Любит — не любит

Рассвет вот-вот ознаменует пробуждение природы. Они идут вдвоем по тропинке, ведущей к огромному оврагу, и тут Чайльд замирает, словно вспомнив что-то. — Стой, твой чай. Тебе не нужен он? — Чай? — Ага. Ну, твой чай. Ты говорил, чтобы горло не болело? — Чайльд дважды щелкает пальцами перед его носом, видя, как Чжун Ли медленно-медленно соображает. — О. Да, да, конечно, вот, про какой ты чай, — говорит Чжун Ли, усмехнувшись. — Нет, не нужно, спасибо. Я чувствую себя намного лучше. — А, это хорошо. Чайльд пожимает плечами и с ухмылкой протягивает руку, чтобы поправить галстук Чжун Ли. Их глаза встречаются, и Чайльд, поддавшись секундному порыву, коротко чмокает его в губы. И потом краснеет. Они находят Коллеи и Эмбер на дороге, распознать их голоса за деревьями спящих земель. Когда они подходят, чувствуется немного неловко, хотя внешне ничего не изменилось: никто даже не догадается, что у них теперь отношения. Чайльд смущается, как будто уверен, что их общие секреты теперь очевидны для всего Тейвата. Это не мешает им постоянно касаться друг друга плечами, будто бы счастливая случайность. Люмин тоже собиралась прийти, но Эмбер сказала, что ей не удалось разбудить Паймон, вот они и решили поспать. Эти двое заслуживают отдыха. Так что они лишь вчетвером, сидя на одеяле, которое принесла Коллеи, беседуют о том, как долго Эмбер сможет оставаться в Сумеру. Коллеи пока не хочет посещать Мондштадт, ссылаясь на то, что у нее остались не самые приятные воспоминания. Она все еще немного стесняется их обоих, но с умением Чайльда обращаться с теми, кого он называет своими сестренками, долго смущаться, пожалуй, будет невозможно. Он, того гляди, еще вызовется сопроводить ее в Мондштадт. — Кстати, я вот никогда не была в ваших краях, — говорит Коллеи. — Что там обязательно нужно посмотреть у вас? Чжун Ли, словно оказавшис в своей естественной среде обитания, готов открыть рот и начать свой фирменный рассказ, но удивленное выражение лица Чайльда останавливает его. — Ты думаешь, я родом из Ли Юэ? — А это не так, вы оба не оттуда? Как сказать. Один основал, другой почти разрушил. — Да. Конечно, вроде того. Они переглядываются, зная правду. И вот так Чжун Ли наконец-то получает возможность поговорить о Ли Юэ, передать любовь к его региону. Кажется, он даже соскучился за эти дни. Давно так не отлучался. — Есть ли что-то, о чем Вы не знаете, а, Мистер Чжун Ли? — Эмбер восхищается. — Ох, прошу, конечно. Я не специализируюсь на новейших технологиях Фонтейна, а также я... Наверное, не очень хорошо разбираюсь в современном сленге и молодежных тенденциях. Предположу, в этом вы превзойдете меня. Затем, после того как Эмбер изложила всю родословную Барона Зайчика (которая была настолько величественной и запутанной, что даже Чжун Ли не смог вставить ни одного ценного комментария), девушки решают отправиться собирать какие-то грибы, пока не стало слишком жарко. Эмбер пообещала в одном из ресторанов своего родного города принести немного для сезонных блюд. Чжун Ли кивает в сторону светящегося голубого комочка, парящего в воздухе на небольшом расстоянии от него. — Может, поможем этой маленькой фее найти дорогу? — Чжун Ли использует предлог для прогулки в более уединенном месте. —Да, мечтаю! — Чайльд легонько толкает его плечом, поддерживая этот предлог уйти. Он восхищается, когда они выходят на открытое пространство и оказываются рядом с огромным оврагов — открывается вид на массивную фигуру Стража Руин, покрытую слоями мха и травы. Фея