Чудак торговал чудесами

Эриз с усталым вздохом опустился за письменный стол в своих покоях. Приготовил бумагу, чернильницу и перо. Прикрыл на мгновение глаза. Голова ныла от утомительных светских бесед, но он заставил себя собраться. Вывел на листе первое предложение: «Сегодня я видел, как сгорел человек». Приём у Крузе — и предшествующий ему нагоняй от Наставника за неподобающее поведение — вынудил его запрятать эмоции от увиденного поглубже. Но весь день они скреблись внутри, леденили душу, то и дело зловещим холодком пробирались по коже. Теперь, в одиночестве, он мог позволить себе их пережить. Эриз в подробностях описывал всё, что видел и слышал сегодня на площади. Горящую плоть, жуткие, пробирающие вопли, бегущих стражников. Пламя, которое возникло из ниоткуда и исчезло в никуда. Описывал свой страх и непонимание, своё бессилие перед происходящим и перед самим собой. «Не смотрите в окно, Эризиус. Сядьте ровно и не смотрите туда», — требовал Михаэль. Но Эриз просто не мог подчиниться этому приказу. Он не мог не смотреть. Потом он, конечно, получил выговор за несдержанность и излишнее любопытство. Выслушал, как должно вести себя кронпринцу в таких обстоятельствах. Естественно, Михаэль пригрозил поркой, если Эриз сейчас же не возьмёт себя в руки. И, естественно, Эризу пришлось долго и витиевато извиняться, чтобы его наконец оставили в покое. «Он сгорел заживо, потому что не хотел покидать Зенорию». Эриз старательно вывел последнее предложение. Оттолкнул от себя исписанный лист, едва не перевернув чернильницу, сложил руки на столе, уронил на них голову и горько разрыдался. Бессилие, страх и разочарование захлестнули его с новой силой. Он видел казни много раз в своей жизни, но никогда они не вызывали таких эмоций. Иногда он испытывал сожаление, которое надолго оседало тяжестью внутри, но все те люди, смерти которых он видел раньше, сами были виноваты в своей участи. Воры, убийцы, насильники — они своими ногами приходили на деревянный помост, а рука королевского палача только осуществляла их выбор. Оракулов казнили редко и только тогда, когда они забирали жизни в попытках сопротивляться арестам. Если и бывали в Талмаре казни другого толка — Эриз на них никогда не присутствовал. Но сегодня, сегодня всё было наоборот. Это оракул, сжигая себя, стал сам себе палачом, своей рукой осуществляя выбор других. Королевский выбор. Как же Эриз мечтал сейчас быть обычным мальчишкой-конюхом в услужении у строгих господ, от которых он изредка сбегает прогуляться по Талмарским улочкам. Как бы всё было проще… Слёзы забрали у Эриза последние силы, и он уснул прямо так, за столом. Даже настойчивый стук в двери покоев не разбудил его. Михаэль тихо приоткрыл их и заглянул, ожидая или вовсе не увидеть кронпринца в покоях, или увидеть его в кровати. Обнаружив Эриза за столом, он вздохнул и осторожно проскользнул внутрь. Откинул с кровати кронпринца тяжёлое покрывало, взбил подушки. Потом присел у стола и аккуратно, бережно стянул с юноши обувь. Пару минут раздумывал над тем, пытаться ли снимать сорочку, кюлоты и чулки — камзол и жилет кронпринц, благо, снял прежде, чем садиться за стол. В конце концов решил, что один раз Высочество может поспать и в одежде. Забросив одну руку юноши себе за плечо, Михаэль, успокаивающе пошикивая, дотянул Эризиуса до кровати и уложил. Тот так и не проснулся, хотя ногами кое-как перебирал прямо во сне. Михаэль поправил кронпринцу одеяло, понаблюдал какое-то время за тем, как юноша спит, и вернулся к столу. Бегло прочитал его записки о пережитом сегодня, поджал губы. Сложил исписанный лист вчетверо и спрятал во внутреннем кармане камзола. То, что писал кронпринц, могло быть опасно для них обоих, попади оно не в те руки. В покоях Его Высочества редко бывал кто-то помимо безграмотных слуг и его самого, но Михаэль хорошо знал, что даже у стен есть уши. И если глупости, которые иногда Эризиус говорил на уроках, ещё можно было перевернуть в «вы недослышали» или «неверно истолковали смысл сказанного», то написанное нельзя было опровергнуть никак. Эти записи необходимо было сжечь, и как можно скорее. *** Фаби с трудом мог объяснить себе, какого хаоса он творит. Едва у деда закончились для него поручения на сегодня, едва всё тесто было замешано, раскатано, разделено на равные шарики и колбаски — сегодня дед явно специально придумывал ему работу, едва всё это было сделано, как Фаби тенью выскользнул из пекарни. Конечно, он рассказал бабуле и деду о случившемся вчера на рыночной площади. Как было не рассказать, когда бабуля пристала с расспросами, почему на