О снисхождении

Однажды, когда Чхонмён сахён снова ворвался к нему в зал финансов, в его рассказах начала мелькать какая-то «соплячка», которая вечно преследовала его. Как Чхонджин понял из сказанного, она была из семьи Тан, по какой-то причине владела боевыми искусствами — заставляя Чхонджина переживать, не обманывают ли его недалёкого сахёна — низкого роста, из-за чего постоянно прыгала, привлекая внимание. Если честно, то после того, как Чхонмён сказал, что она постоянно говорит о своём желании заняться сексом с ним, Чхонджин решил, что его сахён просто бредит. Но когда это бедствие наконец пришло на Гору Хуа, он впервые стал так сильно сочувствовать своему сахёну. Тан Бо, в будущем Святая Тьмы, слишком активна. А ещё она ужасна откровенна, порой Чхонджину казалось, что она действительно займётся сексом с Чхонмён сахёном, причём в зале финансов, где тот обычно прячется от неё, прямо на глазах Чхонджина. Но это проблема сахёна, а не моя, так думал глупый Чхонджин, который плохо уяснил из рассказов Чхонмёна, что эта женщина дойдёт до каждого со своими абсурдными требованиями. — Ты же саджэ оппы? Давай займёмся сексом. Чхонджин устало поднял глаза на Тан Бо, которая снова ворвалась к нему в зал финансов, взглянул ей за спину, где стояли взволнованные ученики, не сумевшие остановить Святую Тьмы, и вздохнул. По своей собственной логике эта женщина решила, что ей нужна практика перед Чхонмён сахёном. И она искренне уверена, что у них с ним абсолютно одинаковые предпочтения в сексе, ведь как можно не брать пример с её оппы? Он чувствовал, как сходит с ума, потому что начинает понимать логику этой женщины. Казалось бы, куда хуже. Вернувшись к работе, Чхонджин больше выдохнул, чем ответил: — Как видишь, у меня много работы. Поэтому тебе придётся подождать до вечера. — Старейшина?! Когда каждый услышал эти слова, а потом увидел с улыбкой выходящую Тан Бо из зала финансов, работа застопорилась. Нет-нет, они знали, что их старейшина не придерживался воздержания… Но согласиться на предложение Святой Тьмы? Этой страшной женщины, которая терроризировала работу зала финансов на протяжении нескольких месяцев? — Ты слышал? Я закончу сегодня раньше. — Д-да, старейшина… Все хранили молчание и не смели кому-то рассказать о произошедшем сегодня. Но ученики зала финансов всегда выглядели плохо, поэтому никто не заметил их недоумения.

***

Чхонджин подозревал это, но Тан Бо действительно была миниатюрной, как и говорил Чхонмён сахён. Маленькое круглое лицо, узкие плечи, настолько тонкая талия, что Чхонджин мог бы обхватить её двумя ладошками. Неудивительно, что обычно грубый и резкий сахён боялся сломать её, только коснувшись. Пожалуй, это был первый раз, когда Чхонджин сталкивался с «идеалом девушки» семьи Тан. — Неприлично думать о чём-то другом, когда ты с девушкой. — Неприлично предлагать секс на глазах других. Тан Бо хотелось бы сказать, что Чхонджин прирос к залу финансов и не выходил даже на прогулки, но стала бы она себя обманывать? Она в любом случае пришла бы к нему и на глазах других говорила смущающие вещи. Поэтому она просто притянула к себе Чхонджина руками, позволяя сжимать свою грудь. Всё шло, как и обычно. Но Чхонджин чувствовал что-то странное. И когда он снял штаны с Тан Бо, он решил, что над ним издеваются. Он всегда знал, что семья Тан, несмотря на то, что практиковала медицину, позволяла себе придавать девушкам ту форму, которую они считали нужной, используя все методы, которые могли. Но он не подозревал, что они смогут сделать что-то настолько отвратительное, как обрезание. «И она правда хотела, чтобы сахён сделал это с ней?» Он поражался упрямству этой женщины. Тан Бо, заметив, что он остановился, смотря ей между ног, немного прищурилась. Она знала причину, но полностью её игнорировала. В прицнипе, член же может войти? Значит всё в порядке. — И почему старейшина Хуашань остановился? Мне не нужно снисхождение… Но она не успела договорить, как её ущипнули за нос. Чхонджин, который взял себя в руки, спокойно сказал: — О, и кто это тут проявляет снисхождение? Я буду очень жесток. Святой Тьмы надо было узнать заранее, что мне это нравится. Тан Бо лишь ухмыльнулась. Разве может быть что-то более жестокое, чем жизнь женщины в семье Тан? Между прочим, её первым мужем был большой любитель связывания. Когда её перевернули на живот, Тан Бо удобно устроилась на простынях, она действительно не волновалась. Её немного удивило то, что Чхонджин достал баночку — возможно масло для смазки? — но она не предполагала его дальнейших действий, поэтому удивилась. — Старейшина Хуашань, по-твоему, я дура? — По-моему — да. — Допустим, но не думаешь ли ты, что я знаю разницу между сексом и, — она с укором обернулась. — обычным массажем. — Неудивительно, ведь Святая Тьмы из семьи Тан, известных врачей. Тан Бо думала о том, был ли это эротический массаж? Но ничего из движений Чхонджина, которые разминали её плечи, шею и спину, этого не говорили. Это был простой, самый обычный массаж без сусального контекста. Тан Бо чувствовала себя обиженной. Не этого она ждала несколько месяцев. — Ты жесток, — выдохнула Тан Бо, прикрывая глаза и кладя голову на руку. — Прекрасно знаешь, что подобное пренебрежение меня обидит больше, чем секс, пусть и такой. Удивительно, но Чхонджин ничего не ответил, а Тан Бо была слишком разговорчивой, чтобы замолчать. — Думаю, ты предполагаешь, почему первый муж вернул меня обратно в семью Тан. Как бы он ни «старался», я не могла родить детей, — она усмехнулась. — Всё эти дурацкие голодовки… А теперь и обрезание. Я же не смогу понравиться хёну, да? После этих слов Чхонджин остановился и склонился над ухом Тан Бо. — Неприлично думать о чём-то другом, когда ты с мужчиной, — он вернул ей же её слова, но потом добавил, немного подумав. — Сахён не подпускает тех, кто ему не нравится. — Хах, верно… верно… Это была по-настоящему тихая ночь.

***

В зале финансов опять было шумно. — Старейшина Хуашань, сделайте мне массаж. Чхонджин устало поднял глаза на ворвавшуюся Тан Бо. Подозвав к себе уже привыкшего подчинённого, он вновь просил всем передать, что освободится пораньше. У этих двоих были странные отношения… Но какое им дело, когда сроки горят!