Шаг за шагом

- Пи Ким, ты вообще когда-нибудь меня любил?... Ким открывает глаза и выдыхает в потолок: - Любил. Просто не знал об этом... Это не отчаяние. Не боль. Не страдания. Это его каждое утро вот уже почти семь месяцев. Ким уже привык. Он привык валиться от усталости, загруженный работой по горло, мгновенно засыпать, а под утро видеть во сне Порче, который задает свой вопрос. Ким словно застрял в бесконечности этого сна, и он рад, когда ему не снится вообще ничего, когда мозг настолько истощен, что показывает лишь черноту. Но это случается нечасто. Гораздо чаще Ким видит, как мальчишка сжимается в плотный комок боли прямо на асфальте, а просыпается, шепча одно и то же. Любил. Любит до сих пор. Только поздно. Ким садится в постели и трет ладонью лицо. Берет с тумбочки телефон, проверяет заметки, сообщения от менеджера, и идет в душ. Долго чистит зубы, рассматривая себя в зеркало. Все нормально, он не похудел и на его лице нет отпечатка вселенской боли. Он отлично выглядит, что замечают фанаты и персонал. Но чаще всего теперь он носит очки, скрывая глаза, снимая их лишь тогда, когда это необходимо. Потому что только глаза способны выдать непроглядную дымку тоски, что в нем поселилась, заткнув даже черную душу. Приведя себя в порядок, Ким одевается, выходит из квартиры и стоит у входа в дом, возле парковки, куда въезжает неприметный автомобиль обычного серого цвета. - Садись, - пассажирская дверь рядом с водителем открывается и Ким залазит в машину, тут же получая в руки стакан с кофе. Ким поправляет на переносице очки, сонно моргает и хрипло выдыхает: - Спасибо. Менеджер, Мали, бойкая женщина лет тридцати с копной черный блестящих волос в тугом хвосте, поворачивается, оглядывает его долгим изучающим взглядом, протягивает руку, и вздыхает: - Ты не болен. - Как и каждый день. Я редко болею, и ты об этом знаешь. - Твой вид каждый раз говорит обратное, - она чуть сдвигает его очки, заглядывает в глаза, цокает и возвращает их на место - Скоро и очки не помогут. - Одену линзы. - У тебя от них раздражение. - Поехали уже, вроде куда-то торопились - ворчит он, откидываясь на сиденье и делая первый глоток кофе. - На фотосессию. - Точно. Машина трогается с места, а Ким смотрит в окно. - Ты в порядке? - Да. Трогать его лоб, спрашивать в порядке ли он - это ритуал. Как тот самый сон. Одно и тоже из раза в раз, изо дня в день. Мали просто в курсе, хоть и в общих чертах. Ким не распространяется о личной жизни, но трудно было скрыть месячный запой и практически состоявшийся скандал, когда в одном из клубов Бангкока он накачался виски и к нему прилипла узнавшая его начинающая певичка, решившая воспользоваться случаем и переспать с ним, наделав кучу фоток. Ему просто повезло, что клуб был одним из владений семьи, информация быстро дошла до Кинна и Мали, его сразу же оттуда увели, а девушке объяснили что к чему и та заткнулась. С тех пор Мали вилась над ним коршуном, а Кинн исправно звонил раз в неделю узнать как дела и иногда вытаскивая на обед. Ким не сопротивлялся. Он даже не смирился. Скорее сдался, поняв вдруг, что близкими людьми нужно дорожить. К сожалению, понял далеко не сразу. Так что в итоге именно Кинн вытащил его из запоя, а Мали разруливала все дела до тех пор, пока Ким не пришел в себя. Голову пеплом он не посыпал. Просто пробухался и ушел с головой в тренажерный зал и работу, пытаясь заставить себя не думать хоть так. Выходило откровенно хреново. Но неожиданной поддержке брата и менеджера он был действительно рад. Стороной обходили лишь одну тему и одно имя. Впрочем, ему было достаточно разговоров с самим собой иногда. - После фотосессии нужно заехать в студию и утвердить список треков для альбома, - снова начинает говорить Мали. - Я все равно не изменю список, - пожимает плечами Ким. - Послушай... Ты понимаешь, что все десять песен... невероятно грустные? Конечно, он понимает. Ким вообще первое время после того, как все его контакты оказались заблокированы, а он вливал в себя дорогую текилу с утра и до утра, думал, что не сможет больше работать. Смог. Вот только музыка изменилась. Он успел выпустить два клипа, которые приняли с невероятным восторгом. Ким знает