Ярче солнца

      Они встретились на закате, когда Атум спешил распрощаться с дневным воплощеним Ра и обратиться ночным солнцем в Дуате. В больших залах дворца шумели новоиспечённые охотники, праздновавшие первые в своей жизни назначения.       Амен выскользнул из-за стола незамеченным, хотя это и казалось проблематичным — молочно-белая кожа и светлые волосы удивляли и притягивали взгляды, что делало будущего охотника движущейся мишенью для насмешек сокурсников. К счастью, боги одарили юношу не только проклятьем солнца, но и силой десятка лучших охотников, когда-либо обучавшихся при дворе — в свои восемнадцать лет Амен мог с лёгкостью одолеть любого, поэтому среди своих пользовался уважением. Кто-то бы назвал это инстинктом самосохранения — каждый воин, хоть раз встречавшийся с ним во время тренировочных боёв, знал, что будущие заслуги мальчика обязательно дойдут до ушей фараона.       Санера ждала в коридоре, соединяющем мужскую и женскую половины школы. Как и все с их курса, она тоже получила назначение. Амен не знал куда, да это и не имело никакого значения — их дороги сегодня разойдутся навсегда, куда бы ни держал путь каждый из них. Девушка пряталась за колонной искусно, подобно питомице богини Баск — из-за выступа её основания торчал чёрный, словно кошачий хвост, подол платья.       Амен остановился в нескольких шагах и прочистил горло — платье исчезло, и из-за каменного столпа высунулось смуглое девичье лицо; большие чёрные глаза моргнули и отразили тёплую улыбку, скрытую холодным камнем.       — Пришёл — Санера не спрашивала, лишь указывала на очевидный факт.       Амен улыбнулся в ответ — он не мог не прийти.       Они были знакомы вот уже четыре года с первого дня Амена на учении. В тот день на обед подали жареный нут и суп из молохеи, который мальчик ел неохотно, хотя и был очень голоден. Его раздражала неудобная открытая форма, не спасавшая от губительных солнечных лучей; злила маленькая кровать, с которой торчали пятки; выводили из себя учителя, предпочитавшие маленькие деревянные палки реальному оружию. Неправильным здесь было всё — будто бы школа заботилась о сохранности и комфорте детей больше, чем хотело уничтожить чёрную магию, терзавшую Египет много лет. Отвратительной ему казалась даже вкуснейшая еда, поданная в дорогой керамической посуде, поэтому когда Санера приземлилась рядом на скамейку и чуть не опрокинула стакан молока, Амен даже обрадовался столь пренебрежительному отношению к происходящему.       Девочка облокотилась на ладонь, из-за чего стала похожа на любопытную птицу, и беззастенчиво спросила:       — Мои подруги спрашивают, почему ты такой бледный.       Амен оглянулся на кучку притихших в другом конце стола одноклассниц.       — Это проклятье солнца, разве девочки не знают?       — Знают, но это как-то глупо, не находишь? Прокляли, но дали такую потрясающую шевелюру? Не верю! — Санера потрепала застывшего от потрясения Амена по голове. — Давай поменяемся? Я отдам тебе свою тьму, а сама заберу свет? Мне ужасно надоели эти чёрные волосы, никакая хна не берёт.       — Идёт.       Спустя четыре года её манера поведения не изменилась — слегка нагловатая девушка очаровывала особой грацией и манкостью, которыми был пропитан каждый шрам или родинка. Её тело пленяло, а разум расставлял ловушки, из которых не было выхода. Санера нежно манила, но яростно вгрызалась, высасывая, вылизывая, выманивая секреты и слабости, подобно злому духу, бродившему по земле в поисках жертвы.       Амен не мог устоять. То отдаляясь, то возвращаясь, она танцевала вокруг него жуткий танец, противиться которому не смог бы даже Всевидящий Бог, в чьей власти было вытаскивать на свет всю тьму, засевшую в груди. Сегодня Санера добилась своего; она подкралась к Амену, скрестив руки за спиной и не разрывая зрительного контакта с почти прозрачными глазами юноши, из-за чего казалась извивающейся коброй Уаджит.       — Мне холодно… — Санера выдохнула слова в приоткрытый рот Амена. Горячее дыхание обожгло, закралось в рот, спустилось вниз по горлу, проникло в артерии и засело ровно в сердце, круша, ломая, выталкивая любые границы, мысли, пристрастия. Амен сдался, лишь на секунду, как ему показалось, и позволил своей ладони опуститься на смуглое оголённое плечико и нежно провести по ключице большим пальцем.       