Кинки и фетиши

Кто-то правда считает, что стримеры спят ночью? Когда Вова посреди ночи начал обзванивать своих знакомых, никто даже бровью не повел. Он на правах шефа заявлял, что три кренделя через пятнадцать минут должны явиться в дискорд. Стоял вопрос о походе на новый хоррор. Распри были ожесточёнными. Дискорд грозился полететь только от того, что эти четверо в первые же минуты не слали друг друга нахуй, а вполне вежливо поприветствовали друг друга. Вова каждую секунду бубнил «залупа, как и всегда», хотя сам и затеял эту аферу. Илья заебаный после тура грезил о том, чтобы из дома не выходить ближайшие месяца два. Ваня до последнего не собирался отвечать в войсе и уж тем более не верил, что соберутся вместе не на стрим. И когда жожо сказал, что он в тильте, его догадки только подкрепились. Повисло молчание, и все, вроде как смирившись с предсказуемым исходом, собирались ливнуть из комнаты. — Значит так, — Вова затянулся и выпустил дым. Шеф на эти предательские мувы окончательно выходит из себя. Трехуровневый мат лился на них рекой. Потом им крайне точно рассказали, кто они и из чего сделаны. Потом — от кого. А в конце микрофон Вовы, который почти полностью был у него во рту, этой ебейшей истерики не выдержал. После вправления мозгов даже Сережа прибавил желания выйти в люди, только бы не слышать этот трещащий, поломанный звук. Ваня только вздохнул. В общем, кроме как бренно нести свою ношу в цивилизацию, выбора у них не было. И о чем речь, ведь они уже стоят в очереди с билетами на руках, так что для этой встречи не хватало только одного — пива. Все чутка подзаебанные смиренно ждали, пока очередь сдвинется хотя бы на миллиметр. Вова, например, весь день мечтал о холодном пиве из холодильника, но пока что оно ему не улыбалось. Илью мучала духота, и он энергично дергал свою футболку, пытаясь собрать в нее побольше воздуха. Ваня стоял в очереди напротив Пешкова и никак не мог словить интернет. А вот Сережа был крайне молчалив и почему-то сильно нервничал. По правде говоря, из-за Вовиной прихоти страдали все, поэтому, когда терпение закончилось, уже минуты через три они караулили каждый шанс юркнуть в образовавшуюся дыру в очереди, пока какие-то школьники хлопали глазами. В этой беспорядочной ахинее и громкой суетящейся толпе все казалось правильным. Все, кроме притихшего Пешкова. Ваня раздраженно сунул телефон в карман и обернулся. Огляделся и пробежался по Пешкову глазами, оценивая его состояние. Он не свойственно растерянный и зашуганный, осматривает толпу, а потом втыкает в пол с виноватым выражением лица. Губы парня смыкаются в странной усмешке, и тот нервно ведет рукой по волосам. Бессмертных в замешательстве переступает с ноги на ногу. Кудрявый его совсем не замечает, пребывая где-то вне. Подозрительно притихший, он вызывал тревожное чувство, которое нарастало с каждой секундой. То ли у него опять фаза депрессивная, то ли снова дурью мается, то ли просто дурочка включил. Ваня пока не понимал. — Ты заебал, приди в себя, — Бессмертных только вздыхает и, подойдя ближе, тянет его за локоть к себе под бок, чтобы парень ненароком не отстал от их компании, которая наконец продвинулась в очереди. Сережа, притянутый за руку, дергается. Его рука случайно задевает Ванину, что последний оставляет без внимания. А вот у жожо за последние полчаса все чувства обострились. Он сглатывает и отступает на шаг назад, чтобы даже намеренно не коснуться Бессмертных. Когда Пешков осознал, какие у него проблемы, ему ничего не оставалось, кроме как истерично усмехнуться собственным мыслям. Смеяться с этого или плакать для Сережи уже не имело значения, единственное заключение — пиздец, которое идеально описывает его ситуацию. Он глубоко вздохнул и наклонился вперед. Снизу все затвердело. Блять. И, может, это даже не так страшно. Сережа стоял, думая, что, в принципе, не всё так и плохо, и он вполне бы мог пойти в туалет и вздрочнуть, к примеру, на Ванины руки. Это не заняло бы много времени и лишних вопросов. И он бы так и сделал, но ноги совсем не слушались. Наверно, потому что все становилось только хуже. Его уже отпустило. Карусель мыслей прерывает замаячивший на горизонте злой и раздраженный мужчина, который прорывается между людьми к выходу, врезаясь прямо в спину Бессмертных. Парень, растерявшись, разворачивается на носках и руками хватается за Пешкова, чтобы не впечататься в пол. Жожо вообще не двигается. Стоит особняком и даже выдохнуть боится. Мужик, что летел как пуля к выходу, развернулся и, смягчившись в лице, подошел к Ване, едва не выплюнувшему воздух от такого резкого толчка. Он выслушивает извинения