Song:
I Wanted to Leave — SYML
— Продолжайте, — еще раз повторяет она и направляет его в правильное русло. — Мне... Нечего сказать. Строгий костюм теперь не был таким. Он будто бы устало опустился на плечи вешалки и наконец вздохнул с облегчением после тяжелого рабочего дня. Но в воздухе витала тревожность, ведь эта женщина и правда переживает за состояние молодого человека, который ждет от нее хоть какой-то помощи. Даже то, что она просто слушает его бред на протяжении нескольких лет, уже послужило спасением его одиночеству. — У меня есть предложение, — она поправила очки на переносице, а у парня в глазах блеснула надежда, — Вам нужно заснуть. Здесь. Нет. Погрузиться в сон самостоятельно — что-то невозможное. Он засыпал только после двух суток бодрствования, пары чашек кофе и таблеток с успокоительным эффектом. Кофе? Да, кофе было антидепрессантом. После него хотелось спать. Хотелось уснуть и больше не просыпаться. Просто чувствовать эту горечь на протяжении очень долгого времени. Всегда. А таблетки... Зависимость и ничего более. Как некоторые люди зависят от спрея для носа и не могут спокойно дышать без него. Это не бред, хоть он и считает все свои действия таковыми. Неуверенный кивок скорее говорит “нет” и уходит от вопроса поворотом головы в другую сторону. Веки становятся тяжелее, а предвкушение нового сна все больше захватывает его мысли. Он не понимал к чему все это ведет, но очень надеялся встретить его снова.***
Холодная, как первый снег, постель встречает его с распростертыми объятиями и изо всех сил пытается успокоить метающиеся из стороны в сторону мысли юноши. Он не один. В компании шуршащих занавесок и легкой музыки он чувствует себя в единении с гармонией, хоть это и выглядит со стороны как болезнь. Это травма, но он не хочет верить никому, кроме личности во снах. И хоть он не понимает, что говорят эти губы, его уши хотят это слышать, а глаза — видеть. Видеть того, чьи слова он внимает, улыбка которого притягивает, а самому ему от этого хочется... Смеяться? Когда он смеялся в последний раз? Во сне? Сон приходит не сразу, но затягивает его спустя десять минут неподвижных лежаний. Он все еще слышит скрипучую мелодию и будто бы плывет по всепоглощающему туннелю. Его энергия такая сильная, что вибрациями отдается по телу, но не приносит никакого дискомфорта. Спустя мгновение он ничего не помнит, но видит его лицо. Или не видит? Он понимает, что в логичных местах должны находиться глаза, нос, губы, но не видит ни цвета, ни формы, ни размера. Оно есть, но размытое или вообще невидимое другим. А еще привлекательное. Ему казалось красивым то, чего он не видит и не понимает. Нормально ли это? Для него — вполне. — ...ты ел сегодня? Скорее всего он не слышал того, что голос твердил ему до этого. Он услышал лишь то, что хотел услышать. Что-то важное, необходимое: он хотел, чтобы его об этом спросили, потому выдал неуверенное “нет” и сказал еще пару слов о кофе перед сном. Последовал смешок и после этого строгий взгляд, который почему-то казался милым. Он не видел этого, но чувствовал. Будто бы так надо и ничего более. — ...ты ужасен. Должно ли это огорчать? Да, это тяготит разум, но это правда. Он действительно считает себя ужасным, но так ли это на самом деле? Что вообще считается истинно ужасным, а что истинно хорошим? Даже убийство может быть во благо. — Почему ты думаешь о таких ужасных вещах? Он впервые услышал его речь полностью. Не каким-то отрывком отделенным от остального оглушающим звенящим звуком, а полное предложение. Но он не мог ответить. Губы склеились в попытке сказать хоть что-то и сомкнулись в плотную линию. Возможно, и не нужно было говорить? Можно просто слушать голос и чувствовать, как вздымается грудь от каждого короткого вздоха. — Ты меня слышишь? Ответь. Слышу. И ты даже не представляешь, как часто я хочу слышать тебя. Он так часто думает о том, кого не знает по имени. О том, чьего лица он не видел никогда в жизни или во сне, но представлял его самым добрым, приветливым, с сияющей улыбкой и с цветами в волосах. Его? С одной стороны, голос был низким, но смешивался с эхом и казался потусторонним и неразличимым. Даже в толпе людей он бы узнал его. Опрометью побежал на этот голос и увидел то, чего так сильно жаждет. — Эй? Ты слышишь меня? Глаза нехотя раскрылись и взгляд упал на недовольную гримасу девушки, поставившей руки в боки и наблюдающей за медленным пробуждением брата. Сегодня она выглядит иначе. Сияет несмотря на гнев, а улыбка кроется за плотно сжатыми губами. — Опять спал до обеда! Ты вообще ходил к психологу? Она металась из стороны в сторону по крохотному помещению с кроватью, шкафом и столом и убирала разбросанные по комнате вещи. Убирала — не равно: опрятно сложить и спрятать в шкафу. Она просто скомкала некоторые из кофт и бросила в нижнюю выдвижную полку, после чего вернулась в исходное положение, метая искрами из глаз. — Я лег после того, как пришел. На ее лице мелькнула тень сожаления, но виду подавать она явно не собиралась. Тяжело вздохнула, посмотрела по сторонам, что-то промямлила и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. После нее в комнате витал шлейф от приторного ягодного парфюма, который был уже много лет ему знаком и ощущался везде, куда бы он ни пошел.***
Song:
Novo Amor — Anchor
Ох, наушники были для него настоящим спасением. Зависимость от музыки пришла к нему спустя время, но не была с ним всегда. Без нее он чувствовал себя бакланом без мыслей и рвотным рефлексом, но успокаивался, когда слышал спокойную мелодию. Пусть даже она будет без смысла — она будет напоминать ему о снах. Будет держать его на невидимых ниточках сознания и давать возможность жить дальше. В простой мелодии можно было найти то, чего многие не встретят никогда в жизни. В одной лишь мелодии можно развернуть целую жизнь и сыграть в ней свою роль: от рождения до взросления, от первой любви до смерти любимого человека, от настоящей красоты до полного уродства. И все в семи нотах и нескольких аккордах. Когда наушников не было под рукой он наигрывал мелодию стуком пальцев о столешницу или другой плоский предмет и концентрировался на звучании. Или открывал кран с водой и вслушивался в белый шум. Способов было много, но результат всегда один — покой. Его больше не беспокоил безвольный поток мыслей, а на языке крутился текст случайно выученной песни. — Не забудь поесть. Я ушла на работу. Дверь закрылась с ноющим скрипом, после чего настала гнетущая тишина, но зато теперь можно было заполнить квартиру звуками. Включить музыку, открыть кран, но ни в коем случае не открывать окно. Шум от людей, машин и орущих бездомных кошек сводил с ума и приносил лишние беспокойства. Об этом знает только сестра, а потому открывает окна только тогда, когда ее брат уходит в ванную или надевает наушники. На телефон пришло СМС, и это точно было не от сестры. Психолог написала ему для того, чтобы поинтересоваться самочувствием после сеанса, а заодно известить об интересных вещах:“...Вы уже спали? Если да, надеюсь на Ваше благосостояние. Наткнулась на исследование, а точнее статью о “человеке во снах”. По плану мы должны увидеться только на следующей неделе, но прошу, приходите завтра. Буду рада обсудить это с Вами.”
