***
Лето сменила осень. Медленно, но неумолимо на улице холодало, тут и там на деревьях появлялась пожелтевшая листва. Но будь Туссентская осень даже на порядок холоднее, она никогда бы не сравнилась с промозглой осенью северных государств. Как оказалось, Геральту было необходимо тепло после всего им пережитого. Кое-как удалось спасти небольшую часть урожая, на которую чудом не попала зараза. Пара бочек вина теперь ждет своего часа в подвале. Вряд ли что-то из этого пойдет на продажу, но Геральт был вполне доволен, что за ужином его всегда будет ждать бокал сепременто. Если честно, Геральт попробовал те испорченные ягоды, когда Варнава-Базиль сопроводил его на виноградник, чтобы ознакомить с проблемой. После этого ему пришлось выслушать долгую лекцию от дворецкого о том, что нельзя засорять свой организм чем попало. Геральт вдруг понял, каково было Ламберту, когда его в очередной раз отчитывал Весемир. Неприятно, конечно, но и возразить особо нечего. В общем, все шло своим чередом. Жизнь не стояла на месте, пусть даже если Геральт и чувствовал, что принимает в этой жизни лишь косвенное участие. Сидя теплыми вечерами на лавочке возле усадьбы, Геральт не мог перестать думать о том, как так вышло, что впервые в жизни имея все, он чувствует такую пустоту. Он словно был отброшен на периферию существования, где до него лишь изредка доходила настоящая жизнь. Все потеряло смысл. Доведенная до автоматизма борьба с чудовищами не приносила почти никакого удовольствия, а неспособность по-настоящему вникнуть в дела усадьбы раздражала даже его самого. Было неприятно осознавать, что он, кажется, действительно был способен только мечом размахивать. Раньше он мог хотя бы обманывать самого себя, что будь у него шанс, он бы выбрал себе иную судьбу. А что в итоге? Выходит, он всю свою жизнь был невольным свидетелем того, как чужие судьбы рушатся и восстают из пепла, чтобы в конце концов совсем запутаться, что же делать ему самому. Мысли о чужих судьбах, восставших из пепла, неизменно приводили его к размышлениям об Ольгерде. Ближе к октябрю у Геральта пропали любые сомнения – он либо проигнорировал письмо ведьмака, либо и вовсе его не получил. Проснувшись с ужасным похмельем на следующее утро после отправки писем, Геральт даже не сразу вспомнил о своем идиотском поступке. Лишь во время завтрака Геральта как молнией прошибло, когда он поймал взгляд дворецкого, в котором читалось все, что он о нем думает на самом деле. Поперхнувшись, Геральт спросил: – Отправил? Варнава-Базиль был безжалостен: – Да, сударь, с первыми же петухами. Какое-то время Геральт еще корил себя за то, каким дураком себя выставил перед фон Эвереком, но с каждым днем раздражение на самого себя утихало, ведь вероятность того, что хоть одно письмо найдет адресата, невероятно мала. Так что Геральт продолжил жить свою более или менее комфортную и одинокую жизнь, беря тут и там заказы на чудовищ и гостеприимно встречая своих друзей и знакомых, что порой заезжали к нему. Так и продолжалось, пока однажды в окрестностях Боклера не увидели... Ну... Кого-то. Ведьмачий слух был полезен в бою и поиске чудовищ, но вот в мирной жизни он стал абсолютным проклятием. Геральт в последние месяцы услышал слишком много сплетен: кто с кем спал, кто и от кого родил и где чей-то муж прячет заначку с алкоголем. Порой это становилось невыносимо и Геральт подолгу засиживался в своей алхимической лаборатории, просто чтобы отдохнуть от окружающего шума. В любом случае долго скрываться в подвале не получилось бы при всем желании, так что ничто не могло уберечь его от очередной порции сплетен. И, если честно, кое-что его заинтересовало. Девушки все шептались о каком-то незнакомце, что остановился в корчме "Куролиск". Затачивая карабелу во дворе, Геральт отчетливо слышал их разговор. – Мало говорил, почти не ел, только пил, – говорила одна другой, – но к девушкам не лез, представляешь? А Маргаритке, ну ты помнишь её, она там официантка, так он ей сотню оренов оставил просто так! Другая девушка, услышав все это, пораженно охнула: – Это что за господин такой к нам пожаловал? Первая лишь сокрушенно вскинула руки: – Да вот не знает никто! Имени своего он так и не назвал, будто скрывает чего! Но видно, что человек не простой, сразу взгляд притягивает... Ведьмак еще некоторое время подслушивал их разговор, надеясь услышать еще что-то дельное про незнакомца, но девушки быстро перешли на другие, более обыденные, темы. Слушать про их ухажеров у него не было никакого желания, поэтому он постарался сосредоточить все внимание на своей сабле. Однако предчувствие пожара, что поселилось в груди, игнорировать было невозможно. Вечером того же дня во двор въехал всадник. Стук копыт его скакуна Геральт услышал задолго до того, как удивленные слуги вышли из домов поглазеть, кто же это пожаловал на ночь глядя. Геральт был бы полным дураком, если бы еще днем не понял, что же это за таинственный мужчина в корчме притянул к себе всеобщее внимание. Всадник спешился и эффектно приземлился на землю, осматривая окрестности в поисках знакомого лица. Ну что же, подумал Геральт, по крайней мере, он не разучился выебываться. Издалека казалось, что он совсем не изменился. Уверенный вид, ржавчина волос, кунтуш, распахнутый на груди, и изысканные ножны на поясе. От зорких ведьмачьих глаз не скрылось, что ножны эти больше не были пусты. Наконец, найдя того, кого искал, мужчина уверенной походкой пошел в сторону Геральта. – Ну здравствуй, ведьмак! И все-таки он изменился. Геральт диву дается, насколько же живое сердце не к лицу фон Эвереку. Под глазами залегли почти лиловые синяки, морщины все словно глубже стали, а многочисленные шрамы ярче выделялись на коже. Он выглядел болезненно, будто не спит и не ест вовсе. Неужто забыл, как со смертным телом нужно обращаться? – Погано выглядишь. Ольгерд в удивлении брови поднял, на губах усмешка появилась. Только в усмешке этой и можно было увидеть жизнь настоящую. – А ты, я вижу, радушный хозяин – с порога гостя добрым словом обласкал, – Ольгерд руки на груди скрестил. – Ну а на тебя с нашей последней встречи, наоборот, стало самую малость приятнее смотреть. Геральт тоже усмехнулся и, подойдя ближе, руку Ольгерду протянул. Тот лишь фыркнул и на рукопожатие ответил. Странное предчувствие в груди лишь возрастало, словно он снова впутывает себя в какую-то историю, впутываться в которую ох как не стоит. Было почти неправильно снова увидеть этого человека. – Не думал уже тебя увидеть, Ольгерд. – Если честно, я тоже не думал, что снова встречусь с тобой, – усмешка на губах его растаяла, он вдруг стал совершенно серьезен. – И оттого был удивлен, когда получил письмо от тебя, Геральт. Зачем я здесь? Геральт слегка нахмурился. Неужели он не написал в письме, с какой целью приглашает Ольгерда к себе? С другой стороны, учитывая состояние Геральта в тот момент, вообще удивительно, что Ольгерд хоть что-то понял из писанины ведьмака. Неожиданно со стороны двери в усадьбу послышалось вежливое покашливание. Мужчины обратили свои взгляды на источник шума – на пороге дома стоял Варнава-Базиль и, указывая рукой внутрь, учтиво произнес: – Судари, прошу к столу. Ольгерд удивленно посмотрел на Геральта, приподняв брови, но без вопросов вошел в дом. – Прошу прощения, доставить ли вещи сударя в гостевую спальню? Ольгерд только махнул рукой: – Благодарю, но не стоит, я пока не знаю, услышу ли я то, что убедит меня остаться подольше. За столом воцарилась давящая тишина. Вдруг стало совершенно очевидно, что не нужно было им встречаться вновь. Связанные поневоле злым роком, они должны были разойтись навсегда после победы над коварным демоном. Ольгерд не знал о Геральте ничего, ведьмак же узнал о мужчине слишком много. Вес этого знания не покидал плеч ведьмака. Геральт, сохраняя внешнее спокойствие, поглощал еду, даже не понимая, что именно он сейчас ест, а Ольгерд, кажется, с искренним удовольствием ел каждый кусок, не забыв поблагодарить Марлену за чудесный ужин. Несмотря на то, что Ольгерд явно не понимал, чего ожидать от этой их встречи, он чувствовал себя непринужденно. По крайней мере, он создавал такое впечатление. Было легко забыть, что этот человек получил дворянское образование, когда видишь его исключительно в окружении бандитов или в моменты полного отчаяния. Но убранство усадьбы удивительно гармонировало с ним, будто он всегда здесь жил. Ольгерд, как ведьмак заметил, тоже внимательно за ним наблюдал украдкой, но ему было неведомо, что за выводы он делает. Молчание прервал Варнава-Базиль. – Господин Геральт, не хотелось бы прерывать трапезу, но вы так и не решили, что нам делать с пораженным грибком виноградником, а также хотелось бы узнать, хватит ли нам средств на выплату жалования для всех слуг, и... Где-то на середине этого ужасающего монолога к Геральту наконец вернулась способность говорить. – Ольгерд, у меня к тебе предложение. Мужчина заинтересовано на него посмотрел: – Ну наконец-то! Я слушаю. – Мне нужен человек, который поможет мне в управлении усадьбой. Ольгерд нахмурился так, что все его морщины на лбу проступили еще сильнее. – Не пойми меня неправильно, Геральт, но я не подхожу на роль слуги. – Я не говорю о том, чтобы ты мне служил, – Геральту сложно было объяснить даже самому себе, почему этот человек всегда так действовал на его нервы. Возможно, это была злость на самого себя, ведь лишь собственная минутная глупость поставила его в такое положение, где он должен оправдываться перед Ольгердом. Благо, что выдержка у ведьмака была отменная, так что внешне он оставался невозмутим. – Мы были бы на равных. Ты занимался бы бумагами и прочим. Все доходы от продажи вина делились бы пополам. После секундного замешательства Ольгерд вдруг расхохотался. Ведьмак молча смотрел на мужчину, пока он не успокоился. – Вот уж не знал, что ты мне так доверяешь, Геральт! До чего же хотелось