и, откашлявшись, сообщает, что всё в порядке, параллельно отлипая от плеч Пешкова. Сережа сглатывает, потому что… все снова затвердело. Ни дать ни взять. Десятый круг ада. И самое ужасное, что он понял, из-за чего это происходит. Пока Вова о чем-то болтал с Ильей, даже не заметив этой небольшой стычки, Сережа, отмерев, поинтересовался, все ли нормально. Ваня потер ладонью грудь и кивнул, двинувшись в сторону парней, что-то возмущенно рассказывая Илье. Сережа слабо бьет себе кулаком по лбу и фыркает. Осматривает Ванину спину и чувствует жжение в плечах, где парень оставил свои отпечатки. И когда он залипает на слабых очертаниях лопаток, его передергивает, потому что этот пиздец начинается вновь. И заканчивается так же быстро. Блядство. Сережа сейчас заскулит от безысходности. Он не понимал, как такая катастрофа могла вскрыться в такой момент. Ваня, обернувшись, кинул вопросительный взгляд, но, кажется, только усугубил положение. Сережа, смотревший все это время ему в спину, шарахнулся на шаг назад и врезался в какого-то парня, тут же пару раз извинившись. В кинотеатрах всегда так безумно людно и душно? Как же это бесит. — Серег, всё ок? — Ваня, решив наконец соскрести это вяжущее ощущение полного непонимания, подходит ближе и заглядывает в растерянное лицо. — Ты какой-то нервный сегодня. Послышалось краткое «Что с ним?» от Ильи и в дополнение шутка от Вовы. Сережа сглатывает и отводит взгляд. — Иван, у меня проблема, — голос задрожал. Сережа уставился в грудь Вани, медленно переводя взгляд на лицо. Глаза в глаза. Он в замешательстве посмотрел по сторонам и пожевал губу. — И… какая же? — Бессмертных чуть нахмурился. Ему не было ясно, что сейчас выкинет Сережа. Он прикидывается, как всегда, выводя на очередной рофл, или говорит абсолютно серьезно? Мнимость в его глазах была слишком читаемой. По лицу видно, что внутри него происходит яростная борьба, и каждый раз, когда он хочет ответить, он мгновенно сжимает губы. Долго не решается, потом выпаливает: — Ну, в общем… — Сережа делает шаг вперед так, чтобы только Бессмертных среди всего этого шума смог услышать его слова. Он немного привстает на носочки и, поразмыслив, кладет одну руку на плечо. Ваня склоняет голову и ощущает теплое Сережино дыхание. — Мне нравится в общественных местах. Пешков говорит тихо-тихо, будто сейчас совершил какой-то грех и раскаивается. Его голос становится еще тише. — Знаешь… когда есть шанс, что спалят. Ваня, проморгавшись, выпрямляется и посмеивается. Потом, заметив максимальную серьезность на лице Сережи, замирает. Открывает рот и, позабыв, кажется, все слова, закрывает. Его пробирает жаром, и он краснеет до самых кончиков ушей, а дрожь уходит в пятки. Сережа уставился щенячьими глазками, полными тревоги, на Бессмертных в ожидании хоть какой-то реакции. Что. Это. Значит? Нет, честно, у него сейчас челюсть по полу покатится. Он нарочито прочищает горло. От растерянности у Вани на лице какая-то неловкая улыбка, и он глупо смотрит на Пешкова, переваривая. — Что же ты… — Ваня пытается что-то сказать, но, не ожидая услышать что-то подобное, потерянно моргает. — Гайс, че встали там? Идем, — Вова с Ильей наконец пополнили свои запасы и двинулись в сторону зала. Набрали, чтобы хватило не на один, а на десять таких фильмов, и теперь возмущались, что им тяжело нести. Ваня все еще заторможен и ноги переставляет на автомате. Мысли уносят его куда-то далеко и глубоко. Нет, он просто не умеет общаться с Пешковым. Он способен ошарашить его парой слов. — Да идем мы, чего ты орешь, — Сережа обходит парня. Пусть он и скрывает накатившую волну смятения, держится уверенно. А вот Ваня совсем выпал. — Идешь? — Сережа оборачивается к парню. Осознает, что перегрузил его мозг. — Да ладно, расслабься, я почти это пережил. Ваня сейчас ему в лицо пропишет. То есть как, пережил? Кто секунду назад выпучил на него свои глазелки и поделился с ним… как это вообще называется? А кто чуть ли не рыдал тут секунд тридцать назад? Кого Ваня тянул на себя, потому что тот вел себя как потерявшийся ребенок? Лица на Ване не было, так же как и ответов на все возникающие вопросы. Но на самом деле, если взглянуть на стоящего напротив Пешкова и посмотреть повнимательней, легко заметить — не пережил. Сережа сам по себе скрытный и замкнутый, хоть и кажется чересчур открытым. Но то, что он произвел такое открытие буквально десять минут назад… Как он вообще до этого додумался? Сережа читает по Ваниному лицу все накатившие вопросы, и он в ответ жмет плечами. Ему нравится секс в общественных местах. Как это понимать? Он бы тоже хотел знать. Случайная мысль привела его к этому? Да, Пешков