Залечи мои раны

Я тебе скажу, что такое настоящая любовь, — продолжала она торопливым, неистовым шепотом. — Это слепая преданность, безответная покорность, самоунижение, это когда веришь, не задавая вопросов, наперекор себе и всему свету, когда всю душу отдаешь мучителю… как я! Чарльз Диккенс «Большие надежды» Кайя уже изучил ее лицо и образ, может даже лучше собственного отражения в зеркале. Им предстоит пожениться. Есть самые разные доводы, почему это нужно сделать. И некоторые, самые удобные как раз на самой поверхности. Так зачем же отгибать края души, чтобы разглядеть что-то ещё. Какие-то иные мотивы и желания, несовсем зрелые, непонятные и потому опасные. Суна — достаточно красивая и и даже сексуальная, несмотря на явное неприятие себя в этом смысле. Ну тут ему достаточно взглянуть на папашу, чтобы понять что к чему. Будь все проклято! Четыре дня назад он пришёл к ней в комнату. Ночью. Пришёл и сделал это чёртово предложение. А почему бы и нет? Вместе им многое будет под силу. В ход пошло все его красноречие и талант к убеждению. Испуганная Суна слушала молча. А потом хоп — и согласилась. Кайя поцеловал ее в щеку и ушел довольный собой. Суна пропала. Уже четвёртый день. Просто ушла из дома. Сейран набросилась с обвинениями на Ифакат. Казым шипел на удрученного Халиса Агу. Тут даже возразить было нечем — девушка была на попечении Корханов. Чем больше проходило времени, тем больше Ифакат беспокоилась о чести семьи. Она была категорически против полиции, полагая что Суна просто сбежала. И может даже с мужчиной. Чем почему-то раздражала Кайю ещё больше. Он, молча наблюдал за слезами и метаниями двух семей и нервно грыз ногти. Привычка, которую он сумел победить ещё много лет назад. Но сейчас остановить импульс к бессознательной «медитации» из самого детства подавить не удавалось. — Если бы ещё знать, что умерла. Просто умерла! Неизвестность убивает. Позор неприемлим! — Сокрушался Казым. Кайя, который сидел в кресле низко склонив голову, внезапно выпрямился. — Давайте не будем нести бред, — потребовал он, записав для приличия в носители бреда и себя самого. Халис Ага сурово посмотрел на внука. — Неизвестность хуже смерти, Халис Ага, — Казым с силой почесал запястье. — Это полнейший непорядок! Она могла попасть в руки маньякам и убийцам. Неизвестно что с ней могли сделать. Смерть определённо лучше неизвестности, — он прошёл мимо Кайи и глаза его казались безумны. Мужчина явно решил не услышать отпрыска Корханов. Кайя неодобрительно повернулся в сторону и испустил едва различимый «üfff». «И как эта семья до сих пор существует вообще? В ней один краше другого!». Хотя Кайя прекрасно понимал, что тирания — лучший цемент для семеных уз и ее узников. Однако, надо признать, он уже начинал проникаться к членам семьи Шанлы. Ради Суны, конечно. Рыбак рыбака видит издалека, — гласит поговорка. Догадки об этой девушке заставляли его держаться от неё подальше. Он чувствовал ее душевные раны, потому что и сам был ранен. Он понимал её и боялся проявить это понимание. Настолько, что отказывался разглядеть в ней человека, личность. Она просто была для него безликим обитателем этого огромного дома на Босфоре. Для Суны поведение Кайи выглядело стабильным игнором. Наверное так оно и было. Он действительно НЕ замечал её очень тщательно. Особенно учитывая, что они жили под одной крышей в особняке и нужен был даже некий талант, чтобы проявлять свою холодность и отстранённость без заявки на неприязнь или что ещё хуже — ненависть. Нужно было оставаться максимально безразличным. Однажды когда они встретились в гостиной. Суна уже сидела там, неподвижная, с книгой у окна, Кайя пришёл и заметив её, понял что сбегать будет неуместно. Он замер на мгновение. В