***
Они ждали, притаившись в тени, сглатывая слюну, что синей слизью падала с их клыков. Противники божеств, хранители знаний, поклявшиеся отомстить. Орден бездны, маленькое королевство, с собственной иерархией, правителями и подхалимами, с собственным безумием, в котором они варились с особой отдачей. Низменные твари, презираемые Дилюком. Они строили планы и заламывали пальцы, пытались сорвать покровы, скалили зубы на Селестию, возносили проклятия тёмными ночами. Они были неорганизованным Хаосом, ульем, человеко муравейником. У них не было шансов, поэтому божества лишь плевали на них с золотых тронов, поднимая глаза вверх, за купол из фальши и стекла. У них не было шансов. Ха-ха-ха. Шанс есть всегда, и люди из проклятой нации знают об этом лучше других. Прогрызать путь зубами, обламывать ногти в мясо, биться до последней капли — это в их крови, в их культурном ходе. И они нашли способ восстановить свой Проклятый Рай, город из боли и железа. И они нашли способ бросить вызов небесам, написать инструкцию «Как стать сильнее Бога». Все гениальное просто. Бездна просто совершила маленькое чудо, вернула себе недостающий кусок мозайки, прибрала к рукам то, что считала своим. И этим окончательно вбила гвоздь в крышку сразу нескольких гробов.***
Стук чужих каблуков Дилюк слышит далеко не сразу, слишком он утонул в своих мыслях, слишком долго вглядывался в Бездну. Аделинда заглядывает в дверь с опаской, прикусывая губы тонкие. Её левая рука висит бесчувственной палкой, повредила при предыдущей атаке Гидро Чтеца Бездны. Набеги на винокурню были редкими, куда реже чем на город, но неприятности навроде того же Чтеца случались. Господин Рагнвиндр травму Аделинды считал промахом своим, личным. Он, как глава рода, как последний оставшийся потомок некогда великой дворянской семьи, должен был обеспечить защиту своим людям. Тем, кто остался с ним до конца, не ушёл в невидимые дали и поминай как звали. Тем кто не предал. — Господин Дилюк. Недалеко от статуи Анемо архонта видели скопление магов бездны, во голове с Чтецом. Вы знаете, от нас до статуи рукой подать. Они не пустят возможности поживиться остатками винограда и вина. Более того, они знают, что один из обладателей Глаза бога живёт под защитой этих стен. Они сделают все, чтобы уничтожить вас. Не понимаю, почему они до сих пор ограничились мелкими набегами. Дилюк тоже не понимал. То есть мысль определённая у него была, но она была продиктована непослушным сердцем, которое отказывались верить жестокой реальности. — Хорошо. Я разберусь. Всяко лучше, чем сидеть в клетке из стен под разрушенными небесами. — В одиночку? Это опасно. — Эльзар все ещё спит после вчерашнего, а ты, моя дорогая, сейчас даже с домашними делами с трудом управляешься. Я не хочу вести вас на убой, так что оставайтесь тут. В случае чего, напишите весточку Джинн. Хотелось попросить написать весточку ещё одному человеку. Но, стиснув зубы Дилюк отгоняет мысль об этой просьбе. Отогнать от себя чужой образ все никак не получается.***
Небеса остались безмолвны, когда в Каэнри’ах, в самом центре нации безбожников, вдруг запылал яркий огонь. Небеса остались безмолвны, когда тысячи хиличурлов, разбросанных по всему Тейвату, устремились туда, как свора волков, проходя через города и селения, перли на пролом, как зачарованные змеи из Сумеру. Небеса остались безмолвны, даже когда называть их небесами стало кощунством. Серая, уродливая трещина расползлась по всему куполу, от края до края. Небеса раскололись, разошлись как старая ткань, брызнули светом звёзд, тенью прошлых ошибок. Дилюк видел, стоял на главной площади Мондштадта, под тяжёлым взглядом каменной статуи их бога, который сейчас, когда мир трещал по швам, стоял здесь же, сжимая лиру в руках, смотря своими прекрасными глазами с небывалым упрямством. Они все стояли там, как паломники в ожидании чуда. Но чуда не произошло. С тех пор как небо разбилось ненужной стекляшкой, а Селестия продолжала молчать, серый цвет стал извечным спутником всего их постнебесного мира. Внутри Дилюка тоже поселилась серость, растеклась остатком боли, двойной боли. И нашла выход в ненависти.***