в ахуе, что еще говорить? Да, у него секса-то не было никогда, но тем не менее он это выяснил, а член, который снизу, исполняет какие-то шамаханские танцы последние полчаса, это только подтвердил. Но только он задумывается об этом, как всё сразу сжимается, а снизу становится до тошного тесно. Который раз за день. Бессмертных уже с ума сходит от биполярки Пешкова. Вчера у него была депрессия, а сейчас он ушел в себя от того, что открыл какую-то там истину и что у него какой-то фетиш на… назовем это «экстрим». Ваня не замечает, как компания проходит в большой зал кинотеатра, ища глазами свои места. — Мы с мазом тут упадем, а вы пиздуйте во-о-н туда, — Владимир лаконичностью не отличался и, усевшись в кресло, объяснил, что все места и без того были заняты, а они, до чего ж молодцы, еще и по два места рядом друг с другом выбили, это же чудо! Ваня строит каменное ебало и прописывает Вове по репе. С поднятым носом следует за Пешковым, который, как ни странно, молча за всем наблюдает. Они поднимаются наверх. Парень смотрит в Сережину спину, а взгляд сам ползет чуть ниже. Черные, снизу свободные и на бедрах обтягивающие джинсы отлично смотрятся и облегают задницу. Закрыв лицо руками, Ваня останавливается, а потом вдыхает поглубже. О чем ему еще думать после Сережиного заявления? Обгоняя Пешкова и занимая одно из свободных мест прямо у лестницы, пропускает жожо, который выгибает бровь, но не особо заморачивается и падает слева. Людей — полный зал, и все как один гундят и шумят пачками от чипсов и газировки. Впереди, на ряд ниже, люди снуют туда-сюда в поисках своего места. — Что это за места вообще? — Ваня, отпуская все свои мысли, больше походящие на недоразумение, возмущенно смотрит на стену слева от Пешкова. Архитектору, проектирующему это здание, он бы сейчас дал с вертухи. Он был в кинотеатрах и не раз, а потому такую хуйню видит впервые. Это была комната, из которой крутили фильм, и там же, собственно, сидел мужичок, отвечающий за показ. Два места. Ровно и четко два места. Ваня привстал и заглянул за эту кабину. Два пустующих места с другой стороны. Кабина с фильмом. Два места где они сейчас сидят. Заебись устроились. — Наверное, места для парочек, — раздосадовано сообщает Пешков, снова погружаясь в свои мысли. Бессмертных смотрит на него и отмечает, что тому до планировки совсем нет дела. Он кладет на свои колени куртку, сдавленно дыша. Лучше б Ваня об этом не думал. Архитектура здания перестает волновать в моменте, и хочется только продолжать наблюдать и узнать, чем закончится его странное поведение. — Твоя… проблема, — неуверенно начинает Ваня. — Не обращай внимания, всё пройдет, — Сережа выдавливает улыбку и отворачивается к стене. Ваня при всем своем огромном желании никак не может не обращать внимания. Поверь, Сереж, он бы очень хотел, но твои слова в его глупой башке крутятся, как юла. Хорошо, надо просто подумать. Ваня закрывает глаза. Анализирует ситуацию. Жожо сказал ему, что ему «нравится в общественных местах». Он точно имел в виду секс? Это ведь не обязательно значит то, что значит. Сережа любит искажать свои мысли, любит недоговаривать, любит прикалываться, в конце концов. Это его стезя. И все-таки, повернув голову в его сторону, Ваня отмечает, что парень такой блестящей актерской игрой навряд ли обладает. Сережа прикрывает веки, загнанно дышит так, что можно заметить, как вздымается его грудь, и, вцепившись в подлокотники кресла руками, сжимает их до побелевших костяшек. И ради чего? Чтобы поприкалываться над Ваней? Бред. И все же эту мысль исключать нельзя. Это же Пешков. Мистер неожиданность и «Я добьюсь своего любым способом, даже если придется притворяться выебанным». «Знаешь, когда есть шанс, что спалят». У Вани запершило в горле. Повозившись на стуле, он осознал, что все это время не спускал глаз с Сережи и в открытую пялился на играющие на его лице мышцы. Он представил на долю секунды, как весь красный и вспотевший от смущения Пешков засовывает ладонь в свои ебучие черные джинсы. Сука… только и думает Бессмертных, закрывая лицо ладонями и краснея, в них ощущая жар своих щек. О чем вообще можно думать в такой момент? Зачем думать об этом в такой момент? В очередной раз Ваня тяжело вздыхает. Эта картина выглядит… привлекательно? Ваня не отрицает. Он только думает, как всё так обернулось? Почему он сказал именно ему? Илья и Вова не поняли бы или… нет никаких «или». Есть только факты. Ему вдруг стало интересно, о чем думает Жожо, такой уставший от своего открытия и страдающий от своих же мыслей почти так же, как Ваня. Что он представляет, чтобы справиться с… проблемой. Хотелось ему