Двуликая Луна

      — Где он?!       Руна стремительно ворвалась в морг. Тело окутал холодок, волосы разметались по плечам, за спиной хлопнула дверь. Три пары глаз одновременно уставились на нее. Сёко недовольно вздернула бровью.       — Руна!       — Ну я же тихо.       — Дверная ручка разболталась от твоего «тихо».       Руна не устыдилась, но поджала губы для приличия. Иери лишь закатила глаза — явно не поверила в её раскаяние.       Она не в первый раз врывалась к Сёко как безумная. Едва кто-то возвращался с миссии, неслась галопом через весь техникум и залетала без стука. Иери отмахивалась: Руна сновала везде и всюду.       А все оттого, что с недавнего времени шаманом было предписано тащить в морг останки проклятий после изгнания — кровь, оторванные конечности, куски плоти. Руна принимала мерзкие «дары» и улыбалась от уха до уха, пока юные маги крутили пальцем у виска.       — Падальщик прибыл, — хихикнул Годжо, и Руна нахмурилась.       — И кто придумал это прозвище? Мне не нравится.       — Первый раз я услышал это от второкурсников.       — Вот же паршивцы.       — Не обижайся на них, Руна-сан. С таким безумным выражением лица ты еще легко отделалась.       — Да тут каждый второй с придурью, — возмутилась она. — Но прозвище придумали только мне.       — Этот — «самодовольная шпала», — Сёко флегматично ткнула пальцем в Сатору. — Так что не только тебе.       — «Шпала» — это даже приятно, — Годжо горделиво расправил плечи. — А вот падальщик…       Скрестив руки на груди, Руна закатила глаза, наблюдая за его бахвальством.       Перед кем только старался? Тут из девушек только Сёко да она. С Сёко они друзья, а Руна имела к Сатору исключительно научный интерес. И если остальные девчонки хотели затащить его в койку, то она предпочла бы остаться с ним один на один в лаборатории и отрезать пару кусочков. Для изучения, само собой.       — Годжо, когда-нибудь я смогу потрогать и тебя, — она ехидно сощурилась. — А затем разболтать твои секреты кому следует.       — Я столько не выпью, Руна-сан.       — Наглец!       Они обменялись усмешками.       Падальщик. Надо же, падальщик! Так ее и прозвали в Токийском техникуме за глаза. Впрочем, она не обижалась — сколько ни кривила лицо, а прозвище и правда было очень точным. Руна — падальщик особо талантливый.       Ей не пророчили судьбу великого мага. Ни переизбытка проклятой энергии, ни уникальных техник. Выходец из обычной семьи, никаких наследственных премудростей великих кланов. Да и физическая сила застыла на отметке «выше среднего».       Четвертый уровень — вечная ступень, которую не перешагнуть. Маши проклятым оружием, метко целься и ставь барьеры. Ну и не сдохни, вдруг пригодишься.       Но Руна не унывала. Ее не особо интересовала слава и почет. Миссии не вызывали чувства трепета, махание кулаками и оружием навевало скуку. Она была слабым противником, но зато хорошим командным игроком.       Тактика, построение, боевые решения — ее поле битвы расположилось в голове. Ей бы изучать. Изучать, изучать, изучать ВСЁ, до чего руки могли дотянуться. А Руну на миссии — убивать слабые проклятия с уродливыми мордами. Ничего большего.       Впрочем, обстоятельства поменялись, едва она вымучила из себя занятную технику.       Несмотря на внешнюю посредственность, в ней был секрет: едва касалась кого-то, могла видеть тайны. Слабые места, трещины в защите — душа шамана или проклятья распахивалась перед ней, как карта. Не то чтобы полезная на первый взгляд способность, но у Руны были амбиции стать сильнее и прокачать навык до новых форм.       — Хочешь, я попрошу их перестать? — Сатору насмешливо склонился к ее уху. — Скажу, что Руна-сенпай плачет по ночам из-за гадких прозвищ. Хочешь?       — Только попробуй, — процедила она сквозь зубы, отмахиваясь. — Следи за своей бесконечностью, Годжо. Едва расслабишься, я буду тут как тут.       — Надорвешься пытаться.       Руне захотелось швырнуть в него чем-нибудь. Жаль, что засранец не отключал бесконечность в ее присутствии.       Однако Годжо не бросался пустыми словами. В способностях Руны и правда были нюансы. Она — слабая. И слабость не позволяла ей проникнуть за барьеры сильных шаманов. Годжо дал ей всего одну попытку, которую она с треском провалила. Ей нужно было развиваться. Любая техника требовала внимания. И Руна принялась работать, ведь была не из тех, кто сдавался после первой неудачи.       Удивительно, что именно Сатору Годжо поддержал ее просьбу к старейшинам о сборе проклятого материала для опытов. Те, едва услышав предложение, недовольно закачали головами, а вот Сатору, который случайно оказался на том собрании, внезапно оживился и убедил остальных попробовать.       Теплые отношения между ними установились не сразу. Когда Руна еще не раскрыла свою силу, он предпочитал не замечать ее. Так, здоровался ради приличия, спрашивал о делах.       