ухмылку эту стереть. К черту учтивость, особенно с этим человеком. Они с самого начала не жалели друг друга и говорили все, что думают. Кроме одного раза, пронеслось у Геральта в голове. Тогда, в святилище Лильвани, Геральт солгал, когда сказал, что Ольгерд со всем справится. Солгал, просто чтобы не делать больнее тому, кто боль почувствовал впервые за долгое время. Отбросив посторонние мысли, Геральт, напряженно глядя в глаза мужчины напротив, проговорил ужасную правду: – Дело не в доверии. Я написал тебе, потому что знал, что если письмо дойдет до тебя, то ты приедешь. Я знал, что терять тебе больше нечего. И ради Ирис, не стал добавлять Геральт, я делаю это ради памяти о ней. Ведьмачий слух не мог пропустить секундное замирание сердца Ольгерда. Мужчина нахмурился и скривил лицо в подобии улыбки. – Ох, вот и она, – Ольгерд раскинул руки в стороны, словно представляя экспонат зрителям, – ведьмачья честность! Геральт ничего не ответил, лишь продолжил смотреть, взгляда упрямо не отрывая, а Ольгерд любой намек на иронию в голосе и облике потерял. – Нихера ты не знаешь обо мне, Геральт, так что иди ты к чертовой матери со своими предложениями. Он резко встал, стул за ним с грохотом повалился на пол, но, не обращая на это внимания, мужчина пошел в сторону выхода. Будто что-то вспомнив, он обернулся прямо перед дверью и обратился к Марлене и Варнаве-Базилю. – Спасибо за теплый приём. Дверь за Ольгердом захлопнулась. Ловя осуждающие взгляды, Геральт вернулся за стол и доел свой чертов ужин. Может, он был неправ, говоря правду так резко, но скрывать это не имело никакого смысла. Не мог же он солгать, что позвал Ольгерда из-за какого-то особенного расположения к нему. Да и Ольгерд не дурак. Должен понимать, что и неоткуда было этому расположению взяться: до победы над о’Димом атаман был неприятным человеком без капли человечности, а после они разошлись так быстро, что даже о предложении Геральта выпить, когда все закончится, ни один не вспомнил. В любом случае что-то подсказывало ведьмаку, что это не последняя их встреча.***
Когда в полночь дверь вновь распахнулась, являя бывшего атамана, Геральт почти не удивился. – Иди ты на хуй, Геральт, сам-то ты, как я погляжу, тоже никому не сдался. Обговорив все детали, мужчины пожали друг другу руки. Когда металлический холод колец на пальцах Ольгерда коснулся кожи ведьмака, ему почудилось на секунду, что руку кипятком ошпарило. На этом началось их сотрудничество.***
День за днем Ольгерд все больше втягивался в управление винодельней и, кажется, даже наслаждался этим. Он умело обращался с бумагами, отлично управлялся с финансами, и он, что удивительно, отлично мог найти общий язык со слугами, даже если и считал в душе их ниже себя. Дни он проводил за чтением книг. Он разобрался во многих нюансах виноделия за считанные недели. Порой Геральт слышал его разговоры со слугами, что работают на плантации, и дивился, насколько Ольгерд уверенно чувствовал себя, говоря о достоинствах и недостатках разных сортов винограда. Часто Ольгерда можно было увидеть упражняющимся со своей саблей на заднем дворе. Иногда Геральт даже позволял себе подольше понаблюдать за ним. Пару раз Ольгерд выезжал в Боклер, чтобы насладиться садами и выставками. Своими впечатлениями он делился только с Марленой, которая, как оказалось, тоже с трепетом относилась к искусству. Геральту стало неловко, что он так мало знал о женщине, которую видел каждый день, поэтому решил позаботиться о том, чтобы Марлена могла чаще выбираться на выставки. Общение Ольгерда с Геральтом почти всегда сводилось к обсуждению деловых вопросов. Внутреннее напряжение их все еще не покидало, но ни Геральт, ни Ольгерд не собирались с этим ничего делать. Однако кое-что постепенно все больше и больше беспокоило Геральта. Ольгерд с самого приезда в Корво Бьянко выглядел, как человек, который все свои беды носит с собой, но был в нем какой-то намек на былой огонь. И все же с каждым днем Ольгерд становился все задумчивее. Он казался усталым и погруженным глубоко в свои мысли. Геральт был нечеловечески внимателен, и он без труда мог понять, читает Ольгерд книгу или просто смотрит на нее, не видя ничего перед собой. Он мог понять, что, упражняясь с саблей, Ольгерд не был в Корво Бьянко. Его разум был где-то далеко. А еще он подолгу рассматривал каждую картину, которую видел в усадьбе. И среди всех странностей эта была самой странной. Однажды Геральт просто устал гадать, что же происходит с мужчиной и спросил в лоб: – Что тебя беспокоит, Ольгерд? Сморгнув задумчивую пелену с глаз, мужчина оторвался от изучения какого-то пейзажа и обратил внимание на ведьмака. – Не понимаю, о чем ты. – Кажется, тебя очень интересуют картины в усадьбе? Взглянув коротко на картину, которую он только что так внимательно рассматривал, Ольгерд просто пожал плечами. – Не знаю, что тебя так удивляет. Я ценю искусство. Геральту не хотелось лезть в душу этого человека – ему уже хватило. Да и вряд ли сам Ольгерд горел желанием делиться своими мыслями с ведьмаком. Так что он принял это объяснение и обратил свое внимание обратно на отчет по расходам за месяц. Ох, и затратное это дело – винодельню содержать. Геральт мысленно прикидывал, сколько заказов нужно будет взять, чтобы не беспокоиться о финансах, когда Ольгерд неожиданно снова подал голос. – В гостевой спальне висит картина, та, что со звездным небом. Ты случайно не знаешь, кто ее автор? Геральт постарался найти в памяти ответ на этот вопрос. – Какой-то Ван Рог, кажется. Ольгерд помотал головой и с тяжелым вздохом сел за стол рядом с Геральтом. – Я знал, что это Ирис, ее картины я узнаю из тысячи. Геральт замер. Ну что за напасть. Из всех картин мира он повесил в гостевую комнату именно эту. Но как же он мог знать, что это её картина? – Я могу убрать, если ты... – Нет! – Геральт удивленно смотрит на Ольгерда, который, кажется, сам не ожидал такой вспышки, поэтому он повторяет спокойнее. – Нет, не убирай, пусть останется. Геральт только кивает. Снова смотрит в отчет, но уже не может вникнуть в то, что видит перед собой. Прочистив горло, Ольгерд вдруг продолжает: – Я думал, что это наваждение какое-то. Все смотрел и смотрел на картины, но из всех, только эта тревожила меня, – поразительно, сколько печали было в этих глазах. – Теперь мне будет спокойнее, когда я знаю, что это действительно её картина. Геральт не знал, что на это ответить. Будь они ближе, можно было бы утешить, руку на плечо положить или банально предложить выпить чего покрепче, но не было у Геральта на все это права. Оставалось надеяться, что в молчании Ольгерд сможет услышать сожаление ведьмака. Помолчав еще немного, Ольгерд спросил тихо: – Откуда она? – Выкупил на аукционе Борсоди. Ольгерд вдруг повеселел и поднял взгляд на Геральта. – Надо же, – Ольгерд смерил мужчину взглядом, будто находя в нем что-то необычное, – ведьмак и тонкий ценитель искусства в одном лице. Уникальное сочетание. – Не надо иронизировать. – А я и не иронизирую, – мужчина почти улыбался. – Хорошо, что ты её выкупил. Я думал, что уже никогда не увижу картин Ирис. После этого разговора что-то изменилось в Ольгерде. Грусть из его глаз никуда не исчезла – Геральту думалось, что и не денется она уже никуда, – да и моменты, когда он глубоко задумывался о чем-то, заставляя Геральта гадать, что же творится в его голове, не были редки. Однако он медленно становился похож на живого человека.***
Заказ на грифона. Люди жаловались, что где-то в лесах Кароберты поселилось существо с головой орла и телом льва, что зверь не дает им работать, налетая на виноградники из ниоткуда. Несколько человек погибли. Испуганные крестьяне толпой пришли к Геральту ранним утром, умоляя помочь. Ведьмак принялся за работу в тот же день. Грифон – тварь редкая в этих краях, да и место обитания странное: обычно грифоны любят селиться и вить гнезда на возвышенностях, но никак не в лесу. Видно, что-то заставило грифона остаться там. Подготовка не заняла много времени. Наскоро изготовив несколько бомб и смазав меч маслом против гибридов, Геральт заглянул в усадьбу, чтобы захватить яблоко для Плотвы из корзинки с фруктами на столе (ведьмак, у которого дома есть корзина с фруктами, шутка не иначе), и собрался уже выйти на улицу, когда со стороны лестницы на второй этаж раздался хриплый от недавнего пробуждения голос: – Куда ты с утра пораньше? – Работа. Не теряя времени, Геральт пошел к конюшне. Плотва была рада вкусному угощению и охотно позволила почесать себя за ухом. – Что за срочность такая? – Геральт обернулся, чтобы увидеть спускающегося по каменной лестнице Ольгерда, на ходу подпоясывающего свой кунтуш. – Грифон терроризирует местных, нужно разобраться. Дойдя до конюшни, Ольгерд остановился и скрестил руки на груди. – И что, опасная это тварь? Геральт обернулся на мгновение и молча посмотрел на мужчину, мол, неужели сам не догадываешься, что не с щенком дело иметь придется. Ухмыляясь, Ольгерд задумчиво промычал. – Вижу, дело серьезное. Геральт не выдержал. – Ты что-то хотел? – Как всегда сразу к делу, – Ольгерд произнес это тихо, почти себе под нос, но мало что может скрыться от ведьмачьего слуха. – Ты с напарником когда-нибудь работал? Вопрос этот больно кольнул прямо в сердце. Комом в горле встали воспоминания о Весемире. И о Цири. Кто же знал, что охота на зайцев станет их последней охотой вместе. – Да, работал, – понимая, к чему всё идет, Геральт добавил. – А что, есть на примете ведьмак, с которым можно на грифона пойти? Ольгерд вдруг расхохотался так, что Плотва забеспокоилась. Геральт снял перчатку и ласково погладил кобылу по гриве, успокаивая. Смех Ольгерда затих, а сам мужчина подошел к своей собственной лошади, проверяя её сбрую. – Ведьмака я знаю только одного, невыносимого до ужаса, но я и сам не прочь поехать с тобой. – Нет, – Геральт надеялся отрезать любые возражения. Мужчина поднял взгляд на ведьмака, прищурившись. – Это опасно, а ты больше не бессмертный, Ольгерд, не играй с судьбой. Улыбка с лица мужчины пропала, как будто ее и не бывало. – Я прекрасно осознаю свою смертность, Геральт, – мужчина оседлал свою лошадь и бесстрастно поглядел на Геральта, – и хочу ей насладиться. Ударив лошадь по бокам, Ольгерд рванул с места, так что Геральту оставалось только раздраженно выругаться и, оседлав Плотву, помчаться за ним.***
