Валентинки

Том чуть не подавился воздухом. Он старался не таращиться на мальчика и не улыбаться, чтобы не очернить свою репутацию, но выходило с переменным успехом, потому что уголки губ так и норовили приподняться. Мальчик был крошечным, невинным и вряд ли осознавал, в каком ключе обычно воспринимается признание в любви. По крайней мере, это было трогательно и смело, ведь Том с учениками был самим льдом и предупреждал, что найдет отправителя любовного послания и отправит на отработку, и старшекурсники знали, что это не шутка. Но Гарри и не отправлял, решив подарить лично. По какой причине он решился на такой шаг, Том примерно понимал. Возможно, профессор не улыбался, был сух и строг, но объяснять старался доступно и пользовался уважением у учеников, которые стремились к знаниям. Том взял большую валентинку, определенно сделанную своими руками, и глянул на большое кособокое «С Днем святого Валентина!», которое мальчик явно писал от души, но не имея глубоких познаний в каллиграфии. Гарри засиял, пискнул еще раз поздравления и вылетел из класса, а Том наконец позволил себе улыбнуться этому детскому проявлению привязанности, которому, по-хорошему, было неоткуда взяться. Риддл не завешивал стены фотографиями выпускников, но некоторые хранил в альбоме и туда же положил косоватое сердце, тихо посмеиваясь над абсурдностью ситуации. Периодически находились девушки, которые до одури влюблялись в загадочный образ профессора, думали, что любой взгляд на класс адресован именно им, хлопали ресницами и, конечно, слали валентинки, а потом попадали на отработки. На самом деле, наказывал Том не всех. Иногда его искренне благодарили за качественное обучение, а однажды гриффиндорка наложила на валентинку такое проклятье, что Риддл пару минут просто таращился на сердечко, прежде чем принялся разбираться, какой именно смертью он должен был умереть. Тома раздражала именно эта влюбленность в пустой, безжизненный образ, в красивое лицо и загадочность, поэтому он наказывал тех, кто смел тратить свою жизнь на обожание незнакомого человека. И все же Гарри был первым, чья валентинка отправилась в альбом. Если Том думал, что на этом все закончится, то здорово ошибался. — С Днем святого Валентина, профессор Риддл! На сей раз мальчик не признавался в любви. А еще улыбался. От сияющего лица, кажется, несмотря на мерзкую погоду, стало светлее в классе. Гарри немного подрос, окреп, хотя все еще был похож на воробушка. Валентинка была такой же маленькой и аккуратной, как и даритель, и Том забрал ее, а Гарри еще шире улыбнулся и пожелал хорошего вечера. «Любимому преподавателю!», - гласила надпись. «Так уж и любимому», — подумал Том. Но Минерва, Флитвик, Спраут не преминули бы похвастаться, если бы тоже получили от Гарри поздравление. Видимо, мальчик искренне считал Риддла лучшим. Том старался всегда обращать внимание на учеников, узнавая о подлянках на этапе обсуждений или даже размышлений, и Гарри никогда не вызывал подозрений, но когда он, вытянувшийся и превратившийся из ребенка в подростка, пришел на третьем курсе с очередной валентинкой, незаметно вытирая вспотевшие ладони о рукава мантии, Том не знал, смеяться или беспокоиться. — Мистер Поттер, — спокойно сказал Риддл, принимая валентинку, — я рад, что вы цените меня как преподавателя, но лучше продолжайте показывать это на уроках, получая хорошие оценки. — Это я и так делаю, — отмахнулся Гарри, — а День святого Валентина предназначен для того, чтобы, ну, подчеркнуть(?), как я вас люблю. — Не разбрасывайтесь словами, иначе окружающие могут подумать не то, — покачал головой Том. — А что тут можно не так понять? — удивился парень. С тех пор Том незаметно наблюдал за ним, но Гарри не хлопал ресницами, не вздрагивал от взглядов, продолжал учиться, радуя знаниями и минимальными правками в эссе. Только улыбался часто и много. Кажется, чем более хмурым и уставшим был Том, тем больше сиял Гарри. Он старался… поддержать? Без слов, незаметно для остальных, ведь парень часто был веселым, поэтому никто не обращал внимания. «А что тут можно не так понять?» Том вот не понимал. Совершенно. На четвертом курсе ничего не поменялось. Том все так же остался в пустом классе с валентинкой в руках, только смотрел на нее без смеха, скорее задумчиво, и положил в альбом к предыдущим трем. А Гарри так же улыбался ему, часто задавал дополнительные вопросы, иногда оставался после уроков, и ничто не указывало на то, что он мог быть влюблен в преподавателя. Риддл думал о том, что это могла быть шутка, но шутка, затянувшаяся на годы — это слишком для гриффиндорца. Возможно, Гарри решил сделать это