причину, простую и обыденную - в жизни каждого человека случались потери. И это нашло сильный отклик как среди фанатов, так и среди критиков. Он сам не чувствовал боли, отдав и отдавая ее музыке и словам. И, видимо, нечаянно теперь помогает своими песнями другим. Но и Мали он понимает - целый альбом из боли и отчаяния, тоски и грусти - кто знает, как примут такое. Однако... - Все останется как есть. Они останавливаются на светофоре и Мали к нему поворачивается, глядя как-то печально и по-матерински заботливо: - Ты ведь хочешь, чтобы их услышал он. - Возможно, - кивает Ким. Он думал об этом, действительно. Хотел оставить этими песнями новое послание. Пока не понял, что вероятно, оно уже просто не нужно. А его песни - лишь отражение того, из чего он сам сейчас состоит. И если он не может улыбаться - врать себе и фанатам он тоже не собирается. - И что тогда? - Тогда... Либо эти песни примут, либо нет. - Ким, твой образ стал слишком мрачным. Это может однажды просто надоесть. - Значит, займусь продюсированием и буду петь в душе дома, - хмыкает Ким. Его не пугали эти перспективы. Его больше пугало то, что придется писать музыку ради чужого одобрения, а в это душу он вложить уже вряд ли сможет, даже такую поганую, как у него. - Упрямый дурак, - вздыхает Мали, трогаясь с места - Нажалуюсь твоему брату. - Как будто он что-то с этим сможет сделать. Да и не будет. Кинн не вмешивается в его жизнь, не дергает по делам мафии. А за обедом просто пытается рассмотреть, точно хочет убедиться, что все в порядке. Никогда не говорит о делах клана, не соприкасается с темой Киттисаватов. Впрочем, это не так уж и нужно. Ким сам держит руку на пульсе и никогда не прекращал. - Спасибо за заботу, - искренне говорит Ким. Иногда думает, что стал слишком мягким. Иногда считает, что он разбился. Но чаще просто понимает, что даже с замершим сердцем он продолжает жить. Самоубийцей он не был. Тем более, что полностью абстрагироваться он не смог. Рабочий день заканчивается очень поздно. Но Ким едет ужинать в ресторан, затем около получаса просто сидит на капоте машины недалеко от моста Рамы 8 и смотрит на воду, прокручивая в голове строчки и мелодии, а после отправляется в круглосуточный спортзал, на полтора часа забывая вообще обо всем, пока занимается на тренажерах и разбивает в кровь костяшки обеих рук о боксерскую грушу. Ссадины тут у него теперь не исчезают, а старые зажившие заменяются новыми, делая руки в мозолях еще более грубыми даже на вид. Фанаты давно это заметили, как и журналисты, задавая вопросы и получая в ответ честное “частые силовые тренировки, меня это успокаивает и помогает сосредоточиться”. После чего возвращается домой. В вестибюле его ждет, как и каждый вечер, конверт с ответом, который он забирает, кладет на журнальный столик на балконе, идет в душ, и только после садится в кресло, закуривает и открывает. Уйти из мафии нельзя, если ты родился одним из королей. Ким давно отошел от дел, но у него везде уши и глаза, которые следят везде и всюду. У него несколько преданных людей в комплексе, в особняке Вегаса, шпионы в крупных кланах и “уши” на улицах города. Но эти отчеты его интересуют мельком. Пока он пробегается по строчкам и фото, мозг лишь фиксирует информацию, делает выводы и забывает, если нет ничего интересного. А затем наступает очередь других листов. Шесть месяцев назад Ким не выдержал и приставил к Порче охрану. В особняке за ним всегда присматривали двое. Вне его - еще трое. Они следовали за подростком везде и всюду. Ким не боялся, что его засекут, в конечном итоге это мог сделать только подготовленный человек, коим Порче не являлся. Так что парень всегда под наблюдением. А Ким хотя бы так может знать, что у него все в порядке. Сухими строчками, фото. Со стороны. Он просто не смог уйти. Разумеется, это была лишь его проблема, и для Порче он уже давно исчез из жизни мафии и его собственной. Но Ким боялся, что будучи частью этого мира из-за брата, однажды могло случиться что-то куда хуже, чем попытка похищения в баре Йок. Ким считал,что именно он ответственен и пытался сделать хоть что-то со стороны. Именно так он себя оправдывает все эти месяцы. Наблюдает со стороны