парит голубым огоньком неподалеку, когда они сворачивают с дороги, и терпеливо ждет. — Моему брату это понравилось бы! — Чайльд завороженно указывает на гигантскую фигуру. Чжун Ли хмыкает. — Что? — Ничего. Мне кажется, что я уже разговаривал с тобой об этом. Лишь в своем воображении, боюсь, но это была моя первая мысль: о тебе. — Да? Как часто у тебя были такие разговоры со мной, а? Столько было вопросов в пустоту, а ответ все время находился здесь. Чжун Ли поднимает его руку и целует костяшки пальцев: — Должен признать, что ты сопровождал меня в грезах довольно долго. Он притягивает его к себе за талию и наклоняет его голову для поцелуя, но Чайльд слишком быстро выскальзывает из его объятий. Он чешет затылок, делая шаг назад. — Слушай. Я все еще думаю об одной вещи, которую сказал Венти. О том, как я дважды убивал тебя. Было же такое? — Чуть не убил меня. Он ловит на себе крайне недоверчивое выражение лица, когда Чайльд продолжает: — Ладно, ладно. Чуть, допустим. Но опять секреты, серьезно? Глаза Чжун Ди устремлены в синеву глаз страны снега и льда. Он не хочет думать о том, как это выглядит или звучит со стороны. Что он явно что-то скрывает. — Я не хочу портить момент. Я бы предпочел, чтобы мы оставили этот разговор на другой раз. — Что? Мой мозг придумывает совершенно безумные сценарии. Что это может быть? — Чайльд округляет глаза и поджимает губы . Он хрустит костяшками пальцев и сглатывает, даже не пытаясь притвориться спокойным. — Аякс… — Я сойду с ума. Что такое может быть у вас там? Ты переспал со Скарамуччей или что? Не может быть. Ты что, с Синьорой переспал? — он бормочет, а потом резко качает головой и поднимает руки вверх в крестообразном жесте. — Не, если да, то не говори мне, большое спасибо. Тогда я лучше буду жить в иллюзиях. Не переживу. — Аякс, — Чжун Ли отвечает, качая головой и подавляя смех. — Ничего подобного, любовь моя. Это просто грустная история, и я не хочу, чтобы ты волновался, дело лишь в этом. В Сумеру цвет его щек можно было бы сравнить с персиками, в Ли Юэ — с персиками чили. На самом деле — что-то среднее. — Ладно. Что еще? Хуже? Зачем мне убивать тебя дважды? Ты не хочешь быть со мной, в конце концов? И ты думаешь, что я убью тебя за это? Что должно было сделать с ним его прошлое, чтобы он так отвергал любовь к себе? Чжун Ли садится на что-то странное на земле, среднее между грибом и цветком. И камнем. Он не обращает внимания на то, что может испачкаться; оказывается, хорошо, когда рядом есть любовник, готовый с помощью Гидро может быстро отстирать вещи. Оказалось очень полезным и этой ночью. — Аякс. Нет, не в этом дело. Просто это, хотя сейчас все хорошо, история не самая счастливая. — Ладно. Чжун Ли, ты чего? — Чайльд присаживается рядом с ним на корточки и берет его ладони обеими руками. — Эй, ты можешь рассказать мне все. Рассвет горит на горизонте в духе умирающего феникса, но даже это не может оставить отблесков в этих синих глазах. Чжун Ли не из тех, кому трудно выразить свои мысли словами, богатая речь — одно из его секретных оружий. Но почему-то он чувствует себя неуютно сейчас, почти голый, без единого слоя одежды. Каждый нерв на ветру, его кожа исчезла. — Позволь мне рассказать об этой фее лучше? Это трагическая история, которая начинается... — Чжун Ли. — Аякс. Согласно легендам, когда-то они направляли человечество... Его прерывают. Чайльд наклоняет голову и поглаживает большим пальцем ладонь Чжун Ли. Как может быть столько заботы в глазах человека с таким разбитым сердцем? — Что