Грифон оказался мощной тварью, но вместе с Ольгердом они справились на удивление быстро. Хоть новая сабля Ольгерда не могла похвастаться качествами своей предшественницы, да и изготовлена она была, естественно, не из серебра, таланта фехтовать это у мужчины не умаляло. Не думал Геральт, что человек может с такой ловкостью уворачиваться от резких ударов грифона, но Ольгерд успешно с этим справлялся. И выглядел он при этом живее, чем за все время, проведенное в Корво Бьянко (да и за все время, что Геральт знаком с Ольгердом, если честно): с губ не сходила бешеная ухмылка, глаза искрились, а по вискам катился пот. Ольгерд был словно на своем месте. Невольно Геральт позавидовал мужчине – сам-то он уже давно не испытывал такого воодушевления, выполняя свою работу. (Вспоминая об этом гораздо позже, Геральт не мог понять, как от него скрылось очевидное – Ольгерд, настолько ловко уворачивающийся от ударов, все равно к концу боя был во множестве мелких ран, как будто он хотел их получить.) Бой подходил к концу. Зверь издал страшный предсмертный вопль и сделал последний рывок. Ловко увернувшись, Геральт нанес точный удар прямо в сердце чудовища. Казалось, что дело выполнено. Но кое-что Геральту очень не понравилось. На шее грифона был металлический ошейник, от которого шла короткая оборванная цепь. Так что на убийстве грифона ничего не закончилось. Сначала они нашли неподалеку перевернутую повозку, рядом несколько гниющих трупов и письмо с рекомендациями по дрессировке грифонов. Передавая записку Ольгерду, ведьмак нахмурился. Грифоны не поддавались дрессировке. Да и кому могло понадобиться дрессировать такого опасного зверя? – Похоже, грифон был не в восторге от всей этой ситуации. Геральт ничего не ответил, потому что в нескольких метрах от повозки он нашел кровавый след. Видимо, очень крупное существо истекало кровью, но упорно шло в глубь леса. Было заметно, как существо поначалу пыталось взлететь, но силы постепенно покидали его тело. Большую часть пути зверь просто полз, оставляя глубокие борозды в земле своими когтями. Рядом то и дело появлялись следы второй особи, что была несколько крупнее. Геральт решил, что это следы грифона, которого они только что убили. Вдруг Геральт уловил сладковатый запах. Что-то гнило. Причем в огромных количествах. С каждым шагом запах гниющего мяса становился все сильнее. Уже на середине пути Геральт начал понимать, что именно они увидят. На открытой поляне они нашли мертвую самку грифона, а вокруг неё нетронутые трупы животных и людей. – Что… – Ольгерд потерял дар речи от зрелища перед собой. – Что это, Геральт? – Грифоны сбежали, но самку, видимо, каким-то чудом удалось ранить, – Геральт подошел ближе, чтобы оценить, сколько времени прошло со смерти грифона. Судя по всему, все произошло сутки назад, не больше. – Она быстро погибла, а самец продолжал приносить ей еду. Голос Ольгерда за спиной звучал глухо: – Почему? – Грифоны находят пару на всю жизнь и защищают до самой смерти. Видимо, иногда и после смерти – тоже. Геральт повернулся к Ольгерду. На лице мужчины было болезненное сочетание горькой усмешки и ужаса. – Видимо, нам, людям, есть чему поучиться у этих животных. И вот на этом они закончили.***
Всю дорогу до усадьбы Ольгерд сохранял молчание, погрузившись в свои мысли, но Геральт не возражал, потому что ему самому было, о чем подумать. Странное это дело. Из головы все не выходили те рекомендации по дрессировке. Геральту сложно было представить, для чего кому-то так рисковать. Это опасно и глупо. Было известно, что грифоны гордые и своевольные создания, которые никому не подчиняются. В неволе они бы стали нервными, а оттого и более опасными. Что за идиоты могли попытаться подчинить грифонов? Устав ломать голову, Геральт решил, что завтра снова приедет к поломанной повозке. Возможно, он упустил что-то важное. Вернувшись на винодельню, они впервые со своего первого совместного ужина пили вместе. После нескольких бокалов Эст-Эста Ольгерд, казалось, пришел в себя. – И все-таки интересное у тебя ремесло, Геральт. Теперь я понимаю, почему ты хотел скинуть свои обязанности здесь на какого-то другого. – Не такое интересное, как кажется. – И все же я хотел бы иногда выходить с тобой на охоту. Геральт собирался возразить, но Ольгерд его опередил. – Не оставляй все развлечения себе, Геральт, – мужчина приподнял губы в легкой улыбке. – Я, конечно, не ведьмак, но мечом владеть умею, и заметь, неплохо. – Странные у тебя представления о развлечениях. – Ну не все же мне книжки читать да на выставки ходить, – Ольгерд откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и задумчиво куда-то в сторону взгляд перевел. – Я же раньше без битвы хорошей и дня провести не мог, а теперь чувствую, как хватку теряю. Бывает у тебя такое, ведьмак? Геральт задумался, стоит ли перед этим человеком душу раскрывать. Перед взором встал образ юной женщины с фиолетовой розой в руках и с невыносимой печалью в глазах. Да, он должен поступить честно, даже если это последнее, чего ему сейчас хочется. – Недавно я признался одному своему другу, что если бы я мог прожить жизнь заново, то не выбрал бы судьбу ведьмака, – Ольгерд наклонился чуть вперед, внимательно слушая, а Геральт сделал большой глоток прямо из бутылки. – Я убиваю чудовищ, пытаюсь поступать правильно, но давно уже не чувствую, что делаю что-то важное. Я так часто ошибался, не успевал спасти невинных… Я думал, что будь у меня возможность стать кем-то другим, то я мог бы прожить более счастливую жизнь. И вот эта возможность появилась, а толку, если я действительно только и могу, что головы рубить. Геральт на мгновение прервался. – На самом деле, я вижу, как это место мне не подходит, – Геральт избегал смотреть на Ольгерда, представляя, что вовсе не он открывает свою душу нараспашку, а кто-то другой. – Это место для кого-то вроде Лютика, даже для тебя, но не для меня. Я чувствую себя чужим и ненужным в собственном доме. Ольгерд ничего не ответил, поэтому Геральт, вдруг почувствовавший, будто уже тысячу лет не говорил, решил все выплеснуть наружу. – Я скучаю по временам, когда мне хватало того, что у меня было. Сейчас я имею больше, чем когда-либо, но чувствую, будто потерял всё, – наконец Геральт нашел в себе силы посмотреть на Ольгерда. – Мне жаль… Жаль, что я решил, что если мне так херово, то тебе не лучше. Ольгерд хмурился, обдумывая что-то. Огонь от свечей плясал в его глазах, и Геральт вдруг вспомнил горящий дом и мужчину, что вышел из пламени без единой раны. Тогда невозможно было понять, скрывается ли за этими глазами хоть что-то, кроме дикого огня, сейчас же в них было слишком много. – А знаешь, в чем вся правда? – Ольгерд вдруг поставил бокал с вином на стол с громким звоном. Несколько капель жидкости выплеснулась на стол и на руку мужчины, оставляя алые разводы. – Не начал я никакую новую жизнь, только и делал, что вину свою заливал алкоголем. Когда я письмо твое получил, я же в дерьмо был. Решил было, что с ума уже схожу. Ольгерд встал, скрестил руки на груди и нервно зашагал по комнате. – Я был у себя в резиденции. Пришел сначала, чтобы прощения попросить за все, а потом так и не смог уйти. Только вот в памяти одни обрывки какие-то остались. Трезвым мне там страшно было находиться, – Ольгерд серьезно посмотрел в глаза ведьмака. – Это кладбище, Геральт, мною же и устроенное. Он прервался, чтобы сделать глоток вина. – Твое письмо меня обидело. Честно, я даже не помню, что ты там написал – я его сжег сразу. Но я разозлился, что ты был так уверен, будто я возьму и сорвусь к тебе по первому зову. Теперь злюсь даже больше, ведь ты прав оказался, Геральт. В любом случае наутро я только и помнил, что ты сюда меня приглашаешь, больше ничего. Ну я сразу и послал тебя мысленно к чертовой матери, – Ольгерд взгляд от своего бокала не отрывал. – Я поехал к тебе, потому что меня переубедил брат. Геральт опешил. Насколько ему было известно, у Ольгерда был один брат. Мертвый. – Но как? Мужчина усмехнулся. – Странная это история… Я сидел в склепе, говорил с ним, как обычно. Про письмо твое рассказал. Ну и отзывался о тебе не в самых мягких выражениях, прости, – Геральт просто махнул на это рукой, и Ольгерд продолжил. – Ну а потом я напугался до чертиков. Понимаешь, я вдруг почувствовал, что кто-то меня ладонью размашисто по затылку ударил. Только вот боли не было, холод один. Видно, не осознавая своих действий, Ольгерд дотронулся ладонью до затылка. – Я на горячку все свалил. Не пил неделю после этого. А потом я вдруг решил, что Витольд так дал о себе знать. Видимо, он хотел, чтобы я поехал. Может, просто видеть меня больше не хотел, я же рассказал ему правду всю о его смерти, – Ольгерд снова сделал глоток вина и, опустив бокал на стол, посмотрел прямо на Геральта. – Я и поехал. Ольгерд снова отошел от стола, подошел к мышехвосту, посаженному в горшок, и задумчиво прикоснулся кончиками пальцев к его соцветиям. – Геральт, ты ведьмак целиком и полностью и, правда, отлично умеешь рубить головы. Но ты гораздо больше этого – у тебя есть то, чего нет у большинства людей. Когда Ольгерд пошел в сторону лестницы на второй этаж, Геральт решил, что мужчина на этом закончил, но тот остановился на первой ступени, так и не ступив на вторую. – У тебя есть сердце, ведьмак. Ольгерд скрылся за поворотом, оставив Геральта наедине со своими мыслями.***