эти полгода за чужой жизнью, каждый вечер читая отчеты и уговаривая себя просто его не трогать. Ради блага парня, которому итак причинил незаслуженно слишком много боли. И вроде бы все было относительно в порядке. Порче быстро прекратил ходить по клубам, начал готовиться заново к поступлению в университет, часто общался с Макао. На фото он выглядел вполне хорошо, чему Ким был рад. Он был рад видеть на фото с наблюдений, что Порче продолжает жить. Пока около месяца назад его не начали тревожить эти отчеты. В университет он поступил. Как всегда и мечтал, на музыкальный факультет. Однако, судя по данным, он стал меньше выходить из дома, прекратил завтракать или ужинать вместе с остальными дома, много спал. В общем и целом его образ жизни начал напоминать закрытый, словно он старался абстрагироваться от внешнего мира. Он подрос, довольно сильно. Но и похудел, черты лица заострились, длинные руки и ноги. Из него полностью ушло детство. Как и улыбка перестала мелькать на его лице. Судя по отчетам, нагрузка на первом курсе оказалась слишком большой. Че часто заваливал задания, не сдавал вовремя проекты. В студенческой столовой тоже не ел. И не заводил друзей. Из всех, с кем он общался в стенах учебного заведения, судя по информации, был только Макао, учившийся на третьем курсе. Киму это не нравилось. Порче словно... таял. Но почему? Неужели так сильно сказалась учеба?... Еще был третьекурсник Бан. Который сразу обратил внимание на нелюдимого подростка, что очень часто ходил с наушниками в ушах. Фото, где Бан где-то рядом с ним, стали появляться все чаще. Судя по всему Че ему приглянулся. И все бы ничего. Ким готов бы был заглушить свою ревность, на которую и права не имел. За тем лишь исключением, что с Баном он был знаком лично. И в бытность младшекурсником, когда еще только входил в музыкальную индустрию, не развлекался с ним и его друзьями по клубам, с большим количеством алкоголя, легкими наркотиками и девочками и мальчиками на одну ночь. Ким святым тоже не был, хоть и отказался принимать все, что крепче текилы или водки. Но после у него появилась работа и компанию он оставил, как и на учебу забил. А вот Бан свои развлечения продолжил. Он славился на весь университет тем, что всегда получал все, что хочет, в особенности если он хочет кого-то. Вероятно, сейчас он хотел Порче. С простой целью, как и всегда - поиметь того, кто заинтересовал. Ким, читая отчеты, все чаще сжимал челюсти, уговаривая себя, что Порче все таки не дурак, несмотря на свой возраст. Дураком он парня не считал никогда. Но злость на Бана и испуг за мальчишку, которому снова могли задурить голову и... бросить после, раздражала все сильнее. Пока в один из вечеров, похожих на предыдущие, пока Ким был в зале, на удивление добравшись туда раньше девяти вечера, ему не поступает звонок от одного из телохранителей. - Порче Киттисават упал в обморок на мероприятии от университета. Его забрали в комплекс. Ким практически роняет гантелю себе на ногу. Затем выдыхает, сбрасывает звонок и нажимает на вызов, но уже по другому номеру. - Доложи. - Он в больничном крыле, привезли только что. Судя по всему, истощение и усталость. Он разбил висок. Ким скрипит зубами, садится на лавочку возле стены и вертит мобильник в руках. Он не хотел соваться в жизнь Че. Он хотел, чтобы парень спокойно жил дальше своей счастливой жизнью, без него. Но теперь он не просто нервничает, теперь он пытается понять, что с Порче происходит. Эти отчеты становились все мрачнее и мрачнее. Сейчас обморок. Остается надеяться, что это не Бан что-то подмешал в напиток, на него очень похоже - опоить жертву и забрать в дешевую гостиницу, чтобы получить то, что не дали добровольно. Представив эту картинку, Ким понимает, что должен сделать хоть что-то. Сидеть вот так и наблюдать, как жизнь Че почему-то становится вместо счастливой... вот такой, он больше не может. Разблокировав экран телефона, Ким снова делает вызов, и когда поднимают трубку, спокойно говорит: - Мали, перекрои пожалуйста расписание. Я возвращаюсь на учебу. После чего откладывает телефон, снова натягивает перчатки и встает напротив груши. В этот раз разбивая костяшки больше обычного.