происходит, Чжун Ли? Пытаясь пережить этот внутренний конец света, он медленно выдыхает, как Чайльд недавно учил Коллеи при нем. — Просто дыши со мной, хорошо? Давай, дыши. Раз, два, три, четыре, пять, шесть. Теперь выдох. Раз... — Что-то серьезное, да? — Уверен, что не хочешь послушать про фей и Энканомию? — он говорит, и тихая трель именно этого существа звучит на фоне. — Конечно, хочу. Только позже, хорошо? — Чайльд просит, заставляя Чжун Ли сдаться. — Все в порядке, я выдержу. Что не так? Например, не так то, как он смотрит на него сейчас. Взгляд честный, глубокий. Возможно, именно так смотрела бы на него Гуй Чжун, если бы он однажды предстал перед ней в минуты слабости. Так, как не смотрел никто другой, без слепого восхищения или страха перед лицом самого Бога. В его подобии земной жизни люди смотрят на него с опаской, робея перед строгостью и сдержанностью консультанта похоронного бюро. Но Аякс смотрит на него не так. Его пальцы поглаживают ладонь, и он слегка наклоняет голову вперед, как будто это не он только что так сильно переживал из-за вымышленных подробностей личной жизни Чжун Ли с другими Предвестниками. Такой взгляд может быть только у человека, способного отбросить себя, когда это нужно любимому. Это так ново, так ново, что даже больно, и еще больнее, когда он вспоминает лицо Чайльда, когда тот кричал, кричал, что не хочет его больше видеть. Тот момент, когда был нажат курок ханахаки, и столько преданности сейчас, а глаза все те же. — Ты не должен видеть меня таким, — говорит шепотом, как будто кто-то вот-вот подслушает, узнает тайну, что должна быть скрыта за семью печатями. И тогда Чжун Ли рассказывает ему все. Все, что вызывает в его сознании образы ромашкового поля, память тела, кричащего о былой боли, образ легких, наполненных цветами, коридоры мыслей, его больная тень, смотрящая в зеркало. Одиночество ночей, облегчающий симптомы чай, который Чайльд однажды назвал вонючим. Бегство от людей, чтобы не видеть их заботы. Предательство его измененного хриплого голоса. Ощущение грязи в желудке. С утра до вечера — попытка все скрыть. Он говорит фактами, но все эти образы стоят у него перед глазами, и он моргает, пытаясь отмахнуться от них, отпустить их на утренний ветер, развеять так, как может только Анемо. Он не может смотреть на него, когда Чайльд отдергивает руки, словно его мышцы перестают работать, ослабев. — Ты это серьезно? Чжун Ли кивает. Рассвет кажется неуместным, неправильным, бесполезным. Не самый подходящий пейзаж и фон для таких слов. Пустынный, безмолвный лес, раскинувшийся под ними, и один глаз этого странного гигантского Стража Руин. Чжун Ли смотрит на все это, боясь взглянуть на Аякса. — Допустим... Блять. Это... Почему я не заболел? Я действительно думал, что умру от любви к тебе, я тоже должен был, нет? Мы бы уже все вымерли, ну, ты понимаешь, люди. — Это древняя болезнь, и она поражает только древних существ. Твое тело уже не поддается контролю, к счастью. Я сам не знал. — Может, это все-таки не я? Может быть, ты любишь кого-то другого… Чжун Ли хмурится. Вздор. — Я люблю тебя, Аякс, тебя. — Я... Черт. Прости, я... как долго это длится? Если бы только у меня было время, часто думал он. Сколько времени прошло, прежде чем симптомы стали такими сильными? — Давно. Несколько месяцев, как я узнал. — Чжун Ли… — Чайльд, не в силах закончить фразу, просто поглаживает его плечо и смотрит в одну точку на земле. — Подожди. Я знал, что здесь что-то не так. Чушь! Я так и знал. Ты не можешь меня