Лики богини

      В этот день Томас отправился домой вовремя — то есть намного раньше, чем обычно.       Нелли была явно удивлена, но вот обрадована ли? Он так и не смог это понять по выражению её лица.       — Ну, здравствуй, дорогой. Тебя уволили с верфи? — она, сидевшая в гостиной с книгой в руках, поднялась, сделала шаг навстречу, но вдруг, словно одёрнув себя, замерла.       — Нет, с чего ты взяла? — Томас, не ожидавший столь холодного приёма, недоуменно нахмурился.       — Ты удивительно рано сегодня, — ядовито ответила она. — Прекрасно, я хоть вспомню, как выглядит мой муж, а то уже, честно говоря, и забывать начала.       — Нелли, что с тобой? — он впервые слышал, чтобы жена, обычно сдержанная и приветливая, с кем-либо говорила с таким злым сарказмом в голосе.       — Ура, в кои-то веки ты соблаговолил поинтересоваться, что со мной! — она демонстративно зааплодировала, после чего закусила губу и отвернулась, будто бы пытаясь сдержать слёзы.       — У меня и правда в последнее время было безумно много работы… — Томас осёкся, совершенно некстати оживив в памяти, над чем он совсем недавно до изнеможения трудился в своём кабинете совместно с Джоанной.       — В последнее время? Томми, дорогой мой, это «последнее время» тянется с окончания нашего свадебного путешествия! — Нелли нервно засмеялась. — Мне надо к тебе на верфь приходить, что ли? В этот шум, грязь и неразбериху? Это единственный способ как-то к тебе пробиться?       — Нет, зачем же… — Томас припомнил подслушанную болтовню расчётчиц и почувствовал, как у него загораются щёки.       — Зачем? Ради хоть какой-то возможности пообщаться с тобой. Впрочем, и в здании администрации тоже особо не поговоришь — всем от тебя что-то срочно требуется, кругом порхают девицы, пытающиеся вместо работы строить тебе глазки… — Нелли запнулась, но уже через миг взглянула на него с подозрением. — А что это ты так покраснел?       — Разве?       — Да-да, ещё как покраснел. Томас, ты на верфи, чует моё сердце, занимаешься далеко не только судостроением. Я о чём-то не знаю? Так будь уверен, я всенепременно узнаю! И если у тебя что-то было хотя бы с одной из этих девиц…       — Не было, уверяю тебя! — собственно, у Томаса и впрямь не было даже намёка на отношения с кем-либо из работавших на верфи женщин.       — Хотела бы я сейчас поверить тебе на слово, но почему-то не выходит, — жена устремила на него немигающий взор. Он выдержал её взгляд стойко. — Будь так любезен, не заставляй меня ещё сильнее сожалеть, что я вышла за тебя замуж.       — Постой, что ты такое говоришь?! Ты… жалеешь, что вышла за меня? — он, опешив, в первую секунду подумал было, что ослышался. Нелли и подобные речи… нет, это нонсенс!       — Да. Жалею, — тихо вымолвила она и уставилась отсутствующим взором в пламя камина. — Совсем другого я ждала от замужества. Хотела добропорядочную семью с множеством детей. Мужа, которому я не безразлична и который был бы рад проводить со мной время… А что получила?..       Нелли тяжело вздохнула и замолчала, опустив голову, но после короткой паузы продолжила куда более энергичным тоном:       — Томас, у нас всего один ребёнок. Один — и это за четыре года брака! И нет никаких надежд на появление других детей, поскольку я — вот же незадача! — не в состоянии зачать сама от себя! Без твоего участия не обойтись, вынуждена напомнить! А твоя ненаглядная работа уже и так чуть не угробила тебя! Я надеялась, что хоть после этого ты будешь беспокоиться о семье, а не печься денно и нощно о своих плавучих железных коробках!       Нелли права — ему следовало уделять и ей, и Эльбе гораздо больше внимания… Но неужели она считает, что весь их брак оказался сплошным провалом? И хотела бы совсем другого? Хотя о чём он гадает, она же сама только что недвусмысленно высказалась, что да, мечтала, чтобы всё сложилось в корне иначе.       В памяти тотчас явственно всплыло, как он в первом и последнем рейсе «Титаника» мучительно тосковал о доме и о семье… И в конце концов всё-таки вернулся домой, каким-то непостижимым чудом вырвавшись из дьявольского капкана смерти. И что? Нескончаемый аврал на верфи и… Джоанна. Но Джоанна уже, к счастью, уехала, и наваждение начало развеиваться, а вот работа — он ведь в огромном долгу и перед будущими пассажирами, и перед всеми теми, чьи душераздирающие предсмертные крики до сих пор стояли в ушах…       А о чём мечтал он сам, когда женился? Томас попытался вспомнить, но по какой-то причине не сумел. Подробности свадьбы тоже виделись смутно, будто подтёртые ластиком линии на чертеже. Вроде бы было жарко и неловко. И сильно жали ботинки…       Его раздумья были внезапно прерваны появившейся на пороге горничной.       — Вас к телефону, сэр.       Кто бы это мог быть? Наверное, с верфи. Неужели что-то случилось? Стоило первый раз за много дней не засидеться на работе допоздна! Томас вскочил с дивана и, стараясь не замечать иронический, с явными нотками осуждения, взор Нелли, направился к аппарату.       — Томас Эндрюс слушает.       — Здравствуй, Томас, — раздался в трубке знакомый голос.       — Джоанна?.. — он оторопел. — Здравствуй. Ты уже в Нью-Йорке?       — Да, только сегодня утром прибыла.       Сегодня утром… И уже позвонила ему.       — Я звонила тебе на верфь, но мне сказали, что ты уже ушёл.       — Да, решил прийти домой пораньше — побыть с семьёй, — подчеркнул он последние слова в надежде, что намёк достаточно прозрачен. — У тебя какое-то дело ко мне?       — Как-то ты не слишком ласков, дорогой. Когда я была рядом, ты вёл себя иначе. Видимо, нельзя надолго оставлять тебя одного, — в трубке послышался сдержанный смех.       — Я здесь вовсе не один, откровенно говоря… — зачем она вообще позвонила ему домой? Что бы она наговорила, если бы трубку сняла Нелли?       — Ты ведь без меня, так что, можно сказать, один, — тон её был игривым и лукавым. — Но не переживай. Я скоро вернусь в Белфаст.       — Скоро вернешься? Когда именно? — он напрягся. Не хватало ещё новых сплетен…       — А ты будешь меня ждать с нетерпением? — снова смех на другом конце провода. — Пусть это пока останется сюрпризом.       Сюрпризом! Нет, Томас по-прежнему восхищался ею — и как хватким профессионалом, и как женщиной, да и, что скрывать, отлично помнил, сколь пламенными были их рандеву. Он вполне готов был и дальше общаться с ней — но исключительно общаться, ничего более. К тому же Джоанна, кажется, не задумывалась о возможных последствиях продолжения этой связи для них обоих. Следовательно, об этом обязан подумать он — и за себя, и за неё.       — Послушай… я не хотел заводить об этом речь, но придётся. На верфи всё и все на виду — а я, как оказалось, в первую очередь.       — Ты хочешь сказать, что кто-то?..       — Да. Я сам краем уха слышал такие… пересуды о нас с тобой, что не знал, куда спрятаться от смущения.       — Что ж, это тот случай, когда сплетни не возникают на пустом месте, а отображают реальность. Мне как журналисту всегда было интересно исследовать такое, — она хмыкнула.       — Я надеюсь, ты не собираешься заняться этими исследованиями, когда приедешь?       — Нет. Я планирую изучать совсем другие явления и объекты… которые занимают меня гораздо больше, чем любого рода кривотолки.       — Я всё же уверен, что лучше не подкидывать дров в костёр. Тогда через какое-то время без подпитки эти слухи прекратятся — должны прекратиться.       — Ты боишься слухов, радость моя?       — Я боюсь скандалов и неприятностей, особенно сейчас. И не хотел бы, чтобы это как-то затронуло тебя. И ради бога, не называй меня так.       — Как именно тебя не называть, радость моя? Уточни, пожалуйста, — Джоанна явно поддразнивала его.       — Не называй меня «радость моя», будь добра, — Томас уже начал раздражаться.       — Хорошо, мой драгоценный, как скажешь, — промурлыкала она, но потом продолжила уже серьёзным тоном: — Ты очень устал, да? Тебе всё-таки надо больше отдыхать. В мой прошлый приезд ты выглядел таким измученным…       Томас не стал напоминать ей, что она тогда тоже приложила руку — и далеко не только руку — к его и правда сильнейшему утомлению. Но в голосе Джоанны слышалось искреннее беспокойство, которое она, судя по всему, старалась скрывать. Это дружеское участие или?.. Впрочем, он и в самом деле чувствовал себя полностью разбитым, главным образом после неожиданных, но справедливых упрёков Нелли.       — Ты права, работы у нас сейчас горы, и становится как будто только больше… Сегодня первый раз за все эти недели смог уйти с верфи вовремя.       — Тогда не буду тебя больше задерживать, дорогой. Постарайся отдохнуть, хорошо?       — Да, я попытаюсь, — он внезапно ощутил, что у него уже нет сил даже на продолжение этого разговора. Надо хотя бы поужинать сегодня нормально…       — Ты справишься, я уверена, — её голос обрёл шутливо-добродушные интонации. — Была очень рада услышать тебя. До скорой встречи, мой драгоценный!       — Взаимно! И до встречи, — Томас, устало проведя рукой по лбу, повесил трубку.       — Кто это звонил? — раздался из-за его плеча голос жены. Он дёрнулся: она подкралась абсолютно бесшумно. Как долго она была рядом и что успела услышать?       — Да по кое-какому делу, ничего серьёзного. Не беспокойся, я всё улажу, — он постарался придать своему голосу убедительное звучание. Однако скептицизм, буквально пронизывающий её взгляд, подтвердил догадку Томаса о том, что он, увы, потерпел неудачу.       — Хорошо. Так уж и быть, поверю тебе, — Нелли сверкнула на него глазами и, поджав губы, удалилась.       