Больше, чем...

После легкого дождя ночь дарила приятную свежесть с запахом мокрой земли и набухших сосновых шишек. В открытое окно светила почти круглая луна, похожая на румяный блин только со сковородки. Лес вокруг заставы наполнился шорохом и стрекотанием ночных жителей. Стражи на воротах молча несли свою службу, как вдруг эту идиллию нарушил приближающийся топот, хлюпающий по размякшей земле и пугающий затаившихся в ветвях сов. Я стояла возле распахнутого окна, отдыхая от дневной суматохи и пытаясь оправдать ночное бдение бессонницей, а не нежелающим успокаиваться сердцем. Последние дни превратились в одно непрерывное ожидание. Мысленно я охлаждала себя, приводила в чувства, но сердце с каждым новым днём всё сильнее сжималось от приближения неизбежной встречи. Даже наше с королем удивительное возвращение настолько не тревожило и не будоражило моё сознание, как приезд Двалина. Да, я никак не могла поверить в реальность происходящего, не могла насытиться хорошо приготовленной и разнообразной едой, нарадоваться чистым (пусть и мужским) рубашками. Но всё это меркло перед болезненной реальностью, где я уже потеряла того, ради кого выживала последний год. Именно из-за него я мучилась и не чувствовала радости, а только — напряжение и страх. Вот и сейчас я стояла, затаив дыхание, в ожидании последнего, окончательного приговора, не зная, выдержу ли. Проваливаться в липкий кошмар мне не хотелось, бродить по заставе не было сил, вот и получалось, что единственным развлечением оставался двор, на который выходили окна моей комнаты. Тусклый свет редких факелов рассеивал тьму, привлекая ночных насекомых, самые отчаянные из которых молча сгорали первыми. — Стой, кто идёт? — донёсся до меня звучный голос одного из стражников, заставив меня напрячься и плотнее прижаться к оконной перегородке. Ему что-то ответили, затем послышался звук отпираемых затворов и скрип ворот. Ночной гость въехал на заставу, тут же спешился и поспешил к жилым домам, попутно переговариваясь с подбежавшим гномом и запрокидывая укрытую капюшоном голову, чтобы охватить взглядом всю площадь и ближайшие постройки. Моё сердце ударилось о рёбра и замерло, в горле встал ком, а живот неприятно заныл. Мне не нужно было видеть лицо, я и так узнала знакомую фигуру, широкие плечи, ровную спину, твёрдый и уверенный шаг. Да и кто ещё мог приехать в одиночестве в такой час, если не он? Прошло уже три дня — столько требовалось на дорогу от Эребора до заставы, если не отдыхать лишний раз и не щадить животное. И пусть я подготавливала себя все эти дни, уверяла, что выдержу, смогу, сдюжу, сейчас больше всего на свете мне хотелось распахнуть дверь и сбежать по широким ступеням вниз и будь, что будет. Я ждала этот момент с каким-то жестоким отчаянием, хотя всеми силами делала вид, что меня это не сильно волнует, что я смирилась и всё поняла. Нет. Не поняла. Не смирилась. И моё дрогнувшее сердце этому свидетель. — Двалин! — голос Кили привёл меня в чувство, заставил вспомнить, наполнил тоской. Я ринулась было к выходу, но замерла и беспомощно опустила руки, которые уже потянулись к дверям, а потом и вовсе в испуге отпрянула, когда за ней послышались быстрые глухие шаги, переходящие в бег. Моё сердце заколотилось, ещё чуть-чуть и выпрыгнет, разорвёт грудную клетку, выпорхнет навстречу тому, кто уже давно стал для меня смыслом жизни и причиной того, что я всё ещё жива вопреки всему. На висках выступил пот. Я прикусила губу и сжала кулаки. Шаги приблизились к двери и… прошли мимо. Я услышала стук в соседнюю дверь, за которой были покои Торина, и выдохнула, оперевшись рукой и лбом о брёвна, из которых была сложена стена. В глазах на мгновение потемнело, а из горла вырвался сдавленный