Заместитель Лидера Секты хочет меня

Мён. Это имя, больше походящее на детское прозвище, в последние месяца постоянно фигурировало в его голове. Этот мальчишка, нет, молодой человек, который столь мал и худ, что напоминал подростка, постоянно следовал за ним, считая, что отдаёт долг за кров и еду, хотя Пэкчхону казалось, это просто предлог. Не походил он на того, кто нуждался… в чём-то подобном. Но в его глазах, под которыми поселились на постоянной основе чёрные синяки, всегда мелькал огонёк, вспыхивала искра, когда он слышал «Хвасан» или «заместитель Лидера Секты Хвасан», которым назывался Пэкчхон. Он сам тянулся к ученику, когда тот брал его руки, чтобы согреть на морозе Северного Моря, сам подсаживался ближе, когда они сидели у костра — он всегда тянулся к жалкому ученику, который звался заместителем Лидера Секты, у которой и своего места более не было. Этот молодой человек стал для Пэкчхона единственным спутником; единственным, кто говорил гордиться своей должностью, потому что секта Хвасана великая. Поэтому Пэкчхон ценил Мёна, разбавляющего его досуг в дороге, и тем более здесь, в этом пустынному Северном Море. Но этого он не ожидал. «Мён?» Пэкчхон медленно проморгался, сразу узнав силуэт нависшего над ним Мёна. Нет, он непросто нависал над ним, он забрался на ученика, оседлав его бёдра. Возможно он замёрз? Пусть Лидер Ледяного Клана, которому нравился Мён, и выделил им роскошные комнаты и множество шкур животных, для жителей солнечного Чонвона этого всё равно было недостаточно, особенно для всегда замерзающего Мёна. Пэкчхон хотел протянуть руку вперёд и просто обнять молодого человека, засыпая назад, раз тот замёрз, но что-то было странным… Казалось, он не мог поднять руку, как бы этого ни хотел. «Что происходит?» Но Пэкчхон не успел полностью это осмыслить, в темноте он заметил, как Мён начал двигаться. Его тело слегка качалось из стороны в сторону, это было похоже на… Пэкчхон хотел немедленно его остановить, когда понял, как его член твердеет из-за этого трения. Что этот сопляк задумал?! Но когда луна поднялась достаточно, чтобы слегка осветить своим светом комнату Пэкчхона, тот заметил взгляд розовых глаз, который в упор смотрели на него, продолжая своё похабное движение. «Заместитель Лидера Секты хочет меня» в них читалось. На губах Мёна расплылась улыбка, когда в ответ на его «невинные» действия, член Пэкчхон приподнялся, начиная выпирать из штанов. Он остановился, заставляя Пэкчхона затаить дыхание, хотеть большего, и просто смотрел с загадочной полуулыбкой, которая всегда появлялась у него на губах, когда он смотрел на Пэкчхона. Но будто налюбовавшись этим взволнованным лицом, его руки медленно заскользили вверх, медленно снимая алую накидку, очень и очень медленно расстёгивая застёжку на внутренних одеждах и чертовски медленно скидывая и её, обнажая подтянутое, но худое тело; в свете луны Пэкчхон мог видеть абсолютно всё. Будто и этого было мало, ловкие пальца медленно очертили бледную кожу живота, поднялись к груди и коснулись розовых сосков, сначала нежно, а потом скручивая их, заставляя сердце Пэкчхона замереть от первого полувздоха-полустона в этой тихой до этого ночи. Мён игрался со своими сосками, теребя их, выкручивая и слегка постанывая, но в его взгляде, покрытом дымкой, читался укор: это мог бы делать ты. Мог бы попробовать коснуться этих чувствительных бугорков не руками, а зубами, оттянуть, услышать стон наслаждения; но ты просто смотришь. Мён всегда требовал невозможного от Пэкчхона. Но тот всегда выполнял это всё. Словно наваждение было снято, Пэкчхон смог сдвинуться с места и немедленно с силой впился в бёдра, притягивая к себе Мёна и кусая его грудь, заставляя выгнуть спину и несдержанно крикнуть из-за неожиданности. Он мелко дрожал и хватался за плечи Пэкхчона руками, пока его грудь вылизывали языком, брали в рот соски, заставляя их покраснеть. Это не было сладостью или алкоголем, но Пэкчхон продолжал, не в силах оторваться, он не мог, когда этот сладкий голос просил его о большем, звуча хрипло и моляще. Но будто вновь коря за то, что Пэкчхон оставляет без внимания другие части тела, рука Мёна подтолкнула голову выше, к шее. Под губами Пэкчхона с силой