Ужинали они в полном молчании и в таком же полном молчании разошлись каждый в свою спальню. Томас, донельзя измотанный, едва донеся голову до подушки, сразу провалился в странный и тревожный сон…       Предвечерний сумрак и усиливающийся дождь. Фары чёрного «рено», с трудом пробивающие мглу. Сверкающие на горизонте вспышки молний, а затем — тяжкий грохот. Неизвестная просёлочная дорога, где машина в любой момент рискует завязнуть по ступицы…       Надо найти, где переждать эту непогоду! Эта мысль навязчиво билась в голове… И вдруг прямо перед автомобилем возник дом. Как будто большой, совсем неосвещённый, края его казались расплывчатыми — только ли из-за ливня и мрака? Томас внезапно почувствовал накатывающие волны холодного ужаса. Срочно бежать отсюда! Он изо всех сил нажал на газ, машина плохо слушалась, он даже во сне понимал, что мотор работает на пределе. Ну давай же, давай, вытягивай! Наконец, пугающий дом остался позади, однако темнота вокруг стала ещё плотнее, ложась словно туманом. Где укрыться… Словно в ответ на эту мысль — манящий огонёк! Но, подобравшись ближе, Томас увидел всё тот же дом, часть окон которого теперь была блёкло подсвечена… Он в полном отчаянии до упора выжал педаль газа, мотор резко взревел — и тут же затих.       Придётся идти туда, иного выхода нет. Вокруг была густейшая тьма… и только эти тусклые неверные блики в окнах. Он кое-как выбрался из авто и задрожал под порывами студёного ветра, а через миг всё его сознание застыло в оцепенении… В следующее мгновение он оказался уже на пороге здания, и двери внезапно распахнулись.       В дверном проёме — единственном пятне ослепительного света по всём обступавшем мраке — тёмным точёным изваянием окаменел женский силуэт. Лица не было видно из-под упавшей на него ткани: то ли капюшона, то ли — вуали.       — Я давно жду тебя, — раздался точно бы потусторонний голос, и Томасу причудилось, что звучит он отовсюду.       Изваяние ожило, откинуло с лица ткань, и в нём Томас узнал… Джоанну?!       Волосы её, антрацитово мерцающие, по-змеиному струились по бледным плечам, а надо лбом был вплетён золотой полумесяц рогами кверху. От её лица исходило слабое серебристое сияние. Томас хотел закричать, развернуться и скрыться в окружающей черноте, которая теперь казалась спасительной, но обнаружил, что находится уже внутри, голос его не слушается, а никакой двери нет вовсе. Он попытался опрометью броситься прочь, но не мог сдвинуться с места — ноги как будто приросли к полу. Джоанна медленно, словно плывя по воздуху, приблизилась к нему, так же медленно обвила его руками и поцеловала в губы.       Следующее, что он увидел — себя, совершенно раздетого, в постели, и покачивающуюся на нём сверху Джоанну. Свечение, которое теперь струилось от всего её обнажённого тела, приобрело тёплый оттенок и с каждым её движением делалось всё ярче. Он положил руки на её бёдра, и от его кистей к плечам побежали золотистые огоньки… Дальше сладострастные сцены хаотично следовали одна за другой: Джоанна, распростёршаяся навзничь, положив стройные ноги ему на плечи; Джоанна, чьи пальцы и губы жадно исследовали каждый дюйм его тела; Джоанна, которая вся уже словно была охвачена огнём. Джоанна…       Проснувшись, Томас не сразу сумел прийти в себя. Этот сон, конечно, не был таким страшным, как частые кошмары, связанные с «Титаником». После тех он просыпался в холодном поту и прямо среди ночи был готов мчаться на верфь и работать до потери сознания, чтобы больше никогда и ни с кем… Он и спать-то ложился отдельно от Нелли, потому что опасался перепугать её своими полуночными метаниями.       В целом послевкусие от минувшей ночи осталось двойственное. И жуткое ощущение неотвратимости, и собственная беспомощность перед могущественной внешней силой, и… жгучее наслаждение. Такое же необузданное, какое дарила ему Джоанна в реальности. И это повергало в замешательство — Томасу столь чувственные сны нечасто снились даже в ранней юности. Неужто её вечерний звонок стихийно распалил его воображение?       Когда утром Эндрюс пришёл на верфь, его немедленно оповестили, что о нём уже спрашивал лорд Пирри и просил заглянуть к нему в кабинет сразу по приходу.       Что ещё могло стрястись?! Томас вдруг поймал себя на том, что ожидает от настоящего и будущего исключительно бедствий и злоключений. До гибели «Титаника» всё было иначе… Вернётся ли когда-нибудь хоть малая толика его прежнего оптимизма? Хоть кольцо заводи с надписью «И это пройдёт». Или уже не пройдёт?..       — Дядя Уильям?       — Да, Томас, проходи. И дверь закрой поплотнее, у меня к тебе приватный разговор, — лорд Пирри явно был несколько сконфужен, что с ним случалось крайне редко.       Томас, как обычно, устроился вполоборота в своём любимом кресле и выжидательно замер.       — Томми, сынок… я всё понимаю, нам всем сейчас пришлось несладко, ты чудом остался в живых… — Уильям запнулся.       — Дядя Уильям, давайте всё-таки непосредственно к делу, — Томас недоумевал, к чему эта совершенно нехарактерная для лорда Пирри преамбула.       — По верфи во множестве циркулируют разные и, назовём вещи своими именами, не слишком пристойные слухи… про тебя и мисс Егер. И, признаюсь, я склонен им верить — тем более, я прекрасно помню, как она пришла провожать нас в Нью-Йорке и какими глазами на тебя при этом смотрела, — пожилой лорд поднялся с кресла и принялся расхаживать по кабинету, заложив руки за спину.       Скверно! Даже до дяди уже добралась эта пакость! Значит, и правда вся верфь перемывает ему, Томасу, кости… А что известно всей верфи, то разлетится, считай, по всему Белфасту — наверняка за выпивкой в городских пабах уже вовсю треплют языками, упиваясь пикантными деталями, реальными и выдуманными. Собственно, темнить перед дядей нет смысла. Вдруг хотя бы у него получится придумать, как разрулить сложившуюся ситуацию, коль скоро у самого Эндрюса никаких идей по этому поводу нет вообще.       — Раз так… — задумчиво и даже немного обречённо протянул Томас. — Дядя, я не хочу ни скрывать от вас, ни отпираться — у меня и правда было с ней несколько… встреч в Нью-Йорке.       — А потом — и здесь, в Белфасте? — уточнил Пирри.       — Да. Потом и здесь, — под взглядом дяди Томас чувствовал себя нашкодившим мальчишкой.       — И прямо на верфи. Томми, Томми, нельзя же быть таким неосторожным, — Уильям, вздохнув, укоризненно покачал головой.       — Дядя, могу поклясться, я искренне не понимаю, что на меня нашло… я ведь вовсе не собирался… — он смущённо потёр переносицу.       — А Хелен знает?       — Нет. Пока нет, по крайней мере.       — Мне кажется, это вопрос времени. Слишком многие в курсе, увы, а на каждый роток не накинешь платок. Ты ведь не намереваешься с ней разводиться, я надеюсь? — лорд Пирри вопросительно приподнял седые брови.       — Я — нет, не намереваюсь.       — Но?.. Договаривай, Томас.       — Она пожаловалась, что разочарована нашим браком. Тем, что меня всё время нет дома. Что я уделяю ей мало внимания. И… она больше не доверяет мне.       — Ещё не зная, уже не доверяет?       — Да. Подозревает, что у меня были связи с кем-то из наших работниц.       — И она сама напрямик заявила тебе об этом? — Уильям заметно помрачнел.       Томас молча кивнул в ответ.       — Ох… выходит, дело плохо. Хелен очень деликатна, и раз уж она высказалась так прямолинейно, значит, у неё и правда накипело. Тебе придётся приложить максимум усилий, чтобы вернуть её благосклонность. И молись, чтобы она не прослышала о твоей авантюре, иначе грянет буря!       Томас угрюмо опустил глаза. Вот натворил он дел! Чистейшее сумасбродство…       — Томми, мальчик мой… Знай: что бы у тебя ни вышло — с Хелен или с кем бы то ни было, — ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку, — добродушно прищурившись, с отеческой теплотой добавил Пирри.       Да, всё-таки не зря Эндрюс ожидал неприятностей. «Предвидеть опасность — уже наполовину избежать её». Правда, той, второй половины и так хватает в избытке.       Впрочем, именно сейчас ничего дурного не случилось. Томас был даже рад — утренний разговор с дядей как будто снял с него часть тяжёлой ноши…       Которая снова навалилась ему на плечи, когда вечером, сняв трубку требовательно зазвонившего телефона, он услышал голос Джоанны. Перед глазами сразу всплыли ночные видения, и он с трудом отогнал их…       Что ей надо от него на этот раз? Сперва Томас хотел сослаться на занятость и сразу прекратить диалог, но не сделал этого — сначала из вежливости, а потом — искренне увлёкшись беседой. Давно уже никто не общался с ним так непринуждённо: не сочувствуя, не стремясь получить выгоду, не обсуждая решение каких-то проблем, не выпытывая подробностей крушения. А Джоанна весело и остроумно шутила, рассказывала нью-йоркские новости и ни словом не упоминала о катастрофе.       Несколько дней подряд она звонила ему ежевечерне. В конце концов, он вынужден был признаться самому себе, что уже начал ждать этих звонков, и в очередном разговоре побеспокоился о её счетах за телефон, на что Джоанна с коротким смешком ответила, что их до последнего цента оплатит Морган. Но когда именно она вернется в Белфаст, мисс Егер так и не призналась.       Слухи на верфи и не думали прекращаться. Томас улавливал шушуканья за спиной, не раз замечал, как некоторые сотрудницы буквально раздевали его нескромными взглядами. Его репутация примерного семьянина была, очевидно, разбита вдребезги. Что их с Джоанной подслушивали во время любовных утех, он уже волей случая узнал. Возможно, за ними ещё и подсматривали?.. При этой мысли он всякий раз краснел с ног до головы и бессильно злился. Как же всё это отвратительно!       С Нелли они по-прежнему толком не общались, а если он и пытался завязать разговор, то она почти сразу переходила на повышенные тона. Как долго это бы ещё продолжалось, неизвестно, но развязка наступила абсолютно внезапно — в тот самый вечер, когда Томас вновь решил прийти домой пораньше, твёрдо вознамерившись поговорить, наконец, с супругой по душам и снять возникшую между ними напряжённость.       — Томас? Очень кстати, что ты сегодня так рано. Как раз будет время разрешить одно занятное недоразумение, — без предисловий начала жена, стоило ему появиться в дверях.       На руках Нелли мирно посапывала Эльба. На контрасте с безмятежным детским личиком выражение лица женщины казалось особенно грозным и не сулило ничего хорошего. Покрасневшие, словно бы заплаканные, глаза метали молнии. Томас встревожился — в его отсутствие явно приключилось нечто нехорошее. Как минимум, с женой и дочкой всё в порядке, что не могло не радовать. Но почему ему не позвонили на работу?..       После того, как жена передала спящую Эльбу подоспевшей няньке, они с Томасом прошли в гостиную. Нелли уселась в кресло и крепко стиснула свои запястья, собираясь с духом. Наконец, она заговорила.       — Наши с тобой отношения после твоего возвращения из Нью-Йорка были особенно далеки от идеала. Я наивно полагала, что это потрясение так сказывается… и что скоро наступит хоть какое-то улучшение. Готова была подождать и помогать тебе всё преодолеть… Но ты меня полностью игнорировал! И, как в итоге выяснилось, дело было вовсе не в потрясении. Помощь тебе уже и так оказывали — в другом месте, — она гневно свела тёмные брови.       Что она имеет в виду, говоря о «помощи»? Неужели?.. Томас вздрогнул, и это не осталось незамеченным для Нелли, которая утвердительно покачала головой, не спуская с него тяжёлого взгляда.       — Помнишь, тебе звонили несколько дней назад, ты ещё потом уверил меня, что это «по делу» и что ты «всё уладишь»? Вижу, что помнишь. Вот и отлично. Так вот, я тогда слышала всю эту, с позволения сказать, «деловую беседу» — она язвительно выделила последние два слова, — почти от начала и до самого конца. И мне стало крайне интересно, что за бизнесмен обращается к тебе «радость моя». А уж чтобы о «деловом общении» шли непристойные сплетни — мне о таком никогда раньше и слышать не приходилось, — она горько усмехнулась.       Томас подавленно хранил молчание. Что тут скажешь?       — Я справилась у горничной, кто это был. И знаешь, что она мне ответила? «Молодая леди, выговор у неё ещё какой-то чудной, у нас так не говорят. Американка, что ли». Однако я всё равно не хотела верить очевидному, но теперь…       — Что — теперь?       — Меня сегодня навестил Генри Харланд.       — Вот как? — Томас был искренне удивлён, как в этой истории мог быть замешан Харланд, его коллега по верфи. — И чего он хотел?       — Открыть мне глаза. Томас, я ведь предупреждала тебя — я всё узнаю.       — Узнаешь что?       — Не притворяйся, что не понимаешь! — Нелли повысила голос. — Узнаю о твоих похождениях. В то время, как я могла рассчитывать максимум на несколько малозначащих фраз, когда ты на ночь глядя возвращался с работы, какая-то американская журналистка, оказывается, получала всё то, что должно принадлежать только мне!       Значит, теперь ей всё известно о нём и Джоанне. Чёртов Харланд! С какого перепуга он нежданно-негаданно вздумал «открывать глаза» Нелли? Каким образом чужая семейная жизнь хоть как-то его касается?       — Ну и как ты всё это объяснишь?       Да уж, вот и они — неприятности. «Ждите, и дождётесь». Но что теперь…       — Я слушаю тебя, Томас, — Нелли напомнила о себе.       — Не представляю, что тебе сказать… Прости… Я вовсе не…       — Зато я представляю, — резко перебила жена. — И скажу. Ты в курсе, что Харланд несколько лет ухаживал за мной?       Томас о таком, кажется, не слышал вовсе, либо это полностью вылетело у него из головы. Да если бы и слышал — Нелли ведь добровольно приняла его брачное предложение, он на неё никоим образом не давил.       — Теперь в курсе.       — Так вот, вы оба почти одновременно попросили моей руки. И я долго не знала, кого выбрать. В итоге предпочла тебя. Знала бы я тогда, как я ошибалась!       — Нелли… послушай…       — Не смей меня больше так называть! И никаких оправданий слушать не желаю! Ты мне изменял чуть ли не у всех на глазах! И ты ведь прекрасно знал, как сильно я хочу ещё ребёнка, но даже не притрагивался ко мне после возвращения, всё время уходил ночевать в свою спальню! Да и раньше… работа-работа-работа! Как ты думаешь, мне нужна была твоя поддержка? Особенно сейчас, после того, как мы все тут с ума сходили? А этой наглой заокеанской девице ты, похоже, давал всё, чего она ни пожелает! И вообще, как выяснилось, она целых три года околачивалась у вас на верфи. Выходит, ты всё это время обманывал меня с ней?!       — Да нет же, Нелли… Хелен, ну выслушай меня!       — Не буду ничего слушать. Не буду! Не буду! — её голос сорвался на крик.       — Хелен, успокойся!       — Успокоюсь после развода! Живи со своей американкой как угодно, где угодно, спи с ней хоть прямо на площади перед ратушей! У нас с тобой всё кончено, Томас Эндрюс-младший!       