Санера прикрыла глаза и пробормотала:       — Тёплый, как солнце.       Он проиграл. Эта ночь, этот жар, эти губы. Она. Она была центром всего — лишь момент его жизни, который потеряется в сотнях остальных, но сейчас ничто не было важным. Лишь она и её губы. Амен обхватил лицо девушки, словно хрупкую древнюю реликвию и, нежно проведя мизинцами по шее, где бешено билась в агонии желания артерия, прошептал прямо в губы:       — Тёмная, как ночь.       Она провела его по коридорам в женскую половину замысловатыми тропками, которые за последние два года познали многие глупые мальчишки. Они соглашались собирать по углам осколки своего сердца долгие месяцы ради одного её взгляда, словно телята, которых обманом вели на бойню. Казалось, никто не понимал, что Санера, в чьих глазах застыл жадный, неутолимый голод, нуждалась в них больше, чем хотела показать, но Амен знал, он видел. Застыв на пороге комнаты, слишком пустой и холодной для человека, прожившего здесь девять лет, он спросил:       — Ты вообще хоть что-нибудь чувствуешь?       Санера, стоявшая к нему спиной и будто ожидавшая сигнала, медленно повернулась, хищно облизнув губы. Её лёгкое платье, ставшее прозрачным в лунном свете, струилось по телу, словно морские волны, и выделяло грудь и изгибы талии и бёдер. Она подошла вплотную и положила ладонь на живот Амена. Черёз лёгкую рубашку он чувствовал жар, который следовал за маленькими пальчиками вниз к завязкам тренировочных штанов. Миновав узел, она нежно прокралась к утомлённому от ожидания клубку желания и, нежно обхватив член, пролепетала:       — Я чувствую тебя.       Все мысли, чувства, ожидания, сомнения — всё выгорело дотла, оставив место лишь одной дикой идее раствориться в ней, отдаться до последней капли. Амен откинулся на запертую дверь и застонал — волны наслаждения расползлись по телу, застилая остатки здравого смысла.       Её губы, расслабленные и приоткрытые, как бутоны магнолии, остановились в паре сантиметров от подбородка Амена. В глазах читались и вызов, и желание, и покорность. Или это была мольба? Это не имело значения — их тела, будто созданные лишь для одного этого мгновения, тянулись друг к другу, как оголодавшие.       Одурманенный моментом, Амен поцеловал Санеру. Нежно, словно страшась потерять это видение, он попробовал на вкус губы, манящие столь долгое время. Она выгнулась, встав на цыпочки, и ответила настойчиво, покусывая его губы в ответ — жар и холод сплелись воедино на кончике их языков, исследовавших рты друг друга. Амен положил руки на поясницу разгорячённого тела, пробежал пальцами по длинным мягким волосам и опустился ниже, сжав ягодицы. Санера застонала и прижалась пахом к его бедру.       Разомкнув поцелуй, Амен подхватил девушку под бёдрами и поднял на руки. Облокотившись на его плечи, Санера спустила невесомые бретельки своего платья, обнажая маленькую, но крепкую грудь. Из-под прикрытых век на Амена смотрели дерзкие затуманенные глаза:       — Нравится?       Он не ответил — нравится, и она это знала. Заправив за ухо её волосы, Амен прочертил кончиком носа дорожку от челюсти до шеи и нежно прикоснулся губами к сладко пахнущей ароматическими маслами коже. Санера простонала и крепче прижалась к груди мужчины, её пах интуитивно прильнул к затвердевшему члену. Амен чувствовал, как напрягались её ягодицы, когда девушка плавно тёрлась промежностью о его брюки, скрывавшие лёгким куском ткани всё его желание.       Переместившись на пустующую поверхность комода, заскрипевшего под весом воина и его миниатюрной ноши, Амен усадил Санеру на свои бёдра и, не отрываясь от шеи, одной рукой сжал ягодицу, а другой прикоснулся к затвердевшему соску. Санера, промычав нечто нечленораздельное, выгнулась и облокотилась на стену. Приняв это за приглашение продолжать, мужчина поцеловал ореолу. Сначала справа, затем слева; сверху, снизу и назад. Он отвечал ей тем же, как она завлекала его в свою ловушку — сначала нежно, потом отойти; минуя главное, уделить внимание незначительному. Когда Санера потеряла всякую надежду на продолжение, Амен втянул сосок губами и облизнул шершавую бусинку.       — Да, продолжай, да! — Санера придвинулась грудью к лицу охотника и зарылась рукой в его волосы на затылке.       Возбуждённый и потерявшийся в ощущении жара от прикосновений, Амен облокотился на стену и уложил девушку к себе на живот, обхватив ладонью до этого томившуюся без внимания левую грудь. Выпустив тихий стон на выдохе, Санера прошептала:       — Хочешь, твоей буду? Здесь. Сейчас. Скажи «да», и я твоя.       Амен остановил ласки и зарылся лицом в непослушные чёрные пряди, выбившиеся из-за уха Санеры. Он должен прекратить, остановить безумие и потушить ревущее в жилах пламя.       Её волосы скользнули по щеке шёлковыми лентами, а пальцы на затылке нежно прочертили круг.       Он должен прекратить.       Это безумие.       Не может.       Нет.       — Да.       Санера опустила лицо к самому уху, оставила поцелуй на мочке, ушной раковине, виске Амена и прошептала:       — Мне помочь тебе раздеться?       Он кивнул. Тело дрожало от желания, когда девушка, стягивая рубашку, задевала кожу своими маленькими пальчиками и будто стремилась оставить на его теле как можно больше невидимых шрамов. Оставляя поцелуи на шее охотника, она будто кричала «мой», спустившись на грудь, мурчала «до остатка».       Когда рубашка оказалась на полу, Санера, распустила завязки собственного платья. Лишённое поддержки плеч, оно соскользнуло на пол рядом с рубашкой, обнажив маленькие цепочки, свисающие с шёлкового чёрного пояса на талии и закреплённые на середине бедра. Амен пробежал пальцами по украшению снизу вверх и остановился на уровне паха. Санера засмеялась и отскочила:       — Догони меня, охотник!       Она забралась на кровать и обернулась прозрачным белым балдахином на манер чужеземного платья, улыбнувшись, словно разыгравшаяся кошка. Амен облокотился на стену и сцепил руки на груди — было приятно играть по её правилам, но их нарушение наверняка приведёт к интересным ходам, не задуманным изначально. Девушка удивлённо моргнула и надула губы:       — Нет?       — Нет.       — А если так? — она скинула балдахин и села в центр кровати. Пробежав пальцами по ключице, спустилась к соскам и медленно потёрла, удовлетворённо откинув голову назад. Ниже по рёбрам мимо пупка к выбритому лобку. Раздвинув ноги, Санера вопросительно посмотрела на охотника. Нет. Пальцы опустились ещё ниже, нащупали клитор. Первый круг, второй. Она застонала и прикрыла глаза.       — Я самостоятельная девочка, ты мне не нужен, охотник. Смотри! — сначала один, а затем и второй палец последовали во влагалище.       Снова её победа — Амен стянул штаны и подошёл к изножью кровати. В лунном свете на обнажённой груди и бёдрах выделялись боевые шрамы. Его совершенно не беспокоили отметины на коже, поэтому сегодняшний день должен был пополнить коллекцию, но вместо этого он выбрал самый глубокий и болезненный, но уже в своём сердце. Опустившись на кровать, Амен приблизился к Санере, взял в руки её ступни, провёл до икр, погладил нежную кожу под коленями и заскользил ладонями по внешней стороне бёдер. Она выгнулась, продолжая удовлетворять себя пальцами, и прошептала:       — Не нужен.       Обхватив её талию, Амен притянул Санеру к себе. От неожиданности она выдохнула и откинулась на подушки, влажные пальцы оставили на наволочке след. Один шаг до пропасти. Сначала головка, а потом и весь член медленно вошли в давно жаждущее его внимания влагалище. Девушка застонала и подалась бёдрами навстречу, подстраиваясь под ритм его движений.       — Поцелуй меня, охотник, — Санера приподнялась на локтях и раскрыла губы.       Амен поддался — двигаясь внутри неё, он наклонился и упёрся ладонями о кровать. Она была едва ли выше его ключиц, поэтому поцелуй вышел неловким, и Санера быстро переключилась на его грудь, периодически постанывая от удовольствия. Её язык гулял по крепким мышцам, губы целовали нежные участки под ключицами, зубы дразнили соски.       