Чудак торговал чудесами

Эриз глубоко вздохнул, привычно натягивая на лицо маску почтения и сдержанного безразличия ко всему сущему. Расправил плечи, выравнивая осанку, пробежался пальцами по воротнику рубашки, складкам жилета — вроде, с внешним видом всё в порядке. Постучался, толкнул двери. — Доброе утро, Наставник. — Эриз почтительно кивнул и замер у входа. — Доброе утро, Ваше Высочество. Михаэль склонился над столом и раскладывал на нём какие-то карточки. Наверняка для проверки знаний по лирианскому языку. Только нужен ли ему теперь тот лирианский? Лириан был родиной матери Эриза, королевы Виолетты. А ещё Лириан теперь был под властью Стига. И отец даже пальцем не шевельнул, чтобы помочь союзникам, соседям, родителям супруги, в конце концов. Слишком был занят изгнанием и арестами оракулов. — Садитесь, Эризиус. — Наставник выдвинул кресло и мягко похлопал по спинке. Эриз попытался собраться, вспомнить всё, что зубрил несколько занятий до этого. Выходило плохо. В голове крутилась только одна фраза: «В этом нет никакого смысла». Причём на двух языках. Он прошёл к столу, мельком взглянув на стоящую у противоположной стены скамью, вздохнул и сел. — Открываете карточку, произносите фразу на зенорском, а после — на лирианском и на скалгардском, — из-за спины озвучил правила Наставник. — Приступайте. Эриз тихо фыркнул. Если лирианский он знал неплохо, в том числе и потому, что мать часто говорила с ним на родном языке в детстве, то к скалгардскому он питал жгучую ненависть и давно не прилагал достаточных усилий, чтобы его учить. Впрочем, и Наставник последнее время не очень на него напирал. — Я могу понять, как мне может пригодиться лирианский, Наставник. Но со Скалгардом Зенория никогда не будет иметь никаких торговых, политических или любых других союзов, — вздёрнул подбородок Эриз. — Вы рассуждаете слишком недальновидно для кронпринца, Ваше Высочество, — холодно парировал Михаэль. — Приступайте к заданию. Эриз испытывал к Наставнику странную комбинацию противоречивых чувств: уважение пополам с презрением. Михаэль был придворным учёным и военным инженером, имел завидное самообладание, обширные знания во многих областях, важных для будущего короля, и обладал очень острым умом. С одной стороны, он был единственным, с кем Эриз мог полноценно проводить время, беседовать на равных, задавать вопросы, он всегда был терпелив и старателен в поисках ответов для Эриза. А с другой стороны, он был требовательным и жестоким человеком, зависящим от воли Его Величества и не желающим даже слышать о том, что у Эриза может быть своё, отличное мнение на какой-то счёт. Эриз скрипнул зубами и потянулся к первой карточке. Выдохнул. Всего лишь приветствие. Эриз старательно озвучил его на каждом из языков. — Принято. Дальше, — сухо кивнул Наставник. Надеяться, что и дальше будет так же просто, было очень наивно. Эриз открыл следующую карточку и зачитал вслух: — Чаровать на зенорских землях недопустимо. Он покрутил в голове эту фразу на лирианском. Попытался вспомнить хоть что-то на скалгардском, удалось лишь частично. А потом он представил, как озвучивает это перед послами Стига. Фыркнул. — Настолько элементарные задания, что вам смешно, Ваше Высочество? — едко поинтересовался Наставник. — Отвечайте. — Мне смешно, потому что я не могу представить ситуацию, в которой я буду говорить эту фразу на скалгардском, господин Михаэль, — подражая тону Наставника, отрезал Эриз. — Давайте я вам смоделирую такую ситуацию, Эризиус, — опираясь одной рукой на кресло за головой Эриза, сказал Наставник. — Стиг не остановится, пока не подчинит себе весь материк. Зенорию ваш отец сдаст только через свой труп, но предположим, что этого не случится. Предположим, что он сделал или ещё сделает всё, чтобы Стигу не удалось её захватить. Итого, на материке осталось два государства. Империя Стига и… Ваше королевство, Ваше Высочество. Вы будете вынуждены иметь с ним и торговые, и политические, и любые другие союзы. И говорить с его послами, а то и с ним самим вам придётся по-скалгардски. — И что, мне при этом будет позволено ставить условия о том, допустимо ли на моих землях чаровать?! — язвительно поинтересовался Эриз. — Ставить условия сильнейшему из оракулов материка, посланнику божьему?! — Смените тон, Ваше Высочество. — Наставник сделал шаг в сторону и вырос сбоку от Эриза, скрестив руки на груди. — Мы не знаем и не можем знать, чем закончится война, которая неизбежно придёт на наши земли. Может случиться так, что вы будете ставить условия всем, кого освободит от гнёта Стига ваш отец. В том числе Скалгарду. А может случиться так, что вы будете присягать Стигу, чтобы