его глазах отразилась мимолетная борьба — стоит ли поддаться инстинкту и уйти или остаться. Решив, что побег сейчас будет выглядеть слишком очевидным признанием его беспокойства, он выбрал молчаливое присутствие. Суна, замечая его колебания, не поднимала взгляд с книги, но ее внимание было полностью у него. В воздухе висело напряжение, тяжелее любых слов. — Хорошая книга? — наконец решился спросить Кайя, стараясь придать своему голосу невозмутимость. Суна подняла взгляд, ее глаза встретились с его. — Да, очень, — ответила она, удивленно обнаружив, что ее голос звучит спокойно. Она добавила: — Но иногда кажется, что настоящие эмоции и чувства гораздо сложнее, чем описанные здесь. Эти слова застали Кайю врасплох. Он сделал шаг вперед, преодолевая внутренний барьер, который сам для себя воздвиг. — Может быть, потому что настоящие чувства требуют больше смелости, чем те, о которых мы только читаем, — сказал он, и в его голосе прозвучала неожиданная мягкость. Какого хрена они обсуждают чувства и что с ним, блять, такое? Суна закрыла книгу, положила ее в сторону и посмотрела на Кайю с новым интересом. Она увидела перед собой не просто безразличного соседа по крыше, а человека, способного понять ее мысли. Кайя, чувствуя, что пространство между ними наполняется чем-то более теплым, чем прежде, не смог продолжить разговор как ни в чём не бывало. Он был уверен, что в огромном доме на Босфоре, где каждый был поглощен своими собственными мыслями и заботами, невозможно найти убежище и понимание в присутствии другого. Этот разговор начал пробуждать в нем ощущения, которые он решил избегать. Кайя внезапно отступил. Его решимость не причинять боль этой девочке и держаться на безопасном расстоянии взяла верх. А может ещё какая другая причина? *** Да чёрт с ним. Кайя привык заглушать сердце в обществе других женщин. Он с лёгкостью шёл на флирт и не прятал от Суны своих случайных романов. Легкость, с которой он заводил новые отношения и открытость с другими женщинами могли казаться формой самоутверждения или даже беспечности. Когда Суна исчезла, Кайя впервые столкнулся с пустотой, которую она оставила за собой. Его привычные способы бегства от реальности вдруг стали бессмысленны. Отсутствие Суны заставило его осознать, насколько глубоко он… запал? Его «невинные развлечения», теперь являлись для него источником боли и сожаления. *** — Я думаю, мне пора, — сказал он тогда в гостиной, пытаясь скрыть колебание в голосе. Его взгляд, полный сложных эмоций, на мгновение задержался на ее лице, прежде чем он отвел его и направился прочь из залы. Суна посмотрела ему вслед, удивленная и немного потерянная из-за его внезапного ухода. Кайя, уже на пороге, оглянулся на нее, ему странно и безумно хотелось остаться и одновременно он хотел поскорее исчезнуть. Сглотнув, он вышел, оставив за собой тишину, наполненную невысказанными словами и возможностями, которые могли бы изменить их обоих. Суна, оставшись одна, погрузилась в размышления о поведении Кайи. Ей казалось, что он пренебрегает ею, что она совсем не вызывает у него интереса. Эта мысль обижала ее, ведь в глубине души она надеялась на понимание, на какой-то знак внимания от него. Ее смущало его внезапное исчезновение после краткого, но интенсивного обмена многозначительными взглядами и такими особенными словами. Суна пыталась понять, почему Кайя ведет себя так загадочно, почему, казалось бы, делая шаг навстречу, он внезапно отступает, оставляя ее в недоумении и одиночестве. Ей казалось, что каждое его действие, каждый жест и взгляд должны были нести какой-то смысл, но она не могла его разгадать. В ее голове вертелись вопросы: «Почему он такой… такой непостижимый? Ведь Кайя продолжал вести себя как