О чем же еще ему было спрашивать?       Годжо не тратил время на книжных червей, его интересовали уникальные маги. Руна не отличалась уникальностью. Обычная. Серая. Зато старательная. С ней нужно было носиться и выжидать чуда.       Сатору был выше посредственных шаманов, а Руна была слишком смышленной, чтобы этого не понимать. Но тогда, на собрании, он снял повязку и посмотрел на нее своими безумно голубыми глазами, и она увидела в его взгляде то, что желала — веру в ее потенциал.       Кто, если не Годжо Сатору смог его разглядеть? Ведь Годжо Сатору видел все.       — Вы все должны быть мне благодарны, — Руна надменно вздернула нос. — Кто еще будет копаться в этих мерзостях?       — Никто, — согласился Сатору.       — Вы меня не цените.       — Кто это «вы», Руна-сан? Я так тебя ценю, что посвящаю в тайну, — он улыбнулся и приложил палец к губам. — О том, что Итадори Юдзи жив, знают только люди в этой комнате.       — А это кто? — Юдзи впервые подал голос, стыдливо скрещивая ноги. Он крепко вжимал ладони в пах, а на его щеках расцвел румянец. Итадори был абсолютно голым.       — Так это он? — она обратилась к Годжо и тот слабо кивнул. — Зачем так долго прятал его от меня?       — Берег твое сердце, Руна-сан. Ты такая впечатлительная.       — Я профессионал, — возразила она.       — Не ты ли цеплялась ко мне последние недели? — напомнил Годжо. — Сосуд Сукуны, Сатору. Позволь, ну позволь, ну позволь.       Сатору закривлялся, передразнивая Руну, отчего та вспыхнула и надулась.       — Ну и что? Кто бы не хотел покопаться у Рёмена Сукуны в голове? Я вела себя вполне прилично.       — Конечно-конечно.       — Вы либо уединитесь, — Сёко устало помассировала виски, — либо займитесь вашим восставшим из мертвых. А то сидит, вон, дрожит.       Они с Годжо одновременно повернулись к Юдзи. Весь покрасневший, он и правда вздрагивал. Руна уставилась на него с холодным любопытством.       Где-то внутри этого парня сидело самое известное в их кругах проклятие. Тысячелетнее проклятие, что сеяло хаос и разруху в прошлом. Знания, хранившиеся внутри его души, были бесценными.       Она изо всех сил сохраняла самообладание, но её губы все равно тронула блаженная улыбка.       Коснуться души Сукуны… Залезть в его мысли, покопаться там, вылущить информацию, найти секреты. Звучало, как мечта.       А если получится?       От одной мысли об этом у нее мокли трусы и потели ладони. Руне до трясучки хотелось обмолвиться с Сукуной хоть словом. А еще она готова была расцеловать Годжо за одну такую возможность.       В отличие от других шаманов, Руну не пугали проклятия. И если остальные кривились и морщили носы, она плавилась от восторга.       Взглянув на Юдзи еще раз, она задумчиво потерла подбородок.       Согласна ли со старейшинами, что хотят прикончить мальчишку? Хороший вопрос. С ее способностями Руна могла бы черпать информацию даже из мертвой плоти…       — Юдзи Итадори, как вы уже поняли, — робко представился он.       — Руна Амамия, — она протянула руку, но тот лишь беспомощно пожал плечами. Его ладони все еще покоились между ног. Руна хмыкнула и убрала ее за спину.       — Мне бы штаны…       — Дайте ему уже что-нибудь, — Годжо усмехнулся. — Итадори, не стесняйся. Здесь все свои.       Сёко полезла в ящики и выудила больничную сорочку.       — Пойдет?       Юдзи закивал и неловко выхватив сорочку из рук, тут же натянул ее через голову.       — Думаю ему нужно прийти в себя, — Сёко нахмурилась.       — Нет-нет, — поспешил оправдаться Итадори. — Я в порядке. Просто…       — Точно?       — Сёко, да он просто замерз, — Руна подошла вплотную и наклонилась к его лицу. Юдзи порывался что-то сказать, но сомкнул губы и нервно сглотнул.       С виду — обычный парень. Простое лицо, добрые щенячьи глаза, растрепанные розовые волосы. Образцовый подросток. Ему бы посещать старшую школу и украдкой курить в форточку, пока родители на работе. А этот носит в себе двуликое божество и ставит ему условия.       — И сколько тебе, Итадори?       — Шестнадцать.       — Такой молодой, а подавляешь Сукуну? — Руна осматривала его со всех сторон, будто ответы отпечатались на его коже. — Занятно. Очень занятно.       — А вы здесь преподаете или учитесь? — Итадори попытался отодвинуться, но к нему подсел Годжо и положил руку на плечо.       — Мегуми тебе не рассказывал?       — Он не упоминал Руны Амамии.       — А падальщика?       — Я думал вы шутите…       Руна раздраженно фыркнула и чертыхнулась под нос.       — Да-да, — Сатору рассмеялся. — Это и есть наш замечательный и незаменимый падальщик.       — Но ты, Юдзи, можешь называть меня просто Руна, — хмыкнув, она заправила волосы за уши. — Приятно познакомиться.       — И мне… Так вы можете проникнуть в его голову?       — Я могу попытаться.       — Боюсь, что ему это не понравится.       — Так вы настолько близки?       Руна подтащила стул к кушетке и уселась, приготовившись слушать. У нее было столько вопросов, что голова загудела. Не терпелось приступить к делу.       — Не то чтобы мы часто болтаем, но… Сукуна довольно злобный. Почти всегда, если быть точным. Не думаю, что он будет в восторге, если кто-то попытается проникнуть в его мысли.       — Какой неженка, — мечтательно промурлыкала Руна и поспешила успокоить Итадори. — Сукуна мне ничего не сделает. За это ты переживаешь?       — Я не могу заглушить его голос в голове, боюсь, что и вас защитить не смогу.       — Ты та-а-акой заботливый, Итадори, — она потрепала его по волосам. — Мне приятно.       Юдзи улыбнулся и выпрямил сгорбленную спину, воспряв духом. Руна трогательно улыбнулась от его почти детской искренности. И это от него старейшины хотели избавиться? Пожалуй, она смогла бы изучать его и без умертвления.       — И часто ты слышишь его голос?       — Довольно часто… Сукуна любит отпускать язвительные комментарии.       — А сейчас… Сейчас он что-то говорит? Может интересуется, что это за привлекательная молодая особа спрашивает про него?       Щеки Итадори вспыхнули багрянцем. Он покачал головой, будто пытался избавиться от лишних мыслей.       — Он… Он.       — Что?! Он что-то сказал? — она подалась ближе.       — Руна-сан, — Годжо нахмурился. — Боюсь, что у нас нет времени на флирт.       Раздраженно стиснув челюсти, Руна откинулась на спинку стула и разочарованно вздохнула.       — Не знала, что ты такой зануда.       — Приступай к делу, Руна-сан, — строго приказал он.       В такие мгновения Руна вспоминала, что Годжо ее наставник.       Да, она почти в двадцать шесть лет все еще нуждалась в наставнике. Да, она преподавала у первокурсников, но до сих пор не раскрыла весь свой потенциал. Да, она была поздним цветком. Неудачницей, которой требовалось огромное количество времени на обучение.       Годжо обращался к ней, как к равной из уважения. Но иногда… Когда она забывалась, когда увлекалась или вела себя как безумная, Сатору напоминал ей. Он знал… Чувствовал, куда нужно давить.       Стушевавшись, Руна кивнула.       — Так это точно безопасно?       — Не волнуйся, Годжо выручит меня, если что-то случится. Ему не привыкать, — Руна старалась говорить спокойно, но в её голосе проскальзывал издевательский тон. Годжо сделал вид, что ничего не заметил. — От тебя же требуется просто спокойствие. Постарайся расслабиться и позволь мне тебя потрогать.       Итадори округлил глаза и снова покраснел:       — Потрогать?       — Руне-сан нужно коснуться тебя, — объяснил Сатору. — Она проникает в мысли через контакт с кожей.       — Но ты особый случай, Юдзи. Ты его сосуд и ты поглотил всего несколько пальцев, — Руна оскалилась в предвкушении. — Я много думала об этом и… Может быть… Впрочем, не будем загадывать наперед.       Юдзи замолчал на пару мгновений, а затем слабо кивнул и протянул ей руку. Руна посмотрела на его кисть и покачала головой. Метнув взгляд в район солнечного сплетения, она пояснила:       — Грудина. Так будет действеннее.       — Как скажете.       Итадори отодвинул края сорочки и отвернулся.       — Не больше минуты, — предупредила Руна. — Вытаскивай меня, если что.       — Валяй, Руна-сан. Достань мне пикантную сплетню про Рёмена Сукуну.       Фыркнув, она приложила ладонь к груди Итадори и закрыла глаза, особо не надеясь. Проклятая энергия поползла по руке теплым потоком: от плеча к запястью, ладоням, пальцам — прямиком куда-то под ребра Юдзи.       Руна сосредоточилась. Под веками пролегла чернота, тишина окутала толстым одеялом. Она больше ничего не слышала и не ощущала: не трещала под потолком лампа, затихло дыхание Сёко, грудь Итадори под пальцами не вздымалась.       Король проклятий вряд ли позволит ей ступить даже на порог. На иной исход не следует и надеяться. Правда?       Но вместо привычной глухой стены, что возникала каждый раз, когда Руна сталкивалась с более сильной проклятой энергией, ее словно дернуло вверх. Она не успела ничего сделать. Тело замотало, ноги потеряли опору, а грудную клетку сковало так, что стало трудно дышать.       А затем колени пронзила острая боль — она шлепнулась на зад, подогнув под себя ноги. Из ниоткуда взявшаяся вода пропитала брюки, окутала духота, на шее проступил пот.       Сделав глубокий вдох, она, собравшись с силами, наконец распахнула веки. Ком так и встал в ее горле — Руна пропустила вздох.       Здесь было темно, но перепутать было невозможно — гора костей, трон на вершине и самодовольный Сукуна — король проклятий, что скучающе подпирал подбородок. Локти его расслабленно покоились на подлокотниках, а глаза лениво мазали по ее телу.       Он не был похож на Итадори Юдзи. Ничего общего. Казалось, даже лицо было другим — он выглядел намного старше. Черные татуировки ползли по скулам, подбородку и плечам, скрываясь под кимоно. Два алых зрачка-круга светились в потемках, подобно тлеющим углям.       