Звено

— Мама! Кирилл лежал на боку. В голове трещало так, будто его не один раз приложили об стенку виском, а раз четыреста. Звуки, постепенно становившиеся различимыми, этому ничуть не помогали. Особенно не помогал слабенький, точно комариный, писк. — Ма-ам? Кирилл глаза открывать не рискнул. Только чуть подвинулся к источнику звука и понюхал. Пахло не комарами, а какой-то помойкой. А ещё источник звука был очень настойчивым, а ещё очень напуганным. Видимо заметив шевеление Кирилла, он перестал пищать. Стало сложнее, но Кирилл вытянул лапу и потрогал это. Это было теплым и крошечным. Раза в полтора меньше его собственной головы. Кирилл всё-таки приоткрыл один глаз и увидел то, что лежало рядом с ним. Маленький, совсем слепой котенок, запутавшийся в его длинной шерсти, ища тепла. Кирилл вздохнул. — Мама? — спросил котенок, потянул воздух розовым носиком и переспросил. — Папа? Маленький клубочек светлого рыжего меха — странного, будто с завитушками, как бывает у некоторых людей. Нет, от Кирилла бы такой точно не родился, во-первых, он сам был благородного черного окраса, а во-вторых, мейн-куном. Его потомки рождались гораздо крупнее. Но почему-то отодвигать этот комочек от себя совершенно не хотелось. Только чтобы пищать перестал. Кирилл подумал и лизнул его, успокаивая, и свернулся клубком, прикрывая от бродивших по вольеру сквозняков и чужих любопытных глаз. Хотя кроме них, бастетов в вольере не наблюдалось. Обычные бродячие кошки, братья и сестры низшие, которых до ужаса пугало присутствие среди них такой особы, как Кирилл. Жались по стенкам, пахли страхом. Котенок, умаявшийся от крика, успокоился и засопел куда-то ему в живот. И как его, такого, сюда занесло? Прибили маму, что ли? Или она, не будь дура, прихватив за шкирку пару котят посильнее, рванула прочь, только ее и видели? Кир не знал, и маленькое рыжее не знало. Оно спало, уткнувшись в густую черную шерсть. Спустя несколько часов оно проснется и очень захочет есть. Оставалась только надежда, что маленький бастет уже сможет есть хотя бы разжеванное мясо… Кирилл раздражённо дёрнул кончиком пушистого хвоста. Попался глупо, удрать не смог, а тут ещё и это… То же мне, благородный высший бастет… Неужели тебя так сильно саданули по голове, что разбудили родительские инстинкты? Перед клеткой кто-то прошел. Кто-то тяжёлый, пахнущий перегаром и кошачьей мочой, хромой. Нет, Кирилла поймал не этот. Та была рыжая девица на каблуках размером с Кирову лапу. Он поэтому и недооценил. Думал, лёжа в коробке на складе, где спрятался: вот дождусь, пока ты дура, отвернешься, а я тенью метнусь за твоей спиной, обращусь черным львом, и дам стрекача, что ты со мной, дура, делать будешь? И недооценил. Девица повертелась, покрутилась, близко подошла, и вдруг ножкой стукнула по крышечке коробки, закрывая обзор, Кир даже мявкнуть не успел, как в лапу вонзился, пробив картон, тот самый каблук. А потом сверху обрушился удар, после которого он тут и очнулся… С ошейником на шее и этим под боком. Большой и тяжёлый загремел мисками, запахло поганой сухой кошачьей едой. В углах зашевелились братья низшие. Поползли опасливо к решетке, прижимая уши. Кир поднял голову и они притихли. Замерли, пропуская бастета. Котенок приоткрыл рот, зевнул. — Папа? — спросил он. — Кир. — поправил бастет. — Папа Кир. — решил котенок. Кирилл вздохнул. Пускай пока так будет. Потом объяснит, если их тут кормят, значит, надежда пока есть, что это беспринципные живодеры. От них, конечно, с позором, но удерешь. Он встал, аккуратно взял котенка за шкирку — тот даже не пискнул. Подтащил к решетке, снова лег, ожидая кормёжки. Нет, какой же всё-таки, это был позор… Рама с железными мисками грохнула и опустилась перед ними. Кир понюхал, скривился, но, глухо рыкнув на сунувшихся, было, низших, прошёлся, выбрал лучшую миску, вернулся к ней с котёнком и принялся разжёвывать для него корм, давясь от гадкого химического привкуса. Уроды. Котенку тоже не нравилось, он все время фырчал, но ел и не капризничал. Умный, значит, попался. Как же не повезло ему, умному, в этой жизни… После кормёжки у решетки появился другой кожаный. Он уселся по-турецки перед клеткой, посмотрел на доставшийся улов и остановился взглядом на Кире. — Кыс-кыс-кыс, красавец… Кирилл презрительно отвернулся, а котенка прикрыл хвостом. Красавец — это было приятно, но все остальное желание общаться перебивало начисто. Кожаный презрения его не понял, и ожидаемо полез в мобильник. По ошейнику что-то брякнуло, а потом сильным электрическим разрядом прошило позвоночник. Кирилл зашипел, выгнулся дугой и едва успел переставить лапы, уже превращавшиеся в неудобные руки так, чтобы своим весом не задавить котенка. Многострадальной головой он приложился о низкий потолок клетки, руки разъехались