помочь, но Ваня не понимал, как и чем. Можно считать, только половиной беды выявление проблемы. Дальше — больше. Кудрявый начинает тихо стонать и ерзать. И это только пока крутят рекламу. Нет, два часа этой хуйни он просто не вытерпит. — Я не знаю, как помочь тебе с твоей проблемой, но, пожалуйста, хватит ерзать, — Ваня терпел до последнего, но нервы сдали быстрее. Еще эти картинки развращенного Пешкова бесцельно вспыхивают в голове. Сережа с жалостным видом смотрит на него, перекатив голову на спинке кресла с затылка на бок. — Бля, ну извини, что я ничего не могу с этим сделать, — Сережа страдальчески вздыхает и взглядом указывает куда-то вниз совсем без смущения. — Пойди навстречу и протяни руку помощи. Ну или… не знаю… — тот истерично гоготнул и провел рукой по подбородку. Взгляд Бессмертных совершенно точно не хотел застопориться на ширинке Пешкова и увидеть то, что вполне ожидаемо было увидеть после его слов. Но Ваня к такому был не готов. Ни физически, ни уж тем более морально. Сомнения о том, что Пешков рофлит, вконец развеялись. У него, блять, огромный стояк, который он пытается спрятать своей ветровкой, и которая делает только хуже. Он сглатывает, потому что именно в этот момент в зале гаснет свет и включают фильм, а он, как параноик, впивается головой в кресло, моля, чтоб его на эти два часа парализовало. Ваня резко выдыхает. Его голова явно не на его стороне, потому что этот ебучий стояк теперь кружит перед глазами. Голова неосознанно пытается ухватиться за этот ракурс и в любой момент повернуться в сторону и, протянув руку, убедиться, не бутылка ли там под курткой. Память решает ультануть и подкинуть Ване задницу в обтягивающих джинсах, которую он недавно рассматривал. Анализ завершен. Вердикт — пиздец. И если б только Пешков не ерзал так неугомонно, Ваня бы всё понял и смог бы перетерпеть. Он бы постарался не думать об этом. Но нет же, блять, жожо уже истер всю обивку у кресла, и Ваня не знает, намеренно или нет, но задевая его колено. Он убеждает себя, что кудрявый делал это не специально, но когда это происходило уже восьмой или девятый раз, хотелось ебануть по его коленке так, чтобы она вылетела. — Вань, у меня проблема, — Сережа от безысходности, сложив стопочкой руки на коленях, кладет на них голову. Его странно потряхивает. — Да, общественные места, мы уже выяснили. Бессмертных нервничает и трет друг о друга ладони, потому что даже скример в самом начале фильма не пугает. Его вообще ничего не пугает, кроме огромного стояка слева. — У меня в темноте, походу, чувства обостряются, — заключает он. Сережа фыркает это себе в колени. — Мне так похуй на фильм сейчас, честно. Его голос дрожит, и из-за громко играющей заставки хоррора Ване приходится придвинуться ближе, чтобы расслышать его слова. Он слышит, как Пешков громко дышит и жмурится. По парню и так было видно, что все его мысли были направлены на что угодно, только не на фильм, и, самое странное, Ваня это понимал, и, скорее всего, только поэтому хищно облизнулся. — Если б я ебал, как тебе помочь, я бы помог, — шепчет Ваня ему в шею, задевая носом мягкую кожу, и Сережа, покрываясь мурашками, еще сильнее сжимаясь, сглатывает. — Спасибо, утешил, — Сережа головой мотает и чувствует, как краснеет, убиваясь своей порочной фантазией. Он принимает вертикальное положение и делает глубокий вдох в надежде, что это поможет. Самое странное — Сережу больше не отпускает. Его косоебит, трясет и бросает в жар, но не отпускает. Уже минут пятнадцать он пытается выровнять дыхание, но не получается от слова совсем. Под ложечкой засосало, и парень снова начал ерзать, чтобы занять положение, которое хоть немного ослабит его страдания. Если такое положение вообще есть. — Что сделать, чтобы это прекратилось? Бессмертных уже откровенно раздраженно поворачивается к нему и приближается, чтобы перекричать громкий голос из фильма. Он попробует ему помочь в меру своих возможностей. А еще он просто уверен, что знает ответ на свой вопрос, но все равно задает его с надеждой, что Сережа подкинет другую идею. Кудрявый медленно поднимает полный удивления взгляд на Бессмертных и пару раз моргает. Останавливается в паре сантиметрах от его лица и хочет перекричать громкую сцену в фильме, но вовремя осекается. На этом моменте гаснет абсолютно весь свет. Черный экран — очевидно, запланированный режиссерский ход. Глаза еще не привыкли к темноте, и они не видят друг друга. И Пешков все же рискует, поддавшись чуть вперед и вбок, чтобы прошептать: — Вариантов немного. Ваня облизывается от низкого и напряженного тембра, шепчущего ему в щеку Пешкова. Когда какая-то женщина на экране