От одного его взгляда пробирало ледяным ужасом. Нет, в нем не было злости, только беззвучная опасность, от которой вдоль позвоночника бежали мурашки.       — Женщина, — протянул Сукуна и усмехнулся. — Кажется, тут никогда не было женщин.       Все проклятия вели себя одинаково — каждый спешил распушить крылья, будто павлин, и окутать высокопарной речью. Но за речью Рёмена Сукуны стояла лишь сила — неоспоримая, тягучая, пьянящая. Руна ежилась от ее присутствия — все вокруг пропиталось густой вибрирующей энергией. Энергия впитывалась и в нее, оседала на коже и душила, позволяя вздыхать только короткими жадными урывками.       Руна определенно была в его голове. Только не она ворвалась нежданным ворьем, а ее дернули внутрь и заперли на кучу замков. И в этой разнице была проблема. Огромная проблема.       Глаза забегали по его владениям в поисках прорехи. Каменный пол был залит водой по самые щиколотки. Ее ступни утопали в густом черном вареве — ни отливов, ни отражений. Ничего. Её уверенность в собственных силах испарялась всё сильнее и сильнее.       Руна желала этого разговора на своих условиях. Она желала обокрасть самого Рёмена Сукуну и скрыться безнаказанной, махнув ладошкой на прощание. Но едва почувствовала на себе пронзающий убийственный взгляд — самонадеянная попытка перестала казаться детской игрой.       Но он не убьет ее. Не убьет. Здесь, в ловушке его разума, умереть невозможно. Отчего же ее трясет? Отчего немеют конечности? Чего ей бояться? Руна никогда не боялась проклятий.       Раздраженно махнув влажными пальцами по векам, она уставилась на Сукуну с таким вызывом, что он желчно усмехнулся и одарил Руну снисходительным взглядом.       — Молчаливых женщин тут точно не было. Ну же, ты же так жаждала аудиенции.       — Не такой аудиенции я жаждала.       — Что? — Сукуна прислонил ладонь к уху. — Слишком тихо для той, кто хотел влезть ко мне в голову.       — Великого Сукуну удивляет, что это была женщина? Или что кто-то имел наглость попытаться?       — Смелая, — отметил он, — Смелость часто вознаграждается смертью. Ты знаешь это, Руна Амамия?       — Великий Сукуна подслушивает разговоры жалких шаманов? Так и узнал мое имя? — она злорадствовала, а у самой подрагивал голос. Сукуна позволял ей говорить, и Руна говорила. Оттягивала время до… До чего? Выхода не было. Пространство вокруг облепило плотным материалом — ни просвета, ни трещины.       — Вашу болтовню мне никак не заглушить, — он равнодушно пожал плечами. — Приходится слушать глупые разговоры и терпеть помешанность Итадори Юдзи на самоудовлетворении. Впрочем, я предпочитаю называть это временными неудобствами.       — Надеешься взять Итадори под контроль? Как самоуверенно.       — Ты слишком наглая для человека, что точно знает перед кем находится. Хотя, мне импонирует поза, — Сукуна склонил голову и обнажил острые клыки. — И мне нравится почтение. Позволю тебе сказать еще какую-нибудь ерунду. Рискнешь?       Руна, будто опомнившись, попыталась встать с колен. Сукуна поднял указательный палец, покачав им, и она замерла как по команде.       — Сидеть, — его голос — тихий и угрожающий — наполнил воздух и накалил его до жара. Руна медленно опустилась обратно, скрестив кисти меж колен. Ужас и покорность завихрились под ребрами так, что заболели кости.       — Руна Амамия, — Ее имя в исполнении Сукуны казалось хитрым змеиным шипением. — Сияющая луна, богатство ночного неба… Как поэтично. В мое время такие имена подбирали самым искусным юдзё.       — Великий Сукуна и оскорбляет особенно, — прошептала Руна, стиснув челюсти.       Она желала ответить по-другому. Выплюнуть в него столько яда, сколько хватило бы для того, чтобы Рёмен Сукуна начал давиться. Все в Руне протестовало против покорно склоненной головы и страха. Горького, тошнотворного, оседающего налетом на языке. Хотелось проблеваться. Заблевать ему всю территорию. И трон его тоже заблевать.       — Это комплимент. За комплименты говорят спасибо.       — Спасибо, — процедила она, с трудом сдерживая шипение. — Сукуна учтив.       — Почерпнул учтивости у жалкого сопляка Юдзи. Я не дикарь. Прежде чем переломать тебе все кости, я проявлю гостеприимство.       Внутри Руны что-то оборвалось. Сердце застучало как сумасшедшее, выбивая грудную клетку. Казалось, Сукуна услышал, учуял ее ужас, и его глаза загорелись ярче. Расцвела и улыбка — животная и едкая.       — Ты не убьешь меня.       — Здесь? Конечно нет. Но боль будет чувствоваться, как реальная.       — Годжо вытащит меня.       — Что есть минута? Особенно в моих владениях, — он хмыкнул. — Я так давно не общался с женщинами. Мне интересно, Руна Амамия. Мне так интересно пообщаться с жалкой самоуверенной слабачкой. Успеешь рассказать, кто дал тебе имя проститутки?       