С рассветом Геральт оседлал Плотву и вернулся туда, где они нашли перевернутую повозку. Ее там не оказалось, но зато там были свежие следы, которые привели его к развалинам какой-то башни, хорошо скрытой от людских глаз. Днем Геральт вернулся домой с руками по локоть в крови. – Что случилось? – Я нашел владельцев повозки. Понимание отразилось в глазах Ольгерда. – Я не знаю, как это назвать, но, – лицо у ведьмака скривилось от отвращения, – там были десятки клеток. С чудовищами. Как я понял, они пытались их дрессировать как собак, чтобы потом заскучавшим снобам показывать на потеху. Идиоты. – Я так понимаю, ты с ними разобрался. – Да. В глазах мужчины Геральт отчетливо увидел непонятную благодарность и что-то еще, совсем неуловимое. Почему-то, глядя в эти глаза, ведьмак впервые за долгое время почувствовал, что сделал все правильно.***
Даже ближе к зиме ночи в Туссенте остаются мягкими, ветер только кожи касается немного резче, да звезды на небе яркие, как в самые морозные ночи на севере. А может, ночи тут всегда были такие, просто раньше не хотелось этого замечать. Дверь входная скрипнула, и Геральт услышал приближающиеся к нему шаги. На скамейку сел Ольгерд. – Геральт, есть чем трубку прикурить? Без слов Геральт взмахом руки поджег табак. – И это я люблю выебываться? Геральт усмехнулся куда-то себе в бороду и на звезды взгляд поднял. Ольгерд повторил его жест, выпуская кольца дыма в воздух. – Я веду переписку с одним человеком, он разбирается в садоводстве и сам изготавливает средства от недугов, которыми страдают растения. Я заказал у него снадобье, благодаря которому винограду не будет грозить большинство болезней. Это недешево, но я потратил часть своих собственных сбережений. Геральт никак не мог ожидать от мужчины такого щедрого жеста. Будто ему было действительно важно, чтобы их винодельня процветала. – Не стоило. – Возможно, не стоило, – Ольгерд улыбнулся, не отводя взгляда от неба, – мне просто захотелось. А потом он говорил. Геральт услышал той ночью обо всем, что узнал Ольгерд о виноделии и винограде, о том, что он думает о перспективе их винодельни, и о том, что ему действительно нравится в Туссенте. Геральт слушал. И наконец снова почувствовал себя причастным к чему-то важному.***
– Господа ведьмаки, помогите старушке. Когда Ольгерда впервые приняли за ведьмака, он долго хохотал, чем, конечно, напугал вопрошающего. Геральт спокойно объяснил, что ведьмак тут только он один. И будь это недопонимание единичным, то все это быстро бы забылось. Однако все чаще и чаще Ольгерда принимали за собрата Геральта по ремеслу. Казалось, что крестьянам достаточно было увидеть, что рядом с уже знакомым ведьмаком появился другой мужчина, внешне ничем не уступающий ему в силе, как они сразу приняли его за убийцу чудовищ. Да и трудно было не заметить, что Геральт все чаще заказы выполнял в паре с Ольгердом. Так что можно было проигнорировать наличие всего одного меча и отсутствие кошачьих глаз у мужчины. После раза десятого, Геральт перестал поправлять непутевых крестьян. А Ольгерда это все так же продолжало забавлять, хотя такого бурного смеха больше не вызывало. Пожилая женщина, что случайно встретилась им на пути, выглядела убитой горем, так что они не могли ее не выслушать. – Что у вас случилось? – Ох, милые, живу я у реки, всю жизнь никаких бед не знала, а тут напасть такая, – старушка едва не плакала, пока говорила. – Повадились из воды ночью вылазить демоны: глазища зеленым светятся, между собой шепчутся, как будто переговариваются. Я-то дверь закрываю сразу, да все равно страшно, спать не могу. Ольгерд успокаивающе руку положил на плечо женщины. – Не беспокойтесь, мы поможем вам. – Только денег у меня немного совсем… – Не думайте об этом, заплатите, сколько сможете. Старушка сердечно отблагодарила их и повела их к своей избушке. Геральт никак не мог упустить возможности поддеть Ольгерда. – Кто бы мог подумать, что бывший разбойник окажется таким бескорыстным человеком. Ольгерд обиженно фыркнул. – Я никогда не грабил тех, кто еле сводил концы с концами. Даже когда не чувствовал ничего. – Очень благородно. – Знаешь, ты мог бы быть вполне приятным собеседником, если бы не это. – О чем ты? – О твоей тяге к сарказму.***
По избушке сразу было заметно, что жизнь у старушки не легкая, но она все равно очень настаивала на том, чтобы угостить Ольгерда и Геральта хоть чем-нибудь. После многочисленных усилий, они все же убедили женщину, что они ни в чем не нуждаются. Хотя ей все же удалось всучить Геральту два яблока, когда они с Ольгердом выходили из ее избушки, чтобы до ночи разбить небольшой лагерь неподалеку. – Очень неплохое яблоко! Давно таких не ел! Можно ли считать это платой за нашу работу? Бросив взгляд на виднеющуюся вдалеке побитую временем избушку, Геральт кивнул. – Можно. Ольгерд губы в улыбке своей лисьей растянул по обыкновению да яблоко с еще большим аппетитом доел. За разговорами время пролетело незаметно. Если честно, ведьмак даже не мог вспомнить точный момент, когда разговаривать с Ольгердом стало легче. Это просто произошло и все. Стало немного легче говорить о далеком прошлом, о детстве и юности, когда все было проще. Еще легче было говорить о выборе вина, которое они будут пить на ужин, или о планах по расширению конюшни, чтобы лошадям их комфортнее было. Даже обсуждать достоинства различных способов выращивания винограда было больше не тошно. Когда обо всем этом говорил Ольгерд, почему-то хотелось слушать и понимать. Стоило последнему лучу солнца скрыться за горными вершинами, во тьме со стороны реки вспыхнули яркие зеленые глаза. Ольгерд первым вскочил на ноги и достал из ножен саблю, со свистом разрезая воздух. – Догоняй! Или для тебя это уже сложновато, в твоем-то возрасте? Геральт громко выругался. И кто его дернул сказать Ольгерду, черту этому рыжему, сколько ему лет.***
– А знаешь, хотел бы я с тобой на мечах побороться, – Ольгерд ловко увернулся от когтей утопца, – а то ты все серебряным мечом сражаешься, а мне больно интересно, как ты с моей карабелой справляешься! Геральт мощным взмахом отрубил голову водной бабе и сбил с ног аардом группу утопцев, что подходили к нему справа. Ольгерд одобрительно присвистнул. – Неплохо, ведьмак! Геральт коротко поблагодарил Ольгерда, делая перекат в сторону от неожиданно прыгнувшего из воды утопца.***
Когда угроза была устранена, а слезные благодарности от пожилой женщины были получены, Геральт, наконец, вспомнил, о чем говорил Ольгерд во время боя. – Давай завтра. Сегодня поздно уже для сражений на мечах. Ольгерд был совсем не против перенести бой. Первые лучи солнца окрасили небо над горами в розовый цвет, провожая мужчин домой.***
Они вышли на поляну недалеко от усадьбы и приготовились к бою. Геральт вынул Ирис из ножен, чувствуя, как ее рукоять нагревается в его руке, а лезвие ещё до боя начало отливать красным, видно, предчувствуя встречу с бывшим хозяином. Ольгерд напротив сделал несколько пробных махов своей саблей, разрезая воздух остриём. Геральт слышал, как сердце его бьется в предвкушении боя. Когда-то давно, как будто в прошлой жизни, ведьмака только чудо удержало от сражения с Ольгердом. Все-таки жизнь удивительная вещь, раз она все же свела их в бою, пусть даже в Геральте больше и не просыпается злость кипучая от одного взгляда на мужчину. – Ну что, готов проиграть, Геральт? Ничего не сказав, ведьмак только усмехнулся, на что Ольгерд рассмеялся тихо. – Только, пожалуй, знаки свои ведьмачьи не используй. – Боишься, фон Эверек? В этот раз уже Ольгерд оставил реплику без ответа, щурясь довольно и вставая в боевую стойку. Геральт отзеркалил оппонента и двинулся к нему. Было интересно сражаться с кем-то, чья техника владения мечом ничем не уступала ведьмачьей. Ольгерд молниеносно нападал, обрушивая на Геральта удар за ударом, каждый из которых приходилось не менее молниеносно парировать. Карабела Геральта постепенно наполнялась энергией, и искры от нее сыпались во все стороны. Искры эти красные отражались в глазах Ольгерда. А может, меч тут вовсе и ни при чём, и глаза эти сами молнии метали. Геральту первому удалось настигнуть соперника, ударив того голоменью карабелы по бедру – болезненно, судя по скривившемуся на мгновение лицу Ольгерда, но без серьезных увечий. Кажется, Ольгерд это не оценил. – Не жалей меня, Ведьмак! Сражайся, словно я брукса или гуль! И сам начал удары более жесткие наносить, все равно что второе дыхание открылось. Бой продолжался, Ольгерду удалось оставить неглубокий порез на предплечье Геральта, а тот в свою очередь смог оставить несколько царапин на руках мужчины и даже повалить его на землю, хотя Ольгерд быстро вернулся на ноги. Вид у Ольгерда становился все более жутким. Ссадина на скуле, появившаяся после падения, кровоточила, усталость на лице проявилась даже сильнее, чем обычно, но останавливаться мужчина не собирался. Сердце его остервенело билось в пьянящем азарте, в котором ты просто не замечаешь свои раны. Казалось, мужчина начал забывать, что Геральт не угрожает его жизни. И вдруг к Геральту пришло озарение, которое заставило его бросить меч на землю, останавливая бой. Ольгерд тут же тоже остановился, опуская саблю. Грудь его тяжело вздымалась и опускалась, а лицо выражало непонимание и возмущение разом. Он недоуменно развел руки в стороны. – Какого черта, Геральт? Ведьмак только головой покачал, поднял меч и пошел в сторону дома. Спустя пару мгновений он услышал за собой шаги Ольгерда. Даже спиной можно было почувствовать, в какой он был ярости. Закрывшись в спальне, Геральт сел на кровать и опустил лицо на ладони, пытаясь уложить в голове свое новое открытие. Ольгерд специально провоцировал Геральта и нарывался на удары. Но зачем?***