начинает вопить, а освещение какое-никакое появляется, они могут увидеть, насколько близко они друг к другу. Лица обоих не разделяют и нескольких сантиметров и оба на автомате переводят взгляд на губы. — Ты не помогаешь, — вздыхает Сережа, отворачиваясь и поправляя спадающую ветровку. Свернувшись на ней калачиком, он снова трясется, чувствуя, как все тело прошибает чем-то вроде слабого разряда тока. Ладно, Ваня готов пойти с поличным, потому что ему безумно хотелось поцеловать его. Сорваться, притянуть и поцеловать. Не отвернись Пешкова — ему сорвало бы крышу. Хотя, кого он обманывает, ему уже сорвало крышу. Он нервно трясет ногой и задумчиво смотрит на спину парня, по которой хочется провести рукой. Бессмертных сглатывает. Разместив руку на колене жожо, он ощупывает выпирающую кость. Отрешенно смотрит в потолок и, проведя рукой по волосам, нервно выдыхает. — Блять, стыдоба-то какая, — и Ваня, взяв за плечо, откидывает на спинку Сережу. Тот от неожиданности рвано выдохнул и уставился на парня, ища в его глазах хотя бы понимание такого внезапного действия. Ваня, замявшись и в последний раз обдумывая целесообразность своих действий, замирает. Смотрит на Сережу и, послав всё к черту, расстегивает ширинку, чувствуя ребрами, как подлокотник неприятно упирается в живот. Влезает ладонью под резинку боксеров, проходясь по горячей коже. Он проводит рукой по волосам и смотрит, как лицо Сережи меняется от прикосновений. Ваня не церемонится, он делает то, что хочет, и о чем негласно просит Пешков. И это на руку обоим. Ване хочется касаться его. Сережа хочет, чтобы его касались. Взаимовыгодно, однако. Ване уже осатанела вся эта хрень и Сережин фетиш на экстрим. Смотреть на то, как он измывается и стонет в кулак, еще хуже, потому что от этого хочется трогать везде еще больше. А когда ни один из них не против, почему не оказать услугу обоим? — Долго терпишь? — Ванин голос становится грубее. Он хрипит, понимая, что пока что перекрикивать фильм смысла нет, а потому, наоборот, становится тише, зависая над покрасневшим Сережиным ушком. Вырисовывался красивый обзор. Бессмертных, находясь в полуразвернутом положении, нависает рядом с кудряшками Сережи, почти утыкаясь тому в нос. Задышавший глубже Сережа не отводил глаз от Ваниной руки в его штанах, а Бессмертных всё ластился у его лица, нарочно не касаясь его. Ванины волосы щекочут Сережин лоб, и слава богу, хоть это он может игнорировать. Прямая рука сгибается, проникая глубже и ощущая жгучую теплоту, Ваня ощупывает влажную головку, немного сдавливая. Пешкова и без того был покрыт естественной смазкой. Ваня ощутил, насколько липким и влажным был его член и как его ладонь быстро пропиталась этим веществом. Бредовая идея стрельнула ему в голову. От чего-то захотелось попробовать. Сереже не остается ничего, как растерянно смотреть и молча охуевать. Он шутил, но ни в коем случае не ожидал, что это произойдет. Просто потому, что такие шутки — норма. А когда он решил сказать о своей проблеме парню, то просто не хотел выдумывать странную отговорку, оттого и выдал всё как на духу, совсем ни на что не намекая. Сложно сдержать громкий стон, который сорвется сразу, как Ваня пройдется от головки и до самого основания, и Ваня это чувствует. Чтобы Пешков не начал заливаться стонами, Ваня затыкает ему рот рукой, чувствуя, как мягкие губы мажут по его ладони. Бессмертных хмурится, изучая эмоции на чужом лице, и только после основательно и резко проходится вверх-вниз по члену. Внимательно смотрит, чтобы Сережа не начал поднимать руки, чтобы отодвинуть его, и ощущает, как напрягается под его движениями всё тело жожо. Ване нравится смотреть на Сережу. Нравится всё, что сейчас происходит. Нравится, что он видит, как от удовольствия парня потряхивает. Нравится, что он мажет влажными губами по его ладони, щекоча. Нравится, что он понимает, что сейчас Ване нужно подчиняться. — Это… Это… Не-Необязательно, — Пешков, как может, дышит из-под накрывшей ладони губы, но выходит плохо, и ему кажется, что он задыхается, когда Ваня приближается к его губам. Он рассматривает его черты лица и водит по члену в аккуратном ритме. Медленно. Не спеша. Дразня. — Да? — Ваня смещается и усмехается ему в шею, и ведет кончиком носа от ключиц до мочки, опаляя ее горячим дыханием. — И… Я н-не это и-имел ввиду… — пытаясь выстроить мысли и плавясь под этими умелыми движениями, Сережа решает высказаться, но, когда Ваня ускоряется, он забывает все, что хотел сказать, потому что ему до звездочек хорошо, и это чувство скребет по костям, заставляя задержать дыхание. — Тогда мне стоит остановится… — улыбка с его лица пропадает, и