Зацветая

Веет теплом, влажным и мягким. Пар от кофемашины разливается по потолку туманным конденсатом, заставляя даже самых плохо обоняющих, почувствовать запах зёрен. Посетители оборачиваются на пронизывающий помещение аромат, опьяняющий всех, кто войдёт. Кофеманы отсиживаются за стойкой, почти жадно дышат и наведываются в заведение чаще, чем пару раз в неделю. — Заходите к нам ещё! — приветливо улыбается Сакура посетителю, передавая подставку со стаканчиками эспрессо. Сама она, как заядлый едва не кофежуй, выбирает место подработки не случайно. Оно отбирается по двум критериям, чаще встречающихся по отдельности чем вместе. Во-первых, это должно быть место неподалеку от офиса, во-вторых — доступно-умеренное от университета. Вышло почти идеально, если бы не получасовая езда с места на место. Но это мелочи в сравнении с тем, что в итоге она добилась своего, тем более раз уж езда покрывается заработком с лихвой — ещё на мороженое хватает. Сакура смахивает невидимый пот со лба, становится ещё довольнее, завидев в прозрачной двери причину ее окончательно сбившегося и перепутавшегося графика. Учиха Саске — высокий брюнет с утонченной генетикой аристократа и закидонами принца, жующего из золотой тарелки. Так подумают многие и многие женщины и девушки, и тем не менее все равно готовы вешаться на шею ради смазливой внешности. Сакура ехидно и почти злорадно смотрит на них, потому что Учиха Саске вовсе не сопля и не нефтяной магнат; он не маменькин сынок и не в коем случае не сорит деньгами. Чего уж говорить о том, что он однолюб, а не многожен. Что не любит телячьи нежности и лесть (в большинстве своем полностью игнорируя и то и другое). Да и что там скрывать его логический расчет чуть ли не на месяц вперёд? Его принимают за жертву, в то время как очередная пассия пихая соперницу, не замечает и только больше впутывается в липкие нити сама. Сакура наблюдательная. Учиха — скрытный. Она говорит себе, что это не просто «понравился», это нечто большее, чем наврятли будут интересоваться «просто проходящие и неожиданно наткнувшиеся». Потому что никто не сталкерил Учиху Саске в кафе, пока тот приходил на рабочий перерыв и пил кофе без сахара (с маленьким исключением минимального количества молока по праздникам). Потому что никто ради такого не ездил в центр города на подработку в середине дня ради пары встреч в неделю. Потому что это не просто заинтересованность. Потому что… Да мало ли почему? Это не важно. Все отметается как недееспособное, стоит рядом с ним замаячить чему-то сладко-надушенному или наигранно-невинному. Фальшь кружится вокруг него черными закорючками полу-прозрачной действительности. — Добрый день! Вам как обычно? — сверху-вниз смотрит на перекошенные гримасы позади спины Учихи. От чего, интересно, его считают безмозглым мальчиком-угодником, которого можно купить за деньги как снять проститутку на улице? Уже за то, что это происходит здесь, в кафе, она готова им шеи посворачивать — это приличное заведение, а не ночной клуб. Ей едва заметно кивают, выдыхают устало. — Если можно. И внутри неконтролируемо теплеет. Так приятно, что хочется замереть и распробовать это ощущение палета по ноткам тонких душевных нитей. Вот чего она дожидается как новой порции воздуха. Ради этого все те нечеловеческие усилия прыгнуть выше головы оправдываются. Они просто растворяются в этом необыкновенном ощущении. Это то, что называется жизнью?.. Или, быть может, судьбой? Сакура не знает, но хочет это понять. — Тяжелый день? — она ловко подхватывает плотный стаканчик из картона. Щурится на весёлый луч, неожиданно пробившийся сквозь серость, нависшую над городом, из окна, мельком окидывая посетителя, склонившегося над столом. Учиха пару мгновений не подаёт признаков жизни, тяжело потирающий лоб ладонью, вечно скрытый наполовину челкой. Ещё только обед, а он уже сильно уставший. Что же там у них случилось? Но, чтобы это не было, она выполнит заказ, не зависимо от политически-экономических положений внешних производств. В каком-то смысле там соперники кофейни, конкуренты. — Предки. И в этом звуке-слове так много тяжести, что Сакура и сама понимает его — проходили. Когда родители, внезапно приехавшие, нашлись у нее в квартирке, событие было буквально снегом на голову, а соседки — фуриями, слишком недовольными для гостеприимства чьих-то родственников. И все это было когда она ещё не съехала в свою однушку. И всё-таки ей становится интересно какие же у Учихи родители. Он — холод айсберга — в кого пошел, в мать или отца? Или может у него оба родителя строгие? Этого она не знает, как и есть ли у него братья или сестры. Так что ей ещё много чего предстоит о нем узнать. Протягивает стаканчик с готовым ядерным кофе. — Неужели прямо на работе навестили? В ответ лишь снова тяжело вздыхают. Она с интересом и задорством любопытной девочки заглядывает Учихе в лицо. Он сидит с выражением самой глубокой суровости, но Сакура знает, что он