Их было всего четверо. Три мага и один Чтец. Низменные твари, мнившие себя чем-то великим. Увидев его, плотоядные улыбки врезались на их уродливых лицах, вместе с шёпотом, визгом, треском. Маги напали тут же. Чтец стоял в стороне, с видом короля, смотрящего на бойню своих солдат с чересчур много возомнившим о себя противником. Дилюк дерётся стиснув зубы, сжимая руками рукоять меча. Электро. Гидро. Крио. Все как тогда. Воспоминания о том дне обливают разум смесью горючей. Тогда она пришла ему на выручку. Тогда она сказала, что любит. Она любит. Она. Люмин. Имя обожгло горло, жилы, кожу. Имя забилось стеклянным колокольчиком в голове, оставило послевкусие диких трав из Ли Юэ, которыми она шутя пыталась его накормить в том мире без разбитого неба, в котором была женщина, которую он назвать любимой. Волк Севера защищал свою территорию до последнего, яростно разрывал всех чтецов, пришедших оспорить его высшею божественную свободу. Дилюк тоже волк, хоть и не воспитан дикими чащами Вольфендома. Дилюк — феникс огненный, яростный, пылающий и территорию свою он тоже защищает до последней капли крови, до того, как в глазах начнёт темнеть. Он расправляется со всеми магами сам, ему не нужна помощь дикой кошки, сгоревшей лилии. Гидро, Крио и Электро стекают к его ногам, в запале он делает ещё несколько рубящих движений рукой, дышит тяжело полной грудью. Вот тогда и нападает Чтец. Хитрый ход. Битва с тремя хоть и не убила Дилюка, но вымотал точно, поэтому сейчас все напоминает не честный поединок, а неумелые попытки волчонка огрызаться на признанного альфу. Абсолютное бесчестие. А знает ли Бездна значение слова честь. Люмин знала. В прошлый раз воспоминания о ней помогли победить, на сейчас они вызвали ступор, из тех, что длятся секунды, а кажется что прошли века. Люмин всегда сражалась честно и в открытую, ей не были свойственны все эти подлые приёмы, которые периодически могли выкинуть рыцари. Именно поэтому она так быстро сошлась с Эолой Лоуренс, они были одного были ягодами: искренние в своих привязанностях, честные до невозможности. Люмин так не подходила Бездне… Сила анемо вырывается из-за спины, словно привет из прошлого, сила откидывает замахнувшегося уже чтеца, и ты надеешься, что это кто-то иной, Джинн проходила мимо и решила тебе помочь, но женский голос, звонкий и слегка встревоженный, не оставляет и шанса твоим мечтам. — Прекратить! Чтец отходит на несколько шагов назад, а потом становится на одно колено. — Приветствую, принцесса.***
Причина, по которой Бездна смогла достичь тех высот, на которых находилась сейчас, была проста — сила. Сила — то единственное, что нация без бога искала от самого сотворения, единственное, что помогло достичь наивысшего уровня процветания в далёком прошлом. Сила звёзд, которую носили в себе два желтоволосых странника из другого мира. Принц бездны смог вернуть себе свои принцессу. Люмин воссоединилась со своим братом, как всегда того и хотела. Ушла за ним в Бездну, приняла титул, отдала весь свой свет без остатка. Кэйа ушёл с ней, написав записку, о том, что он благодарен Мондштадту за многое, но вечно носить маску лицемерия невозможно, и рано или поздно приходится делать выбор. И он выбрал родину предков, отчий дом. Так Дилюк лишился человека, которого был готов вновь назвать братом. Так Дилюк лишился женщины, которую хотел назвать женой. Он ненавидел чудовищ Бездны, а эти двое теперь относились к ним. Он уверял всех, что предатели заслуживают только его ненависти. Но глядя в столь родные глаза, озёра медовые, господин Рагнвиндр уже не был так уверен.***
— Принцесса, человек перед вами отмечен божествами. Мы должны вырвать эту скверну с лица земли. — Он мой. Я знаю этого человека и считаю, что он достоин вступить в битву со мной. — Ваше высочество, но если он ранит вас, принц… — Вы не верите в мои силы? Дилюк помнит эту силу в голосе. Она разговаривала так же с похитителями сокровищ, что имели глупость напасть на них на очередной прогулке. Сейчас она говорила так про него. Это не трогает, он ведь ненавидит её. Невозможно ранить сильнее, чем она уже сделала. Поэтому, когда Чтец уходит, а Люмин встаёт напротив него, обнажая меч, Дилюк не чувствует ничего, кроме абсолютного спокойствия. Шаг. Выпад. Укол. Глаза в глаза. Это не прошлые, полушутливые поединки, нет. Это схватка двух зверей, что вроде и не едят друг друга в природе, а все равно при удобном случае вцепятся в горло, чтоб территорию не делить и еды поболее получать. Они всегда такими были. Просто раньше предпочтительней было жить бок о бок, греться друг об друга, мурлыкать не шутливые признания. Глаза Люмин кор ляпис или мед в чае, искренние такие, честные. В первые недели, как все узнал про новую принцессу Бездны, кто-то навроде скаута Эмбер тешил себя надеждой, что героиня Мондштадта одурманена и заколдована, что она не сама шагнула во тьму. Дилюк никогда не позволял даже оттенку такой мысли пролезть в голову. И сейчас убедился, что все делал правильно. Её невозможно заставить делать что-то против воли, у неё воля камень. И глаза не поменялись ничуть, не стали тёмными провалами, не присыпались пеплом. Это все та же Люмин, которую он целовал под праздничные фейерверки, та Люмин, что всегда была желанным