Unfairness

      Годжо не смог его остановить. Годжо не смог его убить. Да он, по правде говоря, и не хотел.       Сугуру ушёл, оставив после себя бесконечную пустоту. Как будто важная шестерёнка, которая поддерживала весь механизм, вышла из строя или потерялась. Этой шестерёнкой был Гето. Этим механизмом была жизнь Сатору.       Гето выбрал свой путь, что ж, пускай будет так. Он определился со своими жизненными приоритетами, Годжо был не в праве навязывать ему свои.       Однако постепенно стала теряться беззаботность. Постепенно стал теряться смысл. Смысл вставать по утрам, смысл ходить на миссии, смысл сражаться. Постепенно начала уходить тяга к жизни.       Казалось, что в мире больше не осталось ничего, что хотя бы немного могло удержать его интерес больше, чем на полминуты. Всё стало однообразным, бесцветным и однотонным.       Очень часто Годжо с грустной улыбкой стал вспоминать дни, которые были наполнены жизнью и яркими красками. Сейчас же дни были полны серости, постепенно переходящей в абсолютные тьму и мрак, из которых, казалось, выбраться было просто невозможно. А, быть может, у него просто не было стимула и желания это сделать. В последнее время противиться этой вечной и нескончаемой темноте было особенно тяжело.       «Ну же, Сатору, соберись!» — повторял себе Годжо каждый раз, когда в памяти всплывали счастливые воспоминания о времени, проведённом вместе с его лучшим другом.       Об этом надо забыть. Теперь они незнакомцы. Даже если они и знали друг о друге буквально всё, теперь они в любом случае были чужими людьми, которые преследовали абсолютно разные цели. Теперь они стоят на противоположных сторонах. И если надо, Годжо убьёт Сугуру, то же самое сделает и второй. Да, они определённо это сделают, без всяких сомнений и преград.       И всё это слишком очевидно, но… От чего же так больно?       Почему так сильно ноет в груди, стоит вспомнить смех этого человека? Почему начинает болеть сердце, стоит только вспомнить про эту нелепую чёлку, которая с каждым днём приобретала все более привлекательные черты, нежели смешные и забавные? Почему так невыносимо сильно начинает щемить за ребрами, когда в памяти всплывают моменты общих миссий? Почему так сильно хочется вновь с улыбкой посмотреть в эти такие до боли родные глаза, смеясь над какой-нибудь глупой шуткой? Почему?       Прошло уже так много времени… А Годжо так и не смог смириться с тем, что потерял своего единственного лучшего друга. Не смог убедить себя в том, что прошлое теперь не имеет для него никакого значения, по крайней мере, так должно было быть. Или же он намеренно не хотел принимать этот факт?       Сатору никогда не показывал, как с каждым днём ему становилось всё хуже и хуже. Он продолжал натягивать широкую улыбку изо дня в день, не позволяя возникнуть даже небольшому подозрению со стороны знакомых и друзей насчёт своего состояния, которое всё ближе и ближе подбиралось к критической точке.       Он продолжал выкидывать разного рода шутки, научившись выдавливать из себя похожий на искренний смех. Научился делать вид, как будто с ним всегда всё было в порядке. Ни у кого и мысли не возникало о том, сколько темноты поселилось в его душе и сердце, но парня всё устраивало. Чем меньше знают окружающие, тем лучше они же и спят. Будет намного лучше для всех, если другие будут в неведении.       Но иногда просто не хотелось просыпаться по утрам. Хотелось в один прекрасный день уснуть и никогда больше не проснуться. Годжо каждый божий день чувствовал, как загнивает изнутри, однако сделать с этим хоть что-то он не мог. Часть сердца постепенно умирала, и остановить этот процесс, казалось, было уже нельзя.       На плаву Сатору держала только мысль о том, что Гето был хотя бы жив. Хотя, Годжо и в этом не был до конца уверен. Успели ли Мимико с Нанако? Если они всё-таки не смогли этого сделать, то блондин уже никогда бы не смог простить ни их, ни себя.       Поэтому каждый раз, когда появлялась пускай даже мимолетная мысль о том, что Сугуру мог умереть в тот день, Годжо старался переключить своё внимание на что угодно, лишь бы не думать об этом. Это было избеганием, но это помогало парню окончательно не спуститься на самое дно из-за боли и отчаяния.       Грустно, однако, осознавать, что всё твоё моральное и психическое состояние зависит лишь от одного человека в этом мире. И как всё до такого дошло?       «А, может, стоило пойти с ни…» — пронеслась в голове неожиданная мысль, которая была прервана Итадори Юджи, по совместительству сосудом Сукуны, склонившемся прямо к лицу Сатору, который слишком далеко ушёл в свои мысли. — Учитель Годжо, вы что, уснули? У нас же миссия ещё не закончена… — недоумённо спросил парень.       