традицией, чтобы поднимать Тому настроение? В конце концов, парень всегда помогал другим. Он не был душой компании, скорее группой поддержки. И поднять настроение скупому на проявление эмоций профессору, возможно, считал своим долгом, а, возможно, делал это неосознанно. На пятом курсе он принес тонкий конверт, в котором прощупывалось письмо. Читая строчки, написанные еще более кривым, чем на первом курсе, почерком, Риддл решил, что это было по-гриффиндорски смело или по-слизерински глупо. Дорогой профессор, я хотел в очередной раз поздравить с Днем святого Валентина и напомнить, что нежно люблю вас. Спасибо большое за то, что делитесь с нами знаниями, помогаете понять, какая магия нам подходит лучше всего, готовите к предстоящим экзаменам. Мне очень нравится, как вы ведете уроки. Вы удивительный человек. Если эти слова были искренними, то Том считал того, кто их написал, смелым. Если они были написаны, чтобы подлизаться, то это было невообразимой глупостью. Но Гарри не нужно было совершать махинации, чтобы получить свое «Превосходно» и похвалу за сообразительность или углубленные знания в предмете. Том был уверен, что не получит шестую валентинку. В отделе международных отношений сразу несколько человек ушли в отставку, место главы освободилось, и если предыдущий раз Том отказал, желая наслаждаться стенами Хогвартса, то теперь захотелось что-то изменить в жизни. Но валентинка пришла. Вечером, когда Том пил чай и читал книгу, раздался стук в окно, и Риддл уже думал, что это прислали документы, которые отдел не успевал разобрать, но нет, у министерства определенно не было такой красивой совы. Когда Риддл увидел красную коробку, он вспомнил, где видел чудное создание с умным взглядом и белоснежными перьями. И тогда он впервые заволновался. Он не волновался в предыдущие годы, когда парень приходил с очередной валентинкой, но именно на шестом поздравлении в груди разлилось тепло, потому что Гарри больше не был его учеником, а значит в своих словах о лучшем преподавателе был искренен. Том развернул упаковку и отложил письмо, предвкушая то, как будет его читать. Мужчина открыл коробку и не смог сдержать улыбки. Он никогда не видел конфет в виде волшебных палочек. Каждая была своего размера, формы, у каждой были свои особенности. Детали были настолько хорошо проработаны, что палочки казались настоящими. Риддл закрыл коробку и поднял взгляд, заметив белое пятно. Сова все еще сидела на подоконнике, внимательно глядя на человека. Том достал угощение, которое сова медленно схватила клювом, и аккуратно погладил перья на голове спокойной птицы. Та не возражала и улетела только после того, как Риддл отошел на несколько шагов. Он открыл письмо и сразу же отметил огромный размер. Гарри писал. Гарри много писал. Очень много. Само поздравление было достаточно кратким, потому что расписывать любовь к бывшему профессору, раскладывать ее по полочкам, чтобы сомнений не осталось, насколько и как он любит, — неправильно. Но затем… затем Гарри рассказывал о новом профессоре, который был другом семьи Поттеров, о том, что остается отличником по ЗОТИ, о том, что от бывшего класса почти ничего не осталось — шкафы, парты, даже полы и потолки стали совершенно другими. Гарри не сказал ни одного плохого слова о Люпине, но все его письмо было пропитано тоской. Он ужасно скучал по Тому, и это читалось между строк, виделось в отдельных фразах, словах, срывающихся корявых буквах. Тому хотелось бросить письмо в камин, но он не мог позволить пропасть всем эмоциям, излитым на пергамент. Риддлу хотелось сжечь письмо, потому что Гарри любил его не так, как любят профессора, но и не так, как некоторые студентки. В Гарри сидела тоска, она не пробивалась, когда Риддл был рядом, наверно, поэтому парень и вел себя абсолютно нормально, не краснея и не отводя глаза. Он не стеснялся, он просто любил. Возможно, платонически, возможно, он сам не понимал, как именно. Теперь тоска сочилась сквозь пергамент, и Том взял в руку перо, ровными острыми буквами выводя краткий ответ. В конце концов, поддерживать связь с бывшими учениками было вполне нормально. Отрадно знать, что вы все так же стараетесь учиться… Перемены могут быть неожиданными, но скоро вы привыкнете… Я рад, что профессор Люпин стал достойной заменой… Он не говорил ничего о чувствах, он будто писал комментарии к очередному эссе, легко, без помарок, почти без раздумий. И почти без раздумий отдал письмо своей сове, когда она вернулась домой с вечернего перекуса у озера. Они с Гарри продолжали поддерживать связь. Тот иногда задавал вопросы по теме ЗОТИ. Это могло бы пошатнуть авторитет