У них сложилась определенная рутина, которая очень даже устраивала Геральта, и Ольгерда, кажется, тоже. Тот больше не пытался ранить себя так очевидно, наверное, догадываясь, что Геральт начал что-то подозревать. Однако теперь, когда Геральт по-настоящему начал обращать внимание на поведение Ольгерда, было трудно не заметить, что он всегда шел на риск, даже если была возможность действовать осторожно. Он кидался прямо на врагов, уворачивался от ударов в самый последний момент и будто совсем не испытывал страха. Мужчина до боли очевидно играл с судьбой. Геральту было трудно признаваться в этом, но это очень тревожило его. Однако Ольгерд никогда не рисковал настолько, чтобы подвергать свою жизнь смертельной опасности, поэтому Геральт на время решил оставить все, как есть. А потом вся рутина посыпалась, и смотреть сквозь пальцы на состояние Ольгерда уже не получалось. Все началось с заказа на призрака. Геральт не увидел в этом заказе ничего сложного, так что даже не сопротивлялся, когда Ольгерд решил пойти с ним. На самом деле, его присутствие стало привычным и даже почти необходимым. Было легко свыкнуться с присутствием другого человека рядом, особенно когда этот человек был таким искусным фехтовальщиком, как Ольгерд. Милая, но сильно истощённая женщина средних лет с большими грустными глазами встретила Геральта и Ольгерда. Она рассказала подробнее о своей проблеме, и вот тут к ведьмаку закрались первые подозрения, что дело это будет не таким обычным, как казалось на первый взгляд. Муж этой женщины недавно погиб, но что-то не давало ему упокоиться, и он каждую ночь являлся к ней. Уже месяц она страдала от присутствия своего усопшего мужа. Было удивительно, что он ничем не отличался от себя живого и даже, по словам женщины, не был бесплотным. Он являлся к ней, ложился к ней в постель и долго держал за руку. – Понимаете, – женщина вытирала слезы украдкой, – он всегда так делал… Мне кошмары часто снились… А когда я рядом его чувствовала, то спокойнее становилось… Она опустилась на табуретку и спрятала лицо в руках. Ольгерд и Геральт тревожно переглянулись. Успокоившись, женщина рассказала, что муж приходит ровно полночь. Входная дверь отворяется, он проходит внутрь, поднимается по лестнице и оказывается в спальне. – Он редко говорит со мной, но всегда берет меня за руку, – женщина говорила сквозь слезы. Геральт обратил внимание, насколько же тонкая – почти прозрачная – у нее кожа. Она словно сама становилась похожа на призрака. – Мне было страшно сначала, потом… Потом я была даже рада, что мой Ланн со мной. Но… это же неправильно, верно? Геральт не мог обманывать убитую горем женщину. – Да, – услышав это, женщина влажно всхлипнула, – мне жаль. Она встала с табуретки и взяла в одну свою ладонь руку Геральта, а в другую – руку Ольгерда. Ладони ее были ледяные. – Прошу вас, помогите моему мужу найти покой. Она пронзительно смотрела то на одного мужчину, то на другого. Ольгерд подал голос первым. – Мы поможем вам и вашему мужу, будьте уверены. Она тихо поблагодарила их. – Я пойду пока в спальню, а вы можете здесь остаться до полуночи.***
Время тянулось медленно. Ольгерд хранил молчание и выглядел очень серьезно. Геральт понимал, что именно в этом заказе могло так встревожить Ольгерда, и это ему очень не нравилось. Лучше бы Ольгерда сейчас тут не было, но кто же его теперь домой отправить сможет. Кроме этого, у Геральта были и более профессиональные поводы волноваться из-за этого заказа. Было странно, что призрак обладал плотью, это им совсем не свойственно. Возможно, это был инкуб, способный менять свой облик. Навык не такой уж и распространенный, но других версий у ведьмака из-за отсутствия улик пока что не было. Да, ситуация совершенно нестандартная. Взгляд снова переместился на Ольгерда. Если бы Геральт знал, что скрывал этот заказ, мужчина бы тут ни за что не оказался. Но было уже поздно что-либо менять.***
Полночь. Мужчины приготовились к появлению призрака. Но все произошло не так, как ожидалось. Дверь не открылась, никто не прошел по лестнице вверх. Только голос женщины наверху произнес: – Ланн? Но как ты прошел сюда… Не сговариваясь, мужчины побежали на второй этаж, но, распахнув дверь, они не увидели никакого призрака. Их встретила только напуганная женщина. Вырвавшись из оцепенения, она осмотрелась по сторонам. – Он… Он только что был здесь… Он был здесь… Женщина медленно осела на пол и разрыдалась. Видя, как ей плохо, Геральт использовал на ней аксий и велел пойти спать. Убедившись, что женщина крепко спит, мужчины вышли из спальни, аккуратно прикрыв за собой дверь, и спустились на первый этаж. Ольгерд ничего не говорил, но выжидающе глядел на ведьмака. Для Геральта вся ситуация стала понятна в тот самый момент, когда они вбежали в спальню. Не важно – призрак, инкуб или еще кто – они всегда оставляют после себя магический след. – Мой медальон реагирует на магию, присутствие призрака он бы точно почувствовал, но сегодня он молчал. – Это значит… – Да, – Геральт опустился на табурет. – Никакого призрака не было. Ни сегодня, ни когда-либо еще. – Неужели, она сама… – Ольгерд собрался с силами, чтобы закончить свою мысль. – Она сама все это придумала? Но зачем? – Она искренне верит, что ее муж приходит к ней, – Геральт знал, что каждое его слово ранит Ольгерда. Но что делать, когда не существовало в ту минуту в мире слов, которые могли бы не ранить сердце мужчины? – Видимо, она не смогла смириться с тем, что его больше нет с ней. Ведьмак услышал, что сердце собеседника ускорило бег. – Ты можешь ей как-то помочь, Геральт? – Ведьмаки ничего не могут сделать с чудовищами, которые живут в головах людей. Ольгерд облокотился спиной о стену, громко выругавшись. Геральт мысленно согласился с ним.***
Вечером того же дня Ольгерд рано ушел в свою спальню. Он почти ничего не ел, но выпил целую бутылку сепременто. Геральт видел, каких трудов стоило Ольгерду сохранять спокойствие, когда в душе все пылало, но решил, что ему нужно побыть наедине со своими мыслями. Так что, когда Ольгерд резко встал, с шумом отодвинув стул, и лишь поблагодарил за ужин, Геральт никак не показал своего беспокойства. Но поверьте, он беспокоился. Ночью Геральт все никак не мог уснуть. Прямо над собой, этажом выше, он отчетливо слышал шум. Ольгерд ничего не рвал, не бил и он даже не кричал. Сначала ведьмак решил, что ему кажется, но не мог слух его так обманывать. Человек в гостевой спальне плакал. Плакал тихо. И скулил, словно зверь раненый. Будь вместе с Ольгердом в комнате другой человек, тот бы и не услышал ничего. Но для Геральта не было в то мгновение звука громче. Громче и страшнее. Утром Ольгерд спустился к завтраку как ни в чем не бывало. (Геральт видел покрасневшие белки глаз, никак не мог не видеть.) И можно было бы продолжить притворяться, что не слышал Геральт ничего, но это не прекращалось. Ночь за ночью. Днями Ольгерд все так же занимался своими обязанностями, порой убивал с Геральтом чудовищ, читал книги и смеялся так, словно ничего его сердце не терзает. После ужина он удалялся в свои покои, какое-то время из его комнаты вообще не раздавалось никаких звуков. А потом он плакал, пока не засыпал. Геральт не был бесчувственным человеком, поэтому не мог больше терпеть чужих страданий. Ведьмаку никакого труда не составило бы пройти в чужую комнату незамеченным, но он намеренно наступил на все скрипящие ступени, так что, когда он увидел Ольгерда, тот уже сидел на кровати и непонимающе смотрел на Геральта. – Что случилось? – Это я хотел тебя спросить. Геральт прошел вглубь комнаты и поставил бутылку вина на тумбочку около кровати. Ольгерд, не отрываясь, следил за каждым шагом ведьмака. – Не понимаю, о чем ты. – Я слышу тебя, Ольгерд. Мужчина вздохнул, будто уже знал, что так и будет, и потянулся к вину. Отпив несколько больших глотков, он уставился в окно, не выпуская бутылки из рук. Геральт, немного подумав, сел на кровать рядом с ним. Ольгерд передал ему бутылку, не переставая смотреть на пейзаж за окном, и Геральт принял ее. Лунный свет легким своим прикосновением украл весь огонь из облика Ольгерда – все сгорело, да пепел один остался. Тем удивительнее было, что днем мужчина с такой легкостью делал вид, что все с ним в порядке. Лишь когда вино кончилось, Ольгерд потянулся к тумбочке у кровати. Из неё Ольгерд достал небольшой ларец. Видно было, что сделан он искусным мастером: каждая деталь, каждый завиток были изготовлены с тщательностью и знанием своего дела. – Когда ты мне её отдал, я не знал, что делать... Геральт недоуменно смотрел то на Ольгерда, то на ларец. Какое-то плохое предчувствие теперь не просто поселилось в груди – оно ее раздирало. – Я смотрел и смотрел, а она, – замок на ларце щелкнул, и крышка приоткрылась. Приближение чего-то ужасного возрастало с каждой секундой. Лицо Ольгерда скривилось словно от нестерпимой боли, – она не вянет, Геральт. Совсем. Еще до того, как крышка полностью открылась, Геральт знал, что там увидит. В ларце лежала фиолетовая роза. Ольгерд опустил голову и, кажется, избегая смотреть и на Геральта, и на розу, прикрыл глаза ладонью. – Почему она не вянет, Геральт? Снова Геральту казалось, что слова в его горле превращаются в кинжалы, которые он безжалостно запускает прямо в Ольгерда. – Ты же знаешь, что это не обычная роза. Это воспоминание. – Горькое и страшное воспоминание, Геральт. Такое и вспоминать не хочется, – Ольгерд осмелился взглянуть на цветок. – Но я сам навлек на себя это, как и остальные свои беды. Продолжая буравить цветок взглядом, Ольгерд провел большим пальцем по шипам. Геральт слышал, как сердце его дрогнуло, когда один из шипов пронзил грубую кожу. – Ты сказал, что, отдав тебе розу, Ирис перестала существовать в этом мире. Геральт кивнул. – Та женщина… Когда она сказала, что ее муж приходит к ней даже после смерти, я не мог… Не мог не подумать, приходила бы ко мне Ирис, если бы я не попросил тебя принести мне эту розу. Ольгерд вдруг усмехнулся горько. – Я даже подумал, вдруг я мог бы ее вернуть, не испорти я все своим последним желанием, – Ольгерд надавил на лепестки розы, но тут же расслабил пальцы, боясь по-настоящему повредить цветок. – Зачем мне чертова роза, если я мог попробовать вернуть Ирис… – Она была призраком, Ольгерд, а с того света не возвращаются. Мужчина кивнул. – Возможно, было бы лучше, сойди я с ума, как та женщина. По крайней мере, я был бы с Ирис хотя бы так. – Ольгерд… – Прошу, оставь меня. Геральт хотел сказать еще что-то, но видел, что Ольгерду это было не нужно. (Позже Геральт пожалел, что ушел, потому что Ольгерд выглядел так, будто ему вообще ничего в этом мире больше не было нужно.) Когда через пару часов входная дверь усадьбы захлопнулась, выпуская Ольгерда на улицу, Геральт знал, что добра ждать не стоит.***