гостем на винокурне. Та Люмин меч держала также, и усмехалась, как сейчас. — Неужели ни о чем меня не спросишь? — шаг, выпад, увернуться. — Мне не о чем разговаривать с чудовищами Бездны. — Вот как? — он ищет хоть след манерности и лицедейства в этой иронично поднятой брови, не находит, злиться, потому что вновь любуются ей, — Помниться были времена, когда мы могли разговаривать часами. Это всегда удивляло твоих сотрудников, они же привыкли видеть тебя холодным и молчаливым. Это прилив ностальгии казался столь невинным, что невольно пугал. Помни, она враг, принцесса Бездны. Помни, она не та, несмотря на то, что глаза, губы, брови домиком, тонкие руки, цветок в волосах — все тоже. Помни. — Вы что-то путаете. Всё что вы описали, происходило между мной и Почётным Рыцарем Мондштадта. Героиней, которую любили все. Не предательницей. — Предательницей? — она смеётся почти истерично, и Дилюку впервые кажется, что она не спала несколько суток, что еле-еле держит меч в руках, что ей бы отдохнуть и к кому-то сильному прижаться, выплакаться ему, не боятся упасть оземь, — Кого я предала? Брата, с которым была вместе несколько тысячелетий. Кого предал Кэйа? Свою родину, которой обязан жизнью. Мы не давали клятв верности этой земле. Ни я, ни он. Так кого я предала? — Меня, — это так по-детски, но это не вытравишь, оно невольно обидой осталось, осело внутри — Ты мне клялась. И ты ушла. Ты бросила меня. — А ты бы пошёл? — Люмин смотрит в землю, на носки своих сапог, а может на свежую траву, кто его знает, — Ты, ненавидящий Орден Бездны, пошёл бы с нами во тьму? Когда она смотрит на него так, будто между ними по-прежнему никаких преград и только лишь безграничная любовь, Дилюку хочется ей соврать какой-то сладкой карамелью. Только он никогда не унизить её ложью, ведь Люмин, Бездны принцесса, все ещё чудесный соперник, и он кружит вокруг да около, а к ней не подберётся. — Вот видишь, не пошёл бы. Тебе было проще возненавидеть и меня. Она перехватывает меч, а потом бросает его в сторону, со всей силой. Металл скользит по траве, а Люмин расставляет руки и смотрит беззащитно и трогательно. Дилюк никогда не нападёт на безоружную девушку, даже если она бомба замедленного действия, даже если ей подвластны неизвестные силы. Дилюк опирается на меч, дышит тяжело. Пряди его волос прилипли к вспотевшей шеи и он на неё в упор, только Люмин всегда была непробиваемой. Неприкосновенной. Любимой она была. — Я ненавижу вас, принцесса Бездны. Поцелую сыпятся на неё, как из порванного мешка. Губы, щеки, нос, лоб. Он целовал её везде, где дотянулся. Он обнимал её крепко, в раз последний, а она тянулась к нему лилией к солнцу. Тянулась и сгорала. Трава была мягкой, её платье невероятно лёгким, а вот кафтан его был тяжёлым, бархатным, и Люмин запуталась в нем с величайшим наслаждением, кусая шею теряя разум. Они оба теряли его во вслипах, вскриках, шорохах и стонах. Они потеряли себя этим серым днем под разбитым небом, зато обрели друг друга. — Я люблю тебя, Люмин.***
— Завтра мы пойдём свергать богов с золотого престола. Я пришла попрощаться, — после того, как все закончилось и Люмин вновь смогла дышать и думать, она натянула платье обратно, стягивая его на груди, и вынула из копны своих золотистых волос цветок, который протянула Дилюку. — Это интейват. Он встречается лишь в Каэнри’ах и невероятно верен родному региону. В дали от дома его лепестки затвердевают так, что ни одной силе в мире не под силу его сломать. Но стоит вернуться на родину и он упадёт к твоим ногам горсткой пепла. Возьми, как залог нашей новой встречи. Возьми, как символ того, что я вернусь. Взял и пялился тупо. После произошедшего не поменялось ничего и изменилось все, и это все крошилось под грудной клеткой. Люмин, Бездны принцесса, его, уже окончательно его, встала и пошла прямо почти, от бедра, словно ноги не хотели стать мягкими облаками и уйти вниз. Она уходила в будущее, облитое золотым и красным, и Дилюк не знал, есть ли ему место в том будущем, что Орден Бездны сотворит с братьями: его и её. Хотелось задержать её, ускользающий призрак туманного завтра. — Люмин, — обернулась, — ненавижу тебя. Люмин улыбается мягко и всепрощающе, и кивает в ответ. — Я тебя тоже.***
Цветок интевата стоял в вазе долго, так долго, что стал Дилюку мозолить глаз. Люмин не вернулась. Не пришла с той последний битвы, опала кусочками солнечного света. Она не придёт. Никогда. Цветок в вазе горел красиво, как горела она, смелая хрупкая лилия. Дилюку пе просто так подвластны силы пиро. Цветок горел, как господин Рагнвиндр горел изнутри, оплавляясь до костей. «Я ненавижу тебя Люмин. Ненавижу, ведь несмотря ни на что, продолжаю тебя любить».