Снова всплыло воспоминание о нем. Его теплый обволакивающий голос и убаюкивающий взгляд. Всегда хотелось узнать какого цвета его глаза. Наверняка они красивее звезд и успокаивают лучше любой музыки.***
День за днем, ночь за ночью ничего не меняется. Обыденность убивает в каком-то смысле. Одно действие сменяет другое, но он уже не помнит, когда в последний раз жил для себя: ел, спал, улыбался. Все было по чьей-то просьбе, а чаще всего этого требовал он. — Когда это случилось впервые? Благовония будто бы таяли на глиняной подставке, а запах сандала разносился по помещению со скоростью света. Шорох от иглы, ползущей по винилу, успокаивал больше самой мелодии. Снова он слышал те ноты, от которых становилось пусто на душе. — Мне было... Семнадцать. Еще тогда он мог засыпать как обычный человек. Бодрствовал днем и придавался сну к ночи, мирно сопел на мягкой подушке пока мама гладила его волосы, а в другой комнате тихо работал старый телевизионный ящик. Его сестра бегала из комнаты в комнату и собирала какие-то безделушки в школу, совершенно не подозревая о том, что ожидает их семью уже совсем скоро. А еще звук...Song:
End — Residence (Little Nightmares OST)
(Нет полного названия/официальной версии)
Он любит погружаться в какое-то звучание и опустошать с помощью него голову, но это был звук слез. Не то, как они стекают по щеке и капают на пол, а звук их появления. Он сразу нагонял тревогу, ведь это означало что что-то было сделано не так. Он боялся маминых слез. И хоть плакала она редко — было страшно. Страшно услышать тихий всхлип, срывающийся с ее обветренных губ, а затем почувствовать удар капли о щеку. Влажность, растекающаяся по лицу и приносящая за собой разруху. Мама гладила его волосы и плакала, пока он спал и видел во сне его. — У вас была травма? Нет? Он не помнит ничего до подросткового возраста. Чем он занимался? Были ли у него друзья? Как учился в начальной школе? Была ли утомительна дорога до дома поздним вечером? Возил ли его отец на машине? Готовила ли мама ему обед в школу? Провожал ли он сестру до ее класса? Наверняка, но он не помнит. Вроде бы это было рутиной, но не менее важно для кого-то. Для него. Сейчас он подумал о том, что хотел бы помнить о таких мелочах, ведь только из них собирается пазл о смысле его существования. — Я поставлю другую. Впервые она сделала это. Сама. Она годами подбирала эту коллекцию пластинок под предпочтения своего важнейшего пациента и меняла виниловые диски только после “приказа”. Почему она решила сделать это сама? Может ей надоело годами слушать одно и то же? И это не о музыке, а о словах молодого человека. Их диалог ничем не отличался от предыдущего, потому что каждый раз он упоминал о человеке из сна, но никак не мог продолжить говорить о нем дальше. Потому что просто его не знал. Не знал его души, внутреннего мира или хотя бы голоса. — Вот... Женщина отошла от патефона, и парень поднял глаза. Как обычно хотел бросить мимолетный взгляд, но остановился, потому что только сейчас заметил, что не видит ее лица. Вроде бы оно всегда было? Сейчас это просто перечеркнутое белое пятно, словно оно закрыто дымкой и не хочет показываться. В глазах застыли слезы, но они были настолько тихими и невесомыми что даже не успели скатиться по нежной коже. Странно. Он всегда знал, что эта женщина носит очки, но сейчас их на ней не было. — ...статья об “Этом человеке”. Есть только теории, но нет никаких доказательств или опровержений. Плотная папка с малым количеством файлов внутри легла в дрожащие руки. Что она хочет этим сказать? Это что-то распространенное? Болезнь? Всемирное видение? Глаза забегали по черным строчкам на белой бумаге и спотыкались о каждую запятую в длинных предложениях. — Здесь говорится о человеке, который появлялся во снах многих людей. Они утверждали, что видели его несколько раз, но потом на одном из веб-сайтов появилось заявление о том, что это лишь портрет реального человека. К документу прилагался тот самый портрет. Черно-белый, ничем не примечательный, обычное лицо какого-то человека. Но как ему понять кто он? Он не видит его лица во сне, а потому не может понять по этому наброску кому оно принадлежит. В какой-то момент оно кажется даже страшным. Взгляд падает на некоторые строчки в конце документа, но они расплываются из-за намокших глаз. — Я не могу читать... Какой-то странный вздох с ее стороны. Она недовольна? Даже если и так, в ее тоне все равно читалась тревога. Истинное переживание за ближнего своего и желание помочь еще больше. — Возьмите документ с собой. Почитаете на досуге. От этой подозрительной папки веяло тайнами и недосказанностью. Взгляд скользнул по строчке со словами: “Теория имитации сновидений: Люди видят Этого Человека во сне только после того, как уже узнали об этом явлении и образ произвел впечатление на их умы”. Но он его не видел, а значит не мог запомнить. Документ закрылся более резко и громко, чем того предполагал разум. Ему все еще ничего не известно. Это неведение настораживает и приводит в восторг одновременно. Почему он так зациклился на этом? Насколько давно? И почему не выбрасывает из головы невидимый образ? — Вы... Когда вы его видите, где вы находитесь? “Строгий костюм” впервые спрашивает его о таком. Он не знает? Кажется, это всегда одно и то же место. Оно размыто под лучами предзакатного солнца, но не менее красиво от этого. Там спокойно и умиротворенно. Как если бы он... — Это васильковое поле. — Всегда? — Да. Она помнила о том, как он представлял для себя покой. Они обсуждали это еще много лет назад на самом первом сеансе и... Она правда это запомнила? Кажется, да, потому что после его ответа у ее костюма распрямились складки. Он заметил это краем глаза пока сам смотрел в щели между паркетных досок. Старый лак уже совсем износился, но все равно привлекательно поблескивал от естественного света. — Кофе? Нет, она не спрашивала. Точнее спросила ради приличия, но сама знала ответ. Еще один маленький обычай на их сеансах помимо уже существующих: она предлагает кофе за десять минут до окончания своего рабочего дня и тоже пьет его вместе с молодым человеком. Даже несмотря на то, что уже вечер и совсем скоро ей нужно будет уснуть — она пьет этот горький кофе вместе с ним и всегда наблюдает за каждым его глотком. О чем она думает? О том, что же он чувствует, когда наконец выпивает эту дурь?***