нём лица нет? Обошёлся без подробностей, конечно, чтобы лишний раз не пугать стариков. И, конечно, несколько раз подчеркнул, что он в полном порядке. Но, кажется, ему не поверили… Так что сегодня дед загрузил его работой, как никогда раньше. Видимо, чтобы отвлечь. А Фаби на самом деле быстро справился с увиденным. Попсиховал вечером Клеменсу, в очередной раз сорвав занятие, чуть не разнёс чарами полкабинета, выревелся — и успокоился. Сам Клеменс тоже был разбит, но принял эмоции Фаби с пониманием, помог успокоиться. Так что сегодня Фаби почти не думал о самосожжённом оракуле. Зато бледное лицо кронпринца, хаос его забери, Эризиуса стояло перед глазами. И Фаби был уверен в том, что увидел на этом лице. Отражение собственных эмоций. Разочарование. Бессилие. Соболезнование. То, что он меньше всего ожидал увидеть на лице наследника престола, сына Его Величества Лауридиуса Овергарда. Эр не выходил у него из головы второй день, и Фаби решительно настроился с ним поговорить. Может, если он кронпринц, получится убедить его, что с политикой отца нужно что-то делать? Может, и до самого короля получится достучаться? Фаби понимал, что идея его наивна, даже нелепа, но ничего не мог с собой поделать. Он вышел из пекарни и решительно направился в сторону дворцового холма. Попасть внутрь дворца он, конечно, никак не мог. Но он мог ошиваться рядом и ждать, пока кронпринц натянет свой костюм слуги и сбежит на городские улицы. Интересно, если он попадётся, он на самом деле пару дней не сядет? Или не сядет какой-нибудь его паж? Или он просто шутил и ни намёка на правду в этой шутке не было? Фаби топтался у дворца до позднего вечера, прокручивая в голове воображаемые диалоги с кронпринцем, но так Эризиуса и не увидел. Он был так воодушевлён шансом, что без раздумий решил прийти сюда завтра. И послезавтра. И все дни, пока этот проклятый кронпринц не соизволит наконец улизнуть из-под носа своих нянек и фавориток. *** Уже больше недели Эризу не удавались его вылазки, потому что Наставник не спускал с него глаз. Эриз не очень понимал, чем именно это вызвано: то ли тем, что они увидели на рыночной площади, то ли тем, что Наставник прочитал его записи. Эриз почти не сомневался, что той ночью именно Наставник уложил его в кровать. Кто угодно другой или разбудил бы, или не посмел бы трогать. И настолько же он был уверен, что исписанный его переживаниями лист тоже забрал Наставник. Наутро, когда Эриз только обнаружил пропажу, он испугался. Испугался, что сегодня же это увидит отец. Одной суровой поркой он бы в таком случае не отделался. Но время шло, никаких приказов срочно явиться на аудиенцию не поступало, Наставник на уроках вёл себя как обычно — и Эриз пришёл к выводу, что Михаэль забрал записи с какими-то другими целями. Спросить об этом напрямую он не отваживался, а потому просто тоже вёл себя как обычно и ждал, когда Наставник немного ослабит бдительность или просто отвлечётся. Наконец такой момент настал: после уроков Михаэль уведомил, что удаляется до вечера на какое-то важное совещание по поводу оружия против оракулов, задал ворох упражнений для закрепления материала и оставил Эриза в покое. Эриз спешно переоделся в свой «походный» костюм и выбрался в город через выход для слуг. Теперь, когда лавка Чудака была закрыта, а сам Чудак ждал суда, Эриз не очень понимал, куда ему идти. Мелькнула мысль сходить в пекарню «У Симона» и купить тех вкусных плетёнок, которыми угощал его Фаби, но он быстро отбросил эту идею. Будет выглядеть так, будто он преследует Фабиана. Они ведь не друзья. Так что Эриз просто бродил по Талмару, рассматривая витрины лавочек, изучая горожан, наслаждаясь динамичной, насыщенной по сравнению с дворцом жизнью города. Слушал, смотрел, дышал. Пока его вдруг не окликнули. Вернее, окликнули не его — того, кем он представился. — Эй, Эр! — С противоположной стороны дороги ему махал Фаби. — Погоди! Он выглядел очень забавно с громоздкой корзиной за плечами и ещё одной, не намного меньшей, в руках. Фаби глянул по сторонам, пропустил один экипаж и шустро перебежал на сторону Эриза. — Привет, Эр! Ты торопишься? Надо поговорить, — очень серьёзно сообщил Фаби. — Где-нибудь подальше от лишних глаз и ушей. Эриз нахмурился. О чём пекарю разговаривать со слугой вдали от лишних глаз? Что, если Фаби каким-то образом догадался об истинной личности Эриза? Что, если это чья-то ловушка? Например, оракулов? Фаби смотрел на него искренне и решительно. Будто этот разговор был вопросом жизни и смерти для него самого. — Ладно, — стараясь звучать уверенно и небрежно, кивнул Эриз. — Идём.