но сейчас — после свистка можно расслабиться и выдохнуть, вдохнуть полной грудью. Отвлечься от игры, хотя бы попытаться это сделать. Не выходит. Чертова ничья!..       — Выдохся? — слышится за спиной спокойный голос Далера, сопровождаемый французской речью проходивших мимо футболистов.       Саша невольно вздрагивает, когда на плече оказывается чужая ладонь, сжимающая напряженные мышцы самую малость.       — Еще чего, — раздраженно хмыкают в ответ и Кузяев лениво убирает руку. — Просто повезло вам, — Головин не оборачивается, невидяще смотрит куда-то на трибуны. — Мы бы дожали, — Саша оборачивается и невольно хмурит брови, всматриваясь в лицо собеседника.       — Ну да, конечно, — губы трогает легкая улыбка, уголки немного ползут вверх и Далер даже не пытается это скрыть.       Солнечные лучи золотят беспорядочно растрёпанные волосы, блестящую от пота кожу и теплые карие глаза, в которых ни тени насмешки. Головин невольно засматривается, ловя себя на этой мысли только тогда, когда Далер аккуратно берет его за запястье, плавно проводит большим пальцем по мягкой коже. Хватка становится чуть сильнее.       — Знаешь, мне без разницы, кто именно сегодня был ближе к победе, — Саша приподнимает брови и опускает взгляд на руку, всё ещё находящуюся в теплой ладони Далера, но не отстраняется. — Я знаю одно — мы выложились на полную, что-то могло пойти не так, ошибки в обороне, атаке, неправильные установки, стратегия и прочее. Закономерная ничья.       Головин кивает, соглашаясь с разумными доводами, но внутри все так же сидит поганая мысль, въедавшаяся всё глубже. Какая-то несправедливость, перекрывавшая здравый смысл и портившая все настроение.       — Да, наверное, — наконец произносит Саша и закусывает губу, колеблется.       Пары секунд хватает для принятия единственного правильного решения. Не обращая внимания на сновавших туда-сюда футболистов, заключает Кузяева в крепкие объятия. Далер, явно застигнут врасплох, но приобнимает в ответ, кладя руку на талию и мягко поглаживает, словно пытаясь подбодрить. Но ведь у самого где-то внутри разворачивается чувство неудовлетворенности. Ведь мог сыграть лучше, мог помочь команде, мог забить. И везде это чертово «мог».       Саша молчит, слышит как собственное сердце непозволительно громко стучит, так что пульс бьет по ушам и цепляется пальцами в ткань чужой футболки. Теплое дыхание Далера приятно щекочет кожу, вызывая непрошенные мурашки. Ощущуение чужого тела, ладони, по-хозяйски расположившейся на талии, мягкого голоса, шептавшего какие-то подбадривающие вещи, сводили с ума.       Кажется, что они уж слишком много стоят в обнимку, не замечая ничего вокруг. Но как известно, когда кажется, креститься надо.       — Кстати, когда ко мне собираешься? — подает голос Головин и отстраняется. Взгляд отводит, смотрит на бутсы, мнет газон.       Кузяев берет за руку и чуть тянет на себя, не заботясь ни о чем. Смысл сейчас имеют только они. И абсолютно все равно какие снимки наделают фотографы. Саша подается следом и хмурится, видя, блестящие на солнце карие глаза, а вместе с тем и игривые искорки, которые не в силах исчезнуть.       — К тебе? — переспрашивает Далер и заразительно улыбается, а Головину очень хочется улыбнуться в ответ, но приходится закусить губу и сделать максимально серьезное лицо. Запускает руку в волосы и слегка взъерошивает мокрые от пота пряди, неприятно липнущие к коже. — Скоро.       Головин искренне улыбается и уже было тянется с явным намерением обнять, но на полпути прерывает окрик тренера, разрушившего всю атмосферу.       — Ловлю на слове, — кидает напоследок Саша и убегает, скрываясь в подтрибунке, провожаемый долгим заинтересованным взглядом.