Всё-таки она намерена требовать развода. Надо просить у неё прощения, сделать попытку как-то всё наладить, исправить! Или налаживать тут уже нечего?..       — Я завтра же проконсультируюсь с адвокатом.       — Хелен, пожалуйста, давай сядем и поговорим, как разумные люди.       — О чём? Об условиях развода? С удовольствием!       — То есть ты уже всё твёрдо решила?       — Да! И очень тебе рекомендую не препятствовать! Иначе пожалеешь!       — Что ты имеешь в виду, поясни… — неужто она угрожает ему? Чем же?       — Ты ведь наслышан, как проходят бракоразводные процессы? Если вы с этой девицей сами не признаете свою вину, я притащу в суд толпу свидетелей. И они уж расскажут всё в красках и подробностях — и когда, и где, и каким образом… Публика обожает подобные истории, аншлаг в суде будет, как на бенефисе знаменитой примы. Хочешь, чтобы при полном стечении народа смаковали малейшие детали твоего адюльтера — я это устрою! — она злорадно засмеялась.       Томас, представив эту картину, поёжился. Да, такого он действительно не вынесет.       — Может быть, всё-таки поговорим спокойно?       — Не имею представления, о чём ещё нам говорить… Хотя нет, вот что мне вправду хочется понять: зачем вообще ты на мне женился?       Он не мог сходу сообразить, как реагировать. И припомнил, что недавно сам без особого успеха пытался найти ответ на этот вопрос.       — Ты ведь сделал мне предложение. Почему? Потому что любил меня? А сейчас любишь? Или никогда не любил?       — Люблю, конечно… — произнёс он после паузы.       — Долго же ты думал, — мрачно фыркнула Хелен. — Впрочем, это уже неважно.       Было уже за полночь, когда Томас, отложив книгу, выключил настольную лампу в своей спальне. Отвлечься от назойливых мыслей не помог даже любимый Метерлинк. Читать не получалось, спроси Томаса сейчас кто-нибудь о содержании, да даже о названии произведения — он бы не смог ответить. Сон не шёл. Придётся всё-таки попытаться хорошенько обдумать случившееся… и начать с того момента, когда он решился предложить Хелен стать его женой.       Почему, собственно, он тогда сделал предложение именно ей? Томас прикрыл глаза в усилии вспомнить…       Но вернуться мыслями в не такое уж и давнее прошлое никак не удавалось — его былые эмоции словно бы растворились, исчезли из памяти напрочь. Пылкая страсть? Вроде бы нет… Кажется, она представлялась ему очень нежной, очаровательной, понимающей… безупречной спутницей, что бы ни значили эти слова.       И у них действительно было всё хорошо. Но всю предыдущую жизнь разом перечеркнула трагедия «Титаника»… Или это совсем не так, и благополучия в их семье не было и раньше, а Томас попросту этого не замечал? Перед глазами встала картина, как Нелли отчаянно, чуть ли не до истерики, разрыдалась у него на груди, когда он вернулся из Нью-Йорка. Да, ей, вне всякого сомнения, нужны были его внимание, участие, поддержка… тогда нужны. А сейчас — уже нет? И ведь она и впрямь всегда вела себя так, как ожидалось в обществе от идеальной жены. Хотя, если подумать, поводов для недовольства у неё было достаточно — он осознавал, что из него самого идеального мужа отнюдь не вышло. Видимо, история с Джоанной стала последней соломинкой…       Почему же Нелли согласилась тогда выйти за него замуж? Томас вдруг осознал, что ему это де-факто неизвестно вовсе. Любовь? Или просто Эндрюс показался более перспективной партией, чем Харланд?.. Впрочем, это не имеет значения. Так или иначе, они обвенчались, надеясь на счастливую совместную жизнь. И он получил то, о чём мечтал, а вот Нелли… Интересовало ли его, чего она по-настоящему хочет? И принимал ли он во внимание её желания? Уж о стремлении иметь много детей она сама неоднократно и предельно ясно его оповещала, но…       Почему он не мог сейчас чистосердечно ответить даже сам себе на элементарный вопрос, любит ли он её? Как будто какая-то частичка души, ответственная за чувства, просто… замёрзла? Оттает ли? До всех этих событий он ведь дал бы ответ, не раздумывая ни секунды. И что вообще такое «любить»? Слишком часто и бездумно используется это слово: «люблю сладкое» и «люблю жену» — это совершенно о разном… Томас точно знал, что любит родителей, сестру, братьев, дядю Уильяма и тётю Маргарет. Любит жену и дочь. Однако сейчас знание пусть и сохранилось, но вот сами эти чувства казались каким-то непонятным образом притуплёнными, ненатуральными. Зато максимально реальными были тёмный ужас, бурлящая вода вокруг, треск ломающегося железа, безнадёжность. И обречённые вопли, всё стихавшие, пока, наконец, не наступила в полном смысле могильная тишина…       Томас, вздрогнув и тряхнув головой, потянулся к выключателю лампы. Тёплый мягкий свет успокоительно залил комнату. Неужто он снова испугался ночной темноты, как ребёнок? Спокойно, это всего лишь его спальня, его кровать. А сотни людей никогда больше не окажутся в тёплой постели… И надо будет дополнить рекомендации для Министерства Торговли ещё парой пунктов…       Он уже взялся за блокнот и карандаш, но резко одёрнул себя. О чём бы ни начал размышлять, всё в итоге неизбежно возвращается к одному и тому же. Пора подумать и о собственной семье, в конце концов!       