Рахат-лукум и немного перца

      Ночь. Окна, увитые витражами цветов. Робкие огоньки свечей. Запах сандала и табака. С неба едва доносился осторожный шепот звезд, прерываемый шелестом папируса и пергамента. Перо непрерывно выводило строчку за строчкой. Воздух обволакивала приятная своим спокойствием рутина. Казалось, ничто не могло нарушить эту размеренную атмосферу. Почти все отошли ко сну, и Аль-Хайтам остался один на один со своей работой. По крайней мере, он так думал.       В дверь стучался прохладный ветерок, который принес с собой чьи-то бодрые, нетерпеливые шаги. Но разве они были в силах отвлечь его? Должно произойти чудо, чтобы мужчина отложил стопку бумаг в сторону. Возможно даже, чудо в перьях.       А вот, собственно, и оно.       — Аль-Хайтам, — заворковал вошедший.       Он птичкой подлетел к столу.       — Аль-Хайтам, мой сладенький рахат-лукум, не заставляй меня ждать.       Тонкие пальцы коснулись плеча и маленькими шажочками спустились вниз, к запястьям.       — Я так соскучился, — почти простонал гость. — Ты не представляешь, какая это мука — ожидание. Ты вечно в работе, и…       — Угу.       Просто «угу»?! На его лице была смесь из непонимания и негодования. Почему Аль-Хайтам не выражал бурной реакции? Неужто ли не рад был его видеть?       — Кавех, что-то случилось? Что тебе надо?       Кавех едва ли не закипел. Этот умудренный годами лоб даже не понял, зачем к нему пришли.       — Как же? — он пошел с козырей. — Неужели ты не истосковался?       Его горячее дыхание опаляло уши и затылок Аль-Хайтама. Казалось, тот дернулся плечами, а кожа пошла мурашками. Руки коснулись мощных локтей и слегка сжали их.       — Брось эти бумажки.       Воркующий голос раздался неприлично близко. Уха коснулся кончик языка. Аль-Хайтам вздрогнул.       — Что ты делаешь? Прекрати.       Тот даже не думал отрываться от работы. Кавех скрипнул зубами.       — Чего ты хочешь?       — Неужели непонятно?!       — Да.       Кавех аж опешил. Впрочем, как и всегда.       — Кавех, сколько раз говорить, я не понимаю намеков. Совсем. Если ты что-то хочешь, говори это словами.       — Тебя я хочу, придурок!       Он готов был обидеться на него.       — Так трудно было это сказать словами рот в рот?       — А вот и скажу!       Кавех вцепился в рубашку на его груди и прижал к себе. Он жадно впился в его губы, готовый высосать из мужчины весь кислород.       — Я хочу тебя, Аль-Хайтам. Хочу прямо здесь и прямо сейчас.       — А заранее об этом сказать нельзя было?       — Тебе прям нравится убивать всю романтику, да? Сколько раз говорить тебе, что чувства, как вдохновение, спонтанны? Где ты видел, чтобы люди любили по расписанию, а?       Надув губы, Кавех отошел к окну. Каждый раз одно и тоже. Почему, чтобы разжечь огонь в нем, ему приходилось прикладывать столько усилий? Почему судьба зажгла чувства именно к нему — книжному червю, что бродил между стеллажами подобно гигантской тени? Это нельзя было объяснить логически.       — Люблю тебя, придурок. Пускай ты и заставляешь меня обижаться.       Аль-Хайтам скрипнул стулом и подошел к юноше.       — Ты мне тоже небезразличен, — он положил голову на его плечо и крепко обнял. — Я не всегда понимаю, что ты от меня хочешь, но ты мне дорог. Пожалуйста, дай мне время, чтобы научиться.       Кавех вздохнул и обвил его руки своими в ответ. Иногда грустно осозновать, что Аль-Хайтам за свою жизнь любил впервые. Даже маленькая толика гордости, что он у него первый, не перебивала у Кавеха грусть. С ним, как с ребенком, впервые оказавшемся в песочнице. Казалось бы, он провел столько лет среди книг, неужели ни одна из них не поведала, не открыла завесу тайны над такой вещью, как любовь?       — На тебя невозможно долго злиться.       Снова поцелуй. Кавех напирал, прижимал к стене, обезоруживал, не оставлял выбора, кроме как подчиниться. Аль-Хайтам медленно, но уверенно поддавался потоку этой бурной реки. Невозможно было противостоять этим пухлым сахарным губам. Его лицо багровело. Каждый раз — как первый. Трепет, невесомость и капелька хаоса, что выбивал из привычной рутины, когда знаешь, что надо делать и как себя вести. Кавех был внезапной, но приятной перчинкой в его размеренной жизни.       — Что ты хочешь со мной сделать?       — Ага, так я тебе все и расписал. Ложись и наслаждайся.       Кавех толкнул Аль-Хайтама на диван. Тот с тяжелым звуком рухнул на него. Дыхание перехватывало от стремительности этого белокурого юноши. Не успел Аль-Хайтам осознать происходящее, как Кавех тут же сел на его ширинку и навалился.       Вверх.       Вниз.       Вперед.       Назад.       Аль-Хайтам впился ногтями в обивку. Кровь резко прилила к паху. Все тело кричало, будто успело забыть, как реагировать на ласки. Приятно, но вместе с тем внезапно, и от того будоражаще.       — Нравится?       — Ты или то, что ты делаешь? Жарко…       Кавех усмехнулся. Ему льстил румянец, украшавший обычно равнодушное лицо Аль-Хайтама. Ему нравилось заставлять его быть под ним. Власть над этим неискушенным секретарем Академии разжигала огонь. Этот огонь медленно заражал собой и Аль-Хайтама. Желание робко расцветало в нем, проклевывалось на поверхность, обвивало его тело, как плющом.       Все дела отошли на потом. В этот самый момент для него существовал только Кавех и чувства к нему.       Юноша терся бедрами о его пах, заставляя ткань брюк натягиваться. Сам он давно был возбужден и всеми силами это показывал, Аль-Хайтаму оставалось только угнаться за этим пожаром.       Аль-Хайтам положил руки на его ноги, тем самым прервав его томные движения.       — Какого?..       Кавех не успел договорить. Его тут же заткнул полный нежности поцелуй. Аль-Хайтам прильнул к его губам. Время точно замерло. Он хотел раствориться в этом ощущении. Свечи взволнованно заколыхались. Точно такие же огоньки играли во взгляде мужчины, что постепенно тонул в омуте глаз любимого.       — Знаешь, кто ты?       — И кто же?       — Черепашка. Хочешь, чтобы мы миловались до рассвета?       — Почему бы и нет?       Кавех соскользнул вниз и встал на колени. Тонкие цепкие пальцы схватились за ремень, и штаны Аль-Хайтама упали на пол. Красноречиво напряженная плоть оказалась у самого лица юноши. Тот нисколечки не смутился. Напротив, он хищно облизнулся, предвкушая сладкий вкус на языке.       Горячее дыхание коснулось головки. Несколько капелек проступило наружу. Аль-Хайтам едва сдержал рвавшийся наружу стон. Влажные губы припали к напряженному члену. Язык заскользил по уздечке. Мужчина заерзал, не понимая — отстраниться или поддаться навстречу этим ощущениям. Сладкие, как рахат-лукум, и острые, как перец. Он задрал голову кверху и набрал грудью побольше воздуха.       — На меня смотри! — приказал Кавех.       Аль-Хайтам послушно опустил глаза на разгоряченное, потное лицо юноши. Разврат читался в каждом мускуле. Чем дольше он смотрел на него, тем отчетливее чувствовал, как горел всем своим существом. А хищная улыбка Кавеха только подливала масла в огонь.       Рывок.       Юноша заглотил член во всю длину. Мужчина, не отдавая себе отчета, тут же вцепился рукой в его волосы. Громкий, сдавленный стон. Аль-Хайтам до одури, до мурашек боялся показаться громким.       — Мне нравится, как ты кричишь, — Кавех вытащил член изо рта и облизнулся. — Не сдерживайся.       Он снова заглотил напряженную плоть и жадно задвигал головой. Вверх, вниз, вверх, вниз. Руками он широко раздвинул ноги Аль-Хайтама и придвинулся ближе. Сладкий мускусный запах ударил в нос. Каждое движение выдавливало из мужчины стон. Робкий, стеснительный, но такой глубокий… Этот низкий голос вскружил Кавеху голову, заставляя более самозабвенно отдаваться процессу.       Было слишком хорошо. Обжигающе хорошо. Настолько, что из глаз брызнули слезы.       — Я что-то сделал не так? — юноша с удивлением прервался.       — Нет-нет! Просто… просто очень много ощущений. Помедленнее, пожалуйста.       Кавех поумерил свой пыл. Губы плавно скользили по плоти. Язык гладил розовую головку. Тонкие пальцы поглаживали бедра. Это не совсем то, что нравилось юноше. Но ему доставляло удовольствие видеть красное лицо Аль-Хайтама. От нежных касаний он обомлел и размяк, стал более податливым, как влажная глина в руках скульптора.       «Так-то», — мысленно ухмыльнулся Кавех.       Аль-Хайтам начал сам подаваться навстречу.       «Наконец-то!»       Твердо встав на ноги, он увереннее задвигал членом во рту Кавеха.       «Да! Да! Да!»       Юноша обомлел от восторга и вцепился в упругие ягодицы мужчины. Страстные движения сотрясали воздух. Даже луна стыдливо скрылась за облаками, не желая прерывать интимности момента. Медленные движения постепенно переходили в глубокие. Член доставал до самой глотки, заставляя Кавеха давиться слюной, но он наслаждался каждым мигом этого действа. Редкие минуты, когда Аль-Хайтам проявлял инициативу, заводили. А их редкость делала наслаждение ценнее.       Рывок.       Желанная амброзия обволокла горло. Кавех жадно проглатывал каждую капельку, не спуская глаз с Аль-Хайтама. У того же щеки горели таким цветом, каким обычно горят только у девственных и невинных. Впрочем, Кавеху нравилось доводить его до такого состояния. Это был пик его превосходства и власти над ним.       — Готов ко второму раунду, мой сладкий рахат-лукум?       Не дожидаясь ответа, Кавех резко встал и снова заставил Аль-Хайтама рухнуть на диван. В волосы юноши вдохнула свобода. Все украшения и заколки со звоном покатились в разные стороны. Шелк одежд заструился на пол, обнажая алебастровую кожу юноши. Голый и раскованный — он горой двинулся на все так же робевшего мужчину.       — Кавех, я…       — Аппетит приходит во время еды, любовь моя.       Обезоруживающий поцелуй. Языки сплелись. Одно дыхание на двоих. Мурашки по коже. Блаженство, растекавшееся по венам. Аль-Хайтам с головой тонул в этом изобилии ощущений. От них болела голова. Настырные касания рук выдавливали из широкой груди остатки кислорода.       — Кавех, что ты со мной делаешь? — мужчина почти задыхался.       Вместо ответа юноша предпочел продолжить поцелуи и обхватить руками его плоть. Снова стоны.       — Ты же знаешь, я свое получу, Аль-Хайтам, и ты сам захочешь мне это дать.       — Кавех!       Кавех, готовый и изможденный ожиданием, резко сел на член Аль-Хайтама. Все тело мужчины словно током прошибло. Какой-то спавший все это время механизм резко активизировался. Шестеренки задвигались, а вместе с ними и стройный силуэт Кавеха верхом на нем. Он точно танцевал в первобытном диком ритме. Длинные светлые волосы волнами падали на его бледную грудь с набухшими сосками. Неприлично громкие стоны вырывались из его рта, пока Аль-Хайтам напряженно стискивал зубы.       Слишком хорошо.       Слишком много.       