Признание

Я готов. Я собран, спокоен. Мэтью заставляет меня в последний раз повторить всё, что надо запомнить - расположение пульта управления в Лаборатории, цифровой код, который необходимо ввести, даже цвет кнопки. Это злит меня. Я признаю свою злость, стоя перед Беатрис, которая выглядит слегка озадаченной. Мэтью напоминает, что под действием сыворотки смерти мой разум может помутиться, поэтому нужно, чтобы последовательность действий и цифры глубоко укоренились в моей голове - напрасно, соображаю я прекрасно, как никогда. Мы ждём, когда Кара отключит освещение в Резиденции, чтобы отправиться в Оружейную Лабораторию. в темноте, невидимые для камер слежения. Полагаю, для Беатрис, привычной к тёмным подземельям Бесстрашных, это будет легко. Но не для меня. - Мэтью, ты не оставишь нас одних? - внезапно спрашивает Беатрис. - Конечно. Зайду за вами позже, - улыбается тот. Тёплое прощание сестры с братом перед его смертью - что может быть банальней? Я предпочитаю ещё раз проверить снаряжение вместо того, чтобы выслушивать сентиментальные слова. Всё это будет лишь враньё... А нужна ли мне правда от Беатрис? Что она думает обо мне на самом деле? Возможно, сейчас последний шанс выяснить это. Внезапно я принимаю решение. - Помнишь, как мы с тобой играли в "Правдолюбов", когда были маленькими? Не верю, что Беатрис догадывается, к чему я веду, но выглядит она совершенно спокойной, в расслабленной позе прислонившись к лабораторному столу. - Да, - отвечает она, - Ты ещё считал мой пульс на запястье и говорил, что если я солгу, ты тут же всё узнаешь. Сегодня я не буду держать тебя за руку, Беатрис. Но если ты солжёшь, я, правда, узнаю. Решимость тает на глазах. Я пытаюсь оттянуть критический момент, заставляя тебя вспомнить эпизоды из нашего детства. Моё признание о библиотекарше, которая любила меня настолько, что позволяла читать книги во время дежурства, заставляет её нахмуриться. Я выбираю миг, чтобы нанести удар. - Мы много чего не знали друг о друге, - говорю я, постукивая пальцами по столу. - Жаль, что нам уже не хватит на это времени. Лицо Беатрис вытягивается. - ...Жаль, что мы не смогли быть честными даже сами с собой. Прямо в цель! Да, сестра, ты научилась метко стрелять и крепко бить, но я могу ранить словами. - Мне тоже, - отвечает Беатрис. Я чувствую, что она готова, поэтому жду. Трис произносит, не отрывая от меня взгляда: - Но у нас ещё осталось время на один вопрос. Ты мне, я тебе. Только честно. Не думал, что всё будет настолько легко. - Ты специально разбила те бокалы в кухне, когда заявила, что вытащила их, чтобы протереть? Беатрис закатывает глаза: - Это правда то, что ты хочешь узнать, Калеб? Конечно нет. Но именно этот вопрос вырвался из моего дрожащего рта вместо трёх самых важных слов. Ты любишь меня, Беатрис? - Ну, хорошо. Ты правда прощаешь меня? Или ты решила, что должна это сказать, потому что я собираюсь умереть? Она опустила глаза и задумалась. Я знаю, что моя чересчур честная сестра занята сейчас глубоким самоанализом. Одно удовольствие наблюдать за ней, тем более, что это последние минуты моей жизни. - Да, - произносит она наконец, - Или я точно хочу этого, что одно и то же. Я знал, она не солжёт. Беатрис поднимается, чтобы освободить мне место на стуле. - Какая самая главная причина, почему ты делаешь это? Самая важная? Она не колеблется ни секунды. Похоже, сестрёнка, ты ведёшь свою игру, вопрос определённо был заготовлен давно. Я выдыхаю, чтобы снизить частоту сердечных сокращений. Хорошо, что Беатрис не держит меня за руку в тот момент. Приходится напомнить себе: мы не Правдолюбы, это не допрос с применением сыворотки, я всё ещё могу солгать. Или сказать правду - три коротких слова - и посмотреть на её реакцию. В этом нет ничего особенного. Я уже говорил ей эти слова в день перед Церемонией Выбора... Да, но тогда я сам не знал, о чём говорю. Если бы не эмоциональный тест Эрудитов, я до сих пор пребывал бы в неведении о собственных чувствах. Беатрис воспринимает мои колебания по-своему. - Я не пытаюсь тебя подловить. Что бы там ни было, это не заставит меня передумать насчёт твоего прощения. Мне просто надо знать. Зачем ей это? Многие знания - многие печали. Ты, как всегда, не слушала воскресные проповеди, Беатрис. - Полагаю, это способ избежать чувства вины за всё, что я совершил... Мне хочется самому пожать себе руку. Не солгав ни в чём, я не сказал ни слова правды. - ...