он отстраняется от медовой шеи, отпуская член и вытаскивая руку из-под боксер. Сережа, дрожа, судорожно мотает головой в стороны настолько, насколько хватает сил, и, вцепившись в еще не успевшую покинуть джинсы руку, жалобно смотрит на Бессмертных. Сказать, что у него стояло до этого, — ничего не сказать. Ваня хищно лыбится, возвращаясь к его лицу и убирая руку с его губ. — Отлично, — Ваня ухмыляется, довольный проделанной работой. — Тогда заткнись нахуй, пока я не передумал, и держи руки на подлокотнике, пока я не позволю их убрать, — прорычал Сереже в ухо Ваня, вкушая его медовую кожу, царапая зубами и покрывая влажной дорожкой мочку. Властность его интонации заставила член набухнуть еще сильнее, и Сережа почти заскулил на это. Бессмертных не знает, нравится ли Сереже грубый секс. Но Ване он однозначно начинал нравиться. От одного только вида закатанных от возбуждения глаз Сережи у Вани приливает крови и хочется дать ему разрядку еще тысячу раз. Пешков под ним сжимается, зафиксировав руки и не желая ослушиваться. Слова Вани имели действенный эффект, потому что Сережин член ответно дергался на все Ванины махинации, в особенности на рычание. — Ну так что… Ваня, сбавив темп, чем вызвал у кудрявого почти возмущенный тихий стон, ведет языком по скуле, останавливаясь на подбородке. — Давай уточним, — Ваня хрипит и мажет слюнявой дорожкой дальше, по следующей скуле, а потом возвращается обратно к подбородку, засасывая кожу под ним. — Тебе нравится беспокойное ощущение, что кто-нибудь может прямо сейчас на нас обернуться? Все в зале вскрикивают на моменте, когда призрак появляется из-за угла, и Сереже вдруг кажется, что все заметили их. Он выпучивает глаза и чувствует, что сердце пробивает тройной удар, а снизу вяжет тугим узлом. — Кто угодно может увидеть, — хлюпающий влажный звук срывается с губ Бессмертных, когда он ровняет их взгляды, ехидно ухмыляясь. — Чем мы тут занимаемся. Оргазм резкой волной пробирает до кончиков пальцев. Тихий стон срывается во время шумящих на фоне спецэффектов, и Ваня цокает. Кудрявый проклинает это ебаное кресло, в котором до боли в пояснице неудобно. Ему плохо и хорошо. Крышесносно и мучительно. Слова парня так возбуждают, пробирают и волнуют, что он кончит на раз-два только от них. Он в этом уверен. Вот только Ваня ему не даст. Ваня сильно меняется, когда дело доходит до секса. Сережа запомнит эту важную особенность. Он становится гордым, властным и грубым. И от таких сочетаний Сережа сглатывает, потому что боится, что задохнется. Потому что хочется кончить, а в идеале — смотреть, как Ваня слижет его сперму и не остановится, пока не наиграется. И Сережу накрывает еще одной сокрушительной волной: Ваня целует его осторожно, без напора. Кладет левую руку на шею и притягивает ближе, чтобы углубиться. Полу-развернутое положение давит на позвонок, и Ваня в раздражении фыркает в поцелуй. Бессмертных отстраняется, оставляя между ними тонкую ниточку слюны, которая пропадает, когда он облизывает собственные губы, наглядно долго ведя сначала по нижней, а потом по верхней, наблюдая, как Сережа изнеможенно всматривается в них, желая по новой впиться в мягкие ткани. Пешков смотрит в это извращенное лицо и теряется в чувствах. Ему мало воздуха и много прикосновений. И он хочет, чтобы это не заканчивалось. — Будешь послушным? — Ваня скалится и прожигает взглядом, смотря в самую душу. — Буду, — устало шепчет Сережа. — Умница, — Ваня отпускает член, аккуратно высовывая руку, и Сережа готов возмущаться, но видит, как Ваня спускается на колени. Осторожно, пытаясь минимизировать шум и стараясь не задевать спинки кресла спереди. Он устроился между его ног. Ладно, Ваня благословляет архитектора. Он готов пожать руку непризнанному гению, додумавшемуся до такого изобретения, как стена. Одна рука ползет от колена до бедра, оставаясь там и сжимая, а вторая рука, измазанная выделенной смазкой, к невероятному Сережиному удивлению, ложится на Ванин язык. Тот словно оголодавший вылизывает свои пальцы, без доли смущения смотря прямо в глаза Сереже, не позволяя им разорвать зрительный контакт. Нет, Сережа вообще отказывается в это верить. Это невыносимо ровно настолько, насколько невозможно. Его рука забвенно тянется к лицу Бессмертных, и он забывает, что нарушает приказ. Ваня останавливается и смеряет его грозным взглядом. Перехватывает руку и сжимает запястье. — Разве я разрешал? — грубый тон заставляет дернуться и содрогнуться от красоты потерянного вида. Сережа взглядом просит отпустить и вернуть руку в прежнее положение. Он не может ни двигаться, ни кончить. Это должно злить и раздражать. Но это