Музыка пламенного сердца

      Линдси крепко сжала ручку футляра. Альт внутри тихо дрогнул. Она стояла за кулисами и ждала своей очереди. Она чуть-чуть выглянула из-за занавеса. Девочка-скрипачка перед ней уже играла коду. Приёмная комиссия оценивающе смотрела на неё, делая пометки.       У Линдси потели ладони и сердце начинало стучать сильнее от волнения. Наконец скрипачка ушла со сцены в её сторону.       — Ни пуха, ни пера, — сказала она.       — К чёрту! — ответила Стирлинг и стремительно вышла на сцену, когда комиссия громко назвала её фамилию.       Она поставила ноты на пюпитр, передала копию концертмейстеру на фортепиано и достала инструмент.       — Эннио Морриконе, «Золотой экстаз», — задыхаясь от волнения объявила Линдси.       Она закрыла глаза, и сделала глубокие вдох и выдох. Обменявшись взглядами с концертмейстером, девушка занесла смычок над струнами и кивнула. Из-под пальцев концертмейстера полился разложенный аккомпанемент. Она повела мелодию, превращая струны альта в нити, сотканные из золотого света. Она вела мелодию сквозь тончайшие переходы и оттенки, создавая иллюзию того, что звук струится и переливается, как золото, играя всеми своими гранями. На мгновение Линдси даже забыла, что находится на сцене.       Но тут её остановил председатель комиссии.       — Достаточно. Нам хватило. Мисс Стирлинг? — спросил он, ставя ударение на вторую «и».       — Стирлинг, — поправила она первую.       — А вам не кажется, что это произведение совсем не того уровня, чтобы играть его на вступительном экзамене?       — Но в информации на поступление было написано, что можно сыграть любое…       — Нам нужно произведение уровня Вивальди или Корелли, — перебил председатель. — А что вы нам подсунули? Саундтрек из вшивого вестерна? Вы что, смеётесь над нами?       Его слова словно ударили Линдси по голове лопатой. Она встала как вкопанная посреди сцены, опустив руки. Смычок и альт беспомощно болтались. Председатель продолжал и продолжал говорить о том, что ей здесь не место, техники у неё никакой, да и музыкальный вкус у неё дерьмо. Он говорил это так горячо, что из его рта полилась чёрная жижа. Другие члены комиссии на его слова только громко хохотали, насмехаясь над абитуриенткой. Чёрная вязка слизь полилась из их ртов, глаз и ушей, стекла на пол и мерзко забулькала. Абитуриентка в страхе попятилась назад.       За края сцены из смольной пахучей дряне полезли несколько десятков рук. Они цеплялись друг за друга и устремились к Линдси. Они уцепились за её голени, пачкая белоснежные гольфы, и повалили на пол. В панике девушка пыталась сбить их, но ноги только сильнее вязли в этой дряни. Она пыталась кричать, звать на помощь, задыхаясь от страха. Над ней появилось жуткое существо, отдалённо напоминавшее человека, которое смотрело на неё жёлтыми глазами…       — Стрелка, э! Просыпайся! — раздался над её ухом мужской шёпот.       Линдси вздрогнула и открыла глаза. Это был просто кошмар. Она поняла, что находится в лекционном зале на заднем ряду рядом с друзьями-сокурсниками. Разбудил её как раз Андрей Князев. Преподаватель продолжал монотонно читать лекцию, студенты занимались чем попало, хотя должны были конспектировать.       — Ты чё, реально уснула? — выглянул из-за Андрея Миша Горшенёв.       — Ага, вон, смари, всю тетрадь обслюнявила, — сказал тот.       Линдси неловко улыбнулась, увидев мокрые разводы на раскрытом развороте белых разлинованных страниц. Она протёрла глаза.       — Попробуй тут не усни, — сказала девушка хриплым голосом. — Ещё и приснилась херь какая-то. Хоть бы что-то нормальное…       — А чё приснилось хоть? Может мы с Князем про это песню сочиним, — задорно сказал Миша.       Очень удачно в этот момент прозвенел звонок. Студенты повскакивали с мест, сгребли канцелярию и устремились к выходу из аудитории. Линдси в толпе пыталась рассказать Мише о своём жутковатом сне, но из-за шума толпы тот ничего не мог разобрать. Уже потом, когда они шли по коридору, она обо всё рассказала приятелям.       — Ни чё се, — сказал Миша и попытался присвистнуть.       — Эт всё от стресса. В такой атмосфере и не такое приснится, — успокоил её Андрей. Он окинул взглядом коридор, по которому они шли.       Старое дореволюционное здание с высокими потолками и закруглёнными углами. У него была своя долгая история, которую оно впитала каждым сантиметром пола и каждой порой в стене. Когда Линдси пришла сюда в первый раз, она ощутила на себе тяжёлую атмосферу, накопленную с веками. И ноги бы её здесь не было, если б она не завалила вступительные экзамены в консерваторию получше.       — Я слышала, тут привидения в туалете водятся, — заметила шедшая рядом Маша.       — В каком именно?       — А какая разница? Главное, чтоб не в женском.       — Не универ, а тёмный замок какой-то! — обрадовался Миша. — Пойдём ночью пиковую даму вызывать?       — Пойдём сначала на семинар. Вечером на репетиции увидимся, девчонки! — Андрей махнул им рукой на прощанье и пошёл дальше по коридору с Мишей и остальными.       — Покеда.       Линдси с Машей повернули налево. Девочки учились в одной группе. Они пошли вместе на следующую пару. Бешкурова мрачно смотрела себе под ноги. Чувство тревоги не покидало её после того сна. Ей снились кошмары до, но она не переживала из-за них так долго и так сильно. Всё было слишком реалистично.       — Маш, — позвала Линдси подругу. Так вопросительно посмотрела на неё. — У тебя не было чувства, что здание тянет из тебя силы?       Та только пожала плечами.       — Я как-то не обращала внимания. Не до этого было.       Линдси вздохнула, придерживая лямки рюкзака. Хотелось ей верить, что это всё из-за стресса от смены обстановки. Она вспомнила, как плакала на праздничной линейке первого сентября. Линдси после ходила в свою старую школу, из которой так мечтала сбежать, а тогда ей стала так грустно, будто часть неё умерла. Сейчас ей было легче, но атмосфера расслабиться не давала.       Пары благополучно закончились. Линдси отправилась на место репетиции. Маша обещала прийти позже. Она отправилась в буфет, чтоб купить всем пирожков. Для репетиций ребята смогли выбить себе целый подвал второго корпуса. Ребята не сильно возражали. Миша сказал, что так аутентично.       — А вы представьте, что мы в древних катакомбах, — сказал он тогда.       — Главное, чтоб акустика хорошая была, а то мы все оглохнем, — усмехнулась Маша.       Линдси после нескольких пар устала физически, но не морально. Всё же учёба помогла отвлечься от тревоги. Когда она достала наушники и включила музыку. И вот она уже бодро бежала по коридору, спускалась по закрученным лестницам под четвёртую часть Симфонии №103 Гайдна, за которым следовала песня The Beatles. С тех пор в её плеере спокойно соседствовала симфоническая музыка и яркие гитарные рифы.       Чем ближе она подходила к аудитории, тем сильнее тряслись у неё колени от нетерпения. Линдси раньше слышала рок-музыку только на уроках в школе по учебной программе. Стоило прозвучать первым аккордам и ударить барабанам, она поняла, что никогда больше не сможет выбросить эти зажигательные мелодии из головы и драйв из сердца. Правда мать, когда узнала тогда, закатила жуткий скандал, а учительница только и вяло оправдывалась, мямля что-то про разностороннее развитие.       Но с тех пор Линдси стала тайком слушать запретную музыку. Прятать диски от родителей было ещё тем приключением. И тем ценнее становились для неё эти мелодии.       Она уже шла по подвальному коридору. Её шаги глухо отражались эхом от стен. Тускло светили старые лампы. В некоторых местах затхло пахло плесенью. Вместе с непонятным запахом в воздухе витали гитарные аккорды, которые становились всё громче. Постепенно обрывки звуков начинали складываться в мелодию.       Линдси вошла в кабинет. Князь и Горшок уже были там. Миша перебирал струны на гитаре.       — Вам нормально? А то мне воняет плесенью, — сказала с ходу она.       — Тут не так и сильно воняет, — пожал плечами Андрей. Он сделал несколько штрихов в тетради, заканчивая эскиз.       — Эх, надо было зубами вырывать новый кабинет и не жалеть потом, — пожалела Линдси и закинула рюкзак на стул.       — Да не боись, прорвёмся, — сказал Миша. — Тут звук хороший зато. Слышно все косяки. Начнём наше восхождение. — Он брякнул по струнам. — Главное, что ты зубами место в группе вырывала.       Линдси достала альт и стала разыгрываться. Миша продолжал подбирать мелодию. Андрей делал наброски стихов. Глядя на их заинтересованные лица, она опустила руки и грустно сказала:       — Завидую я вам ребята. Вот вы настоящие музыканты. Вы и своё придумать можете и чувствуете её. А я так — проигрыватель ходячий.       — Если бы у тебя этого ничего не было, мы б тебя не оставили. — Но тут Князь слегка слукавил. Им просто хотелось быть первой рок-группой с девушкой в составе.       Линдси улыбнулась, вспоминая, как она попала в группу. Тогда она пришла с Машей в составе струнного квартета. Когда парни отпустили всех, она медленно пошла к выходу с остальными. Но в итоге она резко развернулась и сказала: «Ребят, возьмите и меня тоже! Я может не очень играю, но я просто хочу в группе играть! Пусть Маша первый голос играет, а я второй.» Парни оказались под впечатлением. Тогда у неё всё дрожало внутри.       В коридоре раздался шум, будто что-то упало. Все трое оторвались от своих дел.       — Чё это было?       — Хрен его знает… Может, енот?       — Или полтергейст, — предположил Миша и вскочил с места.       Он стремительно оказался в коридоре. Остальные выглянули за ним. Линдси передала ему карманный фонарик. Ребята пошли дальше по коридору. Постепенно обстановка стала меняться. Старая плитка, положенная ещё в советское время, будто превращалось в мозаику. Потрескавшиеся стены будто поплыли, словно их красили невидимые кисти.       — Гляньте, чего тут. Натуральная наскальная живопись. — Миша направил свет фонарика на стену.       Все трое посмотрели на странные нацарапанные каракули: человечки сходящие с ума и рвущие на себе волосы, и странные существа, похожие на чертей. И кажется, нет, не кажется, каракульные черти ожили. Они бесновались над человечками и смеялись над ними, доводя до самоубийства или до несчастного случая. И всё это было вокруг схематично нарисованного фасада их универа.       Ребята обескураженно смотрели на ожившие настенные мультики. Они ничего не понимали. Миша без страха провёл рукой по рисункам. Все персонажи посмотрели на ребят со стены глазками-точками. Их царапанные линии засветились и превратились в изящный узор из нот. Он перекинулся на руку Миши. Тот смотрел с интересом.       — А это не заразно? — с опаской спросил Андрей.       И как раз в этот момент узор перекинулся и ему на руку, а затем и Линдси. Она попыталась сбросить его с руки, но он продолжал кружиться вокруг запястья, образуя световой браслет.       — И чего это такое было? — не поняла она.       — Хуй его знает, но выглядит красиво, — пожал плечами Миша.       На стене появились очертания комнаты с кучей книжных полок и трёхзначный номер.       — Это чё, библиотека?       Но тут раздался голос Маши и все вернулось на круги своя.       — Ребят, ну что вы там бродите? Клад нашли.       Андрей положил Мише руку на плечо, явно давая понять, что лучше никому об этом не рассказывать. Линдси хватило одного взгляда. Между собой они решили, что сходят в библиотеку вместе завтра после пар. А сейчас стоило сосредоточиться на репетиции. Всё-таки они решились на выступление на ежегодном фестивале.       Линдси поднималась по лестнице. С каждой ступенью квартира становилась всё ближе. Она продолжала рассматривать своё запястье, где остался слегка заметный след того узора, напоминавший выцвевшую хну. На её руке шёл орнамент из нот и скрипичного ключа, скрипки.       Даже, когда девушка вошла в квартиру, про себя она не переставала думать, что же всё это значит. Её не отвлёк даже шум разговоров. У родителей были гости. Точнее гость.       — О, Линдси, ты уже пришла, — радостно сказала мама, высокая сухая женщина с пучком на голове, от чего она становилась совсем похожа на каланчу. — А к нам тут зашёл на огонёк Евгений Николаевич. Он как раз опубликовал свою новую научную работу!       Рядом сидел папа, возле него Евгений Николаевич Понасенков — старый друг их семьи. Они пили чай с печеньем, слушали Моцарта и разговаривали о высоком искусстве.       — Садись с нами, — позвал отец дочь.       — Ах, Линдси! Ты так выросла с последней нашей встречи, — заметил Евгений, как-то странно на неё глядя.       — А мы поступили в университет, продолжаем играть на альте, — отметила мать.       — Чудесно! Ничто не делает человека лучше, нежели высокое искусство владения струнным инструментом. В наше время молодёжь совсем не та пошла. Им подавай что-то варварское, — продолжил Понасенков. — Но ваша дочурка большая умница.       — Мы всегда воспитывали её в лучших традициях венской классической школы и других признанных мастеров, — сказал папа, доливая гостю чай в чашку. Он позвал дочь снова: — Садись, Линдси, садись. В ногах правды нет.       — Нет, спасибо. Я лучше в комнате посижу. Устала после учёбы. Рада за вас, мистер Понасенков, — и она быстро побежала к себе, закрывая дверь.       С тех пор, как Евгений стал вхож в их дом, ей постоянно было некомфортно просто находиться рядом с ним. Хотя родители были от него просто в восторге — покупали каждую его книгу и посещали каждый его концерт. Линдси закрыла дверь комнаты на замок и улеглась на кровать, разглядывая запястье. Она всё пыталась осмыслить, что это было.       Двери общежития открылись. Порог переступила четвёрка молодых парней. Все были в кожаных куртках. Парень с причёской-платформой по-хозяйски осматривал холл, подняв стёкла солнечных очков. Позже он помог двум приятелям осторожно затащить вещи в чёрных чехлах. В это время юноша со светлыми кудрями подошёл к вахте.       Ошалевшая от их вида вахтёрша случайно обронила:       — Сынки, вы что, нацисты?       — Нет, что вы, — Мартин одарил её неловкой очаровательной улыбкой. — Мы просто музыканты.       Он расписался в тетрадке, передал ей бумажные пропуска друзей и побежал догонять их.