Искра жизни

      Он лежал, чувствуя, как отчаяние снова и снова охватывает его с головой. Разрушающие мысли, как слайды, проносились в мозгу стремительным потоком, сметая всякие смыслы, которые Аккерман пытался выстраивать в своей новой реальности. Возможно, ему бы хотелось вылечиться от этого, но он не мог по-другому: защитные рефлексы глубоко въелись в кожу и всегда были необходимы ему, чтобы выжить. Леви, безусловно, умел принимать важные решения, говорить вещи, которые никогда и никому не хотелось бы говорить, и хоронить людей, ушедших из его жизни. Самые отчаянные мысли пчелиным роем клубились в его голове, чувство вины скребло душу черными кошками каждую ночь, которая, как всегда, забирала последние силы бороться, разрушала его изнутри. Ведь он знал, что ночь приносит кошмары на своем лунном хвосте, накрывая его словно колючим одеялом. Вот и сейчас, изможденный мыслями, Леви просто устало закрыл глаза и провалился в сон.       Сегодня он оказался в лесу гигантских деревьев: в том самом месте, где едва не погиб после внезапного взрыва, устроенного звероподобным Зиком. Рядом с Леви, облокотившись о дерево, сидела довольная Ханджи. — Эй Леви, а знаешь, когда я спасла тебя от йегеристов и заштопала, единственным желанием в тот момент в моей голове было желание остаться здесь с тобой. Зажить другой жизнью, обрести спокойствие. Понимаешь? — Ханджи мечтательно заулыбалась. — Ты бы охотился на животных, а я варила сногсшибательное рагу на костре. Пальчики оближешь! Но вот стоило тебе только очнуться и сразу планов настроил по спасению человечества. Даже помечтать не дал, — девушка обиженно надула губы и обернулась к Леви. — Очкастая, лесных грибов объелась что ли? Какая к черту охота и рагу, когда тысячи колоссальных титанов двинулись в свой марш. Сама знаешь, что тогда нельзя было иначе, — покосился на нее Леви. Уже вошло в привычку болтать со старыми товарищами из разведкорпуса, стоило ему только опустить голову на подушку. Видать, сегодня был черед Ханджи.       Сначала Леви считал такие видения своего рода спасением, ведь приятные воспоминания из прошлого, связанные с его друзьями, были чуть ли не главной отрадой в его потерянной жизни. От таких разговоров веяло теплом и тоской по былому, но потом сердце сжималось тисками вины по тем, кто погиб ценой его неверных решений. Кошмары имели одинаковый финал – подталкивали Леви оборвать свою жизнь и присоединиться к старым товарищам. Иногда ему виделись собственные руки по локоть в крови, а иногда он стоял на трупах своих сослуживцев, испытывая звериный ужас. И повсюду лишь кровь, трупы, боль. — Ну а сейчас что? — не унималась Ханджи, — может пора принять мое предложение и обрести, наконец, покой? Мать твою, Леви, надоело уже смотреть на твою угрюмую физиономию. Все будет как прежде, только возвращайся к нам. У нас там весело, все же свои: Эрвин, Петра, Майк, Фарлан с Изабель, — все ждут только тебя. — Леви увидел, как вдали показались образы ребят из разведки, радостно улыбающихся ему. Сердце болезненно сжалось. В такие минуты хотелось бежать к ним навстречу со всех ног. — Считаешь, мне уже пора умирать? — тихо спросил Аккерман, обреченно облокачивая затылок о дерево. Ханджи вдруг замолчала и серьезно посмотрела на мужчину. — Считаю, что ты достоен быть счастливым, Леви. Ты думаешь приятно наблюдать, как ты целыми днями сидишь в своей гребаной инвалидной коляске без всякого смысла в жизни? Совершенно один. А здесь ты снова сможешь ходить, разговаривать с нами, отпустить всю боль. Ты угасаешь, хоть сам все еще продолжаешь механически выполнять один и тот же ежедневный набор действий. Идем со мной? — Ханджи резко вскочила и протянула Леви руку.       «Я слишком устал, — подумал мужчина. — Вся моя жизнь были они», старые друзья вновь показались яркими тенями вдали, и он решительно поднялся вслед за боевой подругой, но не успел сделать и пары шагов, как сзади него из леса раздался душераздирающий крик:       «Стой, останься».       Кто-то кричал ему так, будто от этого зависел весь дальнейший мир. Крик пробирал до костей, забирался под кожу, и был наполнен таким отчаянием, что Леви просыпался в холодном поту с тысячами колючих мурашек, отбивающими дрожью по его телу. Он думал, что уже ничто не сможет внушить ему такой животный первобытный ужас, как эти бесконечные кошмары — верные спутники ночи.              Как бы он ни старался, у него никак не получалось обернуться, чтобы увидеть источник такого вопля, который раз за разом останавливал мужчину в шаге от освобождения его души из этого гребаного мира. Мира, где он отныне был бесполезен. И даже голос кричавшего не казался Аккерману знакомым, и сколько бы подобных снов он не видел, этой тайны ему было не дано разгадать. «Пора бы уже перестать обращать внимание на чертовщину с криком», — думал он, однако, стоило ему только услышать его во сне, как ноги словно прирастали к земле, не давая больше сделать ни шага вперед. Это мгновение внушало ему едва уловимую надежду, что в реальности он все еще действительно нужен кому-то. И эта слабая искорка в нем была сильнее смерти.       