Happy valentine's day!

Это был первый День святого Валентина, когда Сатору решился кому-то что-то подарить. Более того — признаться. Традиционно в этот день в Японии принято дарить шоколад в качестве поздравления — будь это жестом симпатии или любви, вот только Сугуру сладкое избегал любыми методами, а потому пришлось пойти к его сердцу по другому пути. Сугуру ценил искренность и слова, поэтому Годжо собрал всю волю в кулак и сел писать долбанную любовную записку, пытаясь не умереть от неловкости происходящего. Он был сильнейшим и подобные сентиментальности всегда обходил стороной, считая недостойным занятием. Но это же был Сугуру. Ради него можно было разок наступить на горло собственной гордости, лишь бы он был доволен. Вот только слова совершенно не хотели идти. Был внутренний барьер, говорящий, что высказывать чувства постыдно. И если в голове постоянно проскальзывали мысли о Сугуру в духе «Нельзя быть таким ахуенным», «Эх, вот бы ты ещё соски проколол…» и «Выходи за меня», то с тем, как это красиво выразить на бумаге, были сложности. Поэтому он пошёл за советом к Сёко, которую в крайней степени задолбали их долгие взгляды друг на друге, гейские шутки и случайные касания, после которых они оба ужасно краснели. — Слушай, он полюбил придурка вроде тебя. Даже если у тебя там мата будет больше, чем сопливых фразочек о твоей бесконеееечной любви, ему это понравится. Просто потому что это от тебя. — Я не знаю, любит ли он меня или нет! Мне стремно открыть душу и получить в ответ «сорри, я по девочкам». — Пф. Часто ты видишь его с девочками? Или есть один конкретный мальчик, с которым он постоянно таскается? — Кто??? Я его прибью! Сатору был в шаге от того, чтобы включить технику и опасно сложил пальцы. Сёко ударила себя по лицу и почувствала желание курить. — Ты! Боже, дай Сугуру нервов вынести тебя. На этом моменте она оставляет Сатору одного сидеть в горе смятых листов, которые были недостаточно хороши для признания. Из этого диалога он узнал много нового — например, что можно не расписывать целую поэму, а просто написать что-то в своём стиле. И это осознание было просто спасительно. Сатору довольно давно понял, что Сугуру для него особенный. Сколько бы он над ним не шутил — по итогу именно Сугуру стал первым, с кем бесконечность отключалась автоматически. Первым, кто с ним поравнялся и на кого он мог положиться. Он стал его напарником. А потом Годжо начал ловить себя на том, что ждет возможности провести с ним время: позависать в кфс или у игровых автоматов, прогуляться по городу, заснуть у него на плече или до поздней ночи болтать ни о чем и обо всём. С Сугуру было весело, легко и спокойно. Он стал его другом. Для Сатору, что всю жизнь был лишен каких-либо близких отношений и привязанностей, осознать истинную природу и реальную глубину своих чувств было сложно. На нём весела неподъёмная ответственность, к которой его готовили с ранних лет, и она не предполагала подобных посторонних мыслей, поэтому Сатору мучился от их неоднозначности и сам не мог разобраться, кем ему приходится Гето. А потом он увидел Гето с распущенными волосами и в мокрой рубашке, прилегающей к телу, и пришлось признаться себе, что даже если ваша дружба очень крепкая — на друзей так стоять не может. Сугуру был сильным, красивым и обладал игривой харизмой. И он быстро стал его возлюбленным. И после осознания того, что он влюбился, Годжо прошёл все стадии принятия. Отрицание: «Не-не-не, он мне просто друг!» Гнев: «Да блять, хватит! Я не хочу думать о тебе всю жизнь, но и остановиться не могу!» Торг: «Черт, я походу реально из этих…» Депрессия: «Он захочет меня придушить, если узнает, что я хочу его выебать.» Принятие: «Я хочу его. И получу.» Правда, на счёт того, что он сможет его заполучить, были сомнения. И это казалось таким глупым. Будто бы у Годжо действительно могло быть то, что не могло ему принадлежать. Такой, как он, получает всё, стоит ему только кинуть на это взгляд. Но с Сугуру всё всегда было по-другому. И Сатору впервые в жизни почувствал страх быть отвергнутым. Он снова комкал бумагу в кулаке, а после и вовсе испепелил её синим пламенем. Он глубоко вздохнул и решил написать что-то без излишних предисловий. В своей беспардонной манере. Спасать мир было проще, чем признаться в любви. И Годжо было бы смешно, если бы не было так тревожно. *** Что делают нормальные маги в три часа ночи? Правильно, спят, чтобы были силы бороться с проклятиями. Что делает Сугуру? Клубнику в шоколаде своему отбитому сильнейшему на 14 февраля. Хорошо, что навыки готовки у него имелись, иначе всё было бы совсем плачевно. И хорошо, что он решил заняться этим именно ночью — было бы довольно унизительно быть пойманным на общей кухне, где словно вооружённое нападение