...Пока ручьи текут и собираются в реку...

Скотта мало кто мог назвать смелым человеком. Некрасивым, уродливым даже, нелециприятным диабетиком — разумеется, он получал подобные обзывки чуть ли не каждый из своих дней, что он проводил в школе города Южный Парк штата Калифорния. Иногда ему казалось что не только мальчики его класса, не только вся школа, даже не только этот проклятый грязный город, в котором постоянно происходят ужасные трагические и просто смехотворно невероятные события, не только Южный Парк его ненавидит, но и весь гребаный штат Калифорния знает о его существовании и презирает его со дня рождения маленького мальчика по имени Скотт Малкинсон. Может, его сварливому характеру, плохой репутации и ужасному одиночеству сопутствовала судьба? Иногда, когда Скотта приматывали к флагштоку скотчем на всю ночь, макали носом в купленную им тарелку несвежего супа или отбирали инсулин и громко смеялись, тыча пальцем, он начинал думать, что Бог есть. Он думал, что это не может быть совпадением, ежедневная мука, ежедневный Ад, не может быть просто случайностью, что Бог есть и он ненавидит его, Скотта Малкинсона, обычного парня с диабетом, которого никто не смог узнать достаточно сильно. Часто Скотт позволял себе, лежа на кровати, мечтать о том, чтобы быть обычным ребенком, обычным пареньком у которого нет диабета. В такие моменты он представляет, как общается с другими ребятами, как они гуляют после школы, смотрят вместе фильмы, рыбачат, играют в видеоигры и тусят до поздна. С кем-то из класса, кто его ненавидит или вовсе не обращает внимание. Может, он мог бы стать приятелем кому-то, например, одному черноволосому мальчику носящему синюю шапку с красным пампоном по имени Стен Марш. Но правда в том, что несмотря на отсутствие диабета, его бы все равно все ненавидели за один простой факт, биологическую особенность, данную ему с рождения и невозможную изменить. Нет, это не цвет глаз, ведь тогда можно было бы надеть линзы. Нет, это не волосы или причудливая форма носа. Правда в том, что Скотт Малкинсон, жалкий диабетик с вечно высунутым языком, правда в том, что он ко всему прочему еще и гей. С наступление полового созревания Скотт не раз ловил себя на том, что слишком долго засматривается на того или иного мальчика, на шикарные плоские сиськи, элегантные соски, стройные тонкие ноги, узкие бедра, шикарные задницы-орешки, заметные в штанах выпуклости, созданные членами и глубокие как Байкал глаза. Он находил каждый миллиметр тела красивых парней красивым. Особенно его взгляд пленял один мальчик по имени, которое вы уже удосужились чести слышать, Стен Марш. Скотт точно не знал, что его так заворожило в сТене и заставило впасть в любовную лихорадку, будто его подстрелил купидон пулеметом. Может, дело было в его шикарных плоских сиськах, элегантных ареолов сосков, стройных тонких ногах, обтянутых узкими джинсами скини, шикарной заднице-орешке, который он бы так хотел расколоть (от автора: если вы понимаете о чем я😉), заметной в штанах значительной выпуклости, созданное его явно не маленьким стволом или прекрасных, глубоких как Байкал голубых глазах, в которых можно было легко утонуть. И в этот день Скотт решил, что все будет иначе. Что ему надоело жить в тени собственного страха, собственной боязни всех вокруг, собственного ужаса от действий Кармана, собственной паники на уроках. Он закрыл свой ящичек, глубоко вздохнул, позволив воздуху войти в глубину своей грудной клетки и выйти обратно с этим самым глубоким вздохом. Дверца звонко ударяется о шкафчик и щелкает замок. Стен Марш стоит рядом с Венди Тестобургер и о чем-то разговаривает со своей бывшей девушкой, к которой, по словам, которые Скотт выведал совершенно случайно (прогуливаясь рядом с компашкой Стена и напрягая слух в надежде на что-то) и хранил эти знания как зеницу ока. — Слушай, а я так и не понял, нам Мистер Гаррисон задал два или три номера по математике? — спрашивает Стэн у Венди. — Это зависит только от тебя, — отвечает Венди. — В каком это смысле? — спрашивает Стэн. — Ты делал номера на уроке? — отвечает вопросом на вопрос Венди. — … — Так я и думала, — она хмыкает. — Учитель сказал, что последние пять минут урока он выделяет как раз на тысяча двести сорок седьмой номер под буквой «а». Если бы ты удадужился- Но ее перебивают. — Да ладно тебе, Венди! Ты же меня знаешь, ну что я мог? Кайл сел со сной и мы соревновались в идеальных крестиках-ноликах, — говорит Стен. — Что? Что ты вообще… А, знаешь, не важно. Ты хоть записал остальные номера? Которые нужно сделать дома, — отвечает на это Венди. — Ну… для этого и нужны друзья, так, Венди?.. Скинешь номера? — заискивающе спрашивает Стен. — Тебе небось и решение прислать, — девушка скрещивает руки на груди. Стен мило улыбается ей и хочет что-то ответить, чтобы добиться домашнего задания, но Скотт врывается в диалог, напоминая о своем жалком существовании. — М-м-м-можно… тебя… Стен?.. — смущенно спрашивает он, как обычно мерзко и шепеляво. Как же он ненавидит свой голос! — Конечно, — кивает Стен. — Только секунду. Мне нужно закинуться. Конечно, Стен не мог быть в числе элиты, не мог быть одним из тех крутых парней, которые сами травят таких как он, Скотт, если бы не попросил у него сейчас одолжить шприц. Скотт часто давал их Стену, в надежде на то, что это их хоть немного сблизит. Стен берет шприц и заливает туда пару капель героина. Он ждет, пока вещество вспенится, бьет по шприцу два раза своими тонкими, как листва, пальцами, и находит вену. Он вводит шприц и глаза его искрятся от такой желанной дозы. — что ты хотел сказать то Скотт? — спросил Стен. — Эм… ну… понимаешь… эм… — Скотт водит глазами по полу, в 5адежде найти чуть больше уверенности. А потом он думает о своем шкафчике и тяжело вздыхает, собравшись с силами. Он смотрит Стену прямо в его глубокие как Байкал голубые глаза. — Стен. Мне так тяжело это говорить сейчас. Потому что не каждому дано чувствовать что то настолько большое и глубинное к кому либо. Особенно если этот кто то одного с ним пола. Это делает ситуацию в сорок раз сложнее и в триста печальнее. Ты будто смотришь в разбитое зеркало каждое утро — выхода нету. Оно может заставить тебя видеть в себе тоже самое — только разбитость, только осколки. Или… совсем иное. Если их склеить, если починить всю картину, взглянуть под другим углом. Понимаешь, о чем я говорю, Стен? Глаза Стена расширились от шока осознания. Он прижал руку к губам и воззрился на Скотта, который лишь улыбнулся. — Порой мне кажется, что я всегда тебя любил и давно признался тебе в этом. Но правда в том, что у меня никогда не хватало ни смелости, ни слов. Но сегодня… сегодня другой день, совершенно иной. И сегодня у меня есть смелость, а слова… Думаю, мы могли бы найти их вместе. Я люблю тебя, Стен Марш. Люблю всего тебя от пяток до макушки. Твои глубокие как Байкал глаза, смотря в которые я тону, твои шершавые исколотые иглами вены, твои черные, словно вороно крыло волосы, осанку, властный взгляд, алкоголизм и наркоманию, любовь к животным без перебора, твои пленительные губы. Я люблю в тебе все, Стен.