Что делать дальше? Завтра нужно ещё раз поговорить с Нелли. Может быть, она уже подуспокоится… Но если нет? Развод? Томас не хотел разводиться, но понимал, что одного его нежелания тут мало. Если уж всегда столь уравновешенная Нелли так разбушевалась, значит, он, хоть и не желая того, ударил её в самое больное место. Грядёт бракоразводный процесс и наверняка скандал, если в газетах появятся подробности его связи с Джоанной. Нелли права, толпа всегда охоча до подобного рода «приключений», а к нему и без этого приковано внимание… в том числе, как оказалось, вовсе не невинного свойства. Придётся сразу признаться в измене и не противодействовать разводу, если он не хочет, чтобы интимные подробности стали достоянием общественности.       Не противодействовать разводу?.. О чём он вообще думает?! Надо попытаться сохранить семью, в конце концов! Они несколько лет счастливо — он всё-таки надеялся, что счастливо — прожили вместе, у них маленькая дочь! Нельзя так легко сдаваться! Он, несомненно, провинился перед женой, и вовсе не только изменой — значит, надо чем-то искупить свою вину, умолить дать ему ещё один шанс…       Томас ещё какое-то время ворочался в постели, но в конце концов забылся сном.

***

      Мисс Егер возвращалась в Нью-Йорк безо всякого желания. Ей хотелось и дальше проводить каждый день с Томасом… И не только день, но совместным ночам всё-таки мешала его жена. Джоанна видела эту даму несколько раз, на приемах у лорда Пирри и в ратуше. Стремления ближе познакомиться с миссис Эндрюс у мисс Егер не возникало, особенно после того, как возникли определённые желания в отношении мистера Эндрюса. Сейчас Джоанна, пожалуй, досадовала из-за этого промаха — лучше зная соперника, легче взять над ним верх.       И снова пароход, и снова несколько дней перехода через неспокойную Атлантику… Насколько она была воодушевлена, когда плыла из Нью-Йорка в Европу, настолько же теперь пребывала в мрачном расположении духа. Когда она теперь вновь увидит Томаса?..       Да, всё-таки важно быть честной перед самой собой — она хотела от Томаса Эндрюса не только физической близости, но и… вообще всего, что только может хотеть женщина от мужчины. Любимого мужчины.       Подобные мысли были совершенно непривычными: она была давно и прочно уверена, что никогда ни в кого не влюбится. Однако эта убеждённость поколебалась, когда она познакомилась с Томасом, а теперь и вовсе улетучилась, сменившись уверенностью в диаметрально противоположном.       Ещё будучи в Белфасте, она пыталась разработать план действий — как завоевать его целиком и полностью. Но тогда ей помешала та непонятная сонливость, а сейчас, на пути в Америку — морская болезнь. Когда же эта дурацкая качка прекратится, наконец!       К несчастью, качка продолжалась почти до самого Нью-Йорка, так что, когда подошедшие портовые буксиры начали втягивать лайнер в гавань, мисс Егер вздохнула с искренним облегчением.       Прибыв домой, она поспешила принять тёплую ванну. Затем, уже в спальне, сбросила шёлковый халат и подошла к большому зеркалу полюбоваться своим отражением.       Странно… грудь, сохранив великолепную форму, как будто чуть увеличилась в размере, соски приобрели коричневатый оттенок, а живот едва заметно выпирал, хотя Джоанна всегда была безукоризненно стройной. Вдруг ей вспомнилась тошнота… и она даже забыла, когда у неё последний раз были… Она, охнув, повалилась на кровать. Привычный мир вокруг перестал существовать, вместо него образовался вакуум, в котором она и падала, пытаясь уцепиться хоть за что-то…       И что теперь делать? Надо посчитать… посчитать, когда это могло произойти. А какой смысл, слишком много возможностей было для… Чёрт! Как она могла так потерять голову… а он ведь каждый раз предлагал… Так, спокойно, спокойно! Не паниковать! Дышать ровно… медленнее… вот, уже лучше.       Распластавшись на кровати, Джоанна невидящими глазами упёрлась в потолок и потянулась руками к своему животу. Там, внутри неё… ребёнок? Ребёнок Томаса?       Это звучало абсолютно фантасмагорично. В реальность происходящего не верилось, не хотелось верить. Но безжалостные факты были налицо: близкое общение с Томасом Эндрюсом оказалось плодотворным… во всех смыслах.       Она не знала, сколько времени пролежала оглушённая — наверное, не меньше часа. Вывело её из состояния прострации только появление прислуги, сообщившей, что обед уже готов. Да, поесть было бы неплохо — Джоанна почувствовала, что проголодалась, нужно было подкрепить силы. Тем более, она теперь не одна… проклятье! Или не проклятье? Она ведь правда любит Томаса, следовательно, должна любить и его ребёнка?..       