пиздец как возбуждало. Ваня сжимает челюсти, и Сережа фыркает под себя. Последнее, что он сейчас хотел, это огорчить его. Парень возвращает руку к своему лицу и внутренне жожо почти ликует мысли о том, что он сейчас продолжит. Но Ваня, облизнув одну фалангу, полностью засунул ее в рот, после чего внезапно выставил ее вперед. Сережа, пускающий на это слюни, моргает. Понимает, что ему предлагают, и хочет. Хочет больше, чем понимает. Потому только вопросительно и нетерпеливо смотрит и, получив ухмылку как разрешение, срывается, пробуя по одному пальцу. Руки у Вани красивые. Длинные пальцы и выпирающие вены на бледной коже. Сережа бы не простил себе, если бы не попробовал их вперемешку вместе со своей смазкой и его слюнями. Такое называют деликатесом. Спереди виднеется движение, и Сережа замирает, чувствуя, как сердце снова пропускает удар. Тело забывает обо всем, кроме мыслей о том, что их услышали. Он молится, чтобы их не увидели, чтобы никто не обернулся и не заметил всё, что здесь происходило. Ваня, спрятанный ногами Пешкова, лишь посмеивается такому дикому, почти животному испугу в его глазах, потому что и сам почувствовал, как забурлил адреналин. А потом шум стихает под тяжелый Сережин выдох. — Еще немного, и все бы закончилось, — Ваня берет на себя смелость, чтобы приподняться на руках, чтобы прошептать ему в губы и провести рукой по щеке. Эти же пальцы, что были настолько отполированы их общими слюнями, скользят по линии челюсти, и Ваня засовывает Пешкову их в глотку, чтобы он как следует запомнил вкус своей жидкости. Сережу немного хандрит, нет, его натурально лихорадочно трясет, а ноги становятся ватными. Ваня проделывает с ним такие грязные и странные вещи, от чего любой бы уже сошел с ума. Но Сереже так хорошо, что от этого блаженства он просто не имеет права отказываться. Как вообще можно отказываться от этих пальцев? — Ты же не хочешь, чтоб это закончилось? — Нет, — на выдохе отвечает он с набитым пальцами ртом, ни на секунду не задумываясь. — Молодец, — Ваня гладит его бедро, довольный до потрясения и завороженный его действиями. Такой Сережа восхитителен до неприличия. Улыбнувшись, Ваня убирает свою руку от его лица и, освободив член из боксер, осматривает. Он ловит удивленный взгляд, прежде чем начинает посасывать головку. Сережу уносит. Далеко, куда-то на уровень ощущений и чувств. Они подключаются на все двести процентов. Ване прельщает желание играться. Хлюпающий звук, и он отстраняется, разглядывая глаза Пешкова в свете тусклого отсвета экрана. — Мне остановиться, Сереж? — ехидность на его лице была такой жгучей и по-блядски привлекательной, что Пешкову сложно оторвать взгляд. — Нет, — томный вздох. Ваня взял орган в кольцо, медленно надрачивая. — Ты уверен? — Пожалуйста, — просит Сережа, и Ваня видит, что он вот-вот сорвется на стон. — Сереж, стонать нельзя, — приказывает Ваня, касается кончиком языка головки, не спуская с него глаз. Сережа ловит настойчивый взгляд и только пытается контролировать дыхание. — Нас услышат. Пешков судорожно кивает, не разбирая и половины его слов. Горячий язык ведет вдоль возбужденного, налитого члена, и Ваня продолжает надрачивать. Ему хочется ответить, а еще больше застонать, но Ваня все еще запрещает ему это делать. Запрещает поднять руки, чтобы заглушить свои стоны. Потому что не стонать было нереально. Такое ни в коем случае нельзя пропускать. Такое хочется видеть, запечатлеть, зарисовать, потому что Ваня поистине восхитителен. На него хочется реагировать и отвечать. Хочется коснуться его… — Хочешь потрогать? В глазах Сережи загорелась надежда, когда Ваня провел рукой по волосам. Он закивал и тут же скривился, потому что Ваня начал ускоряться. — Можешь потрогать, — кивает насмешливо Бессмертных. Ваня про себя хвалит его выдержку, параллельно насасывая ему член. Он думает, что Сережа заслужил вознаграждения, и рука, впутавшись в его волосы, тянет пряди назад, принося странную волну удовольствия Бессмертных. Потом рука жожо ведет ниже по щекам, линии челюсти и останавливаясь на подбородке. Кажется, кто-то почувствовал себя хищником… И на эти свои мысли Ваня гнёт бровь. Недовольство запершило у него в горле. — Не своевольничай, — тон вернулся к привычно-грозному. — Я не разрешал. Почувствовав, что он на пределе, Ваня отстраняется, зажимая головку пальцами. — Нельзя, — фыркает Бессмертных, напоминая Сереже о его положении. Страдальчески фыркнув, Сережа кусает губы и кивает. Он не может ослушаться. Ни его, ни сейчас. Пешков прикусывает ладонь, чтобы хоть как-то сдержать вырывающиеся из его уст стоны, и рефлекторно втягивает живот. Ваня обхватывает член