За спиной Юджи стояли Нобара и Мегуми. Девушка, сложив руки на груди, топала ногой, всем своим видом показывая, что перспектива находиться на улице под палящим солнцем дольше, чем этого требовала ситуация, ей явно не прельщала, в то время как Фушигуро со скукой листал новостную ленту у себя в телефоне.       Иногда Сатору даже с усмешкой думал о том, как хорошо, что в мире есть хоть что-то стабильное, а именно — Мегуми, обычно никогда не расстающийся с телефоном даже в небольших компаниях. Он всегда отдавал предпочтение смартфону, а не ерунде, которую так любили обсуждать его недалекие друзья.       В детстве, когда Годжо пытался хоть о чём-нибудь поговорить с маленьким Фушигуро, мальчик всегда смотрел на него, как на самого настоящего идиота, который всегда нёс одну лишь околесицу. Один раз такая реакция на его слова заставила Сатору всерьёз задуматься о своих умственных способностях, однако позже он к этому привык, почти никогда больше не обращая на это никакого внимания. Подобная привычка осталась у Мегуми, и по сей день он иногда так делал в общении с друзьями.       Немного отвлёкшийся Годжо был снова возвращён в реальность из-за того, что Итадори продолжал смотреть на учителя негодующим взглядом. Почувствовав на себе этот пристальный взгляд, Сатору тяжело вздохнул, сосредотачиваясь на том, что ему только что сказал студент.       Да, точно, миссия. Нужно было изгнать проклятия второго уровня, захватившие здание больницы и мешающие работникам лечить людей.       Врачи постоянно жаловались на вечную усталость и недомогание, хотя почти у всех был отличный иммунитет. Это насторожило их настолько, что они сразу же обратились к магам. Для самих же магов в этой ситуации не было ничего необычного и ничего сложного.       Сатору медленно открыл глаза за приспущенными солнечными очками, которые он надел в порыве ностальгии, и взглянул на своих учеников безразличным взглядом. Настолько безразличным, что у студентов даже прошёл мороз по коже, и они настороженно спросили, хорошо ли себя чувствует их учитель, под взором ледяных глаз.       Образ постоянного весельчака медленно, но верно начал разрушаться, поддерживать его в последнее время с каждым днём становилось всё сложнее и сложнее. Так дело могло дойти до того, что окружающие могут начать догадываться о том, что на самом деле творится с Годжо, а это ему было совершенно ни к чему. Лишние рассказы о своём состоянии никогда не были ему нужны. — Всё в порядке, схожу, пожалуй, поесть, — бесцветно бросил короткую фразу Сатору, тут же поднимаясь с лавочки и направляясь в ближайшее кафе. — А вы продолжайте миссию. Между прочим, — он указал на окно здания, в котором виднелось несколько проклятий, — вы забыли про этих троих.       Все с удивлением проследили за направлением пальца своего учителя. В окне действительно было видно проклятия, противно хихикавших и строивших рожи глядящим на них студентов, насмехаясь над их неопытностью. Все трое студентов тут же напряглись, осознав, что с этими проклятиями тоже придётся расправиться именно тогда, когда им хотелось уже облегчённо выдохнуть и отдохнуть в свой заслуженный выходной. — Но как? Я, вроде, всё проверил… — задумчиво проговорил Фушигуро, испепеляя взглядом мерзкие существа в попытке понять свой просчёт.       Смех проклятий раздражал слух, натягивая нервы, как гитарную струну, которая в любой момент могла не выдержать и просто лопнуть.       Сатору посмотрел на источники противных звуков холодным взглядом, из-за чего те тут же в испуге скрылись в здании. Наконец-то, стало тихо. — Объясню позже, сейчас я иду перекусить, — напоследок сказал Годжо, прежде чем уйти, — а то пока вы копались, я уже даже проголодаться успел. — Эй, так нечестно! Мы тоже голодные, с самого утра маковой росинки во рту не было! Почему мы тоже не можем пообедать во время миссии?! — начала возмущаться девушка, в ответ на что она получила только прощальное махание руки от своего не совсем ответственного учителя, уже успевшего уйти от них на приличное расстояние.       Она поняла, что ответ на её вопрос ей никто давать не собирается, и прорычала что-то неразборчивое, из-за чего Итадори в испуге отпрыгнул от неё на несколько метров, инстинктивно закрыв лицо руками, а Мегуми лишь закатил глаза, вновь возвращаясь в больницу, подумав о том, что его друзья — самые настоящие идиоты, каких поискать ещё надо, вот серьёзно. Нобаре оставалось только тяжело вздохнуть и, скрепя зубами, отправиться изгонять оставшиеся проклятия вместе с раздражающими её парнями. Юджи спустя некоторое время проморгался, замечая, что все уже разошлись по своим делам, и поспешил за приятелями с криками «Эй, подождите меня!».

