Когда-нибудь я убью тебя, сука!

Конечно же, этот чёртов ушлёпок даже не соизволил хоть немного прибраться… Хотя сегодня была его очередь. Впрочем, может быть, конечно, жрец и убирался, но… Хидан и порядок были вещи просто по жизни несовместимые. Квартира что до, что после его уборки упорно напоминала полигон после масштабных военных учений. Или даже не учений? Кровищи на полу, во всяком случае, было достаточно, чтобы заподозрить жреца в чрезмерном рвении к религиозной безупречности. Кого он тут расчленил? — Ты кретинский ссаный ушлёпок! — прорычал Какузу в глубину квартиры, откуда доносился плеск воды и веселый мотивчик в бездарном исполнении Мацураси. — Мне не нужны проблемы с полицией! И домовладелицей… В ответ Мацураси включил напор посильнее. Жопу свою, значит, мыть после ритуалов мы никогда не забываем, а изговняченную, убитую в хлам хату и Какузу приберёт, не переломится… — Тра-ля-ля! Тыц-тыц-тыц! — пританцовывал, кокетливо подергивая бёдрами, под струями воды Хидан. Чёрт! Этот гондон никогда не закрывал двери, пока плескался в душе! Конечно же, Какузу чуточку залип и попялился немного. А как не пялиться? По молочно-белой крепкой груди жреца сочно стекали подозрительно знакомые алые блестящие капли… — Оставь мой шампунь в покое, ты, придурок! Вот зачем Какузу говорил это каждый раз, снова и снова? Хидан, не отрывая глаз, откинул голову, подставляясь под потоки воды, и ткнул в сторону Какузу средним пальцем в хорошо узнаваемом международном жесте. Говнюк. Какузу пошарил в куче какого-то неопознанного сваленного прямо у дверей говнища и выудил оттуда свои тапки. Брезгливо понюхал и бросил обратно. Ноги липли к полу. Кухня радовала глаз первозданной пустотой в холодильнике. А также первозданным хаосом в мойке. С тяжёлым вздохом Какузу взвесил в руке чайник. В чайнике что-то плескалось. Но по ближайшем рассмотрении употреблять это внутрь Какузу не посоветовал бы даже своим клиентам. Не настолько плохо он к ним относился. Киллеры, между прочим, тоже люди. Даже такие высокоэффективные, как Какузу. Бенто в промасленной коробке ещё не успел остыть. Бутылку сливового вина Какузу, немного смущаясь собственной неуместной тяги к эстетике нескромности, сунул в кувшин и плеснул в него горячей воды. Неэкономно, да. А всё чертов Хидан! С его кривыми руками, убитыми в ноль мозгами и чудовищно уёбищным характером. И охуительной задницей. На котацу сложенная пополам лежала бумажка, которой Хидан, по всей видимости, пытался протереть столешницу. Без особенного впрочем успеха. «Уважаемые господа! С нижайшим почтением уведомляем вас, что если в срок до тринадцатого февраля ваш мусор не будет убран с лестницы, куда был выставлен и что строжайше запрещено правилами дома, вы будете оштрафованы. Сумма штрафа составляет тридцать пять тысяч Йен. С глубоким уважением, домовладелица мадам Момо». Мысленно чертыхнувшись, Какузу быстро посчитал в уме. Сегодня было четырнадцатое. — Что это? — потряс бумажкой Какузу перед носом выплывшего наконец из душа Мацураси. Хидан, чьё полотенце держалось на одном честном слове и немного на бёдрах, ничуть не обеспокоенно дернул плечом. — В душе не ебу. — Хидан, — со всей проникновенностью, на которую был способен, и которая появлялась в голосе Какузу обычно за секунду до контрольного выстрела, заговорил мужчина. — Это предписание об уборке мусора. Ты опять бросил пакет на лестнице? — Ой, — закатил глаза под самый свод черепа Хидан, — не пыли, старик, не то песок из жопы посыплется. Ну оставил и оставил, что теперь переживать ещё из-за этой хуйни? Хидан прошёлся по