Song:
Secret Music — Six's Music Box (Little Nightmares OST)
(Нет полного названия/официальной версии)
Сестра приходит домой после работы, но никогда не интересуется прошедшим сеансом у психолога. Просто спрашивает ходил ли он к нему, а дальше тишина и эта суета в квартире как в детстве. Она снует из комнаты в комнату, наводит порядок, готовит, наверное? Делает все вместо мамы и папы. После того, как их не стало, все перевернулось. Сестра была несамостоятельной долгое время, но после их смерти ей почему-то пришлось переложить на себя всю ответственность. — Твои таблетки. Она вошла в комнату так же тихо, как и оставила новую пачку на столе. Может, это было и не тихо, но почему он тогда ее не заметил? Захотелось посмотреть на нее. Вчера она светилась от радости, а сегодня... Нет лица. Оно есть, но спрятано за белой дымкой. Почему? Он всегда не видел ее лица? Почему все вдруг стали похожи на него? Безликие, одинаковые, странные. Давно ли так было? Сестра покинула крошечную обитель, а рука сама потянулась к столу, на котором стояли таблетки. “Капсулы с васильками” — потому что они прозрачные, а внутри синие шарики похожие на блестящий бисер. Может поэтому он каждый раз оказывается посреди василькового поля? Он их даже не запивал: клал пару таблеток на язык, ложился на живот и ждал пока во рту наберется слюна чтобы их проглотить. Затем закрывал глаза и ждал следующей встречи. — Ты сегодня рано... Скучал. Правда ли это было так? Психолог говорила ему о том, что Этот Человек приходит многим во снах, но ему не хотелось воспринимать это всерьез. Не хотелось делить его с кем-то. И он не верил изображению в документе. Он попросту не мог быть таким. Нет, он не может быть настолько пугающим, иначе бы не привлекал его так сильно. Иначе бы он не скучал. — ...это твое? Он покрутил той самой папкой в руках. Откуда она у него? И как оказалась во сне? Хотелось что-то сказать, но рот снова зашили невидимой нитью. Документ раскрылся, а после прозвучал странный смех. Этот Человек смеялся от прочитанного. Перелистывал страницу — смеялся, перелистывал еще одну — крутил пальцем у виска. — ...это такой бред! Ты что, веришь им? Веришь строчкам на бумаге, а не мне?Song:
Track 7 — Playtime (Little Nightmares 2 OST)
(Нет полного названия/официальной версии)
Нарастающая угроза чувствовалась сквозь поры, а мурашки табуном пробежались по открытым участкам кожи. Холод обдал все тело, и голова сама сделала пару отрицательных кивков. Глаза сощурились и на месте, где должно было находиться лицо собеседника — за дымкой, появился маленький еле заметный кусочек. Кажется, это была часть его щеки? — Не смотри на меня. Но я хочу. Почему он так груб сегодня? Его рассмешил и раззадорил бред, написанный в документе? Он прикрыл открытый участок лица рукой и отвернулся. Его грудь вздымалась от нарастающего гнева, но вскоре он успокоился и вновь повернулся к сновидцу. Белая дымка снова была на том же месте, словно кто-то сорвал ее на какой-то момент, но человек поспешил заштопать свою “маску”. — ...не делай вид, будто что-то обо мне знаешь. Подул морозный северный ветер. Лепестки срывались с бутонов и пролетали мимо силуэта Этого Человека. Поток воздуха был настолько сильным, что ноги начинали подкашиваться от его стремления. Он схватил один лепесток двумя пальцами и склонил голову набок наблюдая за тем, как он колышется на ветру. Руки попытались дернуться в порыве прикрыть лицо, но один лишь его взгляд остановил это действие. — Предположим, что лепесток — это я, а моя рука — твоя. Смотри. Синий лепесток оказался сжатым в тиски, после чего ладонь раскрылась, и он улетел под порывами ветра. На его месте остался след от такой же синей пыльцы, которая теперь окрашивала небольшой участок кожи на ладони. Другой рукой он указал на цветное пятно. — А это — воспоминания. След в твоей памяти, которая изо всех сил пытается меня вычеркнуть. Я... Не помню тебя. — Так ли это на самом деле? Дыхание перехватило от резкого пробуждения. Тиканье настенных часов отдавалось звоном в ушах, а музыка в наушниках уже давно перестала играть. В комнате было все также темно, как и тогда, когда он пытался уснуть. В щели между дверью и наличником виднелся коридорный свет и от этого почему-то стало спокойнее.***
Song:
Sentimental — SYML
Сезон дождей — время, когда спать хочется всегда, будь то день или ночь. И хоть теперь парень спал чаще и дольше — никто не приходил к нему во снах. Более того: ему не снилось ничего. Ни цветочных полей, ни Этого человека, не было ничего. Он засыпал и просыпался более уставшим. Сны без сновидений доводили его до изнеможения: темные круги под глазами увеличивались, каждый сустав похрустывал от любого движения, а эмоциональный спектр сузился до одной эмоции — безразличия. Он совсем перестал есть. Даже на предупреждения сестры о том, что из-за этого могут быть серьезные последствия он отмахивался и шел обратно к кровати. Раньше он засыпал и был сыт одними лишь снами, но сейчас не осталось даже этого. — Он уже давно не приходит. Голос ломался и хрипел, потому что в день он произносил от десяти до ста слов. Не было никакой потребности в разговорах и отвечал он всегда односложными предложениями. Психолог все также выслушивала его безэмоциональные слова и не перебивала. Хотя даже перебивать там было нечего. Но чаще всего он говорил именно с ней. Здесь было спокойно, на фоне играла незамысловатая мелодия, а в воздухе витали ароматы благовоний и кофе. — Сколько уже прошло? — Не знаю. Много. Он потерял счет времени с последнего сна. Он настолько потряс его бедную голову, что все мысли были только о синем лепестке зажатым в ладони. Что он хотел этим сказать? — Он сказал, что я его помню. Женщина прочистила горло от неожиданности. Он впервые ответил на что-то без вопроса. Сам решил рассказать хоть что-то о своей проблеме. Возможно, у него уже не было сил разбираться с этим самому, а потому решил по-настоящему обратиться за помощью. — Сказал, что... Игла соскочила с пластинки. Резкий неприятный звук заставил поморщиться, а женщина тут же соскочила с места чтобы поставить новую. — Я сам. Парень поднялся с дивана и зашагал в сторону столика с патефоном. Он не отрывал взгляда от пола — шел интуитивно, куда обычно шла эта женщина. Надо же, здесь действительно была стопка самых разных пластинок. Каждая их них была завернута в отдельный крафтовый конверт, а на обложке написаны названия мелодий. Он даже не знал, как называется его любимая. Немного дерганным движением руки он выудил из стопки первый попавшийся конверт и вытащил виниловый диск. У него приятная гладкая поверхность и в какой-то момент показалось что он мягкий.Song:
Idea 7 — Gibran Alcocer
Музыка заиграла так, будто старый патефон сделал новый вдох. Наверняка уже ржавая пружина сейчас скрипела за деревянным корпусом и приводила все в движение. Кажется, он приходил сюда только из-за этого устройства. Сейчас такой патефон можно встретить только у коллекционеров или в антикварных лавках. Может поэтому его ценность была так велика? Духовная ценность. Молодой человек прошел обратно к дивану, а женщина так и не сдвинулась с места. Она стояла в том же положении, когда подскочила с мягкой мебели и рвалась сменить пластинку. Проследила за движениями парня и вернулась в исходное положение. — Я продолжу. — Конечно. — Он сказал, что я хочу вычеркнуть его из своей памяти. Вот только... Я не знаю кто он и действительно ли этого хочу. Женщина молчала, а ее лица по-прежнему не было видно. Сегодня она снова без очков. И почему он придавал этому какое-то значение? Подмечал какие-то изменения и раздумывал над этим в своих мыслях. Как в игре, где нужно искать отличия — они часто играли в нее в детстве вместе с сестрой. Это пробуждало какой-то интерес к происходящему. Обычно он не обращал внимания на все что происходит вокруг, но спустя месяц после того сна почему-то захотелось. Точно, прошел месяц. — Вот, поешьте. Он даже не заметил, что женщина куда-то уходила. Перед ним стояла тарелка с какой-то едой, названия которой он даже не знал. С виду салат, но выглядит очень сытно. Вдруг к горлу подступил ком и отвращение от еды не заставило себя ждать. — Почему я должен это делать? Этот вопрос... Был ли он о еде? С первого взгляда он может показаться абсурдным, но в нем столько смысла, что это просто невозможно передать словами. Почему он должен есть или почему он должен делать хоть что-то чтобы жить? — Тогда я не смогу послушать еще об Этом Человеке.***
Song:
Mr. Sandman — SYML
Желудок выворачивало от вкусной еды, но он старался держаться. Шел по улице, не думая о том, что он сейчас чувствует. Погружался в звучание музыки в наушниках и придавался моменту покоя. Его взгляд, как всегда, устремлен в пол, но упавшая на макушку капля дождя заставила его посмотреть вперед. Дыхание перехватило от увиденного, потому что вокруг сновали толпы людей и все они... Безликие. Вместо лиц была белая дымка, отдающая теплым светом, и от того они были похожи на лампочки. Так... Было всегда? Кто-то задел его плечом по неосторожности и поспешил извиниться, но эти слова были как насмешка. “Извини” — звучало так по-детски. Словно его пытались этим задеть еще больше, но от чего-то стало так странно на душе. Какой-то незнакомец сказал ему одно слово и парень сразу понял, что не говорил ни с кем кроме психолога, сестры и Этого Человека уже очень давно. Ни неделю, ни месяц, ни год. Очень давно. Люди-лампочки суетились и спешили по своим делам, пока мимо них проходил человек, который даже не видит их лиц. Не различает эмоций, интонаций в голосе, не понимает, что творится вокруг. Кто-то только что поймал такси и возможно уехал в аэропорт встречать любимого человека, а кто-то говорит по телефону и пытается попасть на собеседование в приличную компанию. Стало интересно, где работает сестра. Он никогда не интересовался ее жизнью и более того не говорил с ней даже об обыденных вещах. Стены дома встретили его прохладой. Внезапно отключили отопление и от этого захотелось зарыться в одеяло с головой, погрузиться в беспробудный сон и искать в нем его. Прошло столько времени с его последнего появления что становилось понятно: он больше не хочет с ним говорить. Рука сама потянулась к выключателю в ванной. Яркий свет озарил крохотную комнату, а сырость в ней тут же осела на коже. Кран с водой открылся будто сам по себе и шершавые ладони словно погрузились в лед. Сразу стало так приятно на душе. Будто до этого она горела ярким пламенем, а сейчас его потушили и дали вдохнуть свежий воздух. Взгляд скользнул по белой раковине, затем по кафелю на стене, а потом к зеркалу... — Я... Кто это? Такое же белое неизвестное пятно, как и все остальные. Женщина, которая помогала ему справиться с его проблемой. Сестра, которая заставляла его есть каждый день. Этот Человек, по которому он так скучал целый месяц. Люди, которые были безликой толпой, а теперь он? Он перечеркнул всех и не пожалел даже себя. Он больше не видит своего лица, за которое руки хватаются в панике и просто не чувствуют ничего. Оно словно плоское: нет ни глаз, ни носа, ни губ, но он продолжает видеть, чувствовать и говорить. Он хотя бы помнит, как его зовут? Он вообще помнит себя? Ноги подкосились, а затем последовал удар. Резкая боль в затылке и после этого забвение. Он снова плывет по туннелю из звезд, а мимо пролетают последние воспоминания из жизни. Кусочки памяти из детства с замыленными лицами окружающих. Он вспомнил фотографию с семьей, да, он сейчас смотрит на нее, но кто эти люди? Они его семья? Почему ни у кого нет лиц и даже у него? Он четко помнил, что тогда радовался, улыбался, был счастлив, но сейчас этого нет. Он не помнит, как улыбаться, а единственное, что приходит на ум — слезы. От увиденного правда наворачиваются слезы. Они беспощадно стекают по коже и будто бы плавят лицо, оставляя на нем мокрые дорожки. — Не смей! Его трясут за плечи. Он стоит посреди василькового поля, а напротив него... Он. Этот Человек прямо сейчас перед ним. Такой желанный, взволнованный, и он тоже плачет. Парень этого не видит, но слышит, потому что его слезы ранят так же сильно, как и слезы матери. Он что-то кричит и явно пытается достучаться до затуманенного разума, но слышно лишь отрывки. — ...не смей этого делать, ...! Не смей забывать себя! Что? — Ты можешь забыть меня, сестру, всех, но не себя! Слышишь, ...?!***