чужак. Его редкие моменты теплоты и открытости, мгновенно сменялись холодностью и отдаленностью, что лишь усиливало путаницу в ее голове. И тем более неожиданным для Суны станет его поступок после. После всего того, что между ними НЕ было. Когда посреди ночи Кайя, движимый мотивами, остававшимися загадкой даже для него самого, стучится в дверь её комнаты. Его решение кажется столь же неожиданным для него, как и для нее. Он входит, и его присутствие наполняет комнату вязкой напряжённостью. — Суна, — он начинает, его голос непривычно решителен, он делает небольшое вступление и резюмирует его мыслью — «Вместе мы можем отомстить всем. Я предлагаю тебе брак», — а далее в ход идут импровизация и собственный расчёт. Суна, сидевшая на постели, встречает его слова с недоумением. Ее мысли вихрем кружатся в голове, пытаясь осмыслить всё сказанное им за последнюю минуту. Ей вдруг становится трудно дышать, сердце стучит как в птица в клетке. В этот момент ей кажется, что согласие на брак — единственный способ взять паузу, чтобы перевести дух. Ведь когда Кайя произносит свое предложение, которое вовсе не предложение руки и сердца, а самая настоящая сделка, в душе Суны наступает хаос. Она ощущает, как ее сердце бьется так сильно, что кажется, сейчас вырвется из груди. В голове взрывается калейдоскоп противоречивых мыслей и чувств, не оставляя места для разума. Воздух в комнате кажется сгущенным, и Суна борется за каждый вдох, словно находится под водой. Ее пальцы невольно сжимают простыню в поисках опоры, в мире, который внезапно потерял всякую устойчивость. — Хорошо, — едва слышно выдыхает она, ее согласие звучит скорее как вздох, чем как уверенное решение. Согласие вырывается из нее автоматически, больше рефлекс, чем решение. Это слово, кажется, возвращает ей способность дышать, но оставляет после себя тяжесть в груди. Она чувствует себя потерянной, ошеломленной, не в силах осмыслить последствия своего согласия. Смешение облегчения и страха, надежды и сомнения окутывает ее, оставляя в состоянии глубокой путаницы и неуверенности в том, что ждет их обоих в будущем. Кайя, не ожидая такого быстрого согласия, на мгновение теряется, но затем, следуя необъяснимому порыву, нежно целует ее в щеку. Этот момент кажется проблеском искренности в его обычно таком непроницаемом фасаде. Но столь же быстро, как он пришел, он уходит, вновь окутывая себя мантией безразличия. Когда Кайя уходит, Суна остается в оцепенении, перебирая в уме произошедшее. Ее охватывает ощущение нереальности случившегося, словно это был сон или сцена из фильма, а не ее собственная жизнь. А на душе тяжело от осознания того, что она согласилась на брак, не понимая, куда это их приведет. Им обоим предстоит найти общий язык в борьбе со своими демонами, не совсем понимая, как именно они могут вместе справиться с предстоящей женитьбой и, главное, ее последствиями. Вот теперь после его фортеля ночью Суна неожиданно исчезает из дома. В семействе Корханов без вести пропала старшая дочь Казыма Шанлы! И найти ее — вопрос жизни и смерти. Он ее отыщет, он знал точно, найдёт живую или мёртвую — astaghfirullah. Ее отсутствие продолжается уже четыре дня, окутывая особняк Корханов атмосферой тревоги и неопределенности. Кайя, удрученный ее исчезновением, испытывал смесь вины и беспокойства. Его необдуманный поступок теперь кажется причиной ее бегства. Предложение стало последней каплей для ее уже натянутых нервов. Осознав вину, Кайя провёл все эти дни и ночи в беспокойном поиске и раздумьях. Это осознание было мучительным для него. Да и сама тема побега Суны, без всякой пользы переливаемая из пустого в порожнее, его порядком измотала. Теории Ифакат действовали на нервы. Не столько своей назойливостью, сколько