на скользком полу, ошейник туго сдавил мощную шею. Кирилл захрипел, но тут заевший, было, ошейник расширился и позволил бастету вдохнуть. — Здоровый… — одобрительно сказал кожаный, беззастенчиво разглядывая его. —Чистенький… Кирилл размял челюсть. Хрустнул суставами и подвинулся ближе к решетке. Впечатление это на живодера произвело, но явно не то, на которое Кир рассчитывал. Он расплылся в широкой улыбке и протянул пальцы сквозь решетку. За пальцы Кирилл его, естественно, тяпнул, но не откусил, даже не сломал — не смог. Живодёр убрал руку, но, кажется, совершенно не огорчился. — Ты, приятель, так не играй. — он весело погрозил ему окровавленным пальцем. — Я к тебе по-человечески, а ты ведёшь себя, как грязное животное. — Я и есть животное. — выплюнул Кирилл. — Ошибаешься, ты переходное звено эволюции. — покачал головой живодёр. — Правда, глупое и счастья своего не сознающее. Котенок завозился у Кирилла под животом, обеспокоенный, должно быть, пропажей большого и теплого. Позвал жалобно, пополз на поиски. — А зрачки-то у тебя расширяются. — подметил живодёр. — Жалко маленького? — Не тронь. — пророкотал Кир. — Больно надо. С него шерсти тридцать грамм, вот и все добро… — Так зачем брали? — Глупый ты, Кирилл. Морда у тебя разрисованная, а все равно глупый. С этим, в общем, Кирилл был согласен. Умный бы на складе не решился прятаться… Живодёр снова усмехнулся, и Кирилл пообещал Бастет, что сожрет его лицо, как только выберется отсюда. Холодок клятвы скользнул под ребрами. — Ты мне сослужишь верную службу. — нараспев произнес живодёр. — А если нет? — Кирилл уставился в глаза живодеру. — На нет — и суда нет, и кормёжки… — мобильник в руках живодёра угрожающе сверкнул экраном. — Ты большой, тебя сразу не вырубит. Долго дёргаться будешь. Так не согласен? Кирилл изобразил на лице все презрение мира, получил удар током. Упал на бок, хвост бессильно захлестал по ногам. Кир попытался содрать когтями ошейник, снова начавший душить, но только оцарапал горло. Зрение помутилось, но он успел увидеть, что комочек — Женечка, вернее, пополз и что-то замяучил живодеру. Вдруг пелена отстранилась, ошейник перестал душить. Кир с трудом поднялся на четвереньки, разлепил ставшие неподъемными веки и увидел, что на полу перед решеткой сидит в кожаном обличии Женя. Ребенок совсем, года четыре, если не меньше. Кожаные только-только бегать учатся в таком возрасте. Кирилл чувствовал его ужас, но ужас не от присутствия живодёра, которому он умоляюще что-то втолковывал, с трудом управляясь с непривычным куском мяса по рту, которым приходилось ворочать, чтобы говорить. Кирилл пошевелил ушами. С трудом разобрал его речь, а когда до него наконец дошло, он едва не засмеялся. Глупый маленький бастет просил живодёра помочь папе Киру. Впервые увидев мир, он не соотнес, просто не мог соотнести, что Кириллу больно от ошейника, и самому ему тоже может стать от него очень больно, в любой момент. Он боялся и просил другого большого улыбающегося о помощи… А улыбающийся продолжал улыбаться, но глаза Кирилла было этой улыбочкой не обмануть. У живодёра были очень очень нехорошие противные умиленные глаза. Он врал. Нагло врал котенку, а смотрел на Кира, и смотрел так, что было ясно: если тот хоть словом, хоть взглядом начнет перечить, его кожаный палец может дернуться и маленького бастета прошьет насквозь очень большая молния. Он маленький, он даже дёргаться не будет, сразу окажется перед котами Ультара… И пришлось слушать сладкую патоку речи, что живодёр этот уже помог папе Киру… Долго слушать не пришлось, правда. Маленький бастет на какой-то вопрос кивнул. Подполз к Кириллу. Посмотрел на него, погладил по голове, между ушей и произнес: — Вставай, пап, нас сейчас отсюда уведут. Там тебе помогут… Кирилл посмотрел на него и в темноте клетки разглядел хитрые узоры на мальчишеском лице — незнакомой семьи, но однозначные. Благородный, был бы на воле — стал бы высшим… Как же тяжело об этом было думать. Думать вообще было тяжело. — Пойдем. — снова попросил Женя, наклоняясь над ним и тыкаясь в шею носом. — Тут совсем немножко, только из клетки вылезти… Кирилл застонал, все тело болело. Но сил обратно в истинное отличие возвращаться уже не было. Хотелось закрыть глаза и махнуть к котам Ультара, но было нельзя. Нельзя оставлять маленького глупого Женю, нельзя сдаваться просто так на радость улыбающемуся противному живодеру. Он по-пластунски дополз до решетки, и та распахнулась перед ними. Низшие потекли к ней со всех углов, и тут же передние упали от быстрых движений живодера, молниеносно что-то нажавшего на экране. Можно было только двум бастетам. Когда они перевалились через край клетки, по позвоночнику снова прошёлся разряд и сознание покинуло Кира. Дальше была только беззвездная глухая пустота.