Никогда ничего я не желал так сильно, как избавиться от этого. Беатрис на секунду прикрыла глаза, будто ей стало больно. Забавно получается: я причиняю своей сестре боль, чтобы уберечь её от ещё большей боли. Пора заканчивать с этим. Голос из интеркома в углу прозвучал как никогда вовремя: - Внимание всем! Запущена процедура блокировки в чрезвычайной ситуации! - Дерьмо! - Мэтью ворвался, грохнув дверью. - Дерьмо! Началось. Я считал, что готов сказать ей правду. Перед смертью. Но для человека, который лгал всю жизнь, это не так просто. Прости, Беатрис. *** Я знаю, что она выстрелит. Я вижу это в её глазах. Она настолько сильно любит меня, что готова выстрелить мне в ногу. Я не предусмотрел этого, хотя должен был. Теперь я знаю, что это значит - любить кого-то. Клянусь, я не знал, что такое возможно. Она выбрала меня. И поэтому я должен отпустить её. *** Я много читаю и знаю - торопятся только глупцы. Если повторить историю много раз, то она становится всего лишь историей. Мы не умираем после смерти любимых. Это странно. Паук совьёт паутину из шёлковых ниток, бабочки с ворсистыми крыльями больше не будут биться в твоём животе. Я могу вдохнуть так, чтоб стало больно в груди. Я дышу. Воздуха вокруг слишком много, иногда он не помещается в меня. А если бы ты была рядом, я мог бы разделить с тобой этот воздух... Можно плакать из-за ушибленного колена или засунуть в рот палец, обжегшись о сковороду. Но когда кто-то умер, плакать нельзя. Слезами горю не поможешь, так говорила мама. Погружаясь в историю глубже, начинаешь в неё верить. А выныривая однажды, думаешь: что я там забыл, это вовсе не моя история. Главная героиня родилась, совершила подвиг, умерла. А я всё это время всего лишь был рядом - наблюдателем, у которого ничего интересного не происходит, поэтому он ищет других людей, как книги на полках в библиотеке, чтобы раскрыть их, читать, жить их жизнью. Иногда мне хочется сказать Беатрис: видишь, что ты натворила. Мне хочется также сказать родителям: это вы виноваты. Посмотрите на меня, вы никогда меня не замечали. И теперь по вашей вине я вынужден разгребать весь этот хаос. Они обычные люди, напоминаю я себе. Пришло время простить. Она лезет всё выше и выше, как на колесо обозрения в начале своего обучения у Бесстрашных. Кристина рассказала мне. Яркие блики света мешают смотреть. "Подожди меня," - кричу я. Я должен приглядывать за сестрой. Нет, на самом деле молчу. И потому моя сестра лезет всё выше и выше, до самых тонких веток, одна из которых наконец обламывается под её ногой... Это не страшно. Ведь если она сорвётся, то упадёт вниз, прямо ко мне. Говорю: "Я не смог её защитить". Кристина сочувственно кивает. Я вполне различаю естественность и наигранность. Она сочувствует искренне. Мне становится тепло от того, что впервые в жизни я могу поделиться с человеком, который не станет брезгливо морщиться, будто перед ним человеческие экскременты. Ненавижу, когда мне сочувствуют. - Я должен был защитить её. Кристина слушает, как всегда. - Я знаю, один из нас должен был умереть... Её глаза расширяются и становятся стеклянными. Не стоило мне говорить об этом, тем более вот так: "я знаю". Но, убаюканному сочувствием, мне захотелось рассказать всё, поделиться, освободиться. - Хорошо, что умерла она. Зачем я закапываю себя ещё глубже? Я не заслуживаю хорошего отношения. Лучше бы я подвергся стиранию памяти, как Питер. По взгляду Кристины я вижу - она не понимает. Если бы Беатрис осталась жива, возможно, однажды мне пришлось бы признаться. Я никогда не выбирал чувствовать то, что я чувствую, как никогда не выбирал быть братом. Чему научила меня жизнь, так это тому, что любить кого-то - тяжкий крест. Но в какой-то момент ты становишься как все и веришь, что тебе судьбой предназначено пройти через это. Все любят и теряют любимых... Теперь, спустя два года, я понимаю: наивным было считать, что если умрёт один из нас, то всё закончится. Ничего не закончилось. Ты по-прежнему живёшь во мне, Беатрис. Каждая крошечная клетка моего тела несёт твоё ДНК, и может быть, когда-нибудь ты воплотишься в ком-то из моих детей, если у меня будут дети. Или в ком-то из моих потомков. До тех пор, пока жива наша кровь, жива и ты, Беатрис Прайор. Любимая.