тем, что семья совершенно раскисла: каждое утро в особняке начиналось с траурного кофе и гадания на гуще: когда, где и что случилось с Суной и как ее найти? От этих лиц у самого уже закисало все внутри и сворачивалось как парное молоко в аданскую жару. И новый день грозился быть двойником предыдущего. Кайя поднялся на ноги, встряхнул рукава. — Послушайте… Ферит, который было встал из-за стола, вернулся на прежнее место. Орхан оторвался от еды. Ифакат замерла. — Суны нет уже четыре дня. Мы делаем все возможное. Каждый из вас стараетсяв её найти как может. Разумеется мы сами будем продолжать поиски. Но мы обязаны сообщить полиции. — Наконец хоть кто-то, кроме Ферита поддержал меня, — воскликнула Сейран. Ифакат сощурила на блондинку смешливые глаза. Кайя по очереди смотрел каждому в глаза будто пытался загипнотизировать. Казым молчал. Надежды на то, что Суна вернётся сама становилось все меньше. — А как же пресса? — поинтересовался отец девушек — субтильный, сгорбленный мужчина, исхудавший за эти дни еще больше. —Какая пресса?! — прогремел Халис Ага — самый пожилой и немногословный член семьи. — Ну, то есть скандала неизбежать — объяснил Казым и бегло покосился в сторону Халиса Аги. — Плевать на журналистов! — Сейран закатила глаза. Кайя благодарно ей кивнул. — Наша цель: найти Суну во что бы то ни стало. Ифакат неодобрительно подняла бровь. — Дорогая госпожа Ифакат, — язвительно начала Сейран, которая заметила ее мимику, — прошу вас с нами не спорить. Слова Сейран прозвучали как угроза. Но никто не смел возражать. Ифакат вспыхнула, только раскрыла рот, но осеклась и поначалу промолчала. — Я бы предпочла обзвонить знакомых и опросить, особенно в Антепе, — тут она повернулась к Орхану сетуя, что осталась в меньшинстве. — Разве побеги из дома так уже редки в тех краях? — Нет конечно, — согласился Орхан. — В целом женщины вынуждены так поступать. А что могло заставить уйти Суну? Ума не приложу. — Ну вот, видите, — Ифакат выставила руку ладонью вверх, — про причины ты мог не знать, а они наверняка есть. — Ребята, вы так только подпитываете стереотипы про женщин, — вмешался Кайя. Жизнь заграницей оставила свой след в мышлении молодого человека и он быстро научился распознавать сексизм. — Вот именно, — ухмыльнулась Сейран. — а потом во всем винят женщин, — она с укоризной и одной ей известным намёков взглянула на Ферита. На что тот закатил глаза. — Равный не значит одинаковый! — Ифакат помотала головой. — Это не стереотип. Я не говорю и не пользуюсь стереотипами, я не делаю предположений. Это все объективная информация и даже статистика, в конце концов, — женщина не преминула отстоять свою репутацию мудрой и знающей. — Мы все отошли от темы! — заявил Кайя, видя что семья не очень серьёзно относится к возможной опасности. Он умоляюще посмотрел на деда. Халис Ага все-таки вынудил Казыма позвонить к ненекоторым знакомым и справиться о Суне. Он всех собрал за общий стол и они заново, до самой ночи звонили по разным номерам и перебирали варианты возможного развития событий. Все объединились в поисках, пытаясь собрать какие-либо подсказки о ее местонахождении, но каждый проходящий час без вестей усиливал их тревогу. К ночи все разошлись по своим комнатам. Когда на часах перевалило глубоко за полночь, а сон к Кайе никак не шёл, он решил выехать проветриться. Кайя поехал на свою квартиру, которую недавно купил в спальном районе Стамбула, где бы он мог коротать очередной поздний одинокий (а может и не одинокий) вечер в безликой многоэтажке на окраине города. Можно было остаться в особняке, но впереди напряжённые сутки. Нужно быть физически и морально настроенным на поиски Суны. Он и так немало ночей там проводит. Уже пол года, как он