Зима повсюду

Прошли часы. Слуги принесли ей еду и питье, а затем Один попытался убедить ее вернуться в их покои, но она лишь покачала головой и отказалась пошевелиться. Вместо этого принесли в склеп скамью и уговорили ее лечь, и она сделала это, чтобы их успокоить, но не уснула. Она держала в поле зрения помост, держала в поле зрения Локи, не совсем понимая, чего она пытается этим добиться, но боясь отвести взгляд хотя бы на мгновение. Один пришёл и ушёл. Он снова стал королем, обязанности легли на его плечи и окутали его, как плащ, создав между ними непреодолимую дистанцию. Его горе снова должно было стать для него вторым, а его царство — первым. В этом было что-то знакомое. Он был тихим, мало говорил и осторожно прикасался к ней, сообщая о своих движениях. За это она была благодарна. И тогда он подошел к ней и сказал, что пора. Он со всем справился. Она знала об этом. Он встретился с Лауфеем, рассказал ему правду и договорился о передаче павших йотунов, включая Локи. Он разобрался с Тором и охранял его. Он не беспокоил ее ничем из этого. Она встала, подошла к помосту, положила руку на руку Локи. Измученное, грустное выражение лица. Ребенок. Локи прожил едва ли тысячу лет, и он не пережил и месяца после того, как его тайна была раскрыта. Она не могла- Она- Она кивнула, и эйнхерии вошли и подготовили Локи к транспортировке. Дорога до Бифроста прошла в молчании. На улицах было много людей, наблюдающих за происходящим, но Фригга едва их замечала. Одину пришлось объявить о наследии Локи, поскольку его тело не было прикрыто. Рассказал ли он им также, кто убил Локи? В какой-то момент ему придется это сделать. Где-то за ними следовала процессия других павших йотунов. Делегация йотунов ждала внутри обсерватории, а Лауфей стоял впереди остальных, возвышаясь над асами. Его взгляд мрачно скользнул по ней и Одину, а затем упал на ладью, в которой находился Локи. Холодная, ужасная ярость вспыхнула в его глазах, челюсти напряглись. И она могла видеть черты лица своего сына в линиях скул Лауфея, в том, как работали мышцы его челюсти. Однако глаза были другой формы, как и нос. - Итак, после того, как вы украли у меня моего сына, Один Борсон, вы возвращаете его мне мертвым, - сказал Лауфей, все еще глядя на тело. - Тогда мы были уверены, что ты убил его. Но нет, вы его похитили, а теперь возвращаете мне через тысячу лет, но только для того, чтобы похоронить. Однажды ты заставил меня оплакивать его смерть; теперь ты просишь меня оплакивать это во второй раз. И все потому, что Один Борсон боится древних сил Йотунхейма. Один посмотрел на великана ничего не выражающим взглядом, но ничего не сказал. Лауфей встретился с ним глазами, его ярость вспыхнула еще ярче, руки сжались в кулаки. Другой йотун шагнул вперед и поднял руку, словно собираясь положить ее на плечо Лауфея. Но Лауфей разжал кулаки, хотя его челюсть оставалась напряженной, а глаза были полны ненависти. Другой йотун снова отступил назад. - И ты, - сказал Лауфей, обращаясь теперь к Фригге. - Полагаю, вы играли роль матери? - Да, - сказала она после паузы, которая, несомненно, была слишком длинной. Было… трудно встретиться взглядом с Лауфеем. Она как будто видела в них что-то зеркальное, и она… - У вас родился мертвый ребенок незадолго до того, как ваш муж принес вам моего ребенка? Она кивнула. Значит, Лауфей уже тоже знал об этом. - И были ли вы тогда благодарны за то, что ваш муж забрал этого ребенка у своих настоящих родителей, чтобы заменить вашего мертвого? Вам было безразлично, каким тяжким будет горе матери, носившей его в утробе? - Нет, - сказала она. Ее голос казался… странным. Слишком слабым. - Но, тем не менее, вы согласились стать соучастником этого отвратительного преступления и мук совести не испытывали? - Нет, - сказала она честно. Не без мук совести. Не без стыда. - Одина я бы… не убедила, — сказала она, не обращая внимания на то, что выступает против собственного мужа, против собственного короля. Это длилось слишком долго. Слишком долго она его прикрывала. - Мне нет оправдания, — добавила она, потому что это тоже была правда. Лауфей склонил голову, точно так же, как это сделал бы Локи, и его взгляд потерял часть ледяной ярости, стал горестным. Он осмотрел ее. - Кем ты была, скажи мне правду, - сказал он. - Вы были его матерью или его похитителем? - И то, и другое, - сразу сказала Фригга. Она заметила, как заламывает руки. - Я была… и тем, и другим. Она знала, что нужно сказать больше слов, если она хочет по-настоящему объяснить, заставить Лауфея понять. Как Один положил этого ребенка ей на руки, сказав, что это принц-маг. Что он не мог оставить позади такого могущественного будущего врага, но и не смог заставить себя убить младенца. И она знала, какое преступление они совершают, но поскольку Один был полон решимости сохранить его (как заложника, как сына), она не могла дать этому ребенку меньше, чем всю свою любовь. В конце концов, Локи ни в чем не виноват – по крайней мере, в этом Один был с ней согласен. И даже несмотря на то, что его похитили, разве ему все еще не нужна мать? А потом прошли десятилетия, и она заставила себя забыть… - Это не вина Локи, — внезапно почувствовала она сильное желание сказать это. — Ничего об этом… вообще ничего. Пожалуйста, отомсти мне, если хочешь, но нет… — Фригга, — прошипел Один. Но Лауфей выпрямился, и снова что-то в его глазах изменилось. Как будто он тоже вдруг узнал зеркальное отражение. - Локи вернется на лед со всеми почестями принца Йотунхейма, — сказал он полным печали голосом - Я носил его в утробе, я носил его на руках, новорожденного, и теперь с такой же заботой отнесу его к месту последнего упокоения. Не волнуйся, Фригга Фьёргиннсдоттир. Ой. Лауфей была матерью Локи, а не его отцом. Фригга… не знала этого. Она стояла перед матерью Локи, она, фальшивая, и они отдавали труп Локи и... Мир был серым. Кто-то взял ее за плечо, поддержал, так что, возможно, она снова падала. Она выпрямилась. Кивнула. Лауфей (мать Локи) все еще внимательно смотрел на нее. - Вы можете прийти, - сказал он тогда. - Что? - спросил Один в недоумении. - Только ты, Фригга Фьёргиннсдоттир, — сказал Лауфей, ни разу не взглянув на Одина. — Ты можешь сопровождать Локи в Йотунхейм к месту его упокоения во льду. Вы можете позаботиться о том, чтобы во время последних обрядов к нему относились со всем необходимым уважением. Я разрешаю это и клянусь Норнами, что гарантирую вашу безопасность на протяжении всего вашего пребывания в Йотунхейме. - Об этом не может быть и речи, мы никогда не соглашались… - Я принимаю, - сказала Фригга, игнорируя Одина и глядя только на Лауфея. И Лауфей кивнул. - Тогда так и будет.