произошло, готовящим всякую красивую сладкую херню своему возлюбленному, к ногам которого завтра упадёт вся прекрасная половина населения и как минимум один рискованный парень. Повезёт, если он хотя бы выделится подобным подарком на фоне других влюблённых в Годжо, которых бесконечность и маленькая тележка. Под конец он так задолбался, что стал использовать проклятия для уборки кухни, пока сонно пытался рассчитать, сколько белого шоколада понадобится, чтобы украсить клубнику, и сколько часов он сможет поспать перед днем Х. Он действительно постарался: практически все ягоды были аккуратно украшены по-разному и каждая была сладкой до жути, как любит Сатору. Ему очень хотелось, чтобы Сатору понравилось. Что-ж, на крайний случай, если все переживания окажутся напрасны и его чувства к Сатору невзаимны, то можно будет отшутиться и быть уверенным, что от сладкого тот не откажется. Это немного утешало. Гето всегда старался всё спрогнозировать и, в большинстве случаев, у него это получалось. Но с Сатору случай был особенный. Потому что тот просто обожал прятать чувства за колкостями и неоднозначными сигналами, которые Сугуру кое-как успевал расшифровывать. Таким образом его «Не, я вообще не устал!» значило «Я хочу завалиться к тебе в комнату и вырубиться там на сутки», а его «Пфффф, ну ебать ты лох» значило «Блин, ну, сочувствую, хочешь, займемся чем-нибудь вместе?». И поэтому предсказать его реакцию на «Я люблю тебя» было невозможно, потому что ляпнуть в ответ тот мог всё, что угодно, а потом сиди и думай, что это значило на самом деле. Годжо бесит. И бесит так сильно, что Гето его аж любит. *** Сатору договорился с ним о встрече в парке недалеко от техникума. В этом не было ничего необычного — когда им давали отдельные задания, то они часто встречались на этом месте после их успешного выполнения. Шёл он туда с видом победителя по жизни и с огромным пышным букетом. Чтобы выяснить, какие любимые цветы у Сугуру, пришлось действовать через Мэй Мэй, что являлась обладательницей особенно изворотливой речи, которой за определённую сумму не составило труда раздобыть информацию, что Сугуру любит голубые розы. Годжо успокаивал себя тем, что у него должно хватить фантазии свести всё в шутку, если вдруг они окажутся в мусорке. Он убеждал себя, что при неудачным развороте событий он точно не будет плакать, но теперь он в этом сомневался. Слишком всё это ощущалось важным. И это было важным. Не в масштабах мира, но в масштабах его жизни. Первый человек, который его принял. Первый маг, который был ему равен. Первая любовь, ради которой он был готов пройти все круги ада. Сугуру был для него важен. И он отвратительно боялся его потерять, ухудшив с ним отношения идиотским признанием в идиотских чувствах. Но все страхи он оставляет внутри, пока снаружи улыбается и закидывает букет на плечо, вальяжно подходя к ожидающему его Сугуру. Годжо попытался не думать, какой у него красивый профиль лица и как высокие штаны красиво облегают его тонкую талию, и нервно вздохнул. Не думать об этом было невозможно. — Кому собрался дарить? — усмехается Сугуру вместо приветствия и полностью разворачивается к нему, держа что-то за спиной. — Вообще-то тебе. Вроде бы протягивал ему обычную бумагу, а по ощущениям — свое сердце, мысленно готовясь, что его разорвут вместе с криво вырезанной валентинкой. Сугуру издевательски медленно её разворачивает и почему-то его всегда ловкие пальцы сейчас подрагивали. Годжо делает последний штрих, собирая энергию в синий шарик и с невыносимым румянцем на щеках отправляет его в небо, разрывая облака выстрелом. В небе появилось большое голубое сердце на белоснежном фоне, а в записке была только одна фраза: «Ты мне пиздец нравишься, го встречаться?» Годжо страшно на него смотреть, а на его реакцию — тем более. Но ему в руки протягивают коробку в красивой упаковке и приходится всё-таки посмотреть на не менее, если не более, сгорающего от стыда Сугуру. И он был готов дать клятву, что это одно из самых красивых явлений, что он когда либо видел. Северное сияние и то определённо уступало ему по красоте. — Ты мне тоже пиздец нравишься. Давай. Гето забирает у него с рук букет и нервно прижимает его к себе, скрывая половину лица за изящными бутонами. Однако даже они не могут спрятать красный оттенок на его лице и Сатору ощущает от этого облегчённое удоволетворение: они чувствуют одно и тоже. Не зная, чем занять расколённое молчание, он открывает коробку. И его улыбка становится только шире и довольнее. — Слушаааай, Сугуру, а покорми меня с рук. Сугуру не в том положении, чтобы отказывать. Они устраиваются на скамейке, почти соприкасаясь коленями, и Сатору кое-как сдерживается от того, чтобы резко не пересечь границу приличия и не начать пошло облизывать чужие