Утром Ольгерда привели избитого и пьяного. Злясь на все и всех разом, Геральт сам взялся обработать чужие раны. Они сидели в спальне Ольгерда. Ведьмак молча обрабатывал ссадины на коже мужчины, совсем не заботясь о том, чтобы делать это аккуратно. Иногда он слышал недовольное шипение со стороны мужчины, но намеренно игнорировал его, продолжая заниматься ранами. Лицо у Ольгерда пострадало чуть ли не больше всего: тут и там были ушибы и синяки, правое веко немного опухло, а нижняя губа треснула и кровоточила. Стирая кровь с лица мужчины, Геральт намеренно не смотрел в его глаза, боясь, что увидит там что-то страшное, чего видеть не захочет. Между тем, ведьмак чувствовал, как Ольгерд внимательно следит за каждым его движением. Когда пришло время заняться опухшим веком мужчины, Геральту все же пришлось взглянуть ему в глаза. Ведьмаку не удалось уловить первую эмоцию, что выражали эти глаза, но вторая его вывела из себя в одно мгновение. Ольгерда все это забавляло. – Какого хера ты творишь, Ольгерд? Кто мог тебя так избить? Последний вопрос не давал Геральту покоя с самого первого взгляда на состояние Ольгерда. Мужчина ведь мало чем уступал в силе ведьмаку. Среди местного народа не было даже близко кого-то, кто мог потягаться с ними в бою. В памяти всплыл Ольгерд, так желавший попасть под удары ведьмака, и то, как сердце его дрогнуло, когда розовый шип пронзил палец. Черт бы его побрал. Ольгерд полупьяно улыбнулся, и губа снова закровоточила. – Черт знает, кто это был, я не запомнил. Кметы какие-то, толпа целая. Я кажется, оскорбил кого-то из них, – мужчина не удержался от смешка. – А может, и всех разом, не все ли равно. Невыносимо было смотреть на это, слушать это было еще невыносимее. Кажется, наконец пришло время перестать избегать этого разговора. – Ольгерд, почему ты причиняешь себе боль? Судя по всему, вопрос этот совсем не удивил мужчину. Он только улыбнулся немного грустно, спесь свою разом растеряв. – Я порезался, отдавая тебе свой собственный меч, помнишь? Геральт пока не понимал, к чему приведет этот разговор, но кивнул. Ольгерд на мгновение сжал свои ладони в кулаки и с глубоким вдохом расслабил, поворачивая обе внутренней стороной к себе. Шрам уже давно зажил и был едва различим – тонкая розоватая ниточка на грубой коже, давно привыкшей к шрамам. Ольгерд провел большим пальцем левой руки по шраму. – Тогда я наконец вспомнил, что быть живым означает испытывать боль. И так сладко было ее наконец почувствовать. Ольгерд, голову опустив, не отрывал взгляда от своих ладоней, а Геральт не мог никаких слов внутри себя найти. Как он мог по одному запаху определять, с каким чудищем имеет дело, но за столько месяцев так и не понял, что происходит внутри Ольгерда? – Было так легко игнорировать агонию в сердце, когда все остальное тело испытывало боль. Только так я мог быть уверен, что проклятье навсегда ушло. Геральт отложил в сторону бинты и раствор для обработки ран. – Ольгерд, проклятье к тебе не вернется. Он больше не вернется. Мужчина губы скривил и помотал головой из стороны в сторону. Геральт внимательно следил за лицом Ольгерда, но никак не мог понять, что оно выражает – мужчина будто хотел и смеяться, и плакать разом. – Он как будто и не уходил, понимаешь, Геральт? Ох, он был бы в восторге, увидев меня сейчас. Я получил свое наказание, пусть и не такое, как он хотел. Геральт больше не мог слушать мужчину. Он положил свою руку на основание шеи Ольгерда и грубо повернул его к себе. Встретив удивленный взгляд, Геральт твердо проговорил: – Так живи назло о’Диму, пошли его к чертовой матери, Ольгерд, и живи, – положив вторую руку туда же, словно пытаясь удержать мужчину на месте, хоть тот и так не пытался вырваться, Геральт немного встряхнул его. – Тебе не нужно калечить себя, понимаешь? Почувствовать себя живым можно и иначе. Ольгерд долго сверлил Геральта пораженным взглядом. Наконец, тишину разорвал тихий усталый вздох. – Я знаю, – Ольгерд закрыл глаза. – Просто мне нужно время, чтобы вспомнить как.***
Впервые за все время Геральт решил сделать что-то для Ольгерда не ради Ирис или собственного чувства вины, а просто потому, что хотелось, чтобы шрамов у мужчины стало хоть немного меньше. Задача это была нетрудная. Ведьмак не мог не разбираться в травах и их свойствах, иначе он просто не прожил бы долго. Ольгерд, конечно, не мог принимать ведьмачьи эликсиры, но Геральт вполне мог сделать мазь, которая избавила бы его от некоторых неглубоких шрамов. Подобное средство он делал для Цири, когда она неудачно ранилась на тренировках в Каэр Морхене. Когда мазь была готова, Геральт без слов положил ее перед Ольгердом за ужином. – Что это? – Мазь для твоих шрамов. Ольгерд нахмурился, но взял баночку, открыл ее и, немного замешкавшись, даже намазал небольшое количество на шрам на ладони. – Холодная. – Так и должно быть. – Как быстро она подействует? – Шрамы будут разглаживаться очень долго, но со временем некоторые из них исчезнут. По глазам Ольгерда было видно – он понял, что Геральт говорил не только о шрамах на теле.***
Неожиданно в Корво Бьянко нагрянули Лютик и Золтан. Каково же было их удивление, когда оказалось, что Геральт живет не один. – Вижу ты серьезно воспринял тогда мои слова про доверенное лицо! Ольгерд рассмеялся. – Так вот чья это была идея, премного благодарен! Всегда мечтал делить крышу с кем-то вроде Геральта! Ведьмак с улыбкой закатил глаза.***
Было приятно оказаться в компании дорогих друзей, хотя Геральт и поймал себя на мысли, что больше не думает с тоской о том, что они уедут через пару дней. Ведь он останется тут не один. Они вчетвером устроились за столом и провели вечер за выпивкой и рассказами обо всем, что произошло с ними за время разлуки. По обыкновению больше всех говорил, конечно, Лютик. Было сильно за полночь, когда встал вопрос о спальных местах. Гостевая спальня была всего одна, да и та была занята. – Мы можем и в корчме остановиться, не сахарные. Лицо Лютика скривилось от досады, выражая все его несогласие с утверждением Золтана, но вслух возмущаться он не стал. К счастью для поэта, даже в подвыпившем состоянии Геральт оказался в состоянии совершить простейшие расчеты. – В доме две двуспальные кровати, нас четверо, не вижу тут проблемы. На том и порешили. Лютик и Золтан остановились в гостевой спальне, а Геральт разделил свою спальню с Ольгердом.***
В первую же ночь случилось то, чего, если честно, стоило ожидать. Но поначалу ничего не предвещало беды. – Что это за рисунок? Геральт попытался сфокусироваться на том месте, куда указывал Ольгерд. – Девочка одна подарила. В благодарность. Ольгерд внимательно с видом знатока осмотрел работу. – А что, ты даже похож получился. Он повернулся лицом к Геральту и ярко улыбнулся. В памяти всплыло чужое воспоминание, которое он не имел права видеть. Тогда Ольгерд не мог улыбнуться даже единственному любимому человеку. – Да, лучшее мое воплощение. После того заказа на призрака Геральт внимательнее наблюдал за Ольгердом. Трудно было сказать, насколько лучше становилось мужчине, да и не считал ведьмак себя таким великим знатоком человеческих душ, что один разговор с ним мог решить чужие проблемы, но все же одну вещь отрицать было сложно. Все реже из комнаты Ольгерда можно было услышать его плач. И он действительно пользовался мазью, которую ему подарил Геральт. Его шрам на ладони и даже некоторые более старые рубцы, которые виднелись на груди, становились бледнее и незаметнее. Внимание Ольгерда сосредоточилось на другом изображении. – А это что за девочка? Геральт почти что с тревогой ждал момента, когда Ольгерд спросит о ней. Этот момент наконец настал, и ему почти не больно ответить. – Это... моя дочь. Ольгерд повернул голову к Геральту и нахмурился. – Ты говорил, что у тебя нет детей. – Я соврал. У меня есть дочь. Не по крови, но дороже нее у меня никого нет. – Где она сейчас? – Правит Нильфгаардом. Боковым зрением Геральт видит, как Ольгерд резко поворачивается всем телом в его сторону. Ведьмак делает глубокий глоток вина прямо из бутылки. Воцаряется молчание. – А у меня не было детей. Мы с Ирис хотели когда-нибудь завести, но... Сам знаешь, как все получилось. Геральт повернулся к мужчине и, мгновение подумав, положил ладонь ему на плечо. – Мне жаль. Ольгерд горько улыбнулся. – Я знаю, мне тоже. И черт его знает, имел ли в виду Ольгерд скорбь о своей судьбе или пытался так поддержать Геральта, но дышать стало немного легче. Потушив свечи, они легли в постель. Геральту было трудно заснуть, было трудно погрузиться даже в подобие медитации. И, судя по всему, к Ольгерду сон тоже не шел. – Интересные у тебя друзья, – Ольгерд повернул голову на бок и улыбнулся в темноту, где лежал Геральт. – И кажется, я понял, кем был тот знакомый, учившийся в Оксенфурте, которого ты упоминал при нашей первой встрече. Ведьмак тоже повернулся, чтобы видеть Ольгерда. – Да, Лютик любит покрасоваться своей образованностью. – Не могу его осуждать. Геральт тихо рассмеялся. Тишина снова наполнила спальню. Было так много вещей, которые Геральт не понимал в Ольгерде, но хотел понять. Вещей, о которых нужно было узнать. Но вот только в захмелевшей голове одна пустота была. Возможно, они бы