стон, который я тут же поспешила приглушить ладонью. В соседней комнате заговорили сразу несколько голосов. Я услышала, как Кили что-то сказал и ушёл, а разговор в комнате после недолгой паузы продолжился. Но как бы я ни прислушивалась, разобрать слов не могла. Даже к окну подошла в надежде услышать долгожданный голос. Хотя бы голос… Но ночные звуки заглушали голоса. Я стояла, не шевелясь и, кажется, не дыша. Мягкий летний ветер холодил горящее лицо, кровь стучала в висках, искусанные губы пылали. Что если Торин не сдержит слова и пустит его ко мне? Как мне не умереть на месте? Как не выдать своей боли? Ну как же так, о Горы? Я много раз пыталась представить нашу с ним встречу в последние дни. И всегда это было что-то болезненное и мутное. Я измотала себя этими мыслями и сейчас была на грани срыва. Когда раздался звук отворяемых оконных створок, я вздрогнула и покачнулась, но вовремя вцепилась в раму, чтобы не потерять равновесия. Голоса стали чётче. И я затаила дыхание, прислушиваясь, впитывая в себя каждый звук. В груди стало так тяжело, словно туда накидали камней. — Значит, Балин всё-таки решился, — Торин, кажется, подошёл к самому окну. — Старый упрямец. — Как я и сказал, — голос Двалина заставил меня задрожать всем телом. Я прикрыла глаза, стараясь дышать ровно. Этот голос я весь прошедший год слышала в своих снах, выуживала из памяти, как драгоценный камень и грелась в его звуках в самые лютые морозы. И вот он рядом, совсем близко — достаточно выйти из комнаты и сделать пару шагов… Но я осталась на месте, примёрзла к окну, даже глаза закрыла, чтобы остановить подступившие слёзы. А в груди становилось всё больше камней, мешающих дышать. — Сколько? — спросил король. — Почти полторы сотни семей, не считая стражников, — ответил Двалин. — Какого Моргота он потащил целые семьи? Когда? — В начале лета, как только Фили выпроводил Кили на заставу, а то бы и этот мелкий уехал. — Кили? — Ты же знаешь его, — в голосе послышалась усмешка. — У него шило размеров с орочью секиру в одном месте. Если бы остался в Эреборе, мы могли не уследить. Этот мальчишка нашёл бы способ улизнуть. Особенно после того, как та ушастая исчезла… — Что ж, Фили правильно сделал. Этот поход слишком рискованный, и Фили должен был это понимать. — Да, Торин. Ты неплохо его поднатаскал. Да и Дис подсказала… — Как она? — Ждёт тебя и не понимает, почему ты остался на заставе. Боится, что ты в очень плохом состоянии и не можешь нормально передвигаться. Я рад, что она ошиблась. Я еле заставил её остаться в Эреборе — так она порывалась поехать к тебе. — Ты правильно сделал. У меня есть причины задержаться… Передай Дис, что я скоро буду. Пусть не волнуется. Ей сейчас вредно. Какое-то время голоса смолкли. Ночь наполнилась запахом горького табака. Далеко на стене тихо переговаривались стражники, делясь новыми впечатлениями. С новым рвением начал оживать потревоженный лес. — Как она? — вопрос Двалина прорезал тишину словно меч. По моей щеке стекла слеза. Я прикусила костяшки пальцев, чтобы не завыть в голос. — Жива, — последовал сухой ответ. — Я должен поговорить с ней. — Это ничего не изменит. — Торин… — Нет, Двалин. Поезжай домой. Так будет правильнее. Ты ведь и сам знаешь. — Знаю… но ничего не могу поделать. Когда я узнал… — Это уже не имеет значения. — Я имею право… — Не имеешь. Больше нет, — в этих словах не было угрозы, лишь горечь. — Да что ты со мной, как с мальчишкой! — не выдержал Двалин. — Что, я по-твоему могу с ней сделать? Мне просто надо увидеть её, объяснить, прощения попросить в конце концов. — Двалин, — вздохнул Торин. — Я не позволю. Если понадобится, велю вышвырнуть тебя за ворота, как приблудного пса. — Из-за Дис? — И из-за Дис