их тесной кухоньке, задевая плавно покачивающимися бёдрами ветхую мебель. Неудивительно, что она то тут, то там была покрыта вмятинами. Занос у Хидановой задницы был как у трамвая. — Нас оштрафуют, — голос Какузу чувствительно подсел. — Просто заткнись уже, а? — Хидан хищно повел носом к коробке с бенто. — Какузу, это просто сраная бумажка! А мадам Мудо или как ее там, просто старая маразматичная дура, которой я давно мечтаю выпустить кишки во славу великого Джашина. Ей и ее дурацкой шавке! О, ты купил бенто! Какузу оттянул воротник, который внезапно начал его душить. — А кого… ты тут… Мадам Момо… Я не видел её сегодня в комнате консъержки… О, нет! Пожалуйста, нет! Это был последний приличный квартал, где они с Хиданом ещё не успели нахеровозить! И откуда их ещё не выпроваживали с вилами и факелами! — Хидан! Ты… гребаный полудурок! Ты же не?.. Чья кровь возле двери? Хидан, успевший расковырять коробку с бенто и таскавший оттуда ломтики свинины, бросил на секунду свое занятие и оторопело уставился на любовника. — Чт… Ты серьёзно? Ты думал, что я… О, Джашин! Да ничего с этой твоей мадам Дурдом не случилось! Она пришла днём и принялась орать тут как чокнутая! Я послал её к черту, а она стала гнать, что настучит, ну, я и кинул ей за дверь деньги, чтоб заткнулась… — Какие деньги? — Те, что ты прячешь под футоном, и думаешь, что я не знаю… … Сто пятьдесят тысяч! Какузу встал и медленно прошёлся по кухне. Хидан лениво следил за ним своими чудесными малиновыми зенками и не испытывал, казалось, ни малейших угрызений совести. Хотя, что, Какузу разве был не в курсе, что совести у Хидана, а равно как и ума, сердца, чести, стыда, не было вовсе? — У нас какие-то проблемы, старик? Какузу молча покачал головой. Спорить с Хиданом за деньги не имело ни малейшего смысла. Что такое деньги и какова их ценность, дитя пробирки не желало даже задумываться. — Видишь, я совсем не бесполезный кусок дерьма и тоже умею разруливать всякие мутные дела, — поджал губы Хидан. — Так ты нальешь нам вина? «Всего одна пуля… Одна пуля в голову… Вот прямо в середину этого круглого низкого дегенеративного лба… И здравствуй, нормальная жизнь, в респектабельном квартале, в чистой квартире, с новой машиной и парочкой длинноногих красоток… Одна пуля и мне ещё спасибо за это скажут…» — А на полу у двери — это не кровь, — вдруг неожиданно виновато опустил гладко прилизанную свою голову Мацураси. — Это я, знаешь, хотел тебе сюрприз. Ну, там, романтика, хуё-моё. Короче, это вишневое варенье. На секунду Какузу показалось, что он впервые в жизни по-настоящему знатно охренел. — Варенье? Вишневое варенье? Где ты его… Стой, молчи, даже не хочу этого знать! Зачем тебе понадобилось варенье, мудовище? Хидан, казалось, слегка покраснел. — Так, знаешь, хотел нарисовать у самого порога сердце, ну, типа валентинки, чтоб ты как зайдёшь, сразу увидал. Но там… Это… Что-то пошло не так. Короче, хуёвый из меня художник. С Валентиновым днём, старик. И прости за мусор. Я правда не хотел. Какузу молча достал тёплую бутылку вина из воды и открыл шкаф в поисках хотя бы относительно чистых стаканов. — Когда-нибудь я убью тебя, сука… — негромко и убедительно промолвил он, разливая напиток. Хидан уютно, точно большой белый кот, умостился за котацу, взял стакан в обе ладони и блаженно жмурясь принялся полизывать вино крошечными глотками. На кухне по-домашнему запахло сливами и немножко — тёплым рисом и вишнями. — Но не сейчас… — задумчиво проговорил Какузу, присаживаясь рядом с Хиданом так, чтобы они могли касаться друг друга коленями. — Но не сейчас…