Хватит. Всё, что она кому-либо должна сейчас — это, наконец, пообедать. Одеваться и идти в столовую не хотелось, поэтому она распорядилась подать обед прямо в постель.       Телячьи котлеты и рис с подливкой аппетитно дымились на подносе. Мисс Егер приступила к еде, мимоходом отметив, что её, к счастью, совершенно не тошнит — хоть какая-то хорошая новость… Трапезу завершила большая чашка кофе со сливками. Теперь, подкрепившись, можно было и поразмыслить — вернее, нужно.       Но привести в порядок мысли не получалось. Они, конечно, уже не галопировали, словно взбесившиеся лошади, но и в обычное рассудительное русло отнюдь не вернулись. К этому добавилась ещё и тоска по Томасу. Она не общалась с ним уже больше недели — со дня отплытия из Ирландии. И сейчас ей нестерпимо захотелось хотя бы услышать его голос.       Сняв трубку телефона, она заказала разговор с Белфастом. С верфью её связали быстро, но Томас, как выяснилось, уже ушёл.       Странно. Рановато для него, даже с учётом разницы во времени. Решил побыть с женой? Джоанна почувствовала, как внутри неё поднимается колючая ревность. Что ж, значит, надо позвонить ему домой.       В этот раз пришлось подождать подольше, но лишь только она уловила в трубке его слова «Томас Эндрюс слушает», как сердце подпрыгнуло чуть ли не к горлу. Да, Джоанна, когда-то считавшая себя неуязвимой для стрел Амура, поняла, что окончательно и бесповоротно влюблена.       По завершении разговора она, довольная, широко улыбнулась своему отражению в зеркале. Поводов для радости было предостаточно. Во-первых, она поговорила с Томасом, снова насладилась его мягкими завораживающими интонациями… Во-вторых, узнала много полезнейших новых сведений. Значит, о них сплетничают! Превосходно, это ей только на руку. А если кто-то слышал, как он разговаривает с ней по телефону — ещё лучше. Он явно опасался, что его жена что-то заподозрит. Возможно, она уже подозревает?.. Так или иначе, эта молва дойдёт до неё быстро — Джоанна достаточно провела в Белфасте, чтобы прикинуть скорость распространения слухов, которые в этом случае, кстати, вовсе не слухи, а абсолютно правдивые сведения. Мисс Егер, как всякий журналист, ценила достоверную информацию. Надо надеяться, что и миссис Эндрюс её… оценит.       Вот только как она поступит, если узнает… то есть не если, а когда узнает? Следовало всё-таки приглядеться к ней получше, сейчас был бы более понятен её образ мыслей. Но тут уже ничего не поделаешь. Из нью-йоркского далёка этого не увидеть, а расспрашивать общих знакомых о жене Томаса Джоанна, разумеется, не рискнёт… Остаётся лишь уповать, что всё пойдёт благоприятным образом — благоприятным для самой Джоанны, естественно. И для Томаса. Да, она была искренне убеждена, что ему будет гораздо лучше с ней, чем с какой-то аморфной… Хелен, кажется, так её зовут.       После лёгкого ужина и ванны мисс Егер отправилась в свою спальню, продолжая размышлять и планировать.       Следует хотя бы примерно оценить, когда ожидать родов… и, соответственно, сколько у неё времени на какие бы то ни было действия. Она принялась мысленно подсчитывать дни и сроки. Февраль? Да, скорее всего, февраль следующего года.       Как и когда оповестить Томаса? В том, что он должен узнать, она была непоколебимо уверена. Но всё же… И как он отреагирует?.. Вдруг будет настаивать, чтобы она… хотя нет, нет, это исключено, кто угодно, только не он! А, может, и правда лучше ей самой принять меры, пока можно… Нет, нельзя. Она ещё не могла толково обрисовать своё отношение к обнаружившемуся в её теле «сюрпризу», зато ни капли не сомневалась, что по-настоящему любит его отца. Но с уведомлением и правда лучше повременить — как минимум, до её следующего визита в Ирландию. Не анонсировать же ему эту сногсшибательную новость по телефону, право слово!       Раз уж вспомнился телефон… Завтра надо будет снова позвонить Томасу. И послезавтра. Каждый день! Чтобы он постоянно думал о ней, скучал, вспоминал! И необходимо срочно отыскать предлог для скорейшего возвращения в Белфаст, а если таковой не найдётся — создать его самой.       Ладно, пора бы уже и спать, день был крайне утомительный, начиная со всей этой неизбежной суеты в порту по прибытии. Затем внезапное открытие, переворачивающее с ног на голову всю её жизнь и вовсе не прибавившее ей сил, а завтра ведь уже работа, с её вечным множеством неотложных дел. Джоанна поудобнее устроилась на кровати и закуталась в одеяло.       Она не раз убеждалась на собственном опыте, что большинство препятствий, кажущихся непреодолимыми, на самом деле можно устранить — если как следует постараться, конечно. Она ведь уже давно решила, что Томасу от неё не убежать — и убежать ему не удалось. А от неё и их общего ребёнка — тем более не удастся. С этой приятной мыслью Джоанна Егер погрузилась в сон.