По крови разнесся неконтролируемый гнев. Тот, что заставил вскочить с колен и крепко сжать кулаки.       — Мне тоже кое-что интересно, — Руна почувствовала себя бессмертной. — Королю проклятий, что разрушал города и уничтожал врагов тысячами, приходится считаться со слабым незрелым мальчиком. Каково великому Сукуне чувствовать абсолютную беспомощность?       Слова вырвались уже после того, как Руна успела их обдумать. Миг, и Сукуна исчез с трона и оказался рядом, рывком поднимая ее за горло. Его хватка была крепкой, острые ногти впились в тонкую кожу до кровавых ссадин.       Ноги беспомощно задергались в воздухе, а из ее рта вылетел сдавленный хрип. Воссозданная Сукуной иллюзия смазалась, заполосила, но он, враждебный и ядовитый, оставался узнаваемым. Его скулы заострились, губы гротескно выгнулись, глаза сощурились. От него веяло животным бешенством — Сукуна отравлял им воздух. Отравлял и ее.       Руна заметалась загнанным зверем. Хватка не ослабла, а с каждой попыткой дернуться или ударить, пальцы на горле сжимались крепче. Она видела, как Сукуна наслаждался видом ее краснеющего лица и закатывающихся глаз.       — Не сопротивляйся.       Только они — лицом к лицу. Вокруг ни трона, ни костей, ни скудного освещения. Их облепила темнота — черная, бездонная, она сжирала все. Ее страх был сожран тоже. Стерт, словно его никогда и не существовало. Что же в ней осталось? Руна пыталась ухватиться за мысли, но те ускользали из ее пальцев.       — Смелая или все-таки глупая? — процедил Сукуна ей в губы. Их носы почти сталкивались, горячее дыхание мазало по коже. Руна замерла в его руках, ощущая, как тело заходится в мелкой дрожи. Тягучее предвкушение чего-то запретного и неправильного окутало с макушки до ступней.       — Забыл, как хрупки женские шеи.       Будто смилостившись, он опустил ее чуть ниже, позволяя колыхаться на мысках. Руна вздохнула со стоном и благодарно.       Она не будет сопротивляться. Не будет, не будет, не будет. Все внутри нее кричало, орало, срывалось — НЕ БУДЬ ИДИОТКОЙ, РУНА.       Рывок — она ласково обвила пальцами его запястье, пропуская через себя силу.       Может, здесь? Может, так?       Энергия стрельнула под кожу подобно молнии, а затем растеклась раскаленной лавой по венам, наполняя все его тело. Он не пошевелился, не поморщился — наблюдал за ее дерзостью с холодным спокойствием. Забавлялся, будто следил за щенком, точившим крошечные клыки об его кожу.       Перед ней возникла стена. Руна должна была проникнуть сквозь нее любой ценой. Она уперлась в нее ладонями, воровато ощупала, заскользила пальцами по влажной поверхности, а затем забилась о защиту будто…       — Муха в меду.       И все бесполезно.       Его шепот обжег мочку уха. Веки распахнулись, являя реальность — Сукуна грубо вжал ее в себя. Вжал так плотно, что между ними не осталось просвета. Сквозь грудину чувствовалось дыхание и ровный стук сердца.       Сукуна выглядел категорично, будто поставил точку в ее новом положении. Беспомощное ерзанье в крепком захвате распаляло — между ног становилось скользко, а от непроизвольного трения встали соски. Их было видно сквозь тонкую рубаху — Руна не носила лифчик — ей стало неловко. Она до ужаса боялась, что Сукуна заметит. И Сукуна заметил, даря ей довольную усмешку, но смолчал.       Жар под животом было невозможно терпеть. Абсолютно необъяснимое чувство возбуждения стянулось узлом поперек горла. Руна крепко сжала бедра, надеясь заглушить сладкую боль.       — Забавно наблюдать за твоими стараниями. Любишь биться до конца? Или просто нравится, когда душат?       — Сукуна снова учтив, — Руна тоже учтива.       — Если попросишь хорошо, я могу придушить сильнее, — острые когти заскребли по натянутым на шее жилам. — Знаешь, как просить правильно?       — Измываешься над жертвой?       — Жертвой или течной шлюхой?       Ответ встал комом в горле. Сукуна чеканил истину — она и правда текла. Мокла от его грубых и цепких пальцев, медленно скатываясь в безумие.       Кончик его носа ткнулся в ее щеку. Руна вздрогнула — меж бедер засвербило сильнее, а щеки запекло от стыда. Захотелось отвернуться, чтобы не видеть, не ощущать, как тело позорно растекается от истомы и предает ее.       — Так чего вы хотели? — шепнул Сукуна интимно. Так, будто они нежились в постели под балдахином. — Ты и этот самодовольный шаман с шестью глазами. Неужели надеялись, что жалкая воровка вроде тебя сможет проникнуть в мою голову?       — Я в твоей голове. Выходит, не такая уж и жалкая?       — Я сам тебя впустил, — возразил Сукуна. — Ты же знаешь разницу? Ты в моей голове, но не можешь ничего, — он тихо рассмеялся. — Можешь только течь оттого, как сильно я сжимаю твою шею.       — Великий Сукуна не брал женщин с эпохи Хэйан, оттого и воображает глупости? — она оскалилась, довольная шпилькой. Сукуна не подал виду — оскалился следом.       — Безумная, — заключил он с таким удовольствием, будто сорвал куш в казино. Удерживая за шею под подбородком, он зарылся носом в ее волосы и сделал глубокий вдох. — Знаешь, чем от тебя несет, Руна Амамия? От тебя несет похотью. Так сильно, что этого не почувствует только жалкий не-маг.       — Мне противно от одних твоих прикосновений.       Вранье давалось Руне скверно.       — Выходит, если я суну руку между твоих ног, то ты скривишься от отвращения? — его ладонь властно сжала лобок. Пальцы впились в складки половых губ сквозь брюки и грубо мазнули по входу. — Выходит так? Так?! — Он глухо хлопнул по ее промежности, заставляя вскрикнуть. Пальцы впились в ткань, и Руна несдержанно подалась бедрами навстречу. Рот наполнился железистой кровью — она укусила собственный язык.       Сукуна расхохотался. Ладонь сомкнулась сильнее, как бы вознаграждая за честность.       Руне бы провалиться под землю. Глубже — туда, в бездонную черноту, чтобы больше не видеть его насмехающегося лица и задорного взгляда.       А ведь Сукуна наслаждался. Ликовал, неотрывно следя за ее округлившимися глазами и прикушенной в порыве острого удовольствия губой.       — Не вижу отвращения, юдзё. Твои родители дали тебе правильное имя, — игриво прошептал он ей на ухо, убирая руку.       Сукуна с легкостью отбросил Руну подальше, будто надоевшую вещь. Вещью она себя и чувствовала. Прокатившись с бока на бок, она обмякла, а затем приняла прежнюю позу.       Как жалко Руна выглядела? Трудно представить. Мокрая, потасканная, сочащаяся от странных желаний. Жизнь будто макнула ее в лужу и расставила все по местам: она на коленях, Сукуна на костяном троне. Снова.       Руна наблюдала за ним, поймав себя на безумной мысли: Чего она хочет больше? Проникнуть в его сознание или снова почувствовать крепкую руку между бёдер? Сукуна словно прочел ее мысли — усмехнулся, перекинул ногу на ногу, потер ладони. В голове тотчас повис плотный туман — сознание отключилось, оставляя лишь зов плоти.       Кто есть Рёмен Сукуна? Он хватает, берет, владеет. Чует ее смазку в воздухе. Прожигает хитрыми алыми глазами, съедая мысли. Он животное.       Подобная звериность кружила голову похлеще сакэ.       Сукуна подался вперед, словно ожидая увидеть очередную выходку. И она дала ему ее без вопросов.       — Покажи мне свои воспоминания, — попросила Руна, не узнав собственный голос. Возбуждение разгоралось под кожей кострищем. — Покажи, как ты заливал Японию кровью.       — Ползи, — благодушно прошептал Сукуна и откинулся на спинку трона. Его ноги раздвинулись и вытянулись, голые ступни расслабленно свисли с толстых костей. Полы кимоно распахнулись, обнажая щиколотки с черными линиями татуировок.       Руна поползла. Выше, выше, выше. Огибая острые обломки и гниющие черепа. Костяная стружка цеплялась за ее брюки, царапала пальцы и забивалась шелупонью в нос.       Сукуна ждал ее наверху — величественный и опасный. Созданный из резких углов, о которые хотелось пораниться.       Ее рубашка была сорвана в тот же миг, как она добралась до вершины и встала на ноги. Острые когти исполосовали ткань на лоскуты. Тонкие обрывки взметнулись ввысь, а затем опали в черную воду и скрылись где-то на дне. Руна наблюдала за ними и чувствовала, что тоже тонет. Она напитывалась смрадной водой и тянулась к самому дну с особым рвением.       Не скрещивая рук, чтобы прикрыться, Руна встала перед Сукуной мраморной статуей — открытой, спокойной, непоколебимой, полной терпения и мудрости. Ее молочная кожа светилась в скудном освещении его владений. Сукуна провел языком по нижней губе, почтенно впитывая предложенную покорность.       — Костлявая, — пальцы пробежались по выступающим ребрам вниз, сжимая талию и бока. Ногти впились в бледную плоть, заставляя болезненно шикнуть и сжать зубы.       Ее грудь покрылась мурашками, Сукуна взвесил каждую в ладони и обвел ореолы с задумчивым видом. Касания казались легкими и пуховыми, а стоны все равно встали в горле, превращаясь в сдавленное мычание. Руна сдержалась.       — Пользуйся возможностями своих голосовых связок, пока я их не вырвал, — предупредил Сукуна. — Не терпи — открывай рот, когда тебе хорошо, и моли, когда очень хорошо.       Обхватив ее подбородок, Сукуна приблизил к себе. Руна сгорбилась, ладони уперлись в его бёдра. Они снова оказались лицом к лицу. Воздух пропитался запахом пепла и крови — истинным запахом Короля проклятий.       Обрастая довольным оскалом, он спросил:       — О чем ты молила там, внизу? Я не расслышал. Повтори.       У Руны онемели губы. Она едва шевелила ими, не смея оторвать от него взгляда:       — Покажи мне.       — Показать тебе?       — Покажи, как все было.       — Показать, как я уничтожал твоих соратников? Как стирал магов с лица Земли? Как вспарывал им животы и выпускал кишки? Как не считался с жалкой силой вроде твоей? Что тебе показать, воровка?       — Все это — покажи.       Его палец оттянул ее брюки в сторону, небрежно цепляясь за край. Ладонь сползла под ткань, от низа живота до лобка, под трусы, перебирая короткую полоску колючих волос. Со знанием дела, он скользнул между складок ребром ладони, нарочно надавливая на клитор. Сукуна не встретил сопротивления — Руна прикусила губу, ощущая размашистые и щедрые махи.       — Мокрая врунья. Тебе противно, Руна Амамия? — пальцы массировали вход, но не погружались внутрь.       — Противно, — она млела: откидывала голову, закатывала глаза и сжимала пальцы на его ляжках. И стонала. Стонала так сладко, что Сукуна расщедривался на клыкастые улыбки.       — Еще одна ложь, и я просуну в тебя пару пальцев, — острие когтя уперлось в распухшую плоть. — Тебе ясно?       Сукуна продолжал щебетать с ней ласково, будто с маленьким ребенком. Нежно обводил складки и испытывал глумливым взглядом. Руна сомкнула ноги, сдавливая его руку мягкими бедрами. Голень тотчас пронзила тупая боль — Сукуна вмазал по ней широкой ступней, заставляя ее ноги снова раздвинуться. Колени разъехались шире прежнего.       — Тебе ясно? — повторил он грозно, срываясь на рык. Руна опасливо качнула головой.       Довольный, он вытащил руку из ее штанов и раскрыл пальцы веером перед опешившим лицом Руны. Скользкие пальцы блестели от смазки. Сукуна неторопливо обвел линию ее челюсти, оставляя мокрый след, мазнул подушечками по вздрагивающей коже и острым ключицам.       — Впрочем, ложь бывает сладка. Мне нравится эта сладость.       Не выдержав, Руна застонала, поддавшись ближе и на ходу вылавливая хлесткий смешок. Между ног все горело. Ее трясло будто в лихорадке — хотелось, чтобы он снова потрогал ее. Потрогал по настоящему, довел до пика, чтобы Руна растворилась наконец в его владениях и растеклась по полу, как чертова вода у его трона.       Тяжелая рука в тот же миг уперлась в плечо и надавила, заставляя опуститься на колени. Она медленно опала перед ним, как шелковая лента. Голова оказалась в опасной близости от его члена, что скрывался под одеждами.       Член у него тоже большой? Насколько большой? Позволит ли Сукуна дотронуться до него, провести по нему пальцами и сжать до предела?       Руну повело от желания. Она хитро взглянула на Сукуну из-под бровей, словно замыслила шалость. Прохладные руки плутовато проникли под ткань, оглаживая ладонями пылающую гладкую кожу. Она прошлась по ногам с упоением — от щиколоток до внутренней стороны бедра.       Пытливый взгляд пронзал макушку, но она не посмела остановиться. Пальцы дрожали, дрожали, дрожали, но осторожно двигались выше, все ожидая, что ее огорошат хлестким шлепком по кистям.       — Я покажу, — наконец покровительственно протянул Сукуна и окончательно распахнул полы кимоно.       Его член стоял колом. Гордый и большой, он сочился и подрагивал от беглых прикосновений. Сукуна сжал его, оттягивая кожу к головке.       — Контакт с кожей, — его слова казались насмешкой. — Соси.       Его плоть жаждала ее языка и податливого рта. Руне захотелось запихнуть его поглубже. Казалось, что от широты такого жеста Сукуна растает и раскроет ей все секреты прошлого.       — Как долго?       — Пока я не решу, что достаточно.       Он обхватил ее затылок, подталкивая к действиям. Руна сомневалась лишь до тех пор, пока головка не протиснулась между губ, задевая кромку передних зубов. Она раскрыла рот шире, впуская Сукуну до самого горла. Он резко толкнулся внутрь, удовлетворенный ее гостеприимством, и задвигал бедрами, зафиксировав ее голову в одном положении.       Руна постанывала, ладонь устремилась в брюки, начиная ласкать там, где недавно ее касался Сукуна. Пальцы вторглись в горячую щель. Один, второй, третий. Она трахала себя, оглаживая стенки изнутри, пока в ее горло толкались с жадным неистовством и вынуждали давиться.       И чем резче ее рот имели, тем сильнее Руна втягивала щеки и смыкала зубы, подразнивая. Кончик языка пытался вихриться по бархатной коже его члена. Сукуна задрал подбородок и прикрыл веки от удовольствия. В Руне не осталось сомнений — больше никаких чертовых сомнений.       Ее глаза сомкнулись. Вторая ладонь легла на его колено, привычно пропуская поток проклятой энергии. И на этот раз Сукуна позволил ей протиснуться, заботливо оставляя в защитном барьере крохотную щель. Специально для нее. Только для нее. В щелку Руна и посмотрела, чувствуя в этом грязную подоплеку. Он будто заставлял ее подглядывать. Ощущать себя конченой извращенкой, удовлетворяющей похоть перед чужими окнами.       На изнанке век тут же вспыхнула яркая картина: в четыре руки Сукуна кромсал противников, кастовал техники, протыкал тела копьем.       Его движения изящны и выверены. Он само совершенство.       