бился пульс; и даже это было хорошо. Пэкчхон сминал это на вид миниатюрное тело, его губы прошли путь от груди к губам, ловя каждый стон и вдох, не желая упускать хоть один; будучи слишком жадным, чтобы упустить хоть что-то, что даёт ему Мён. Его член упирался в Мёна и тот продолжал двигать бёдрами, умоляя наконец войти в него, тогда у него будет возможность услышать больше и почувствовать его внутри. Казалось обычно бледный Мён мог раствориться на белых простынях, но алые отметины не давали этого сделать, украшая его тело. Скинув штаны, Пэкчхону открылся вид на маленькую розовую дырочку. Приподняв Мёна за бёдра, он вошёл в него языком, чувствуя, как ноги обвились за его головой. Он безжалостно проталкивал язык вовнутрь, удерживая Мёна на месте, пока его тело извивалось на простынях; он был ужасно нетерпелив. Его бёдра с силой сжимали голову Пэкчхона, а спина выгибалась, вместе с хлюпаньем из отверстия, этот сладкие хриплый голос звучал намного лучше, думал Пэкчхон. Когда Пэкчхон опустил бёдра, Мён немедленно притянул его руками, кусая губу; как он посмел так медлить и заставлять его ждать. Член скользнул одним движением до середины, и Мён всхлипнул, ещë ближе притягивая к себе Пэкчхона; и он чувствует себя ублюдком, когда понимает, что его это заводит. Обычно холодный Мён притягивал его, насаживался бёдрами на член и всхлипывал, разрывая их поцелуй и вновь впиваясь в губы. И ему определённо нравился такой Мён. Пока член медленно скользил внутрь, проталкиваясь через узкие стенки, Пэкчхон услышал ещё один звук, очень тихий, едва слышимый между стонами. Это были серьги-кисточки. Их яркий красный цвет всегда притягивал взгляд Пэкчхона. Он прикусил край мочки, после скользнув языков в ушную раковину. Мён всхлипнул, чувствуя щекотку, отдающую дрожью по телу. Инстинктивно он попытался отстраниться, но его схватили за волосы на затылке, заставляя зафиксировать голову. По его щекам скатывались редкие слёзы, а голос молил, молил и молил: — У-у-у… п-пожа-ах! -луйста… В его зад упёрлась мошонка, и он хотел, чтобы Пэкхчон начал двигаться, чтобы коснулся члена и дал разрядку. Но когда ученик наконец начал, резко вбиваясь, Мён пытался уцепиться за плечи соскальзывающими руками. Он громко кричал, иногда прося ещё больше, на его губах расплывалась улыбка, а из глаз катились слёзы, размывая зрение. Он подставлял шею, когда нос Пэкчхон проходился по ней, чтобы ему прокусили кожу. Когда Мён был готов разбудить весь дворец, Пэкчхон закрыл ему рот рукой, рыча: — Тихо. Мён всхлипнул, кусая руку и изливаясь. На его живот брызнула горячая сперма, Пэкчхон коснулся её, ощущая чужой жар и тряску. Он размазал белую жидкость по животу, подчёркивая засосы и укусы, разбросанные по телу, как узор. Потный, тяжёло дышающий, в сперме, заплаканный, по-прежнему смотрящий на него — Такой Мён был очень красив. Пэкчхон медленно открыл глаза и тут же пошевелил рукой. Чувствуя тяжесть между ног, он с пустым выражением лица сел, поднял одеяло и закрыл лицо обеими руками; чёрт возьми. «Пэкчхон, ты ублюдок». Как он вообще мог представлять в своём влажном сне Мёна? Как он мог чувствовать возбуждение из-за его миниатюрного телосложения, которое, он уверен, вызвано голодом в прошлом… Как он вообще смеет теперь смотреть в лицо этому невинному ребёнку, который младше его на десять лет? — О, ты наконец проснулся? Дверь открылась, будто предвещая момент казни Пэкчхона. Мён смотрел на него своими розовыми, ничего незнающими глазками и Пэкчхону стало ещё хуже. Он тут же приподнял одеяло, чтобы не было видно его стояка. — Что случилось?! — Эй, ты чего кричишь так… Мён прочистил своё ухо; нет, почему этот кабан такой шумный с утра пораньше? Но ещё раз окинув того взглядом, Мён подумал, что Пэкчхон выглядит странно. Обычно этот кисэн орабони всегда выглядел идеально, неважно, был только что бой или он нырял под водой, даже его белые одеяния очень редко пачкались. Но сейчас красивое лицо было залито краской, а волосы в беспорядке. Но это не выглядело плохо, нет… Даже такой взбалмошный вид Пэкчхона был красивым. Правда Мён не мог понять почему. Но это неважно. Этот упрямый ублюдок выставил его вон, хотя он соизволил принести ему завтрак!