— Проснись, прошу тебя... Яркая вспышка света озаряет лицо и перед глазами возникает человек-лампочка. На нем белый халат и прямо сейчас он светит маленьким фонариком парню в зрачки. Брови тут же сдвигаются к переносице, а на ладонь ложится чья-то другая: теплая, нежная, мягкая. Взгляд падает на еще одну дымку, сидящую рядом. — Сестра... Он узнал ее лишь по нежности рук. Она была для него всем, а потому он тут же пожалел о содеянном. Воспоминания о сне проскочили в памяти и его слова тоже. Не смей забывать себя. — Как... Меня зовут? Ее лица не было видно, но глаза наверняка расширились от удивления. Возможно этот вопрос застал ее врасплох, также, как и человека-лампочку рядом. Они молчали, склонившись над молодым человеком и переглядывались между собой. Скорее всего их единственной эмоцией сейчас был шок, но парню хотелось, чтобы ему поскорее ответили. — ..., тебя зовут — ..., братик. Она всхлипывает. Ему не верится, что он довел этим вопросом кого-то до слез. Так ли он плох? Скорее да, чем нет. Он не помнит своего имени и об этом говорил ему Этот Человек. Он забыл свое имя, лицо, даже то, что он любит. Он помнит только то, что приносит ему покой, но эти вещи явно не делают его счастливее. Он не слышит, что говорит сестра. Более того даже не может прочитать по губам, потому что не видит их. Сколько лет он уже не помнит себя? Он всегда смотрел в зеркало, всегда с кем-то обменивался хотя бы парой слов, но никогда не придавал значения самому себе. Он вообще видит себя? Слышит? Какой у него голос? Какого цвета глаза? Сейчас он спрашивает себя о том, что хотел бы знать об Этом Человеке. Сестра отошла в сторону вместе с доктором. Их диалог был неразличим среди шума в больнице, но сразу стало ясно что что-то не так. Все не так. Человек лежит в больнице и не помнит себя.***
Song:
Better — SYML
Все та же спокойная обстановка. Где-то внутри теплится умиротворение и даже появляется желание говорить. — Вам уже лучше? Ей правда интересно? Почему-то сегодня ее голос звучал печально. Чувствовалась какая-то странная горечь в ее произношении и от этого становилось тревожно. После робкого кивка она поежилась на месте и опустила голову. Теперь она тоже смотрела в пол и была отстраненной, словно ей это вообще не интересно. — Не хотите выпить кофе сейчас? Я не выспалась и... Нужно немного взбодриться. — Да. Женщина прошла к своему столу и загремела чашками. Чайник она вскипятила заранее, видимо, надеялась на это еще с самого начала. По помещению разнесся запах свежезаваренного кофе, а потом раздалось звяканье металлической ложки о керамическую кружку. — Какой кофе вы пьете? Женщина остановилась. Почему он задал именно такой вопрос? Явно не для того, чтобы разбавить обстановку или завести непринужденный разговор. Он никогда так не делал. Но тем не менее она отошла от оцепенения и продолжила размешивать сахар в своей кружке. — Разный. Но нравится мне либерика. — Почему? — Он необычный. Горький и острый одновременно, поэтому я добавляю в него сахар. — Я хочу попробовать. Она обернулась. Дымка на лице будто засияла и уплотнилась, но даже так можно было почувствовать ее эмоции. Она не ожидала такой смелости от робкого парня с серьезными проблемами в голове, а потому отвернулась и обернулась снова. Опять повернулась к столу, замешкалась, но вылила уже заваренный кофе из одной чашки и заварила другой. Женщина подошла поближе с двумя кружками в руках и передала одну парню. На мгновение их пальцы соприкоснулись и будто вспышка мелькнула у него в глазах. Это было что-то знакомое, но он не мог понять, что именно. Прикосновение? Руки? Почему они кажутся такими... Родными? — Спасибо... Десять минут на кофе всегда сопровождались молчанием, но мысли в голове так и не унимались. С каждым днем вопросов становилось все больше, но ответы и не хотели приходить сами. Он пил свой кофе и поглядывал на женщину напротив. Ее голова была повернута к окну, а поза, в которой она сидит — зажатая. Она будто закрывается, чувствует себя неловко или же ей страшно. Мельтешит руками и перекладывает одну ногу на другую в попытке унять тревогу. Сейчас молодой человек чувствует себя психологом: он наблюдает за поведением пациента, анализирует, пытается понять почему она совершает одно и то же действие — гладит запястье руки, в которой находится чашка. — Скажите... Как меня зовут? Женщина обернулась и склонила голову набок. Ее молчание напрягало, а взгляд, который чувствовался сквозь плотную дымку, заставлял кровь стынуть в жилах. Почему она молчит? Она удивлена? Да, это нестандартный вопрос. Наверное, самый необычный, который можно было бы задать человеку, которого знаешь уже на протяжении нескольких лет. — Вас зовут... Он не услышал. Она точно что-то сказала, но прозвучал лишь белый шум. Голова почему-то закружилась, а в глазах замелькали темные пятна. Тело отяжелело, рука больше не могла держать злосчастную чашку, а сверху будто наседала огромная тень. Она заставляла погрузиться в сон и забыться здесь и сейчас. Звук разбитого стекла, оцепенение, резкое движение напротив. Он кажется, упал, но чувствовал себя отлично. Тепло окутало его со всех сторон, и он почувствовал, как что-то толкает его вперед. Его кто-то зовет, но он не обращает внимания. Просто плывет по коридору из звезд и придается мечтаниям. Сейчас его обволакивает само спокойствие, и он правда... Счастлив. — ...я рад. Он снова стоит перед ним... Нет. Они сидят на траве, в поле, где вокруг полным-полно васильков, а предзакатное солнце освещает витающую в воздухе пыльцу. От чего-то дышать здесь гораздо приятнее, чем в жизни. Он растворяется в этих грезах и отдается моменту. Сидит перед ним и видит его волосы, которые так приятно поблескивают при свете. С одного взгляда понятно, что они очень мягкие и на ощупь, как шелк. Сквозь белую пелену ощущается его добрый взгляд и теплая улыбка. — ...