Кавех, как всегда, не любил затягивать с прелюдиями и практически сразу разогнался.       Перегрузка.       Снова эта головная боль на грани с удовольствием.       — Кавех… Кавех… Помедленее… Умоляю…       — Умоляешь?       Юноша ехидно закусил губу. Плечи мужчины дрожали. От переизбытка чувств у него снова брызнули слезы.       — Умоляю, сжалься…       Кавех вдавил его в диван.       — Мне так нравится, когда ты просишь с таким лицом. Делай его почаще.       Аль-Хайтам не знал, куда ему деться. Чувства переполняли его. Краски и звуки — они накинулись на него все и разом. Истома в паху, сладость на губах, жар в груди — его разрывало от них. Резкие и быстрые движения сменились медленными и грубыми. Кавех пожирал его томным взглядом, насаживаясь все глубже на его член. Капли пота очерчивали его стройное тело. Каждый сантиметр кожи кричал о желании.       Еще движение.       Еще рывок.       Еще усилие.       Зажигание.       Аль-Хайтам внезапно встал и прижал Кавеха к дивану.       — А я думал, не дождусь! — юноша не скрывал своего восторга. — Давай, возьми меня!       Мужчина продолжил в том же темпе. Член тяжелыми, глубокими толчками проникал в тело. Руки до синяков сжали талию. Горячее дыхание Аль-Хайтама опаляло грудь Кавеха. Их стоны слились в один протяжно-хриплый дуэт. Кожа прилипала к коже. Шлепки и хлюпанье заполнили собой кабинет. Огоньки свечей неистовствовали, грозясь и вовсе погаснуть. Кавех растекался в объятьях Аль-Хайтама. Ему ничего не оставалось, как наслаждаться вожделенной близостью, пробудившейся в его мужчине смелостью действовать, а не только подчиняться его воле.       У Аль-Хайтама словно плотину прорвало. Вся энергия, что он сдерживал в себе, подавлял в себе, — она резко и бурно вырвалась наружу. От каждого его толчка Кавех все больше проваливался в пучину экстаза. Тяжелого, вязкого, опьяняющего экстаза.       — Аль-Хайтам, резче! Я сейчас!..       Теперь Аль-Хайтам не дал ему договорить. Он вгрызся до крови в его губы. Бока болели от мощных ладоней. Член мужчины заполнял Кавеха без остатка. Казалось, толчки импульсами доходили до мозга и сдавливали его. Стоны становились все громче и громче. Уже физически не получалось сдерживать в себе эту лавину. Стоны Аль-Хайтама были музыкой для Кавеха. Он имел его в уши этими стонами, сам того не подозревая. Юноша млел, юноша таял, юноша упивался очередной дозой наркотика под названием «любовь».       Они растворились друг в друге.       Они дышали друг другом.       Они любили друг друга.       — Кавех, ах!..       Аль-Хайтам кончил первым. Измотанный, разгоряченный — он всей своей тяжестью тела упал на Кавеха, что излился следом. Мужчина тяжело дышал, жадно глотал воздух и смотрел в пустоту.       — Кавех!.. Кавех!.. Я…       — Тс-с, все хорошо. Все просто замечательно.       Кавех поцеловал его в висок и позволил использовать себя, как большую подушку для объятий. Рукой он гладил его по спине, как бы прогоняя тревогу и излишние переживания. Близость в очередной раз оказалась испытанием для Аль-Хайтама. Он не был к ней готов, поэтому не рассчитал и отдал Кавеху всего себя. Снова накатили слезы. На этот раз слезы усталости. Он прильнул к его шее и зарылся носом в волосах. Тело стало ватным и невесомым. Аль-Хайтам медленно проваливался в сон, пока Кавех гладил его по спине.       Казалось, спящий Аль-Хайтам был еще прекраснее. Его привычно хмурое лицо разгладилось и расслабилось, выражая абсолютный покой. Кавех водил подушечкой пальца по этому лицу и чувствовал себя самым счастливым человеком на земле, ведь это сокровище было доступно ему и только ему одному.