тоже, — сказал Торин с металлом в голосе. –Ты дал ей клятву. У вас будет ребёнок. Не усложняй всё. Повисла тяжёлая тишина, в которой слышалось только моё беснующееся сердце и участившееся дыхание. — Я знаю, что ты любишь её, — очень тихо и как-то безжизненно сказал Торин. — И она тебя. Но теперь это не имеет значения. Я не позволю тебе нарушить слово, данное моей сестре. Поэтому возвращайся к матери своего будущего ребёнка. А когда я вернусь, сыграете свадьбу, как и положено. — Торин, — Двалин тоже понизил голос. — Я не отступлю от своего слова. Ты это знаешь. Никогда не обижу твою сестру и не обману. Но Наис… — Забудь о Наис. Ради неё самой. — Ради неё я здесь… И твоя сестра тоже считает, что мы должны объясниться раз и навсегда. Она понимает. — Ты даже не представляешь… насколько сильно эта девочка тебя любит… — в голосе Торина послышалась горечь. — Иногда мне кажется, что она выжила только ради тебя. Поэтому я не позволю тебе приблизиться к ней. Не сейчас. Это сломает её… и тебя. Неужели ты не понимаешь? — Торин… — Она взяла с меня слово, что я не подпущу тебя к ней. И я намерен сдержать его любой ценой. Уезжай. — Это приказ? — Станет им, если ты не услышишь просьбы. В тишине, продлившейся вечность, наконец-то скрипнула дверь, тяжёлые шаги прошли мимо моей комнаты и начали медленно, словно нехотя, спускаться по лестнице, а вскоре во дворе, освещённом первыми лучами восходящего солнца, появилась фигура Двалина. Какой-то гном по неуловимому знаку подвёл ему оседланного молодого козла и, пока Двалин запрыгивал в седло, сделал жест стражникам, чтобы те поспешили открыть ворота. Створки скрипнули, заставляя меня вздрогнуть от ужасного понимания, что это тот самый конец, которого я ждала все эти дни. Сейчас Двалин выедет за пределы заставы, и тогда мир окончательно рухнет. Всё встанет на свои места и кошмар превратиться в реальность. Ведь мой Двалин не мог уехать просто так! Не мог… только если его не ждал кто-то важнее и ценнее меня. Я отчего-то знала, что если сумею остановить его, то и удержать смогу, а если дам уехать, то потеряю его навсегда. И последнее было настолько болезненным, что в глазах на миг потемнело. Как же мне жить без него? Зачем? Я сорвалась с места, как была — в мужских рубахе и штанах, босиком, с расплетеными косами. Я распахнула дверь, слетела с лестницы, чуть не падая вниз головой, пронеслась через прихожую и вылетела во двор, уже не задумываясь над причинами и последствиями своего поведения. Так велело уставшее от волнений и тревог сердце. Так подсказывала тоскующая душа. Так велели мои рвущиеся из груди чувства. Но стражники уже закрывали ворота, а ветер уносил топот копыт, во второй раз распугивающий лесных птиц. Не замечая удивлённые взгляды гномов, скользя по мокрой земле перевязанными пятками, я добежала до стены и забралась по лестнице наверх, цепляясь за неровные брёвна, держащие над стеной навес от непогоды. Дыхание сбилось, в глазах всё шло ходуном, но я всё же сумела различить одинокую фигуру всадника, медленно удаляющуюся от заставы по протоптанной, скрытой лёгким туманом колее. — Двалин, — беззвучно прошептали мои губы, а в глазах выступили слёзы. Я отказывалась верить, что он уезжал вот так, не взглянув, не промолвив ни слова, не обняв, не попытавшись что-то сделать… Он просто оставил меня, подчинился, сдался. Мой голос отказывался повиноваться. Я лишь открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба в ожидании смерти. Я с силой прикусила щеку, приводя себя в чувства. Я не могу его звать. Не могу просить остаться. Он больше не принадлежит мне. И никогда не будет. Я лишь всё испорчу, обреку нас обоих на позор и изгнание. Его ещё не родившийся ребёнок останется без отца, а