больше не забывай себя, прошу. — Н-но... Как меня зовут? Я не знаю. Не вижу даже лица. Ни твоего, ни своего, никого не вижу и не различаю, я... — Тише. Этот Человек подсел ближе расставил руки в стороны. Его тонкие пальцы будто вобрали в себя синюю пыльцу и засияли приятным светом. Он протянул руку и взял чужую ладонь в свою. Он что-то рисовал на ладони, которая теперь не была шершавой. Синие метки появлялись после каждого прикосновения и выстраивались в слово. Ладонь приятно щипало, но от этого почему-то проступили слезы. Картинка перед глазами постепенно расплывалась от влажности, а тихие всхлипы сопровождались неосознанной дрожью в теле. — Тебе холодно? — Мне... Мне очень тепло. Он продолжал выводить буквы на ладони, а глаза уже ничего не видели перед собой. Слезы беспощадно скатывались по щекам, но он поспешил их убрать чистой рукой. Одним взмахом изящных пальцев он вытер мокрые глаза, и они уставились на него не с удивлением, а с любовью. Самой чистой, искренней, верной и поющей любовью. — Не плачь. Взгляд скользнул ниже и упал на ладонь, на которой синим цветом было выведено имя. — Сяо! Просыпайся, прошу тебя! Веки распахнулись с такой силой, что голова трещала от резкой боли. Парень тяжело дышал и видел перед собой такую же дымку, что и совсем недавно. Психолог склонилась над ним и кажется была встревожена происходящим. Ее голос был взволнован, а руки дрожали в попытке разбудить молодого человека. — Как... Что вы сказали? — Что я сказала? Боже! Я так рада, что ты очнулся... Женщина погрузила его в свои теплые объятия, и они были настолько родными, что сердце начало биться чаще. Он почувствовал эту жизнь внутри себя, когда ты ощущаешь, как теплая кровь бежит по венам и приливает к ногам и рукам. Когда действительно хочется дышать и вдыхать этот воздух не потому, что надо, а потому что хочется жить. — Как вы меня назвали? Его голос дрожал, а из глаз все еще катились обжигающие слезы. Женщина обнимала его, даря покой и умиротворение и это было несравнимо с кофе, таблетками или музыкой. Это было приятнее, теплее, ближе, чем что-либо. — Сяо! — она отпрянула от него на короткий миг, — Мой Сяо! Парень побелел от шока, потому что сейчас он видел перед собой лицо своей сестры. Она плакала и улыбалась сквозь слезы, и даже это радовало. Он видит ее. Он видит ее лицо. Каждую морщинку, ресничку, розовые щеки и яркий блеск ее глаз. Она сейчас перед ним и называет его по имени. Не скрывает своего лица за плотной дымкой и не перестает улыбаться. Руки сами легли на ее спину и прижали к себе. Две родственные души сейчас узнавали друг друга как никогда раньше и вот что действительно было ему дорого. Сяо всегда хотел видеть ее, слышать детский голос, интересоваться ее жизнью, но он просто вычеркнул всех из своей памяти. И чего только стоило это все вернуть? Сколько лет длилось его забвение? — Мне... Мне нужно срочно выйти на улицу. Он до сих пор всхлипывал и его речь была неразборчива, но сестра поспешила взять все в свои руки и помочь ему. Он лучше знал, что ему сейчас нужно, а потому она даже не стала перечить и говорить что-то в своем стиле: “Отдохни! Тебе никуда нельзя!”. Она помогла ему подняться и вывела его на свежий воздух. Опухшими от слез глазами он смотрел на прохожих и у них тоже были лица. Все они... Такие разные. Это не просто люди-лампочки, а люди с душой. Со своей историей, прошлым и настоящим, проблемами и маленькими радостями. Все они проходят мимо, пересекаются взглядами, а могут и улыбнуться друг другу. Добрые, открытые, живые. — Я... Я должен уснуть! Сейчас! Ноги подкашивались от резкий движений, но сестра придерживала его ослабшее тело. Рот раскрылся от удивления, а глаза бегали по абсолютно разным личностям. Если он видит их всех, увидит ли Этого Человека? Ему хотелось сделать что угодно, лишь бы прямо сейчас погрузиться в сон и увидеть его. А голос? Он услышит его голос? Он правда найдет ответы на все свои вопросы? — Сяо, ты не сможешь уснуть, ты слишком взволнован. Голос сестры все также был обеспокоенным, она переживает и несет за него ответственность. Она чувствовала, как его неокрепшая душа мечется из стороны в сторону и пытается найти хоть какие-то ответы, разобраться в происходящем, помочь самой себе. Несмотря на это нельзя было позволить ему делать необдуманные действия. — Пойдем, братик, тебе нужно поесть и отдохнуть. — Сестра, нет... Его тело словно каменное — тащится обратно в здание и поднимается по лестнице на ватных ногах. Он чувствует, как опухло его лицо от слез, но не перестает плакать. Он готов броситься под машину, спрыгнуть с крыши, лишь бы погрузиться в грезы и узнать ответы на свои вопросы. Или хотя бы один из них. Хотя бы имя.***
Song:
Breathtaker (Piano Solo) — SYML
Плед согревал своей пушистой поверхностью не только тело, но и сердце. В компании сестры и в этом теплом помещении было так тепло и уютно, что совершенно не хотелось отсюда уходить. Взгляд Сяо устремлялся к настенным часам, а сам он отсчитывал у себя в голове время до ночи. Девушка поставила на стол контейнер с разогретой едой и села напротив. От чего-то ее поза была знакома. Будто бы он всегда видел ее только такой и никакой другой прежде. — А где психолог? Она придет? Глаза девушки невольно расширились, но она тут же поспешила отвести разочарованный взгляд. Она, кажется, сглотнула тяжелый ком в горле и запаниковала от чего-то. Ее губы разомкнулись в попытке что-то сказать, но она будто сдерживала себя. Боялась чего-то. — Сяо... Она не придет сегодня. — Почему? — У нее появились срочные дела. Парень взял в руки контейнер и принялся ковыряться в нем вилкой. Он даже немного расстроился из-за того, что его психолог не придет сегодня. Он хотел поделиться с ней своим успехом, рассказать о том, как к этому пришел. Рассказать об Этом Человеке, ведь ей всегда было интересно о нем слушать. Разделить с ней время за чашечкой ее любимого кофе и может даже обсудить что-то помимо его проблем. Так много захотелось сделать в один миг. — Сяо, почему ты спрашивал у меня как тебя зовут? Еда застряла в горле. А ведь он никогда не рассказывал сестре о своих проблемах. Он делился ими только с психологом, но даже от нее утаивал некоторые моменты. Как же ему теперь