Люпина, но Том знал, что Гарри просто хочется получить очередное письмо. Седьмая валентинка вышла не совсем седьмой, потому что в коробке было много, очень много маленьких сердечек. Как Гарри писал, 365, на каждый день. Когда Том развернул первую, то увидел маленький рисуночек хмурого себя у доски и небольшую надпись «Пусть подчиненные слушаются вас так же, как слушались ученики». Риддл засмеялся, складывая сердечко в альбом, который уже плохо закрывался. А Гарри, осмелев, когда не надо было смотреть в глаза и разговаривать вживую, придумал много шуток, слов поддержки и комплиментов. Это все было невероятно глупо, но Том не представлял, сколько времени нужно потратить, чтобы придумать 365 милейших записок. Как только Поттер окончил школу, занявшись профессиональной игрой в квиддич вместо того, чтобы показывать и развивать свои таланты в аврорате, письма стали приходить реже, а затем он, видимо, забыл про бывшего профессора, и Тому было обидно, потому что он вспоминал Гарри каждое утро, разворачивая очередное сердечко. В тот день сердечки закончились, и это стало… опустошающим — будто что-то хорошее резко забрали. Хотя почему «будто»? Том сидел в кабинете, заполняя документы, чтобы британскую делегацию без вопросов приняли во Франции, как до слуха долетел знакомый голос. Риддл не поверил, оторвался от бумаг, вслушиваясь, но Гарри действительно объяснял секретарше, что ему нужно к главе отдела международных отношений. Том почти вскочил, открывая дверь и несвойственно для себя улыбаясь. — Мистер Поттер? — удивленно сказал он. — Чем обязан. — Будто вы не знаете, — улыбнулся в ответ юноша. — Не заняты? — Не настолько, чтобы не уделить десять минут, — отозвался Том, пропуская гостя в кабинет. — Не думал, что на сей раз вы прибудете лично. — Мы слишком давно не виделись, — сияя, как начищенная монета, и безуспешно пытаясь скрыть жадность во взгляде на лицо, которое не видел много лет, сказал Гарри. — Я хотел поздравить вас с Днем святого Валентина. Он протянул пакет, и Том почувствовал, что там что-то тяжелое. — С каждым годом все больше и больше, — покачал он головой, зная, что все равно выглядит довольным. — Вы выглядите живее, — заметил Гарри. — Отсутствие студентов хорошо сказывается? Том хмыкнул и пригласил юношу сесть на диван. Они проговорили больше получаса, и этого было мало. Этого было мало Гарри, который мужественно расставался с улыбкой на губах, но, на удивление, этого было мало и Тому. Гарри так много про себя рассказывал в письмах, а теперь он спрашивал, спрашивал, спрашивал. Риддл видел, что ему интересно, что парня не устраивает то, сколь мало он знает о чужой жизни. А Тому было приятно говорить, когда собеседник не смотрит лениво в пустоту, не раздевает взглядом, а ловит каждое слово, затаив дыхание. В тот год Том знал, что четырнадцатого числа у Гарри матч. И Том сидел на трибунах. Он не ждал подарка, он не подготовил подарок сам, он просто привык, что этот день ассоциируется с Гарри, поэтому наблюдал за маленькой точкой, которую комментатор называл ловцом Поттером. Снитч поймал не Гарри. Он не успел совсем немного, и магические экраны показывали натянутую улыбку из-за проигрыша. Стадион потонул в криках и спорах, а Том спустился с трибун, купил кофе, немного подождал и направился к раздевалкам. Его бы, конечно, не пропустили, но один из бывших учеников подрабатывал охранником, и Том заранее с ним договорился. Лицо Гарри было сложно описать словами. Он приоткрыл рот и выпучил глаза, а потом засмеялся. То ли адреналин еще не выветрился, то ли радость от встречи ударила в голову после проигрыша, но парень неожиданно подлетел ближе и обнял так, что стало трудно дышать. — Как вы здесь?!.. Как вы?.. Я не ожидал, что вы… Вы же не любите квиддич… Я подготовил вам подарок, но он в гостинице, — заплетающимся языком говорил Поттер. — Я подумал, что ты будешь рад встрече, — слегка улыбнулся в ответ Том. — Гарри! Куда ты подевался?! — раздался чей-то крик. — Сейчас иду! — ответил Поттер и снова обратился к Риддлу возмущенно: — Как я могу быть не рад? Я… мы будем «отмечать» поражение сегодня, — грустно усмехнулся он. — Мне не отвертеться. Но я пришлю вам подарок вечером. И, может быть, у вас будет время, чтобы встретиться? — Ближайшие выходные? — приподнял брови Том. — Было бы отлично! — кивнул юноша. — Гарри, мать твою, пиздуй сюда! — снова заорал кто-то. — Сейчас! — рявкнул тот в ответ и добавил тихо Риддлу: — Ну, и самое главное, не забывайте, что я вас люблю. Он улыбнулся косо, напряжно, грустно, и Том не подумал, прежде чем притянуть парня за воротник квиддичной формы и поцеловать.