и заснули вскоре, но случиться этому было не суждено. – Геральт, мне нужно узнать, – голос Ольгерда звучал тихо и почти неуверенно, будто он сам сомневался, стоит ли задавать свой вопрос. – Что ты увидел в мире Ирис? Наверное, только у людей в отчаянии может быть такой голос, подумал Геральт. Столько времени ведьмака тяготило все то, что он тогда узнал и увидел, столько времени он хотел обо всем рассказать, а теперь, когда Ольгерд сам об этом просит, он не желает произносить ни слова. – Ольгерд, отпусти это. – Геральт, я знаю, что мне будет больно, но прошу, скажи мне, – мужчина неотрывно смотрел в потолок, и Геральт был этому даже рад. Было бы трудно сейчас встречаться с этим взглядом. – Мне нужно узнать, что ты там увидел. Ведьмаку оставалось только тяжело вздохнуть. Он сел на кровати и обернулся спиной к Ольгерду. – Это был нарисованный мир, полный воспоминаний Ирис о вашем прошлом. Я видел, как твое сердце каменеет, Ольгерд. Я видел, все, что ты сделал, и как ты покинул Ирис. Я видел ее главный кошмар, – за спиной Геральт не услышал ничего, кроме дрогнувшего сердца. Ему самому было трудно продолжать говорить об этом, у самого сердце сжималось. – Это был ты. Ты был живым мертвецом. Кровать со стороны Ольгерда скрипнула, и Геральт обернулся, зажигая знаком свечу. Ольгерд сел на кровати и закрыл лицо руками. – Так ты видел все и даже после этого тебе не отвратительно быть в моем обществе, – голос его звучал приглушенно и сдавленно. – Боже… Ирис, моя милая Ирис, неужели она так меня боялась… Геральт опустил руку на спину друга и сразу же почувствовал, как тот дрожит. Хотелось утешить, рассказать, что не его боялась Ирис, а за него. И что нет для него самого сейчас общества дороже, чем общество Ольгерда. Но мужчину уже было не остановить. – Геральт, я спросил тебя обо всем этом, чтобы понять, что ты видишь, когда смотришь на меня. Я не хочу быть в твоих глазах тем чудовищем, которым сам себя вижу. Которым меня видела Ирис. Мужчина поднялся с кровати и нервно заходил по комнате, руки на груди скрестив. Геральт понял – он защищается. – Я все думал, Геральт, почему ты не позволил о'Диму просто убить меня? – Ольгерд повернулся к ведьмаку лицом, на котором были заметны следы слез. – Ты знаешь, сколько ужасных вещей сделал, скольким людям испортил жизнь, и ты все равно меня спас. Геральт поднялся с кровати и остановил Ольгерда, положив свои руки ему на предплечья. Кожа под ладонями обжигала. – Я не позволил убить тебя тогда в память о Ирис, – все в лице Ольгерда выражало боль. – Она боялась твоей смерти, поэтому я спас тебя. Боль сменилась непониманием и неверием. – Боялась моей смерти? – Да, больше всего на свете. Ольгерд вдруг сделал неровный шаг к кровати и сел. – Она действительно продолжала любить меня после всего… Геральт сел рядом так, что их плечи касались друг друга. –Да, Ольгерд, поэтому прости себя. Сделай это хотя бы ради Ирис. Она никогда не желала тебе горя. Геральт сделал вид, что не заметил, как несколько капель слез, прокатившись по щекам Ольгерда, полетели на пол и там же разбились. – Я знаю, она была настоящим ангелом. Когда Ольгерд больше ничего не сказал, Геральт добавил: – Я не вижу в тебе чудовища, Ольгерд. Я вижу в тебе человека, которому нужно простить самого себя. Неожиданно Ольгерд взял Геральта за руку и крепко сжал. – Возможно, я никогда себя не прощу, но она простила бы. Я надеюсь, что простила бы даже за то, что я учусь жить без нее. И за то, что, хоть горе свое в мыслях я делю лишь с ней, в счастье своем, кажется, я могу быть и с другим человеком. Только сейчас Ольгерд встретил взгляд Геральта, ожидая его реакции. Только вот не знал мужчина, как реагировать на такие признания и как это признание вообще понимать. Шло время, а они все так и сидели в тишине. Ольгерд прокашлялся, прочищая горло. – Мне снова больно, Геральт, но, кажется, сейчас я не хочу заглушить боль сердца болью физической. Я буду пытаться учиться жить, – ведьмак наконец заметил, как же близко друг к другу они сидели. – И если ты еще желаешь меня видеть с своем доме, то я был бы рад продолжать делать это здесь. Ведьмак понимал, что от его ответа зависит многое. Очень многое. И пусть Геральт еще не знал, как назвать те чувства, что вызывал в нем Ольгерд, он никак не мог представить, что снова окажется здесь один. Без него. – Это и твой дом, Ольгерд. Я рад тебе, пока ты сам хочешь тут оставаться. Ольгерд улыбнулся. И поцеловал Геральта. Не позволяя себе многого, Ольгерд лишь коснулся чужих губ своими и отстранился сразу. Ведьмак даже не успел понять, что произошло. Только пряный вкус вина на губах отпечатался, кажется, навсегда. – Прости за это, – губы Ольгерда снова тронула грустная улыбка, а в глазах появилась та эмоция, которой Геральт все никак не мог дать название. – Никогда не мог отказать себе в удовольствиях. Ведьмак вновь взмахнул рукой, гася огонь свечи. – Давай спать. Геральт уснул лишь под утро, потому что его вечно спокойное сердце все билось и билось, словно пойманная в клетку птица.***
Последующие ночи прошли спокойно. Не было никаких откровений. Не было поцелуев. Лютик и Золтан покинули усадьбу, а Ольгерд вернулся в свои покои. Кажется, о той странной ночи можно было спокойно забыть.***
Геральт хотел разбить себе голову об стену, когда понял, что забыть об этом не получится. Это случилось вновь, когда они убили лешего. Заказ оказался трудным. Лешие всегда представляли особую опасность, но эта особь была уже старая, по ранам на теле было видно, что убить монстра пытались и раньше, но никому это не удавалось. Они сами едва выбрались из схватки живыми. Сначала бой не казался слишком трудным. Да, это не так легко, как утопцев рубить, но не сильно сложнее обычной битвы с лешим. Однако, находясь на исходе своих жизненных сил, чудовище будто впало в отчаяние, пуская всю свою дикую магию на борьбу с врагами. Геральт все краем глаза следил за Ольгердом. Обычно во время битв он испытывал восторг, лицо его пылало азартом, но в этот раз все было иначе. Все его тело было напряжено и сосредоточено. Возможно, Геральт обманывал сам себя, но ему хотелось верить, что Ольгерд постепенно переставал легкомысленно относиться к собственной жизни. Когда чудище наконец издало свой последний вопль, Ольгерд облокотился на ближайшее дерево, неровно дыша, а Геральт облегченно выдохнул. Они живы. После небольшой передышки Ольгерд подошел к Геральту, схватил его за руку и притянул к себе для крепких объятий. – Ну и чудище, Геральт! Впервые с таким встречаюсь! – Мужчина хрипло рассмеялся. – Отличное развлечение, но давай пока завяжем с заказами на таких тварей! Геральт не удержался от смешка. – Я не могу повлиять на это. Перенеся руки на предплечья Геральта, Ольгерд отстранился от него немного. Ведьмак сразу же понял по расширенным зрачкам и учащенному биению сердца, что мужчина еще не отошел от схватки. – Конечно, не можешь. Странное чувство неотвратимости судьбы захлестнуло ведьмака за мгновение до того, как губы Ольгерда снова оказались на его губах. Это был короткий, но крепкий поцелуй. Он пах лесом и кровью. Отстранившись, Ольгерд хлопнул Геральта ладонью по плечу и пошел добывать доказательства убийства лешего. Геральту хотелось то ли кулаком своим пройтись по скуле Ольгерда, то ли вернуть его обратно и… Для собственного благополучия он решил не додумывать эту мысль. Вместо этого он прикрыл глаза и глубоко вздохнул. К черту Ольгерда и его безумие. К черту собственное инстинктивное желание за губами его потянуться, когда они отстранились. С этим можно разобраться и потом, сейчас у них есть дела поважнее.***
– Никак не пойму, чем тебе эта картина так нравится. Геральт не был любителем ходить по выставкам, а вот Ольгерд, наоборот, часто выбирался в город, чтобы попасть на интересующие его экспозиции. Ведьмак очень удивился, когда Ольгерд позвал его с собой, но отказываться не стал. И то ли Геральту так не повезло, то ли Ольгерд намеренно решил позвать ведьмака на эту выставку, но – на скромный ведьмачий вкус – все картины были ужасны. Ольгерд же очень серьезно рассматривал каждую картину, положив правую руку на подбородок. – Неужели ты не видишь, сколько в картину вложено эмоций? Каждый мазок полон чувств. Для меня такое направление тоже ново, но, кажется, я начинаю его понимать. Если честно, Геральт видел перед собой просто разноцветную мазню. Он так прямо Ольгерду и сказал. – Это просто разноцветная мазня. Ольгерда это совсем не обидело. Он оторвал взгляд от картины и повернулся к ведьмаку. Вновь он одарил Геральта тем взглядом странным, что лишь смятение вызывал в последнее время. Кроме этого, во взгляде Ольгерда, конечно, было веселье. – А я думаю, что ты очень даже проникся картиной. Я могу ошибаться, но, кажется, она тебя раздражает? – Не понимаю, к чему ты клонишь, но меня не может раздражать какая-то картина. – Ну конечно, – Ольгерд улыбнулся так, что морщины в уголках глаз собрались. – Кстати, советую взглянуть на название. Нахмурившись, Геральт приблизился к табличке с названием. «Раздражение». – Ну ты и сукин сын, Ольгерд. – Ты мне тоже очень симпатичен, Геральт. Было странно осознавать, что слова эти, пусть и сказанные с усмешкой, были на самом деле искренни. И выходила эта симпатия сильно за пределы дружбы, если судить по поступкам Ольгерда в последнее время. Чтобы скрыть смущение, Геральт только фыркнул. – Если снова захочешь приобщить меня к искусству, то ты хотя бы веди меня на нормальную выставку, а не на это. Ольгерд открыл рот, собираясь что-то сказать, но его прервал недовольный кашель за их спинами. Повернувшись, они увидели перед собой очень сердитого мужчину. – Вы что-то хотели? Вот так их и прогнали с выставки за оскорбление чувств художника, нарисовавшего все эти картины. Стоит заметить, что прогнал их как раз сам творец собственной персоной. – Прости, что так получилось. Ольгерд похлопал ведьмака по плечу. – Не извиняйся! Если честно, я уже подустал находиться там, а так нам хотя бы было весело, верно? – Геральт очень старался не замечать, как глаза Ольгерда то и дело к губам его опускались, но задача эта была невыполнимой. Запоздало поняв, что Ольгерд задал ему вопрос, ведьмак кивнул, на что мужчина вновь улыбнулся. – Думаю, нам пора возвращаться. Оседлав лошадей, они поскакали домой. Возможно, они успеют сыграть партию в гвинт перед ужином.***
