Wingless

      Однокрылый орел может воспарить хоть на миг, сделав отчаянное усилие, пусть и завалившись после на бок. Бескрылая птица лишь в своей иллюзии, рожденной умирающим сознанием, способна покинуть золотую клетку. Её крылья давно обрезаны, а раны не перестают кровоточить, и даже если чужая рука снимет замок и поможет выбраться, финал вряд ли изменится. Счастливое будущее давно не приходит к ней в тревожных и мучительных снах, и только глупое-глупое сердце рвется навстречу тому, кто осторожно обнимает ладонями хрупкое птичье тело, обещая больше никогда не возвращать ее за крепкие прутья. Глупому-глупому сердцу уже бы давно перестать верить, ведь она отвергла напрасные ожидания, а оно упрямо бьется, выстукивая два слога.       Ее спасения и приговора.       И этим упрямством оно напоминает Баттлера, настаивающего на том, чтобы она села в лодку, а не твердила о каком-то проклятии. Ему порядком надоела вся эта мистическая чушь: за последние дни в его жизни необъяснимого и загадочного было чересчур много.       Настолько, что хотелось хоть как-то доказать реальность мира и себя самого.       Вот это запястье с просвечивающими синими венами, которое он сжимает пальцами, принадлежит человеку, а не тысячелетней ведьме. Покачивающаяся моторная лодка, с трудом вытащенная наружу, с царапинами и облупившейся краской, напоминает о тех военных действиях, что подарили Роккенджиме золото и легенду с ним связанную. А покоящийся на дне суденышка слиток с фамильным оттиском — единственное, что он забирает с острова, если не считать всячески противящуюся его действиям Беато. Фыркающую и сдувающую с лица выбившуюся из прически прядь светлых волос, что окончательно уничтожает всяческое её сходство со злобной ведьмой: она слишком живая для бесплотной хозяйки Золотой Земли.       Баттлеру кажется, что живая.       На его лице рождается широкая ухмылка: наблюдать за смущенной и оттого возмущенной Беато забавно и почти привычно, наверное. Все ее чувства вечно прячутся за маской напускной злобы или ехидства, но когда в ладонях лежит окровавленное и беззащитное сердце, прочие личины теряют свою форму.       Вся магия объяснена, и тысячелетней ведьмы больше нет. Рядом только та, что отчаянно желала спасения — как бы она ни старалась это отрицать. И он не позволит себе еще раз нарушить не произнесенное вслух обещание.       О покое.       Дышать становится все легче с каждым новым километром, разделяющим лодку и могилу воспоминаний, которой навечно останется для них Роккенджима. Страшных воспоминаний последних дней и теплых — девятнадцати прошлых лет — для Баттлера. Болезненно-счастливых воспоминаний нескольких дней шестилетней давности и мучительных — всей её жизни здесь — для Беато.       Она не знает ничего о жизни за пределами острова: жадно впитываемые детским умом рассказы уже поблекли в памяти и не способны дать ответы на все её вопросы. Но даже эти разрозненные кусочки мозаики под названием "внешний мир" хочется раскрасить собственными ощущениями. Впечатлениями птицы, внезапно очутившейся на воле, не способной на полет, но старающейся хотя бы уверенно ступать по пропитанной кровью земле.       Уродливые рубцы лучше незаживающих ран.       — Думаешь, получится?       В голосе уже не слышно прежнего ехидства, и вопрос задан так неопределенно, что его можно трактовать двояко. Баттлер знает, что именно подразумевает Беато, но, не желая вновь погружаться в ту трясину, отрицает всяческую серьезность: чем меньше она будет думать над этим, тем быстрее забудет.       — Как минимум, у нас есть это, — постукивая пальцем по золотому слитку, с напускной бравадой отзывается Баттлер.       А решительность в его глазах — настоящая, это Беато знает точно. Ему не нужно золото, чтобы выкарабкаться из этой ситуации, потому что у него есть нечто более ценное, чего нет у нее: вера. И желание жить. В такой момент ей даже кажется, что то, как она раскисла, недостойно великой ведьмы, а через мгновение она вспоминает, что вне острова она — человек.       Который ни в одном из 2456768 осколков не получит свободы.       Клетка, в которую безумец Кинзо заковал свою возлюбленную Золотую Ведьму давно рухнула, но психологическая тюрьма страшнее, и ее замки так просто не сломать. Ведьма пыталась. Но только руки в кровь изодрала и душу раздробила на осколки.       Баттлеру кажется, что чайки радостно кричат: приветствуют солнце и новый день, в котором нет тайфуна.       Беато знает, что чайки плачут: оплакивают ее судьбу и судьбу всего острова, чье проклятие навсегда с ней.       Она позволяет себе последний поцелуй и запомнить, впитать, запереть навечно внутри себя эти ямочки на щеках и этот смех, который так резко обрывается — по ее вине. Потому что не может позволить большего. Не может позволить жизнь. Не после всего.       Маленькая бескрылая птица закрывает глаза в тишине и мраке подводных глубин. Она свободна от золотой клетки.