женщина, с которой он связал свою судьбу, останется обесчещенной предательством. И я знала, что Двалин не такой. Он лучше отрубит себе обе руки, чем предаст. И поэтому ему больнее вдвойне. Лучше пусть уезжает. Надо отпустить его. Сейчас. Немедленно. Пусть едет. Пусть скорее исчезнет из моей жизни! — Уезжай! — прошептала я, вонзая ногти в твёрдое дерево и не замечая рядом стоявших стражников. — Ну же! Проваливай! Исчезни! — Злоба на себя, него, судьбу захлестнула меня с мощью урагана. Захотелось выть и рвать на себе волосы. Пальцы свело судорогой. — Быстрее! Езжай! Прошу тебя!.. А сердце кричало: «Останься! Вернись! Обними!» Двалин вдруг замер, выпрямив спину, остановил козла и обернулся. Сверкнули в свете восходящего солнца новые подвески в его бороде. Но до того, как он успел меня увидеть, я спряталась за толстым стволом подпорки и встретилась глазами с Торином, который каким-то образом оказался за моей спиной. Наверное, поэтому стражники до сих пор молчали и истуканами стояли по своим местам. Я вытянулась, точно тетива, сжала кулаки на груди, задержала дыхание, чтобы остаться на месте, чтобы не сделать глупость и не рвануть туда, куда просилось сердце. И в глазах того, кто поддерживал меня последний год, кто спасал мне жизнь, тащил на себе и вселял надежду на успех, я увидела всё ту же непоколебимую твёрдость. Он не даст мне совершить глупость, не позволит потерять голову — даже и пытаться не стоит. Только поэтому я осталась стоять на месте, не обернулась, не сделала опасный шаг. На кону была репутация сестры Торина. Кто я такая, чтобы вставать на пути королевской семьи? Кто я такая?.. Торин перевёл взгляд за стену и еле заметно кивнул. Он проводил взглядом Двалина вместо меня. И вместо меня удостоверился, что тот не повернёт назад. Торин какое-то время оглядывал окрестности, давая мне время прийти в себя, и наконец перехватил мой потухший взгляд. — Что хочешь на завтрак? — спросил он, протягивая мне потёртый плащ, словно ничего не случилось, словно я не дрожала, словно не кусала губы в кровь и не пыталась собрать остатки гордости. — Сегодня особый день? — протолкнула я слова через силу, чувствуя отчаянную злобу на весь мир. — Неужели есть выбор? — я опустила взгляд и, приняв из его рук плащ, накинула на свои плечи. Руки предательски тряслись, а голос хрипел от невыплаканных слёз, но я держалась. Пока ещё держалась. Хотя и не знала теперь, как долго Торин будет меня терпеть теперь, когда осознал, насколько опасна моя близость. Двалин его друг, Дис сестра. А я… я даже не невеста его друга. Но я гномка, которая может создать проблемы. Поэтому он остановил меня? Поэтому до сих пор не уходит? Боится, что Двалин вернётся? — Выбор есть всегда, — одними глазами улыбнулся король, подавая мне руку, но я видела его напряжение. Он волновался. — Я не голодна, — сказала я, равнодушно позволяя Торину помочь мне спуститься со стены. Стражники тем временем косились на нас с явным недоумением и любопытством. — Нет смысла морить себя голодом, Наис, — Торин едва заметно сжал мою ладонь. — От этого лишь слабеешь и телом, и духом. А нам скоро выезжать домой. — Как прикажете, ваше величество — повторила я безразлично, но наткнувшись на нахмурившийся взгляд Торина, споткнулась. — Это что за безобразие? — выругался он, увидев мои почерневшие от грязи ноги со взбухнувшими повязками. — С ума сошла босиком бегать с твоими-то ногами? — Да уже зажило всё, — начала оправдываться я, но Торин уже подхватил меня на руки и понёс через двор. — А если гвозди? Ещё раз увижу подобное, запру на замок до самого отъезда, — и по его голосу, я поняла, что он не шутит. — Только зелье целителям переводишь зазря. — Так и поезжайте без меня, — сухо ответила