приехал из Лондона, а когда увидел Суну, то зарёкся иметь хоть какие-то серьёзные отношения. Эмоциональные узы обошлись бы ему слишком дорого. Непозволительно дорого. Кайя гнал послушный автомобиль по трассе мимо парка у набережной. Мчаться по пустынному проспекту было отдельным удовольствием, которое он себе иногда позволял, намеренно удлинняя свой маршрут. Молодой человек уже хотел выкрутить максимальную скорость, как внезапно увидел перед машиной женскую фигуру. Она стояла в сотне метров и махала руками. Если бы не уличное освещение, света фар могло бы нехватить, чтобы заметить ее вовремя и тогда все закончилось бы трагично. Кайя со всех сил вжал ногу в тормозную педаль, с визгом и дымом останавливая автомобиль. Подавшись вперед и свесившись над рулём, он стал вглядываться в лобовое стекло, убеждаясь, что женщина осталась невредима. Мужчина выдохнул и после первого шока, почувствовал как гнев наполняет его горячую голову. Он поспешил выйти из машины. Женщина продолжала стоять перед ней. Кайя подошел, испепеляя ее гневным взглядом. Расширившиеся в темноте мрачные зрачки от злости стали еще крупнее. — Вы с ума сошли?! Каким умом вы встали посреди трассы и машете так, будто находитесь на трибуне стадиона?! — Простите я заблудилась… — с сожалением ответила девушка, устремив на Кайю растерянный взгляд. Тут Кайя удосужился внимательнее взглянуть на жертву недонаезда. Девушка явно выглядела странно: чёрное длинное платье, немного грязное и даже оборванное спереди. Рваный, колышущийся лоскутами, подол обнажал красивые голени и грязные босые ступни в ссадинах и царапинах. Длинные волосы строптивыми волнами ниспадали на плечи, которые так же были обнажены из-за повреждённого выреза платья. Передние пряди волос были спутанны и беспорядочно закрывали часть лба и левый глаз. А вдруг это из тех мошенниц, что бросаются под колеса дорогих автомобилей, чтобы потом шантажировать и вымогать деньги? Ну все. Так и есть. Welcome on board. Вынес он вердикт, закончив осмотр внешности молодой особы. Он внимательно оглядел ее еще раз. Она выглядела беззащитно и… и кажется была очень миловидна, невзирая на спрятанное под грязной копной лицо, и даже несмотря на чумазые подтеки на щеках и шее. Вероятно она плакала. Кайя внутренне велел себе не впечатляться. Легкая ухмылка приподняла уголок его губ. Ему попалась мошенница. Что ж, он принимает эту игру. Но в глазах «мошенницы» угадывался неподдельный страх, выражение тревоги не покидало их. Тогда мужчина стал внимательнее вглядываться в черты, которые дажк сквозь ночной мрак вдруг показались ему до боли знакомы. Он перевёл пытливый прищур на лицо своей жертвы. Да да, именно так он чувствовал. Это не он жертва мошенницы, на минуточку, а она его жертва, это он вышел на охоту и он ее поймал. Только жертва об этом не догадывается. Растрепанные волосы, посеревшие от пыли и земли, с крошками пожухлой листвы свидетельствовали, что она вероятно, побывала в лесу. Волосы прятали глаза, беспорядочно нависая над, казалось, правильными чертами лица. Только чувственные губы, с бледной, потрескавшейся кожей легко просматривались под тонкими кончиками ниспадавших локонов. Кайя протянул к ней руку, она отпрянула в сторону. Кайя сглотнул и потянулся снова, захватывая ладонью нависшие пряди и отводя и их в сторону. Проклятая темнота ему мешала. — Не бойся… Как тебя зовут? — спросил Кайя, чувствуя, что он почти побежден. — Как тебя зовут? — требовательнее повторил он свой вопрос и взяв девушку за подбородок, приподнял ее лицо навстречу свету уличного фонаря. — Я… я не знаю, — испуганно произнесла девушка, продолжая сверлить его взглядом загнанного зверька. Мужчина свел брови. Выражение его лица было крайне серьёзным. Это