любить. Невозможно, чтобы ты меня любил. — Аякс, я надеюсь, что однажды ты увидишь себя таким, каким вижу тебя я. Ты — лучшее, что… — Нет, пропусти эту часть, пожалуйста, — бормочет Чайльд, словно не желая верить этим словам. Его право. Чжун Ли придется повторять это столько раз, сколько потребуется, пока маленький мальчик, спрятанный где-то внутри за его маской, не поверит ему. И после этого тоже. — Это очень мило, но я не об этом. Я чувствовал к тебе что-то очень долгое время, чертовски долгое. С первого взгляда, ну, максимум, со второго. Как же без этого харакири? Ведь у нас не было безответной любви. — Ханахаки. И нет, это не совсем так. Видишь ли, именно отказ вызывает симптомы, не реальность. — О, я... я думал, это вселенная или Селестия решает или типа того. Он видит, как Чайльд выдыхает со смесью облегчения и страха. Сама мысль о том, что он может полюбить кого-то другого, нет, это никогда не могло быть правдой. Осталось его убедить. Чайльд нервно поправляет волосы, зарываясь в них одной из рук. Его глаза совершают марафонский бег из стороны в сторону. — Поцелуй меня, — Чжун Ли не поднимает опущенного взгляда и бормочет эти слова так, словно ему нужно умолять. — Пожалуйста. Пожалуйста. Поцелуй меня. Без тебя так пусто. Чайльд на выдохе тихо шепчет его имя и целует, конечно. Слезы катятся по их щекам, трудно сказать, чьи именно. Соленые. Когда они отстраняются друг от друга, Чайльд крепко сжимает его в объятиях, а пальцы Чжун Ли впиваются в ткань одежды на его спине. — Черт, тебе, наверное, было так одиноко. Жаль, что я не сказал тебе раньше. Черт. Я... Я все еще не понимаю, Чжун Ли. Когда именно я успел отвергнуть тебя, позволь спросить? — После всего. Ты не хотел меня видеть, вот и все. — Ты мой дурак. Чайльд бормочет какие-то еще ругательства. Тихое бормотание обоих. Я здесь. Все хорошо. Ты был здесь. Все это время ты был здесь. Я здесь. — Мне так жаль. Блять, я бы так обосрался, если бы начал тошниться цветами. Черт, мне так жаль. Погладив его по плечу, Чайльд сжимает его крепче. Его хватка сильна, почти не дает дышать, но это ничто по сравнению с тем, что было в последнее время. Он мог бы сказать, что это лучший способ задохнуться, но это просто неправда. Боги или люди, монстры или герои, смерть во имя любви — все равно смерть. Это жестокое проклятие, а не романтика печального мифа, и никто из тех, кто когда-либо ходил по земле, не заслуживал его. Чжун Ли сглатывает слезы, вновь подступающие к покрасневшим глазам. Теперь, когда он все сказал, не было смысла скрывать что-либо еще. — Я не могу перестать думать, что я уже мертв. Может быть, я просто сошла с ума, а тебя и вовсе нет. — Нет, нет. Я здесь. Я здесь. Ты не сошла с ума, нет. Ты в порядке. — Теперь все в порядке. Это так жестоко, черт. Возможно, это было сказано слишком много раз, но вслух гораздо реже, чем про себя, словно в письмах, которые он так и не отправлял никогда, поэтому: — Я люблю тебя всем сердцем. Он не видит, как Чайльд краснеет еще сильнее, потому что его лицо и так красное-красное. Как и его собственное. Ощущение такое, будто вокруг них растаял лед — как тот, что в далекой стране Снежной, и наконец-то стало теплее. А раньте, думая о чердаке старого домика той подруги Гуй Чжун, где, как он знал, они проводили время, он всегда представлял себе атмосферу ужаса, сдержанности, страха. Все, кроме любви. И впервые сейчас, когда хижина, возможно, даже снесена и больше не существует веками, он понимает, что и ей там могло быть по-своему тепло.