Удовольствие нарастало, и Амен замедлился, пытаясь удержаться в тягостном томлении, потихоньку расползавшемся по телу. Одной рукой он сжал грудь девушки и зажал сосок между двумя пальцами. Выгнувшись, она закрыла глаза и в благодарность сжала мышцами влагалища его член. Амен застонал, тихо, чтобы не привлечь внимание к запертой двери. Узость усилила чувствительность, и охотник ощутил слабость, окутавшую тело. Двигаясь медленно, он кончиками пальцев обследовал тело девушки: внутренняя сторона рук, шея, ключицы, приоткрытый рот.       Почувствовав близость Амена, Санера расслабила мышцы и опустила ладонь к клитору. Задев пальцем чувствительную точку, она ускорила движения и отдалась моменту, не сдерживая тепло, расползавшееся по коже от живота. Оргазм прошёлся по телу волной, захватил мышцы в тиски и отключил все органы чувств, остановившись в голове. Амен ускорил движения, сосредоточившись на ощущениях Санеры. Откинувшись на подушки и обхватив руками изголовье кровати, она отдалась моменту. Большая ошибка, совершать которую было так сладко, отныне ощущалась благословением. Амен не сможет сделать задуманное — находящаяся на пике Санера была беззащитна в его руках, как богиня, сошедшая с Пантеона, чтобы сеять благодать и любовь в его душе на место зародившейся ещё давно злобы и отчаяния. Сокращения влагалища выдавили из Амена последние силы, принеся удовольствие, стрелой пронёсшееся по нервам. Охотник приглушённо вскрикнул и остановился, опершись на кровать возле плеч Санеры.       Сознание прояснялось. Возвращались и воспоминания, и планы, и критика. Лицо Санеры казалось погребальной маской, изуродованной дикой усмешкой. Из-за прикрытых век виднелись чёрные, как смерть глаза. Тьма, сжирающая её изнутри, горела, плясала, извивалась в голове, найдя выход через губы:       — Мой.       Амен улыбнулся и медленно вытащил из её влагалища член, разрывая то единственное, что могло между ними остаться. Он потянулся к тумбочке, где среди кремов и тарелки с недоеденной дыней лежало небольшое кухонное полотенце. Не отрывая взгляда от губ Санеры, Амен взял полотенце; захваченный с тарелки маленький ножик для фруктов тихо выпал у его колена. Вытерев сперму и бросив полотенце на пол, охотник приблизился и поцеловал девушку в губы, обхватив одну из её рук, расслабленно покоящихся на подушке у головы. Она не сопротивлялась — нежась в кровати после полученного удовольствия, Санера безропотно ответила на поверхностный поцелуй, нежно обхватив ртом его нижнюю губу.       Разомкнув поцелуй, Амен сосредоточил взгляд на её зрачках:       — Нет, не твой.       Тонкий, но глубокий разрез рассёк вену на шее раньше, чем она поняла смысл хоть единого слова. Красивое расслабленное лицо исказил ужас. Свободной рукой Санера зажала рану, но было слишком поздно.       — Я пытался не довести до этого. Мне жаль. Ошибка, моя ошибка, — Амен провёл рукой по волосам захлёбывающейся девушки. — Я сдерживался, собирался уехать, забыть, затеряться, но тьма манит, забирается под кожу. Но я видел, всё видел. Должен был остановиться, но теперь… Пути назад нет. Прости.       Кровь окрасила её грудь, собралась лужицей на животе, впиталась в подушки. Санера затихла, обмякнув на кровати. Глаза потухли, растеряв след бушующих в голове страстей. Амен наклонился и поцеловал её лоб, не заботясь о следах крови, оставшихся на коже. Сорвав с кровати балдахин, охотник накрыл девушку тканью, мгновенно окрасившейся в красный. Амен отвернулся — он был не в силах смотреть на результат своей безупречной работы.       В её сумке он нашёл и маску, и плащ, и склянки с шезмовскими снадобьями. Казалось, Щенок и не прятался. Охотнику ещё предстояло найти Старших, отправивших её в стан врага на разведку.       Одеваясь, он не пытался стереть или скрыть кровь. Быть запятнанным карателем и верным слугой фараона — его новая роль. Не оглядываясь, чтобы шрам не разболелся с новой силой, он отпер дверь и вышел в тёмный коридор. В отдалении слышался смех, кто-то притащил в столовую флейту и наигрывал незатейливый мотив. Амен двинулся на голоса. Теперь его дорога — только вперёд, а путь — освещён ярче солнца.