пальцы, пока Гето смотрел на него с такой невозможной нежностью. Ему кажется, что из всей тонны сладостей, которую он съел за жизнь — этот шоколад самый лучший. Ему хочется, чтобы Гето готовил так для него всю жизнь, чтобы они просыпались и засыпали вместе, хочется, чтобы они разделили счастливую бесконечность. И все эти мечты теперь реальны — Сугуру буквально согласился стать его парнем! Годжо просто своему счастью не верит. — Вкусно, но мало. — константирует он, наблюдая за своим объектом воздыхания и образом из ночных фантазий, который ласково собирается послать его куда подальше. — Их было штук тридцать и ты всё сожрал, так что иди нахуй. — Хочу ещё сладкого. — не обращая внимания на послание протребовал Сатору. Ведёт себя, как ребёнок, и Гето упустил момент, когда такое поведение начало ощущаться как милое, а не просто как бесячие. Сугуру наклонился вперед и невесомо поцеловал его в щеку: — Достаточно сладко? Сатору несколько секунд сидел с таким выражением лица, словно ему сейчас новый континент открыли, и Гето аж не по себе стало. А потом он засиял так, что если бы на Землю внезапно опустились сумерки, то он бы легко заменил собой солнце. — Просто невъебически. А теперь, можешь также, но в губы? Глядя на Гето можно было подумать, что быть более красным просто невозможно. Оказалось, возможно, ведь с Сатору было возможно всё. — Ты слишком смелый для того, кто пару минут назад сгорал со стыда перед мной. — пытается отвертеться он. Сатору было слишком много и Гето просто морально не готов к таким резким поворотам в их динамике. Вчера — лучшие друзья, а сегодня — конфетно-букетный период. — Я ждал возможности поделать всю эту романтичную херню с тобой дольше, чем гордость позволяет признаться. И я голоден. — Годжо хищно улыбнулся и потянулся к нему. — Не ешь меня, пожалуйста. — он откинулся назад и нервно сглотнул. Вот так постоянно — Годжо всегда мало, а Гето едва ли не перестаёт дышать от переизбытка. — Мммм, а кусать можно, если есть нельзя? — Бляяяя, Сатору- — Твоё смачное «бля» означает да или нет? — Не сейчас, иначе я сойду с ума. — Сугуру закрыл лицо руками, чтобы даже со всеми шестью глазами тот не увидел, как оно пылает. Почему за то, чтобы делать эту «романтическую херню», приходится так расплачиваться? Можно сразу перейти в ту стадию отношений, когда у них будет совместная ипотека и дети, а не помирать от неловкости в их начале? — Ты ведёшь себя, как девственник. — насмешливо комментирует Годжо, самоуверенно разваливаясь на скамье, всё-таки пощадив и отстав. Стоило ему получить взаимность, как уверенность начала быстро возвращаться к нему приливом вместе с наглостью и колкостью. — Я и есть. И ты тоже, так что не пытайся косить под любовника из мелодрам, твои подкаты ужасны. Но претензии для Сатору как об стену горох. Тот продолжает дерзко улыбаться и начинает: — А твои родители случайно не- — Заткнись нахер. Если он позволит ему закончить этот упоротый подкат сейчас, то за ним цепочкой потянутся и другие, а у Сугуру нервных клеток не хватит на это. — А ты заткни. — продолжает провоцировать Годжо и ждёт ответных действий с победоностной ухмылкой. Он злит, бесит, вторгается за рамки приличия и за границы дозволенного, а еще он просто невозможный самовлюбленный кретин, но… Когда Сугуру смотрит на него, то думает, — «Люблю». А значит, всё вышеперечисленное — лёгкие неудобства. Что-ж, он тоже может вогнать Сатору в краску. И он решает взять реванш, ощущая, что потребность продемонстрировать власть над ним становится сильнее собственного смущения. Его хотелось поставить на место. Гето обманчиво робко кладёт руки на плечи Годжо, а потом резко, в одно движение, садится на чужие бедра лицом к лицу и прежде, чем ошеломленный Сатору успевает осознать происходящее, целует его. Он не углубляет поцелуй, ведь сам не знает, как это лучше сделать, а потому лишь целомудренно мнёт чужие сладкие губы. Через пару секунд он отстраняется, чтобы увидеть желанную картину: Сатору под ним тяжело дышал, смотря на него с шоком и абсолютным обожанием, в Гето предсказуемо что-то упёрлось, а Сатору от волнительности момента совершенно не понимал, что делать, и просто застыл. Поверил бы кто-то, что великий Годжо мог так просто застыть перед кем-то, будучи лишенным способности контролировать своё тело и разум? Определённо нет. Но Гето знал, что это не так, а потому довольно спустился с красного Сатору обратно на скамейку. — Охуеть- Вроде такое простое слово, но то, как он его произнес, очень четко передавало весь шок, восторг и радость от первого поцелуя. И Сугуру знал его достаточно хорошо, чтобы понять, что за этим «охуеть» скрывается ещё одно признание в любви, на которое он отвечает уже без излишнего смущения: — Да, я тоже тебя люблю, Сатору.