я, отворачиваясь в сторону. — Лучше, чем срываться на мне… — Думаешь, я срываюсь на тебе? — Торин даже остановился на мгновение, но потом его хватка стала крепче и он зашагал быстрее. — А разве нет? Вон как кричите, — сказала я. — Словно я вас цепями к этой заставе приковала. Ехали бы в своё королевство без меня и не попрекали меня моими ногами… — Дура, — сплюнул Торин, внося меня в терем и поднимаясь на второй этаж, а я прикусила губу и мысленно пожелала себе умереть на месте. Как вообще я посмела говорить так с королём? Не в пещере уже. Должна знать границы. Теперь он ещё больше на меня разозлился. — Простите, — сказала я, когда он посадил меня на скамью возле печи и отвернулся. — Мои ноги, правда, в порядке. Мы можем выехать, когда вам будет угодно, ваше величество. Это прозвучало слишком ровно, даже грубо, и он это почувствовал. — Мы выедем, как только целители скажут, что ты выдержишь поездку, — проговорил Торин бесцветным голосом, направляясь к выходу. Его плечи были напряжены, а руки сжаты в кулаки. — Что они понимают? — буркнула я. — Я лучше знаю, хорошо мне или плохо. — И как тебе? — повернулся Торин и посмотрел на меня в упор. — Хорошо или плохо? Я сжала губы, чтобы не высказать ему всё, что я думаю про его неприкрытую грубость, но вовремя сдержалась. Словно он не знает, каково мне сейчас? И дело далеко не в ногах, ранах и слабости. — Нормально мне, — не выдержала я его пристального взгляда. — Бросаться в догонку не буду. Ваша сестра может спать спокойно. — Ты сама просила не пускать его к тебе, — тихо проговорил Торин неожиданно мягким голосом. — А теперь злишься на меня. — Я не злюсь, — вздохнула я. — Гонишь меня, словно пса. Словно я чужой… — Вы король, — сказала я не поднимая глаз. — Я всегда им был, — сказал Торин. — Но мне казалось, что мы стали чем-то большим друг для друга за прошедший год. Ты спасла мне жизнь, поэтому я рядом с тобой и не бросаю тебя. И вовсе не потому, что я боюсь, что ты уведёшь Двалина у моей сестры и разрушишь их семью. Я знаю, что ты не такая, Наис. Я хорошо тебя знаю. — Но всё-таки вы последовали за мной на стену. — Чтобы не позволить стражникам судачить лишний раз. — Всё равно поползут слухи, — пожала я плечами. — О вас с Двалином все знают и так, а кто не знает, тому расскажут. Это неизбежно. — О вас тоже поползут слухи. Весь двор видел, как вы меня несли на руках. — У тебя были босые ноги. Это они тоже видели. — Все знают, что вы задержались ради меня. Не боитесь, что о нас с вами будут судачить? — Они и будут. Я в этом не сомневаюсь. Тебя это так волнует? — А вас разве нет? — Прикажу сплетникам языки вырывать калеными щипцами, если это тебя успокоит, — пожал плечами король. — Фуу, гадость какая, — сморщилась я. — И клеймо на лоб буду ставить за клевету, — продолжил король. — Налысо бороды сбривать и в кандалы заковывать. А самых языкастых — сбрасывать с городской стены. — Смотрю, соскучились вы по вашим королевским забавам, — слабо улыбнулась я, чувствуя, как спало напряжение. — А нести меня на руках всё-таки не стоило. Вы же король. Могли приказать одному из стражников. — Позволь мне самому решать, что стоило, а что нет, — отрезал он. — Как вам будет угодно, ваше величество, — сдалась я, не желая больше спорить. — Скоро будет завтрак. Я велю пока принести тебе воды, смыть это безобразие, — он кивнул на мои заляпанные ноги. Я опустила голову и попыталась спрятать ноги под скамьёй. — Наис? — смягчил тон Торин. — Мне, правда, не всё равно, что с тобой происходит. Я кивнула. Другого ответа у меня не было. Не для него. Ведь именно его сестра скоро выйдет замуж за Двалина. Вряд ли мои чувства важнее чести королевской семьи, как бы он и не старался это отрицать. Скоро его привязанность