губами и берет глубже, получив удовлетворительную реакцию на свои слова. От внезапно наваждения кудрявый восхищенно ахает, когда Ваня берет по самые гланды, нещадно насаживаясь. Ощущения усилились безбожно, что Сережа вздрагивал на движение Ваниного рта и рук. Парень хотел вздернуть бедрами где-то на уровне инстинктов, но мгновенно пресек эту попытку. Нельзя. Ваня понял его желание и усмехнулся его послушанию. Хороший мальчик. Сережа где-то на подкорке думал, что отключится прямо на этом несчастном кресле. Он испытал такие эмоции и ощущения, каких хватило бы на десять лет вперед, а финала так и не видно. От невозможности кончить плавилось сознание. Хотелось скулить и умолять Бессмертных дать ему такую возможность. Но он и пары слов связать не мог. Что уже говорить о мольбе. — Сейчас, — давясь, Ваня обволакивает языком головку и старается выдыхать как можно тише. Сережа искусал всю руку, мыча в нее, другой сжимая вечно растрепанные локоны Ваниных волос. Нет, если Ваня не даст ему кончить, он точно взорвется. Его разорвет. Давило и подступало настолько, что сдерживаться уже не казалось реальным. Сережа хмыкнул, чувствуя, как заслезились глаза. — Можно, — Ваня принял член полностью. Сережа будто переродился, ожидая только одного этого приказа. В глазах помутнело, а дыхание сбилось, отчего он слабо закашлялся. Такого вселенского облегчения он, наверно, никогда не испытывал. Облегчения и напряжения от ебейшего оргазма, прошедшегося волнами по всему телу. Было охуенно по всем критериям. Было хорошо только от самой мысли. Его затрясло, и Ваня по-особенному заботливо поцеловал в коленку джинс, поглаживая. Когда он поднабрал сил, чтобы поднять голову, Ваня ему улыбнулся. Не было ни усмешки, ни ехидной ухмылки. Только спокойная и снисходительная улыбка. Сережа бы отблагодарил его, если б помнил алфавит. — Ты живой? — Ваня чуть привстал с колен, чтобы заглянуть в его лицо, и заметил, как затекли его ноги. Он фыркнул, выныривая из-под колен. Хватило Сережу только на слабый кивок. Ваня выдохнул и, обернувшись пару раз, потянулся за рюкзаком, в котором лежала пачка влажных салфеток. Пока Сережа пребывал где-то между мирами Бессмертных, аккуратно вытер его и застегнул ширинку. Ваня тихо поднялся и сел на свое место, переваривая всё, что натворил. Повернулся к Сережиному лицу. Тот прикрыл глаза и, казалось, задремал. Ваня, почесав щеку, укрыл его ветровкой. Бессмертных посмотрел вниз и пытался направить мысли в другое русло. Жалко, что Ване с его стояком никто не поможет. Тот еще раз вздохнул на свои мысли. Проблема была решена, а вот на фильм теперь стало так откровенно поебать, что Ваня подумал, что лучше посмотрит и, возможно, посчитает Сережины кудряшки. Так в итоге и вышло, темные завитые пряди оказались куда интереснее, чем бабайка на фоне, и спустя двадцать или тридцать минут Пешков открыл глаза. Он хлопнул ресницами и, резко дернувшись, поднял свою куртку, уставившись на пах. Перевел взгляд на Ваню, который, оперевшись локтем на подлокотник, опустил голову на ладонь. — Мне ведь не приснилось? — Сережа был таким бодрым, что Ваня даже не поверил, что какое-то время назад он был беспомощным. — Нет, не приснилось, — Ваня хмыкнул. — Я протянул тебе руку помощи. — Ты мне отсосал! Ваня тут же налетел на него и закрыл ему рот рукой. Тот осмотрелся и, похоже, вспомнил, где они находятся. — Не ори, — шикнул Бессмертных и убрал руку. — Прости, — Сережа весь сжался, переваривая произошедшее. — Так ты реально мне отсосал?! — не унимаясь, тот восторженно шептал. Ваня уставился на него. — Блять, да! Еще и подрочить успел! Ты что, забыл? — наигранно раздраженно прошептал Ваня в ответ. — Забудешь тут, — усмехнулся Пешков. — Ты так старался, что я не понял, кому это больше надо. Ваня возмущенно вскинул бровь. Спорить не хотелось. Пешков не задал глупых вопросов и не был смущен, и одно только это радовало. — Понравилось хоть? Сережа прыснул в кулак. — О нет, — кудрявый усмехнулся. — Ты всё испортил. Я теперь только об этом и буду думать. А твой фантастический минет будет сниться мне в кошмарах. Ваня фыркнул. Да плевать уже. Минет был клевым, пусть даже он не получил свою разрядку, он все равно считает, что это было невъебенно. А потом сквозь пелену усталости проскользнули нотки сарказма, и он рассмеялся. — Спасибо за… за «это», в общем, — кивнул Сережа. — Я… Ваня, уставший от разговоров, поддался вперед и поцеловал Сережу в губы. Тот ответил не сразу. На осознание потребовалось пару секунд. — Смотри фильм и подставь свое плечо, скажи чем там все кончится. Если я немного посплю то возможно не заебу тебя бормотанием оставшийся час.