рассказать об этом родному человеку? Его примут за душевно больного? Хотя возможно он такой и есть. — Я забыл. — Забыл, как тебя зовут? — Да. И не только это. Послышался тяжелый вздох с противоположной стороны. Девушка сложила руки перед собой и сплела пальцы, после чего пригнулась и приставила руки к лицу. Она пристально смотрела на брата, от чего становилось не по себе. — Я всегда называла тебя по имени, но ты этого не слышал, так? — Да... — Что еще ты забыл? Взгляд снова скользнул к часам. До сна оставалось приличное количество времени, а потому обсудить можно было многое. Но почему же было так страшно говорить об этом сейчас? Он продолжал ковыряться вилкой в еде и изучать содержимое контейнера, а слова не спешили срываться с языка. Он обдумывал каждую свою реплику и каждое действие, которое может понести за собой необратимые последствия. — Я перестал видеть лица. Твое, психолога, людей на улице и... Даже свое. Забыл имя. Воспоминания из детства тоже забылись сами по себе.***
Сяо был дома уже к вечеру, а сестра осталась там же и сказала, что у нее еще есть нерешенные дела. Отпускать его одного, возможно, было опрометчиво, но он уже давно не маленький и сможет додуматься не делать лишних движений. Во второй половине дня он заметил, что уже долго не слушает музыку или белый шум, не выпил вторую чашку кофе за день и не пил успокоительные. После таких потрясений было как-то все равно на прошлые привычки. Даже шум на улице от людей успокаивал. По дороге домой он вглядывался в лица прохожих словно пытаясь запомнить каждого из них. Отложить новое воспоминание в памяти и запомнить тот миг, когда все изменилось. Время текло медленнее, чем обычно. То ли это было от ожидания и предвкушения, то ли от того, что теперь все стало иначе. Он не пытался найти каких-то привычных занятий для успокоения нервов, а от того и тиканье часов было не таким частым. Сяо лег на кровать в попытке погрузиться в сон, но он постоянно ворочился на мягкой постели и думал о том, что бы он хотел спросить у него. Вопросов было так много, что от их количества болела голова, а если бы можно было их разложить на столе, то он бы раскололся в ту же секунду от такой тяжести. — Привет... Он не заметил, как уснул, а понял это только тогда, когда тело обдал легкий ветерок. Он мягко взъерошивал волосы, а затем успокаивался, повторяя одно и то же из раза в раз. Стебли васильков колыхались от порывов и приятно отдавались шорохом в ушах, пока ветер срывал с лепестков синюю пыльцу. — ...Сяо. Перед ним была та же дымка что и до этого. Он так сильно надеялся увидеть заместо нее чье-то лицо... Вот именно. Чье оно? Чье это лицо должно быть? Он не знал, кого хочет увидеть, а потому и не видел ничего вовсе. Тем не менее эта пелена больше не была такой плотной, и сквозь нее можно было разглядеть очертания самого обычного лица: контур губ, глаз, носа. — Ты все еще не вспомнил себя. — Что? Слова сорвались с губ быстрее, чем он успел подумать о вопросе. Не вспомнил себя? Но ведь он уже знал свое имя, увидел лицо сестры и лица окружающих. Он вспомнил все... Этот Человек повернул голову куда-то в сторону и потянулся за каким-то предметом. Это было зеркало размером примерно с голову с золотистым обрамлением. Он держал зеркало в руках, смотрел на него сверху вниз и, кажется, улыбался. Это ощущалось сквозь пелену, закрывающую его лицо. — Смотри. Он повернул зеркало к Сяо и заставил его посмотреть на себя. Точно такая же белая дымка закрывала его лицо. Она плотным пластом перекрывала любые намеки на существование его лица. Рука потянулась к нему и нащупала губы, затем нос, правый глаз. Теперь он мог чувствовать его, но он не видел. — Его... Его нет. — Лица? Оно есть, просто ты его не видишь. — А ты? Ты видишь его? — Вижу. А знаешь почему? — он помедлил, — Потому что не хотел забывать. Сяо сглотнул. Ему еще никогда так не хотелось посмотреть на себя. Увидеть свои глаза, форму губ, вспомнить есть ли у него веснушки или родинки. Он отчаянно блуждал по коридорам своей памяти и заглядывал в каждый отрывок своей жизни в надежде на то, что он вспомнит хоть что-то. — Давай я нарисую.Song:
Euphor — Novo Amor, Lowswimme
Он протянул руку в зацветшим бутонам и собрал с них пыльцу, из-за чего его пальцы снова окрасились в синий. Он осторожно коснулся нежной кожи Сяо и начал рисовать. Выводил очертания губ, ровного и маленького носа, глаз, и после каждого “штриха” парень задавался вопросом: “Это я?”. Одно плавное прикосновение сменялось другим и от этого появилось знакомое чувство. Будто Этот Человек уже касался его лица. Будто он когда-то также гладил его по щеке, проводил пальцем по губам и смахивал нежданные слезы. Все это было во снах, но как часто он снился ему? Насколько давно это началось? — Вот. Сяо все еще держал перед собой зеркало и тем самым закрывал себе обзор на сидящего напротив. Он видел в отражении дымку, на которой было нарисовано его лицо, но он до сих пор в это не верил. Не мог вспомнить, действительно ли это он? — А какого цвета мои глаза? — Для начала закрой их. Парень от чего-то боялся этого, но ослушаться не посмел. Тяжелые веки прикрылись, но сквозь них он все равно видел яркий свет и жмурился. Этот Человек хихикнул, но после печально вздохнул. Сяо чувствовал каждое его действие с закрытыми глазами. — Твои глаза... Самые красивые, которые я когда-либо видел. В них плавится золото, а под его покровом покоятся залежи янтаря. Их блеск напоминает предзакатное солнце, а в отражении виднеется васильковое поле. Твои глаза живые и они хотят жить и видеть. Сяо открыл глаза и увидел то, о чем говорил ему голос. Те самые залежи янтаря под покровом плавящегося золота, а блестели они, словно солнце. Увидел не синий контур на месте, где должны быть нос и губы, а именно их. То, что он забыл, но так хотел вспомнить. Он попытался опустить руку с зеркалом, но его остановила чужая рука. Его будто заставляли смотреть на самого себя и запоминать каждый изгиб плавно переходящий в другой. — А какие у меня... Глаза? Не знаю. Наверняка они были красивее тех, что Сяо видел сейчас в отражении. Сияющие, горящие и не менее живые. Какого они цвета? Ему хотелось, чтобы они были такие же, как и у него самого. Только более теплые. Наверное, медовые. Таящие в себе всю светлость этого мира и любовь. Больше никто не держал его руку. Он опустил зеркало и увидел перед собой... Его. Лицо человека, которого старался забыть больше остальных. Глаза действительно были медовыми, а уголки его губ растянулись в улыбке. Она так красива, что хочется смотреть на нее вечно. — Ты... — Ты вспомнил меня... Я рад. Очень. — Но как... Тебя зовут? Он снова улыбнулся. Его золотистые волосы колыхнулись под порывом ветра и некоторые пряди упали на лицо, от чего Сяо поспешил их убрать. Чтобы подольше посмотреть на него. Чтобы тоже запомнить его. — Я скажу, но сначала хочу кое-что сделать.Song:
Ethereal — Txmy
Он прильнул к обездвиженному телу и обнял его. Сяо и правда сидел в оцепенении и не мог ничего сделать, пока его тело грело чужое. Он ощущал это тепло сквозь сон и, кажется, всегда грезил об этом. Он всегда хотел, чтобы Этот Человек обнял его. — Прости. Это было последнее что он услышал прежде, чем проснуться в холодном поту и с ощущением тревоги в сердце. Он пару раз мотнул головой по сторонам чтобы понять, где сейчас находится. Это все еще его комната, в ней темно и тихо, но тишину разбавляют стрелки на часах. — Сяо? Сестра, кажется, услышала шум за приоткрытой дверцей его комнаты и прибежала на помощь. Возможно, он вскрикнул после пробуждения, но это было объяснимо. — Он... Он не сказал! Он не назвал его! Сяо вскочил с кровати и подбежал к сестре схватив ее за плечи. Его дыхание сбивалось, а на глаза наворачивались слезы. Они тяжелыми каплями скатывались по щекам, а выражение лица не могло передать всю панику, что сейчас так тяготила его. Парень накинул на себя первые попавшиеся под руку вещи и выбежал на улицу, пока за спиной ему что-то кричала сестра. Он не слышал, потому что ноги сами вели его куда-то. Он бежал так, будто знал, что ждет его впереди, но это было несравнимо с тем, что ему придется пережить дальше. Проезжающие мимо машины, такие громкие люди, которые сейчас его совершенно не интересовали, дождь и теплый свет фонарей, отражающийся в лужах. Все это кадрами проносилось мимо его глаз, а сам он уже не мог дышать от такой нагрузки. Один поворот сменялся другим, да так, что он уже потерял счет времени. Сколько он уже так бежит? Куда? Эти несчастные ноги привели его туда, где мрак витал в воздухе даже днем. Он продавливал грязь истерзанными босыми ногами и что-то искал. Дикий взгляд бросался из стороны в сторону, пока не уцепился за эти глаза. Медовые. Те, которые наверняка красивее глаз Сяо. И даже сейчас, когда на фотографии они черно-белые, он видел их такими прекрасными, что не хватило бы слов для описания их красоты. Он припал коленями к мокрой земле и со слезами, душераздирающими криками и болью где-то глубоко в сердце начал рыскать взглядом по каменной плите. Все было таким мутным, но после прочтения его крик стал еще отчаяннее. Он звал его так, будто тот вот-вот придет из его сна сюда. Сядет рядом, напишет на его ладони имя, обнимет. Прости? За что простить? За то, что заставил вспомнить его? — Сяо! Сестра не успела предостеречь его от этого, а потому уже готовилась вытаскивать брата из нового подвешенного состояния. Она подбежала к нему и вцепилась в его спину пытаясь оттащить от надгробия, за которое он так отчаянно хватался. Ногтями оставлял царапины на надписях желая все вернуть. Вернуть его обратно.***
Дождь успокоился, но земля все еще была мокрой. Парень сидел на коленях перед каменной плитой и пустым взглядом смотрел на одну и ту же строчку. Проигрывал звучание его имени в разных интонациях, настроениях, эмоциях, будто готов был звать его каждую секунду своей жизни. — Ты не виноват. Странно. Это должно было успокаивать, но слышалось как упрек. Сестра хотела лишь подбодрить и не дать волю новым слезам, но выходило очень плохо. Перечитывая одно и то же имя много раз, он бы не смог сделать так, чтобы тот оказался рядом. Не смог бы снова его коснуться, обнять, улыбнуться ему. Или хотя бы просто защитить. — Я... Это ведь я убил его, а ты говоришь, что я не виноват?! — Сяо, нет! Это не ты убил его! Ты знаешь, кто это сделал, но продолжаешь верить в свою причастность! Сестра, наверное, со злости схватила его за воротник толстовки и принялась трясти, чтобы привести в чувства. От этого хотелось отмахиваться, кричать, вырываться, но не соглашаться с ее словами. — Я был... Там! Я был рядом, но не смог ничего сделать! Если бы ты знала, как искренне я клялся ему в том, что смогу защитить его от любой опасности. Что бы то ни было! Сяо кричал на нее, но не хотел делать этого где-то в глубине души. Его будто вынудили. Ему показали правду, от которой он бежал долгие годы и так и не смог ее принять. Все рушилось в миг, даже не успев построиться заново. Казалось бы, он смог увидеть лицо сестры, которая сейчас... Плачет? Почему она плачет? Он хотел видеть, как она улыбается, смеется, радуется тому, что ее брат все-таки живой и помнит свое имя, но сейчас она рыдает, держа его за плечи. Сяо будто пробил озноб. Его руки задрожали с новой силой, а глаза расширились в попытке увидеть то, чего не было. Он перестал кричать, хоть и было уже поздно. Сестренка упала на колени и разрыдалась еще громче, пока ее брат стоял в оцепенении и разрывался между тоской по любимому человеку и помощью единственной родственной душе. Выбирая меж тем и другим, можно усомниться в верности своего выбора, но мы всегда сделаем правильный шаг в правильную сторону. Незаштопанная рваная рана затянется со временем, но расстраивать тех, кто еще жив, будет верхом эгоизма. Объятия для нее были лучшим спасением сейчас, а потому Сяо перестал думать о себе. Ему больше не хотелось терять близких людей. Все, что он мог сделать, это придать сил им обоим таким простым жестом и успокоить истерзанные души. — Итэр не хотел бы видеть... Тебя таким, — превозмогая всхлипы произнесла она. — Знаю... Я знаю. Он снова обернулся к надгробию и все же запомнил его лицо. Не покрытое белой пеленой, не перечеркнутое черным крестом в нежелании его больше вспоминать, а светлое — такое же светлое, как и воспоминания о нем.