Через пару дней Геральт получил в подарок ту злополучную картину. Только вот, глядя на нее, почему-то больше не получалось испытывать раздражение.***
– В общем, выкрали мы с Витольдом у отца нашего табак. Покурить хотелось, понимаешь ли. А чтобы никто нас не заметил, мы в кустах малины спрятались в саду. Сначала, конечно, малиной объелись, а потом выкурили весь табак, что был, – Ольгерд улыбался воспоминаниям, подставив лицо солнцу. – Ох и плохо нам было после. Всю малину выблевали прямо там же, у кустов. До сих пор малину не выношу. Нас потом садовник нашел и к отцу привел. Геральт, за удочкой смотри, у тебя клюет. Ведьмак, до этого заслушавшийся историей Ольгерда, обратил внимание обратно на удочку. Действительно, клевало. Рыбешка, угодившая на крючок, была крохотной, поэтому было совсем не жалко выпустить ее обратно в воду. – Что было дальше? Ольгерд ухмыльнулся. – Пиздюлей мы получили, вот что. Я даже больше, потому что младшего брата к плохому приучал. Только нас это ничему не научило – вскоре мы стащили с кухни бутылку какого-то вина. Геральт искренне рассмеялся. Смех мягко растворился в плеске воды и пении птиц, что прятались на ветках деревьев, окаймлявших берег озера. Лето в Туссенте было чудесным. Казалось, что здесь не может происходить ничего плохого. (Геральт понимал, что это неправда, но иногда даже ведьмакам хочется верить в добрые сказки.) Они с Ольгердом сидели на ветхом деревянном пирсе, закатав штаны до коленей и опустив ноги в воду. Геральт следил за удочкой, а Ольгерд сидел рядом и, кажется, впитывал в себя весь солнечный свет, потому как волосы его – да и весь он сам – золотом сияли, а не привычной медью. Мысленно сравнивая этого Ольгерда, и того, каким он приехал в Корво Бьянко, Геральт не мог не удивиться, как сильно он изменился. Пусть Ольгерд все еще сталкивался с призраками своего прошлого, ему действительно становилось лучше. Когда-нибудь он простит себя, и прошлое больше не будет давить на его плечи тяжелым грузом. Геральт искренне в это верил. Улыбка не покидала губ ведьмака. – Давно я так не рыбачил. – А как же обычно рыбачат ведьмаки? – Покажу тебе потом. Ольгерд не сказал этого вслух, но по радости в глазах было видно, как было приятно знать, что их ждет это «потом». Видно, от радости этой он и наклонился к Геральту, чтобы на губах его тепло солнечное оставить. В этот раз Геральт на самом деле потянулся за чужими губами, когда они отстранились, чтобы поцелуй не заканчивался подольше.***
Геральт уже и не думал, что увидит Цири снова. Но вот она была перед ним, почти что не изменившаяся. Когда они сидели вдвоем под деревом и говорили обо всем, что случилось с ними, в Геральте снова проснулось желание схватить ее и просто умчаться подальше ото всех, лишь бы она могла жить свободно, как всегда хотела. – Я вижу, о чем ты думаешь, Геральт, – Цири опустила руку на плечо ведьмака. – Не вини себя. Это мой выбор, и я осознавала все его последствия. Геральт коснулся руки дочери. – Я бы хотел, чтобы ты осталась здесь, со мной. Цири улыбнулась. – Я тоже. Некоторое время они молчали, слушая шелест листьев над собой. На одной из веток сидела какая-то пташка и напевала песню на своем неведомом языке, а со стороны усадьбы можно было услышать отдаленные разговоры слуг. Хотелось остаться в этом мгновении подольше. – А этот Ольгерд, он ничего, да? – с этим ее хитрым взглядом с прищуром она стала так похожа на маленькую девочку, которая замыслила какую-нибудь шалость, что только и хотелось рассмеяться. – Нет, правда! Не Йен, конечно, но он тоже неплох. – Не знаю, чего ты там себе навыдумывала, но он просто помогает мне в управлении винодельней. – Я притворюсь, что не видела, какими взглядами вы обмениваетесь, и сделаю вид, что поверила тебе, но знай, – она положила голову ему на плечо, – я рада, что у тебя рядом есть этот Ольгерд. Я тоже рад, подумал Геральт. – Я тоже рад, – признался он вслух.***
Геральт вдруг понял, что слишком долго Ольгерд сражается с чудовищами стальным мечом. Пусть он и не ведьмак, но неправильно, что в бой с монстрами он идет без серебряного оружия. Геральт нашел лучшего мечника в Боклере и сделал специальный заказ. Было потрачено немало денег, но результат стоил того. Меч был ничем не хуже фамильной карабелы Ольгерда: идеально сбалансированный, острый и легкий, эфес был богато украшен, а конец рукояти был выполнен в виде лисьей головы. Найти мастера рун в Туссенте оказалось трудно, но после долгих поисков все же возможно. Сравниться с зачарованной карабелой не получилось, но руны всегда помогали Геральту в боях, так что и в новой сабле они будут не лишними. Готовая сабля превзошла все ожидания. Пока Ольгерд ругался с кем-то на винограднике, Геральт прошел в его комнату и оставил сверток на кровати. Невольно взгляд упал на окно, из которого было плохо видно виноградник, где сейчас был Ольгерд, но отлично было видно сад. Геральт перевел взгляд на тумбочку, в которой Ольгерд хранил ларец с розой. В голове родилась идея. Он пообещал себе подумать об этом позже и вышел из комнаты.***
Ближе к ночи он услышал стук в дверь своей спальни. – Открыто! Дверь открылась, а за ней предсказуемо оказался Ольгерд. В руках он держал свое новое оружие. – Это что? – Кажется, сабля. Ольгерд резко выпустил воздух через ноздри. – Вижу, не дурак, – мужчина вошел в спальню и встал перед Геральтом. – И ты тоже, так что прекращай им притворяться. Почему она была в моих покоях? Геральт бровь одну приподнял. – Потому что она твоя? – По какому поводу? – Пусть тот, кого за ведьмака принимают, все-таки с двумя мечами ходит: со стальным и, – ведьмак кивнул на саблю в руках Ольгерда, – с серебряным. Мужчина обвел долгим взглядом Геральта и, наконец, позволил себе внимательнее осмотреть меч. Отблески свечей красиво танцевали на металле. Ольгерд проверил точку баланса, крепко схватился за рукоять, осматривая оружие на расстоянии вытянутой руки, и вздохнул пораженно. – Это отличная сабля. Тебе не стоило… – Не стоило, – Геральт улыбнулся, – но я хотел. Ольгерд зачарованно провел ладонью по лезвию. Геральт напрягся – не пытается ли он снова руку свою порезать намеренно? Но нет, Ольгерд был аккуратен. Налюбовавшись саблей, он отложил ее в сторону и вдруг сел на корточки перед ведьмаком. Он положил свою правую руку Геральту на затылок, прижимаясь своим лбом к его лбу. Глаза свои Ольгерд не закрывал. Геральт тоже. – Я ценю этот дар и все другие, что ты преподнес мне, – горячее дыхание обдало лицо Геральта, и его сердце потеряло прежнюю невозмутимость. – Я благодарен тебе, Геральт. За всё. В глазах Ольгерда, и правда, была благодарность. И еще что-то большее. Гораздо большее. Теперь ведьмак понимал, что это было за чувство. В этот раз Геральт сам первым потянулся к чужим губам.***
– Ты можешь не уходить к себе. – Я знаю. – Уйдешь? – Нет, Геральт, я останусь.***
Настала пора подумать о идеи, что пришла в голову Геральта некоторое время назад. – Ольгерд. Мужчина оторвался от книги и с немым вопросом посмотрел на Геральта. – Я не знаю, сработает ли то, что я хочу сделать, – по нахмурившимся бровям было видно, как недоумение возрастало в Ольгерде. – Мне нужна твоя роза. Кажется, мужчина даже не сразу понял, о чем его просит ведьмак, а когда понял, очень удивил Геральта. – Бери. – Ты готов просто отдать мне эту розу? – Я тебе доверяю, Геральт. Эта роза напоминает мне только о боли, что я причинил Ирис. Я никогда об этом не забуду, но я хочу думать о счастье, что мы пережили с ней до того, как все разрушилось, – Ольгерд немного нахмурился. – Большая часть меня не хочет расставаться с розой, но я переступлю через это. Геральт не мог скрыть своего удивления, на что Ольгерд только криво ухмыльнулся. – Приятно лишить дара речи самого Геральта из Ривии. Не мог ведьмак оставить это без ответа: – Ты так не радуйся, сегодня ночью мы посмотрим, кто кого лишит речи. Глаза у Ольгерда заблестели от веселья, и Геральт, довольный, вышел из спальни, забрав розу. Приятно было осознавать, что пусть происходящее между ними было для них странным и новым, фундаментально все осталось по-прежнему.***
Геральт отдал цветок слугам, занимающимся садом. Те пораженно рассматривали необычайно красивое растение. Стараясь не напугать крестьян, ведьмак в общих словах объяснил, что роза очень необычная и с тем, чтобы черенки из ее стебля прижились, могут быть проблемы. Его заверили, что сделают все возможное, и Геральт на время забыл об этом.***
Когда цветы расцвели они оказались совсем не фиолетовыми, а ярко-красными. Они были прекрасны, но не было в них больше той потусторонней красоты фиолетовой розы. Эти цветы не будут цвести вечно. Рано или поздно они завянут, но за ними придут новые, не менее прекрасные. Ольгерд долго смотрел на розы, аккуратно касаясь лепестков кончиками пальцев. Ни один шип больше не ранил кожу мужчины. – Спасибо, Геральт. Смотря на Ольгерда, трепетно прикасающегося к цветам, Геральт подумал, что бы сейчас с ними было, если бы он тогда не написал ему. Перед глазами встало собственное одинокое существование. Все ушли так далеко вперед, а он так и остался на месте. А где-то далеко в огромной и пустой резиденции, полной призраков прошлого, медленно себя убивал бы тот, без кого было сложно сейчас представить свою жизнь. – Тебе спасибо, Ольгерд. Мужчина отвел взгляд от роз и посмотрел на Геральта. В глазах его затаилась улыбка. – За что? – За то, что приехал.