ко мне пройдёт. Да и не пересечёмся мы больше, когда вернёмся в Эребор. — Он сказал что-нибудь об отце? — спосила я, чтобы сменить тему, и потому что тревога об отце росла с каждым днём. — Да, Наис… — Что? — моё сердце ухнуло в пятки при виде странного напряжения на лице Торина. Я подобралась, ожидая непонятно чего. — Ничего ужасного не случилось, — поспешил успокоить меня Торин. — Твой отец просто покинул Эребор… со многими другими гномами. — Покинул? Как? Куда? — всполошилась я, чувствуя, как каменеет моё сердце. Я даже привстала, но опять упала на скамью, не в состоянии уложить в голове случившееся. — Балин отправился в Кхазад-Дум, наше старое королевство в Мглистых горах, в надежде возродить его, — пояснил Торин. — Многие захотели присоединиться. И твой отец тоже. — Но Кхазад-Дум… — Да, Наис, это безумная затея, — согласился Торин, сдержав тяжёлый вздох. — Если бы я был в Эреборе, этого бы не случилось. Но Фили не смог остановить Балина. Остаётся надеяться, что этот поход окажется удачным. — Но там же… балрог! — шёпотом сказала я, вспоминая все те ужасные легенды и истории, коими не брезговали делиться гномы постарше, что ещё помнили рассказы своих отцов и дедов, сумевших выжить после нападения чудовища. Все знали историю Мории, когда огромное чудовище, вырвавшееся из недр земли, разрушило королевство гномов и заставило жителей искать себе новый дом. Такого жуткого существа не было во всём Средиземье. Оно одно смогло стереть с лица земли огромный город. Видевшие его гномы не могли говорить о нём без содрогания. Поговаривали, что оно могло сжигать одним лишь взглядом. И в его логово отправился мой отец? Зачем? — Это было слишком давно, — сказал Торин. — Тот демон, наверняка, давно уже мертв. Двалин сказал, что Балин выехал полтора месяца назад. А так как они пошли в обход старому тракту, то думаю, что они всё ещё в пути. Я обессиленно уронила руки на колени, не желая верить в услышанное. А как же дом? Таверна? Как же наша с ним мечта? Даже, если он думал, что я погибла, зачем отправился в такую даль? Мог бы вернуться в Железные холмы. Нет, я не понимала. Не могла понять. — Наис… — Я в порядке, — тихо сказала я, покачав головой. — Я в порядке. Я просто пытаюсь понять… — Я велел послать воронов по их следам, — сказал Торин. — Они передадут сообщение Дахору о тебе. Он вернётся, Наис. Всё будет хорошо. Я не смогла даже кивнуть. Просто уронила голову на ладони и закрыла глаза. Эребор теперь не казался мне домом. Мне больше не хотелось туда возвращаться. Но и в Железных холмах меня тоже никто не ждал. В груди разлился холод, словно сейчас был не конец лета, а середина зимы. — Надо вернуться в Эребор, — сказала я самой себе. — Если придёт весточка от отца, то туда. И сам он вернётся в Эребор, как только узнает, что я жива… Он вернётся. Должен вернуться. О, Горы, зачем он поехал? — я сильнее сжала голову, которая готова была расколоться на части. — Всё будет хорошо, — повторил Торин и вдруг оказался рядом, закутал меня в плед и сжал плечи, пытаясь заглянуть в глаза. — Я обещаю. Всё будет хорошо. До Мории два месяца обходным путём. Воронам не надо обходить преграды, не надо тянуть телеги. Они быстрее и выносливее пони. Они успеют донести весточку раньше, чем Балин коснётся зачарованных ворот. Я с трудом втянула в себя воздух и качнула головой. А Торин проговорил ещё что-то и вышел. Через какое-то время у меня в руках дымилась кружка бульона. На столике рядом стояла миска с кашей и кусок свежеиспеченного хлеба. Мои ноги утонули в тазу с теплой водой с какими-то травами. Окно было распахнуто, впуская внутрь звуки просыпающейся заставы. Жизнь продолжалась. Только вот внутри меня что-то заледенело и треснуло с новой силой.