не могло быть ошибкой. Перед ним стояла Суна. Ведь не смотря на то, что он почти никогда не смотрел ей в лицо, он выучил ее образ наизусть. Но, Всевышний, что с ней такое? Почему она в таком виде? Девушка стояла, сжав перед собой ладони опущенных рук и перемежалась с ноги на ногу, поочерёдно грея босую подошву о ногу, упирающуюся в шершавый асфальт. Всё-таки на дворе конец зимы и от холодного асфальта стыла кровь. Голые плечи её, выглядывавшие из рваного ассиметричного выреза, так же были приподняты к шее. Девушка опустила голову и время от времени из-под густой копны волос поднимала пугливый взгляд на Кайю. Он почему-то не верил ей. Не хотел верить в историю потерявшейся девочки. Кайя глядел на нее и ему казалось, что он прекрасно узнает все «уловки по потере памяти», обнаруживая тем не менее, что они действуют на него, даже не смотря на то, что он полностью отдаёт себе отчет и видит их насквозь. Кайю это не беспокоило, но вызывало некоторое раздражение от того, что он так легко ведётся на её трюки. Зачем ей это надо? Если из-за него, то ей вовсе не обязательно притворяться. Он не намерен насильно жениться на ней и ей не придётся выходить за него замуж. Кайя недоверчиво нахмурился. Он был раздражён. Непрерывный взгляд мужчины снова упал на голые ноги Суны, вид которых невольно намекал ему на «остальную» наготу под платьем, ведь на девушке нет чулок или колготок и он с тревогой замечал, что босые ножки начинают слишком его увлекать. Это в такой-то неуместный момент! Эта встреча разом отменяла всю так тщательно встроенную им в особняке линию обороны и призрачной независимости. Здесь, в ночи, на этой пустынной темной дороге не было мыслей и смыслов. Была только женщина - Суна. И он - Кайя. Браво Кайя в особняке ты отлично держался «особняком». Так что же случилось теперь? Неужели ты ей веришь? И Суна теперь просто чистый лист. И все твои инстинкты, запрятанные в дальний угол сознания моментально подняли головы? Он продолжал пожирать девушку безумными глазами. Взгляд чуть поднялся на струящиеся лоскуты длинного подола, обещая ему под ними скрывающуюся тайну, словно под этой летящей тканью платья до пят может скрываться что-то сверхъестественное и невероятно привлекательное. Кайя понимал, что это глупо и иррационально, но ничего не мог поделать со своим воображением. Потерянная, беззащитная Суна и ее «суть» по определению щекотали его любопытство. Он скользнул взглядом вверх, вынуждая себя избежать остановки на откровенно будоражащем восприятие бюсте девушки, своей полнотой напрягавшим тонкую ткань платья. Кайя сам ужаснулся от того, как он осмотрел ее тело. Ведь он ежедневно видит десятки женщин и при этом совершенно ничего похожего не испытывает. Во всяком случае с первого взгляда и вот так, на ходу. Жалкая девушка стояла перед ним, а он сам чувствовал себя ужаленным. Взор невольно упал на оголенные женские плечи и шею. Кайя видел то, как она их приподняла, и это делало ее обворожительно беззащитной. Вид их внушал ему трепет и невольно усиливал жестокое притяжение. Эту женщину с обнаженными плечами захотелось немедленно обнять и отнести в свою спальню. И Кайя понял, что ему уже не терпится поднять ее на руки, прижать к себе и спасти от холода февральской ночи. Ее по-детски пугливый взгляд будоражил его фантазию, он понимал, что эта девушка сейчас в его руках. Без семьи, без покровителей и тиранов. Как тут не повестись на свой порыв? Мало того, что она казалась беззащитной, каким-то странным образом он чувствовал, что она полностью и безоговорочно принадлежит ему в этот момент, а что может быть прекрасней чувства полного обладания? Спрашивал он себя, принимая какое-то важное решение. Решение, которому уже не будет обратного хода.