***
Вот загадка – слушал Юра, вроде бы, ушами, а болели почему-то глаза. А от них начинала тупо и тяжело пульсировать голова. Приткнувшийся на стуле напротив Макс тоже периодически стягивал очки, тер и без того красные глаза, вздыхал и вообще вид имел на редкость не выспавшийся. Каждый раз, когда он подносил руку к лицу, сидевший у него на плече Капитан начинал протестующе пищать и то и дело пытался поймать пальцы Макса своими крохотными черными ручками. Выглядел цум Максима так, что с определенной точки зрения вполне мог сойти за ночной кошмар. При удачном освещении – за милую застенчивую чупакабру. Острая белая треугольная мордочка была оснащена огромными черными ушами и любопытными зелеными глазами. А небольшое хрупкое тельце – длинным пушистым хвостом. Но больше всего Юру поначалу пугали передние лапы этого существа – чем-то смахивающие на очень худые человеческие руки, но с кошмарно длинными пальцами. Именовалось это существо «ай-ай», и, помнится, Ларс, впервые увидевший цума Макса после перерождения, поржал, что, видимо, встретившие этих тварей люди только на этот звук и были способны. Максим даже не подумал обижаться. Он сиял от счастья, как начищенный чайник. Еще бы, не каждый день встречаешь свою родную душу. Даже если цум после этого превращается в какое-то порождение тьмы. Обретший новую форму Капитан смотрел на всех важно и покровительственно, что очень шло его причудливой мордашке. −Я уже не могу их слушать. – передернул плечами Юра, меняя в проигрывателе диск. Шел уже бог знает какой час отслушивания предполагаемых вокалистов для «Эльфийской рукописи». На улице уже давно стемнело, а окопавшийся на Юриной кухне Самосват, хоть и зевал в кулак, но упорствовал. −Закончим сегодня, раз уж взялись. – Максим тряхнул светлым хвостом и, не глядя, потрепал заворчавшего Капитана. Лежавший на столе Клоди поднял голову, вопросительно цумнул и улегся обратно. Юра задержал на нем взгляд и невольно улыбнулся. Кудрявая густая шерсть цума в свете настольной лампы отливала медью, хотя сам он теперь был золотистый. От данного в 12 лет на радостях имени «Облачко» Юра уже через неделю отказался в пользу более шикарного английского «Клауди». Еще месяц спустя «Клауди» как-то само собой превратилось в «Клоди», да так и осталось. Максим вытащил из стопки еще одну коробочку с диском, сунул в зев проигрывателя и нажал на кнопку. Юра подпер голову кулаком и закрыл глаза. Звонкий летящий голос показался сначала каким-то девчачьим, тем более запись беспардонно сожрала качество. Клоди у локтя вдруг забеспокоился, цумкнул торопливо и подлетел, тычась Юре в плечо. Юра нехотя открыл глаза и встретился с внимательным взглядом Максима. −Клоди, похоже, одобряет. – усмехнулся Макс, кивая на нарезающего круги цума. Юра недоуменно поднял брови. Клоди, не переставая возбужденно цумкать, совершил кругов десять вокруг проигрывателя, наконец, уселся на него, перекрыв собой динамик, и принялся подпрыгивать, как мультяшка. Голос незнакомого вокалиста теперь звучал глухо, но все равно… −Возьмем-ка мы его на карандаш. – Максим азартно подтянул к себе растрепанный блокнот. −А кто это вообще? – Юра осторожно пересадил Клоди себе на плечо и склонил голову, прислушиваясь. Цум затих, прижимаясь теплым боком к шее, и тоже как будто заслушался. Пел парень, а судя по голосу, совсем мальчишка, и правда очень звонко и красиво-высоко. −Егоров из «Колизея». – не поднимая глаз от своего блокнота, сообщил