Часть 1
9 февраля 2024 г. в 11:21
По скромным наблюдениям Трея, Руку нравится отыгрывать роль королевского егеря с повадками вечно вдохновленного творца. Пожалуй, затянутым корсетам Помфиора как раз нужны такие люди: свободолюбивые и парящие мыслями в мире искусства.
Нужны ли «егери-творцы» в Хартстабюле? Возможно, для погони за сбежавшими фламинго сгодятся. И то, на время пока их не решит казнить король за лишнюю разговорчивость; сколько же метафор поэтичный смертник может подобрать краснеющему лицу — диву даёшься. Расцветшие маки, багряный закат, алая кровь.
У Трея в мыслях только томаты и паста, разлитая по центру горки из спагетти. И следом игра слов с розами и длинной фамилией; он не произнёс бы её при всех, но Руку, среди стерильно-белых халатов и резиновых перчаток, припомнил бы.
Кажется, Рук готов смеяться со всего в мире. Посмеиваться французским «хо-хо». Трей не понимает как в текстовом формате передать сочетание звуков, выходящих из Рука: одновременно высоко и низко, хрипло и чисто, коротко и долго. Он бы назвал это приятным, как вкус засахаренных фиалок (Трей их любит! Это вовсе не странное предпочтение).
Сравнение опять кухонно-пищевое, зато искреннее. Рук такое ценит и рвётся восхвалить четные попытки Трея исправить свои литературные навыки; после потирания щеки от фантомной горящей боли (почему рука призрака не проходит насквозь?!), выдумывания романтичных строк с новой силой начнут путать Трею голову.
Руку и это нравится. Словно каждое слово и действие Трея для него не хуже выставочных картин за стеклом музея.
Трей метит без чужих стрел и лука, попадая постоянно. В сердце. Видимо у Рука оно занимает целые девяносто процентов в теле (а остальные десять — фиолетовая шляпа). Иначе частые и радостные восклицания при любых словах Трея не объясняются. Или Трей вновь не смог прочесть между строк и найти особенный контекст?
Он спросит у самого любознательного человека в колледже и, получив витиеватый ответ (может и с рифмой в конце), не поймет его.
Ничего, к большому сердцу прилагается и большое терпение.