***

      Правильно ли поступал Годжо, вот так бросая своих учеников во время миссии? Конечно, нет.       «Но уже как-то фиолетово,» — подумал Сатору, с омерзением рассматривая меню заведения — есть не хотелось от слова совсем.       Сладкие пирожные и свежеиспечённые кексы вызывали лишь отвращение. Взяв только охлаждающий напиток, Годжо скупо улыбнулся милой девушке на кассе и протопал к столику, который находился прямо под кондиционером. Именно он мог спасти парня от этой невыносимой жары.       В последнее время мало, что казалось для Годжо важным. Всё чаще и чаще в мыслях стал всплывать один и тот же человек, и порой казалось, что весь смысл существования Сатору сводился только на нём. Как и прямо сейчас.       «Да что ж такое!» — раздражённо цыкнул белобрысый парень, вновь ловя себя на мысли о Сугуру.       Он с громким стуком поставил стакан с лимонадом, почти доверху набитый льдом, на стол, привлекая к себе внимание остальных посетителей, которые в один миг, даже не пытаясь это скрыть, вытаращились на блондина во все глаза, на что ему было глубоко плевать. Сатору немного помассировал переносицу, чтобы хоть как-то успокоить постоянно бушующие мысли.       В последнее время он стал слишком нервным и раздражительным, что не осталось незамеченным со стороны друзей. Они обеспокоенно стали расспрашивать о том, в порядке ли он, и интересоваться, что такого могло с ним случится, что сделало его таким рассеянным и вечно всем недовольным. Однако он объяснил своё угнетённое состояние большой загруженностью в магическом колледже и тем, что работа учителя не такая уж и простая, как ему это всегда казалось. Все, хоть и с бесчисленным количеством уговоров о том, что Сатору не нуждается в чьей-либо помощи и что с ним, на самом деле, всё хорошо, но всё-таки поверили ему на слово. Однако то, как он тогда облегчённо выдохнул, когда избавился от ненужных расспросов, всё-таки поселило большие сомнения у друзей насчёт того, что с ним и правда всё было в порядке. Но никто ничего не сказал, решив не поднимать эту тему вновь, за что Сатору был им очень благодарен.       «Даже сейчас не даёшь мне покоя, придурок…» — обречённо подумал Годжо, смотря в пространство перед собой и не спеша потягивая холодный напиток из трубочки.       Было только девять часов утра, но на улице было жарко настолько, что лишний раз не хотелось выходить наружу, а от солнца, казалось, и вовсе невозможно было скрыться. Складывалось чёткое ощущение того, что в мире случилось глобальное потепление, которое приведёт к такой засухе, что жизни на Земле и вовсе в скором времени не останется. Казалось, что навязчивое солнце было способно достать кого-угодно даже в самом тёмном теньке, парень был уверен — пекло даже там.       Поставленный на самый мощный режим кондиционер, под которым сидел Сатору, ни капли не исправлял ситуацию. Хотелось выть от ненавистных солнечных лучей, слепящих глаза. Солнечные очки казались бесполезными и не способными хоть как-то избавить парня от этого издевательства. Сказать, что настроение было паршивым, означало не сказать ничего.       Спустя полчаса как обычно безуспешного избегания своих же собственных мыслей, Сатору решил всё-таки принять обязанности учителя и вернуться к своим ученикам. Они должны уже были закончить с миссией.       Выходить наружу совсем не хотелось, но Годжо просто не мог позволить себе ещё большую наглость, оставляя своих учеников на ещё более продолжительное время. Всё-таки это было слишком даже для него. Хоть какое-то чувство ответственности у него всё же имелось.       Он нехотя поднялся с насиженного места и, немного сгорбившись, поплелся в сторону выхода, даже не посмотрев в сторону девушки, крикнувшей ему «Хорошего дня! Приходите к нам ещё!».       По ней было видно, что это её немного расстроило, однако очень скоро она переключилась на нового покупателя, всего покрытого испариной, который отчаянно пытался найти укрытие от солнца, которое беспощадно пекло в этот день так, как будто это была не Япония, а какая-то пустыня, да даже там, наверное, не было бы так жарко. Мужчина облегчённо выдохнул, как только почувствовал долгожданную прохладу кондиционера, о которой мечтал, по всей видимости, очень долго.       Сатору лишь хмыкнул, со стороны смотря на этого человека, полностью его понимая и разделяя с ним желание скрыться от солнца, которое не щадило сегодня никого. Казалось, что если какой-нибудь гений, решил бы разбить яйцо на раскалённый асфальт, то у него не то, чтобы получилась яичница, а она попросту бы сгорела. От неё остались бы лишь чёрные угли.       Какие-то странные мысли посещают его голову сегодня, перегрелся, что ли?       Сатору потрогал свой лоб, измеряя температуру и таким образом проверяя, нет ли у него солнечного удара, но всё, как ни странно, было в норме. Понятно, это он так потихоньку сходит с ума.       Однако стоило Годжо выйти на улицу, как он тут же почувствовал сильную проклятую и такую до дрожи в руках знакомую энергию. Он застыл, устремив свой взор куда-то вперёд, боясь даже пошевелиться. Ноги моментально стали ватными, а резко поднявшийся уровень тревоги заставил всё тело мелко затрястись. В лёгких стало не хватать кислорода, а сердце начало отбивать какой-то бешеный ритм.       Ему ведь не показалось?       За своей спиной он услышал голос, который так долго и тщетно пытался забыть и который моментально заставил всё тело покрыться мурашками, а глаза широко раскрыться в неверии всего происходящего: — Здравствуй, Сатору. Давно не виделись, не правда ли?