Макс. – По-моему, для Гилтиаса подойдет. −Какой же это Гилтиас? – Юра передернул плечами и скептически качнул головой. – Он же мальчишка. −А что, дракон не может быть мальчишкой? – Максим сверкнул глазами за стеклами очков. – Он же дракон. Он все может. Клоди согласно цумкнул и прихватил Юру зубами за ухо. Вредный цум делал это каждый раз, когда человек, по его скромному цумьему мнению, непростительно тормозил. −Ладно, бог с ним. – устало махнул рукой Юра. – Послушаем вживую, тогда решим. За ухо больше кусать не стали, а с тихим урчанием потерлись о шею, щекоча заодно и щеку. Так Клоди выражал одобрение.***
Рассмотреть невысокого отчаянно-кучерявого мальчишку Юра толком не успел. А мальчишка – надо полагать, этот самый Егоров – едва успел переступить порог студии. Клоди сорвался с плеча маленькой толстенькой кометой и метнулся к нему. Егоров от неожиданности шарахнулся, споткнулся о порог и едва не грохнулся, успев, однако, ухватиться за косяк. Впрочем, Клоди до него не долетел. Ему навстречу откуда-то из капюшона егоровской куртки выметнулось что-то темное, такое же пушистое и упитанное. Цумы закружились по хитровыгнутой траектории, цумкая на разные лады. Потом разлетелись каждый к своему человеку. Клоди завис перед Юриным лицом, радостно цумкнул, окутался белесым туманом и звонко чихнул, разгоняя дымку. Кудрявой морской свинки не было и в помине. Вместо нее отчаянно работал кожистыми крылышками небольшой золотистый дракончик с гордой рогатой головой на длинной изящной шее. Мгновение Юра и дракончик смотрели друг на друга одинаково ошалелыми глазами. А потом крылья хлопнули уже увереннее, и цепкие лапы по-птичьи сжали Юрино плечо. Непривычно-гладкое, но теплое тельце прижалось к шее. −Клоди… − пораженно пробормотал Юра, не отрывая глаз от прижавшегося к косяку Егорова. Голубые глаза вокалиста распахнулись в половину покрасневшего лица. На согнутой в локте правой руке важно восседала белая, как снег, хищная птица вроде сокола, но ощутимо мельче. Звенящую тишину нарушил заверещавший Капитан, одним прыжком оказавшийся у Максима на голове. Чтобы лучше видеть, что ли? Егоров отмер, уставился на Юру насмерть перепуганными глазами, бестолково взмахнул рукой, заставив свою птицу взлететь с недовольным клекотом, толкнул приоткрытую дверь и сломя голову рванул прочь. Сокол заложил красивый вираж и удобно устроился у Юры на другом плече. Что-то пророкотал, будто пожаловался. Клоди шумно и очень по-человечески вздохнул в ответ, и Юра отрешенно понадеялся, что огнем дышать перерожденный цум не умеет. −А че ты стоишь? – поинтересовался стянувший, наконец, Капитана с головы Макс. – Догоняй. Говорил он это, надо думать, Юре, но сокол легко взвился в воздух и деловито куда-то полетел. Юра бегом бросился за ним, рассудив, что своего человека цум уж точно найдет. Цум уверенно пролетел темный коридор, свернув у лестницы не налево – к выходу – а направо. Легко завернул за угол и бесцеремонно приземлился на встрепанную кудрявую голову сидевшего на полу парня. Егоров вскрикнул от неожиданности, но цум уже перебрался ему на плечо, что-то низко и успокаивающе курлыкая, будто и не соколом был, а голубем. −Сириус. – тихонько пробормотал Егоров, поглаживая птицу по гордой голове. – Надо же, какой ты теперь. −Очень красивый. – тихо сказал Юра, остановившийся в нескольких шагах. Егоров подскочил на ноги. Тусклая лампа делала его лицо совсем юным и насмерть испуганным. Клоди переступил лапами по Юриному