Рёмен Сукуна не только идеально трахал женщин, но и убивал их тоже с особым талантом. Бог схватки, бог войны, бог смерти. Кровь брызгами летела во все стороны. В мешанине оторванных конечностей, визгливых ртов и магических вспышек ничего не было видно.       Хаос, хаос, хаос — весь Сукуна соткан из хаоса.       Руне так понравилось увиденное, что она тотчас распахнула глаза и затрахала себя усерднее. Ее бедра задвигались в одном темпе с рывками Сукуны. Член вбивался ей в рот с такой силой, что слюна потекла по губам, а яйца глухо зашлепали по подбородку.       — Достаточно? — рыкнул он, вытаскивая член с хлюпающим звуком. Руна с мычанием втянула в легкие побольше воздуха. От головки до ее рта потянулась склизкая нитка слюны.       — Хочу увидеть больше, — с трудом пролепетала она.       — Ненасытная сука.       Он стянул с нее штаны вместе с нижним бельем одним махом и дернул за талию, заставляя залезть к себе на колени и оседлать. Одно рваное движение — Руна опустилась на его член с тихим стоном. Большой и толстый, он с трудом в ней поместился. Сукуна пригвоздил ее тело к своим ляжкам, не давая ерзать. Ладони сжали ее бедра до синяков, она уперлась в его грудь пальцами и несдержанно царапнула пресс. — Тебе повезло не застать мою истинную форму, — шепнул он ей на ухо, продолжая удерживать на месте. — Два члена тебя бы просто разорвали.       Она вскрикнула — Сукуна без промедлений приподнял ее за ягодицы и начал жестко вбиваться. Внутри нее бушевала буря — удовольствие накатывало порывами ветра. Толчок, толчок, толчок. Сукуна долбился в нее до истомы, до рычания, до звонких шлепков.       Он не дал ей ни грамма власти. Он не дал ей ничего, кроме своей жажды безусловного обладания.       Она не сосала его член — Сукуна вбивался в ее глотку. Она не осёдлывала его бедра — Сукуна удерживал за ягодицы и страстно, с оттягом брал ее, как вздумается. Все, что Сукуна позволил, так это робко заглянуть в свое прошлое на пару секунд. И этого было мало.       Руна обидчиво шлепнула по его груди. Ещё и ещё и ещё. Он, казалось, не замечал ее ударов. Сукуна не останавливался, безостановочно вонзаясь в нее членом.       Руна желала потеряться в этом трении, чтобы мысли не донимали ее. Желала раствориться в его власти, в безжалостных пальцах и острых зубах.       — Позволь мне самой. Позволь, позволь, позволь…       Задыхаясь в словах, она пыталась двигаться бедрами навстречу. Сукуна раздраженно дернул Руну за волосы, прислоняя ее ухо к своим губам:       — Позволяю тебе потрогать себя, — злобно отчеканил он, словно к полу прибил. — И кончить.       Ее охватило безумие. Толчки возобновились. Руна отбросила голову, кожа на ее шее натянулась до скрипа. Сукуна вгрызся в нее зубами, облизывая укусы, наверняка смакуя кровавую росу на языке. Их стоны стали до того громкими, что эхом загуляли по владениями и зазвенели в ушах.       Пальцы сползли с его груди обратно под живот. Ей хватило пару надавливаний и мазков, чтобы оргазм накрыл ее с головой. Она кончила с криком. Она кончила, ощущая, как Сукуна толкнулся в нее особенно остро и остановился. Сквозь его тело стрельнула дрожь. Он наполнил ее спермой, громко выдыхая через рот.       — Великий Сукуна, — блаженно шепнула Руна, опадая на его грудь.       — Руна-сан?       Голос Годжо ворвался в сознание бубнежом сквозь толщу воды. Реальность ошпарила кипятком, Руна отдернула руку от опешившего Итадори и отшатнулась назад. Ее ноги — все еще ватные после секса — подогнулись, вынуждая осесть на белую кафельную плитку. В мыслях сновал сплошной кавардак. Белье под брюками было насквозь мокрым.       Он специально? Он вытолкнул ее специально? Чертов Рёмен Сукуна вытолкнул Руну, не дав как следует отойти от своего члена?!       Сатору подхватил ее под мышки и резко усадил на стул, опускаясь перед ней на корточки.       — Сколько меня не было? — залопотала Руна потерянно, бегая глазами по моргу.       — Секунд тридцать, — Годжо задумчиво постучал пальцем по щеке и нахмурился. — Ты смогла, Руна-сан? Рассказывай все.       — Вы так стонали, Руна-сенпай, — Юдзи вмешался в разговор, осматривая ее с беспокойством. — Сукуна что-то сделал? Навредил вам?       — Нет, скорее…       Она болезненно скривилась, потирая виски. Что ей говорить? Не может же она просто выложить правду? Рёмен Сукуна — тысячелетнее проклятье — трахнул ее так, что у Руны до сих пор ноги дрожали?       — Я просто не смогла, — прошептала она, печально опустив подбородок на грудь. Полный сожаления выдох наполнил комнату. Повисла гнетущая тишина. Сатору ободряюще положил ладонь на ее колено и легко сжал.       — В следующий раз, Руна-сан. Не стоит так расстраиваться.       Итадори схватился за щеку. На его лице материализовалась коварная ухмылка и засмеялась так громко, что он зажал уши.       — Еще одна ложь, Руна Амамия, — протянул Сукуна едко. — Ты понимаешь, что это значит?