он позволил вам остаться в Зенории наместником. Присягать на скалгардском. — Не буду я ему присягать, — упрямо ответил Эриз. — А первый ваш вариант не менее нелепый. Отец даже внутри страны порядок навести не может. Уже обычных горожан за решётку бросает вместо оракулов просто потому, что они делают якобы волшебные вещи. Вот уж что действительно недопустимо! — Вставайте и раздевайтесь, — ледяным тоном велел Наставник. Эриз заранее знал, что до этого дойдёт. Знал и мог по крайней мере приложить усилия, чтобы это предотвратить. Постараться, повспоминать слова, выжать из себя хоть что-то. Михаэль всё равно был бы недоволен, но Эриз мог отделаться лишением свободного времени и дополнительными занятиями. Мог, но не захотел. Наоборот, разозлил, спровоцировал, довёл. Зато высказал всё, что последнее время крутилось на языке. Почти всё. Эриз поднялся и с подчёркнутой невозмутимостью взялся расшнуровывать жилет. Наставник тем временем скинул камзол, закатал рукава рубахи и отошёл к стоявшей в тёмном углу керамической вазе, в которой были замочены розги. Эриз проводил его слегка насмешливым взглядом. Порки он давно не боялся. Больно, стыдно, но быстро. В каком-то смысле порка Эризу даже нравилась — она позволяла дать волю эмоциям. Роскошь для кронпринца. Единственное, что он искренне не любил во всём этом, — просить прощения. Потому что раскаяния он не испытывал практически никогда. Наставник стряхнул с прутьев воду, оттащил скамью от стены, чтобы можно было подойти с любой стороны. — Ложитесь, Ваше Высочество. Эриз вытянулся на скамье, надёжно обхватывая края руками. Прикрыл глаза, привычно концентрируясь на ощущениях в теле, заставляя себя расслабиться. Розга стегнула ярко, зло. Эриз продышал вспышку боли, усилием воли не дав себе зажаться. Первые десять-двадцать стежков всегда давались ему достаточно легко. Но сегодня Наставник, кажется, был особенно раздражён. Он бил часто и хлёстко, безжалостно протягивая розгу по коже, и Эриз был уверен, что на заднице уже есть просечки — а к концу наказания живого места не останется. Он ткнулся лбом в полированное дерево, вцепился пальцами в скамью и крепко сжал зубы. Обычно он позволял себе шипеть и стонать во время порки; изредка, когда было совсем невыносимо, — рычать. Но не кричать и не срываться на плач. Плакать можно было только потом, в одиночестве, у себя в покоях. — Вы не имеете права давать оценку действиям короля Лауридиуса, кронпринц, — меняя сторону, уведомил Наставник. — Тем более говорить о том, что для Его Величества допустимо, а что нет. Свежая розга ужалила будто бы больнее предыдущей, и Эриз глухо зарычал. От боли бросило в пот. Он выдохнул сквозь зубы, задержал дыхание ненадолго и медленно, старательно вдохнул через нос. Нужно было терпеть. В груди расползалась колючая ненависть. Не к Михаэлю, нет. К тому, по чьей воле он был здесь. Наставник просто качественно выполнял свою работу. — Также напоминаю вам, что вы не можете разговаривать со мной в подобном тоне, дерзить мне или оценивать полезность знаний, которые вы от меня получаете, — менторским тоном продолжил тот. Эриз дышал, медленно и старательно. Не вжиматься в проклятую скамью уже не выходило, а расслабляться тем более. Сейчас боль была такой, что позволь он себе расслабить хоть одну мышцу — и точно начнёт елозить по скамье, увиливая от ударов. Как мальчишка. — И последнее, Эризиус. — Свежая розга легла на бёдра. — Начните. Наконец. Учиться. Как следует. Эриз монотонно взвыл, впиваясь в дерево пальцами. В последние четыре удара Наставник, кажется, вложил всё своё недовольство учеником. Только сейчас, когда порка закончилась, Эриз почувствовал, насколько его колотит. Зад пекло и саднило, мышцы ныли от напряжения, пальцы болели. Он с трудом расцепил руки, сжал и разжал кулаки. — Поднимайтесь, одевайтесь, и я жду от вас должных извинений. Пока Эриз натягивал одежду — даже исподнее и узкие кюлоты дались ему не так тяжело, как чулки, — Наставник прибрал в кабинете, собрав растрёпанные и изломанные прутья, вновь надел и застегнул на все пуговицы сюртук и убрал со стола карточки. Эриз привёл себя в порядок и прочистил горло. — Я готов, Наставник. Михаэль повернулся к нему и кивнул, демонстрируя готовность слушать. Смотреть ему в глаза сейчас было особенно сложно. — Я прошу прощения за все дерзости, которые позволил себе сегодня и относительно вас, и относительно Его Величества. За невыученные должным образом уроки также приношу извинения. — Извинения приняты, Эризиус. Что ж, раз с языками у нас сегодня не задалось, обратимся к географии. — Наставник невозмутимо развернул на столе карту материка. — Садитесь.