плечу, фыркнул и опять тяпнул за ухо. Даже в новой фантастической форме у него это получилось аккуратно. −Я Юра. – Мелисов осторожно шагнул вперед, протягивая ладонь. Егоров помедлил, глядя на предложенную руку огромными глазами, но все-таки вложил в нее свою ледяную ладонь и коротко сжал. −Женя. Евгений. −Же-ня… − негромко повторил Юра, отчаянно не желая отпускать эту руку. – Вот, значит, какой ты. Между светлых бровей у Жени залегла трогательная складка. Красивые яркие губы скривились в трудно опознаваемой гримасе. Юра не без труда отпустил его ладонь. Женя шагнул назад, складывая руки на груди, и уставился на свои ботинки. Его, такого тонкого и хрупкого, ужасно хотелось обнять. Только как это сделать, не напугав еще сильнее? Клоди слетел с плеча и закружился у Жени перед носом, будто красуясь. Пару раз ловко перевернулся в воздухе, и Женя невольно улыбнулся. От улыбки его лицо стало как будто еще младше. Господи, ему восемнадцать-то хоть есть? Юра мысленно отвесил себе затрещину, вспомнив дату появления Клоди. −Как его зовут? – тихо спросил Женя, подставляя руку ладонью вверх. Клоди деловито уселся на предложенную посадочную площадку и гордо вскинул рогатую голову. −Клоди. – улыбнулся Юра. – Кажется, от роли Золотого Дракона тебе уже не отвертеться. Женя еле слышно засмеялся. Сокол спорхнул с его плеча и устроился уже на плече у Юры, заглядывая в лицо ярко-синим круглым глазом. −Сириус, верно? – спросил Юра, поглаживая жесткие перья. Женя кивнул. Клоди уже успел перебраться ему на голову и зарыться в пышные кудрявые волосы. −Пойдем обратно? – осторожно предложил Юра. – Иначе Максим пришлет за нами Капитана. А близко знакомиться с Капитаном в потемках чревато инфарктом, инсультом и заиканием. −Да я с ним уже знаком. – Женя пожал плечами и несмело улыбнулся. – Ему тоже мои волосы понравились. −Максиму или Капитану? – со смешком уточнил Юра. −Капитану. – Женя порозовел щеками и тоже засмеялся. – Он мне даже косичку сплел. Еле распутал потом. −Что ж ты его не согнал? −Но он же такой милый. Юра с трудом удержался от нервного смеха. Капитана милым считали разве что сам Максим и его жена. Женя переступил с ноги на ногу, очень явно набираясь решимости, и вдруг сказал, все еще глядя не на Юру, а в сторону: −Извини, что я... Просто так странно, когда всю жизнь рядом с тобой цум, а потом вдруг раз – и находится человек. От Жениных слов внутри как будто пружина развернулась, и Юра с опозданием осознал, что это он прожил почти 13 лет в одиночестве. А Женя… С Женей цум был всегда. Он был с ним всегда. Сделать два оставшихся широких шага оказалось очень легко. Труднее было остановиться и раскрыть объятья, не настаивая и давая выбор. Женя поднял голову, впервые по-настоящему посмотрев Юре в глаза. Прикусил губу, судорожно вздохнул и шагнул ближе, обнимая. Клоди, самостоятельно выпутавшийся из его шевелюры, взлетел и погнался за величаво взмахнувшим крыльями Сириусом. −У вас глаза одинаковые. – прошептал Женя Юре в плечо, обнимая так крепко, будто не только что встретился, а навсегда прощается. −А я теперь понимаю, почему Клоди был такой кудрявый. – хмыкнул Юра и коснулся губами растрепанных золотисто-русых волос. Цумы чинно уселись на спинке невесть как сюда попавшего стула и взирали на своих людей с хорошо читаемым умилением. Высунувшийся из-за угла Капитан склонил набок ушастую голову и задумчиво поскреб в затылке длинным пальцем. Он был слишком воспитанным, чтобы мешать.