всего лишь о чем-то думает, не обязательно плохом. Наблюдать и анализировать его, у нее вошло в давнюю привычку, почти с первой встречи. Ино говорит, что она помешалась на этом Учихе и уже жить без него не может. Но Сакура кривит на это брови и задумывается. Коситься на парня во время его обеда никто не запретит. Это и слежкой то назвать сложно. — За счёт заведения, — Сакура протягивает Учихе блюдце с кофейными кексиками, которые он иногда берет с собой. Взгляд провалов-глаз переползает со столешницы на пирожное, песочно-светлое. Сверлят его долго, но отвечают наконец ведением головы в сторону. Странный жест, который она не уверена, что поняла. Уютный гул голосов в помещении разбавляется громкими рекламами с телевизора, сбавленный на минимальную громкость. Своеобразный фоновой шум, образующий неповторимую атмосферу. — Не стоит. — Оно совсем свежее, не отказывайтесь! На нее поднимают глаза: темные-темные и она в них почти тонет, теряется. От его голоса слабеют коленки, от взгляда — мутнеет рассудок. Внутри словно цветник распускается. Сначала неуверенно, осторожно проклевывался маленький росток, по-детски наивный, не знавший ни добра ни зла. Со временем креп и выпускал все новые листья. Тепло лучей, пробивающееся сквозь мрачные низкие тучи, редко, но от того желаннее, ласкало чуть бледные, неболшенькие листики подрастающего деревца, тянувшегося в высь. Чтобы однажды зацвести нежными рассветными бутонами. Чтобы однажды вокруг вырос целый сад цветов, ярких, мягких, испускающих неземной аромат. Где-то гудит телефон, Сакура выныривает в реальность из теплого небытия. — Да. Саске отвечает на звонок. Взгляд его пустеет, всего миг назад имея неповторимый оттенок чего-то заинтересованного. Сакура отходит в сторону от посетителя, принимает заказ, мельком слышит раздражённое: «бака, только тронь бумаги на столе и…». Дальше слова размываются в оживлённом пространстве. Она не сомневается, что тот, для кого это звучит, получит сверх меры, но одновременно ей становится интересно, кто же там такой смелый. Знакомый? Подчинённый? Сакура не успевает закончить мысль, как слышит удаляющиеся шаги. Шаги? Она оборачивается и видит только широкую спину Учихи Саске в дверях. — Постойте! — она дёргается, но ее не слышат. Выхватывает из холодильника коробочку с упакованным тортом, скорее направляется вслед за Учихой. В дверях оглядывается по сторонам тротуара, молится, только бы не машина. В лицо швыряет морось с ветром, освежающим, будто открывающим второе дыхание. Она вглядывается в толпу, с радостью находит знакомую макушку уложенных колючек. — Подождите! Саске! Ее услышали, обернулись. Рядом с Учихой брюнет, тот тоже обращает на нее внимание. Она запыхивается пока бежит до них, но со всей осторожностью не даёт торту превратиться в кашу. — Саске, — выдыхает она, опирается на одну коленку рукой. — Вот, это вам. Протягивает прозрачную упаковку с бантиком, синим и белой узкой ленточкой. — От заведения? — Сакура ловит в свою сторону движение со стороны: ее прикрывают зонтиком от покрупневшего дождя. — Не нужно. — Нет, — выдыхает она, выпрямляясь, — от меня. Примите! Она не знает какое в этот миг у Учихи лицо, лишь протягивает на прямых руках торт, сова согнувшись в поклоне и неожиданно для себя зажмурившись. Чего это она? Застеснялась что-ли, после столького? Или боится разъедающего червя — отказа? — У тебя же скоро день рождения, — невнятно поясняет она. — Рановато, но пусть так. Возьмите! — Откуда… Она протягивает упаковку его спутнику, чем-то напоминающего самого Саске. А тот почему-то смотрит в ответ и принимает подарок с ее рук. — Ничего, Сакура-чан. Все хорошо, — улыбается уголком губ как-то хитро-всезнающе. Неуверенно, она покидает их, спеша возвратиться в помещение. На последок оглядывается и тут же скрывается от двух пар глаз в толпе за захлопнувшейся дверью. — Ну и куда ты удрала? — накидывается на нее Яманака, делая кофе.

***

За окном темно, на часах полночь. Он вглядывается в мутное отражение в стекле, отворачивается. Эта Сакура… Идет к столу чтобы ещё раз перечитать надпись на желейной поверхности торта. Аккуратными шоколадными ниточками там было выведено не то поздравление, не то признание. И если в первом он сомневался, то второе как-то и душу грело. Саске одергивает себя: что за сантименты? Раньше его трудно было тронуть и пышными формами, а тут торт! Поднимает руку, смотрит раздражённо, желая стереть с лица земли это… этот кусок сахара и жира, но рука снова опускается. Выдыхая, отправляет его в холодильник. Может, постоит ещё неделю? И откуда она вообще узнала когда у него день рождения? Итачи? Наврятли. Сама? Должно быть слишком ярая фанатка, хотя учитывая то, сколько он бывает в той кафейне она могла видеть его незаинтересованность в отношениях с кем-либо. Так чего тогда?.. И почему он до сих пор перебирает чуть смазавшиеся слова на торте? «Я люблю тебя больше, чем круасаны и капучино со вкусом ванили.»