Зелье ненависти

      Кто б знал, как трудно избавляться от золота, когда ты не так уж и сильно хочешь от него избавляться. Да, оно кровавое, но покажите мне золото, за которое никто не умирал? Скорее всего оно еще не покинуло Монетный двор! Поэтому я всю ночь и все утро думала не как избавиться от золота, а как его спрятать так, чтобы никто не нашел, и в итоге положила его в сундук под кроватью. Понимаю, кажется, что гениальность принятых мною решений в это утро зашкаливает, но я подумала так — если все настолько плохо, что у стражников есть право на обыск моей спальни, то какая разница, где я что спрячу — под матрасом или под половицей? Вот и мне кажется, что разницы нет. Было бы круто, если бы я могла создавать пространственные карманы, тогда золото можно было бы хранить там, но, к сожалению, это чистая магия, а у меня на такую силенок не хватает.       Поэтому встаем, умываемся, улыбаемся, надеваем свое самое скромное платье и притворяемся, что мы обычная бедная-несчастная, но не сосланная, а прибывшая сюда по своей воле ведьма, которая очень любит то, чем она занимается. «Да, Генри, доброе утро! Очередное зелье от похмелья? В этот раз решил прийти заранее, а не долбиться мне в дверь с первой зарей, а потом неделю ходить с ослиным хвостиком? Какое мудрое решение! Достойное дьякона». «Привет, Филлис! Зелье от пятен? Ну конечно, у меня есть. Но только если все прачки в городе прознают, что я продаю его кому-то, кроме них, не забудь сходить на мои похороны!» Вот так — скучные заказы, вежливые фразочки, мы никого не убиваем, и наши клиенты никого не убивают, все тихо, мирно, благородно.       — Здравствуйте, — и стоило следующей посетительнице сказать одно это слово, как сразу стало понятно, что она не местная. Хотя об этом можно было догадаться и по слишком ровной осанке и по платью, дорогому, но не вычурному. В этом городе так не принято, здесь, если ты потратил на одежду деньги, эти деньги должны быть видны в каждой ниточке.       — Вы Ведьма? — спросила она.       — Смотря, что вам нужно, — сказала я.       Она прикрыла глаза, будто сама не верила в то, что собирается произнести.       — Мне нужно зелье… ненависти.       Ну нееет. Ну я же так долго держалась подальше от всякой сомнительной хреновины! Целых десять минут.       — Зачем, если не секрет?       — Я боюсь, что моя любовь разрушит жизнь дорогого мне человека.       — И поэтому вы хотите пожертвовать собой? Вы же понимаете, что ненависть — не лекарство, она разъедает все, к чему прикасается.       — Знаю, но… так надо.       — Кому надо?       — Мне. Ему. Не важно! — Она раздраженно взмахнула руками. — От вас нужно лишь зелье, которое заставит меня ненавидеть. Можете просто дать его, а не устраивать допрос?!       — Не могу, — сказала я.       — Почему?!       — По закону.       — Нет такого закона!       И тут она была права. Естественно, нет ни одного закона, который бы как-то регулировал создание зелий и их реализацию, потому что в первую очередь от этого закона пострадали бы его создатели. Вся ответственность за зелья возложена на плечи того, кто их продает. Только сам зельевар может решать — варить ли ему, продавать ли ему, готов ли он вынести последствия своего выбора. Но у меня выбора нет. Я обязана дать покупателю то, чего он хочет. Однако, отпустить вот так вот незнакомую женщину непонятно куда с зельем ненависти, не зная откуда мне потом может прилететь?       — В обычное время — нет, — начала врать я, — но сейчас в Королевстве неспокойно и не будет спокойно до самой Коронации. В такие переломные моменты истории я не имею права распространять зелья второй категории, не зная, как именно они будут использованы.       «Поверила? Ну поверила же. Ну пожалуйста, ну пусть она в это поверит!»       — Я актриса, — наконец сказала девушка. И замолчала. Как будто это слово должно было все объяснить. — Сегодня премьера очень важного спектакля.       — Поздравляю?       — Пока не с чем. Вы ведь все еще не продали мне зелье ненависти!       — Вы все еще не объяснили, зачем оно вам нужно.       Она раздраженно выдохнула, но продолжила рассказ.       — По роли мне надо ненавидеть второго главного персонажа. И когда этот самовлюбленный мерзавец меня бесил, не было ничего легче! Но сейчас… когда я узнала его лучше, когда я поняла, что все это… напускное, я больше не могу его ненавидеть. Да. Вы можете сказать, что это полное отсутствие профессионализма. И я не буду отрицать. Я плохая актриса. А он потрясающий. Он много лет впахивал ради этого дня, ради этого выступления, и я не могу его подвести. Я должна его ненавидеть так, чтобы все поверили! Чтобы он поверил. И тогда он сможет пробиться в труппу, остаться в столице, забыть про свою деревеньку на окраине жизни и… воплотить мечту. Вот, для чего мне нужно зелье ненависти.       — Хорошо, — сказала я спустя минуту раздумий. — Я дам вам зелье, но вы должны понимать, что зелье — не волшебный камушек, который сжал — ненавидишь, разжал — перестал ненавидеть. Выпиваешь и все. Назад дороги нет.       Актриса поджала искусанные губы и кивнула.       — Я готова.       — Тогда… минута вашего терпения.       Я удалилась в лабораторию, если зелий любви у меня было как грязи, то для зелья ненависти у меня была готова только основа. Чтобы превратить основу в зелье надо было вскипятить ее на голубом огне, мелко нарезать лепестки огненно-рыжей лилии, перемешать тринадцать раз против часовой стрелки и в самом конце посыпать серебряной пылью.       Лет пять назад я бы над каждой стадией приготовления тряслась в прямом смысле этого слова, все бы по грамму высчитывала, перепроверяла раз по сто — настолько нас на первом курсе запугали, что шаг вправо, шаг влево — и зелье взорвется, ты взорвешься, мир взорвется. Только потом понимаешь. что самое сложное в приготовлении зелий — это отнюдь не приготовление. Поэтому сделала я все быстро, перелила часть зелья в красивый флакон с фиолетовой бабочкой на колпачке, остальную жидкость испарила, убрала котелок в шкаф и вернулась в лавку.       — Вот.       Я поставила флакон на прилавок, и девушка быстро схватила его, как будто я могла передумать.       — Сколько я вам должна? — спросила она.       — Сколько хотите. Я уже поняла, что какую бы сумму я не назвала, какой бы неподъемной она мне не казалась, у вас удивительным образом всегда находятся эти деньги.       — Отчаянные люди способны на очень многое. И достать деньги — самое легкое.       С этими словами она вышла из лавки, а я перевела взгляд на часы и стала отсчитывать минуты до следующей смерти.       Но все было спокойно. Слишком спокойно. Я даже выспалась и пошла завтракать не как я обычно люблю — когда Солнце уже в зените, и горожане начинают возвращаться с полей, а прям почти сразу после завтрака, часов в одиннадцать.       Может поэтому я застала Мэри за тем, за чем, я думала никогда ее не застану — за чтением.       — Ты читаешь газеты? — спросила я, присаживаясь.       — Это так необычно?       — Обычно ты знаешь все новости лучше каких бы то ни было газет.       — Так то местные. А тут — столичные.       Я попросила у разносчицы стакан молока с омлетом и вернулась к Мэри.       — А в столице происходит что-то, помимо подготовки к Коронации?       — Да. Убийства.       У меня перехватило дыхание. Нет, это все еще может быть не то, о чем я думаю, и все же…       — Нашли тех, кто устроил заговор и?..       — Ой, — Мэри закатила глаза и не дала мне договорить. — Мне Гришка все уши своим заговором прожужжал, и ты еще. Нет никакого заговора. Это родовое безумие. Все о нем знали, все были готовы, но почему-то испугались так, будто снег летом выпал.       — Тогда что за убийства?       — Да какая-то актриса во время представления так вжилась в роль, что в сцене убийства по-настоящему убила своего ненастоящего соперника, а потом осознала, что натворила и сама отправилась вслед за ним. Вот это я понимаю — жизнь у людей, а мы тут… плесневеем в этой глуши.       — Нда.       Самое сложное в зельеварении — не приготовить зелье, а справиться с его последствиями.