Все еще обдумывая историю с кошмарами, лежа в кровати, Леви покосился на свою руку, сжимающую острый клинок. «Тц, даже убить себя нормально не могу», — пронеслось в его воспаленном мозгу. Каждый раз во время сна мужчина неосознанно выхватывал спрятанный под матрасом нож. Леви знал: стоит только пойти в своем кошмаре до конца, и он убьет себя. Он, который всегда решительно сражался за жизнь. Вот так ирония.       После таких ночных видений настроения с утра больше не было. Да и что еще ему, по сути, оставалось в его ежедневной рутине: ешь, да спи, читай книжки и газеты: «Как животное».       Поток «воодушевляющих» утренних размышлений прервал звонок в дверь, после которого в гостиную влетели Габи и Фалько. — Стучать не учили, мелюзга?       ***       После гула земли прошло уже 4 года, и все это время ребята были верными товарищами для Леви, опекали и заботились о нем. Именно настырность Габи и связи Оньянкопона привели Леви к лучшим хирургам Марлии, которые приняли за честь прооперировать поврежденную ногу «спасителя человечества». Но, увы, встать с коляски ему это так и не помогло, необходима была ежедневная и упорная реабилитация. Аккермана эта новость поначалу сильно воодушевляла, но по прошествии трех лет прогресса достигнуть так и не удалось, и мужчина совсем перестал питать надежды на то, чтобы подняться с коляски. Возможно, причина была в том, что он не понимал, а что ему, по сути, делать дальше.       Экспедиция команды разведкорпуса и воинов Марлии под предводительством Армина прошла более чем успешно. Команде удалось при поддержке Хистории, которая вспомнила последний разговор с Эреном, донести истинную историю человечества до народа. Хистория смогла направить вектор людей на развитие технологий Парадиза, демобилизовать войска йегеристов, при этом сохраняя армейскую службу и воинскую обязанность. Из соображений безопасности, а также по условиям самих йегеристов, команда разведкорпуса была вынуждена все равно покинуть остров и обосноваться в Марлии, а именно в Ребелио. Факт того, что бывшие предатели вернутся на Парадиз, принять категорически не могли.       Оставшееся в живых дееспособное население Марлии за 4 года смогло восстановить бывшее гетто Ребелио, в котором больше не было места стенам, разделяющим марлийцев и элдийцев, однако полевые лагеря все еще сохранялись: там в основном жили сироты и одиночки. Габи и Фалько вели активную деятельность и практически все время были заняты либо посадкой растительности, либо в отдаленных полевых лагерях, помогая выстраивать жилищные условия для выживших, а в свободное время, которого категорически не хватало, занимались с Леви, так что по сути капитан большую часть времени проводил один.       Аккерман конечно же понимал, что так не может продолжаться вечно. Он замечал, что бывшие коллеги по разведкорпусу начали активно заниматься обустройством собственных жизней. Армин и Энни поселились в городе, и вскоре у них появился малыш, Райнер во всю приударил за местной активисткой, занимающейся развитием сельского хозяйства в пригороде, и, ко всему прочему, внешне схожей с королевой элдийцев на Парадизе. Жан заделался знатным ловеласом, но все чаще бросал двусмысленные взгляды на угрюмую Пик. Конни женился на девушке из сиротского лагеря и вовсю готовился к появлению первенца. Да и Габи с Фалько со временем заведут потомство, и на кой черт им калека в доме? Только Микаса втайне осталась на Парадизе, невесть как добравшись до туда после гула земли. Она была не в силах отпустить прошлое, но ее как будто такой расклад вполне удовлетворял.              Леви чувствовал себя лишним на таком празднике жизни, жалким переработанным материалом, выброшенным на обочину жизни. Это укрепило его в мыслях переехать от Габи и Фалько, выбрав себе скромный домик в пригороде. Расположение дома по мнению капитана было подходящим — вдали от городской суеты, где он мог по-настоящему уединиться, разобраться с кошмарами. К тому же, дом стоял на вершине крутого утеса, с которого открывался прекрасный вид на океан и отстраивающийся заново Ребелио. Аккерман упорно бежал от людей и от себя, не мог найти свое место среди нового мира, не мог вернуться на Парадиз, не мог нормально перемещаться - ничего не мог. И он все больше злился и злился на себя, на свою жизнь, которая вяло тянула его в какое-то только ей известное завтра. Фалько и Габи были в ужасе после заявления капитана о переезде, но внутренне понимали, что это было неизбежно, учитывая, как редко они бывали дома, однако Габи героически отстояла право на поиск сиделки-помощницы для Леви.       «Вот еще, мистер Аккерман, вы будете один убираться в доме каждый день, готовить еду и заваривать себе чай, а как же реабилитация? Раз уж вы приняли такое решения, я позабочусь, чтобы подыскать подходящую кандидатку. Так ведь и от одиночества помереть недолго. Ну а мы с Фалько будем навещать вас по выходным, не отделаетесь от нас», — тиражировала Габи. Леви лишь угрюмо закатывал глаза, признавая довольно затруднительным вести быт на коляске, поэтому под ежедневным напором, с которым Габи набрасывалась на него, пришлось согласиться. – Она должна быть чистоплотной, дисциплинированной, хорошо заваривать чай и не лезть ко мне с разговорами – большего и не прошу, – отчеканил Аккерман. – А красивой должна быть? – лукаво улыбнулась Габи, подмигивая Фалько, и вопросительно глядя на Леви. – Еще одно слово, и я передумаю.