Антипарадокс

Кольцо тумана стягивало остатки свободной от него территории лагеря. Лололошка почти не дышал. От недостатка кислорода голова трещала. В дымке показывались рыжеватые огоньки чудовищных глаз. Иногда удавалось разглядеть грубые серые наросты. Лололошка опасливо повернул голову назад и, убедившись, что вход в бункер ровно позади его, бесшумно принял позу таракана и стал делать осторожные шажки к убежищу. Уловив звуки рычащие звуки скорее напоминающие грохот поезда, нежели рёв земного существа, Лололошка замер. Пробыв в неудобном положении около пяти минут, он решил двигаться дальше. Лёгкое шипение, неотличимое от того, что нередко слышится в полной тишине, вдруг привлекло внимание Лололошки: рассеянный спектр сжался в одну плотную, низко гудящую синусоиду. Частота этого единичного тона туго поднималась вверх. Возникал и второй звук, и третий. Глиссандо ускорялись и истерически вопили на грани болевого порога, осами кружили около отметки в шестнадцать килогерц. Недоброе предчувствие заставило Лололошку осмотреться — ничего. Облегчённо вздохнув, он поднял взгляд к верху. Что-то невидимое сдавило горло. От ужаса Лололошка весь сжался: гигантские, с четыре общажных ларька каждая, каменистые трёхглазые головы нависли над ним и пребывали так. В выражениях их нечеловеческих лиц по некоторой необъяснимой причине читалась издёвка. «Они не слепые? Что им от меня нужно? Разве тех контров было недостаточно?» Что бы эти твари не имели у себя на уме, Лололошка не собирался участвовать в их играх. Главное — одним отчаянным рывком залететь в дверь: она в паре шагов. Дельфиний гогот преследовал скатывающегося по лестнице Лололошку. Не в силах остановиться, Лололошка прижал голову к груди. Ему не дали перевести дух, когда он обнаружил себя живым посреди разгромленной комнаты главы «Кондоров». Удары сверху отдавались в бункере неслабой тряской. Но не успел Лололошка попрощаться с жизнью, как штурм остановился. Трубка связиста возле пункта управления порталом была всё ещё цела. В суматохе её забыли выключить — и Лололошка смог услышать до боли знакомый голос: — Прошу прощения, что осмелился оторвать вас от трапезы, однако, как бы то ни было, я настоятельно рекомендую уделить известную часть времени выяснению обстоятельств весьма значительного дела, касающегося в равной степени нас с вами. Нет времени на обдумывание. Точно открылось древнее окно и в него любой ценой нужно проскочить. Прощай лестница, удача спасения. Летите, ступени, нойте, мышцы, хрипите, лёгкие. Воздух! И твоя подруга, открытая местность — вечная злодейка. Пронзающая сознание тишина и слепота тумана. «Это ловушка», — Лололошка обреченно поднял взгляд на проглядывающую из-за дымки скалу — голову ночного хозяин — и застыл в ожидании своей участи. В голове проносились недели, единственные недели, сохранившиеся в его памяти. Они проносились и часы били, отмеряя на фоне их потока срок, предположительный срок до того момента, когда тварь осуществит свою прихоть, завершит игру. Лололошка стоял твёрдо, положив своим якорем дерзкое понимание, насколько ничтожной и скучной должна быть жизнь этих монстров, не знающих ни дружбы, ни любви, а только эфемерный хищный азарт, не приносящий покоя и требующий больше и больше разрушений для своего удовлетворения, больше цинизма и издевательств над психикой жертвы. Глубокое презрение с лёгким оттенком снисходительной жалости двигало Лололошкой, когда он крикнул: — Тварь, ты проиграла! Я не боюсь тебя! И смерти от твоих лап тоже! Убей меня, признай свою слабость! Голова шевельнулась, приняла выражение, которое вполне можно счесть за скуку. Грохот означал, что существо двинулось к Лололошке. Судя по всему, или ночные хозяева не понимали человеческого языка, или не обладали чувством гордости, или вовсе были неразумны. Вдруг Лололошку отбросило в сторону. Студент видел, как сизую ночную мглу прорезал ослепительно белый луч с голубым ореолом, как он впился в то, что можно было бы назвать грудью или туловищем монстра, как возникшая там сфера становилась ярче, как голова твари словно в электрических конвульсиях тряслась, откинутая назад, как красный обруч проявился вокруг сферы и рыжеватые линии расползлись по телу чудовища, очищая пространство от тумана. Резкая вспышка — всё погасло и монстр с сквозной дырой рухнул, медленно, как складываются взорванные небоскрёбы. — Зачем же так, Лололошка? Я вообще-то планировал забрать его для заповедника в Синелисте. Внутри Лололошки дрогнуло, он, не до конца веря своим ушам, зажмурившись, крутанулся на месте и открыл глаза: старый приятель, неловко скрывающий улыбку, с крыльями. «Заклинание бодиморфизма перестало действовать…» — подумалось Лололошке. На радостях он даже забыл удивиться невольному воспоминанию. — Джодах, ты живой! Лололошка закричал, точно никого в округе больше нет, заверещал, как забытый на плите чайник, словно ребёнок свою мамочку, стиснул он Джодаха и не отпускал, прильнул ухом к груди и вслушивался в ровный ход скайзерновского сердца. Ангел Смерти невольно почувствовал умиление. Этот малый будто говорил: «Мамочка, забери меня отсюда. Я от тебя никуда не уйду. С тобой мне кажется, что я в безопасности. Мамочка, пожалуйста». Удержавшись от искушения потрепать волосы Лололошки, Джодах вздохнул, сморщился и вежливо отстранился от своего молодого друга. — Допустим: жив, будто это что-то меняет. Протянутые в пустоту руки, испуганный взгляд, чуть раскрытый рот — надо думать, мироходец не один раз пережил смерть, но то слепая зона памяти. Из-за амнезии ему приходится снова учиться умирать и при этом избегать гибели, встречать опасность лицом к лицу. Должно быть Лололошка с момента, когда он очутился в этом измерении, столько раз попрощался с жизнью, что любой другой на его месте уже бы заработал психологическую травму. Нет, никакое рациональное осмысление не поможет Джодаху избавиться от чувства жалости к маленькому мироходцу. — Нет, притворяться спокойным — свыше моих сил. Которые, кстати, опять на исходе. — Джодах? Туман расступался, обнажая развалины блокпоста, редкие ошмётки контрабандистов. Лололошка видел, как Ангел Смерти, неуклюже подскочив, залетел на тело хозяина. Слабые крылья Джодаха сдали — и он рухнул на четвереньки. Джодах, оттерев испарину, сосредоточился: яркие зелёные линии разбежались по умирающему чудищу, захватили весь организм в сеть и прорезались вглубь. Джодах выпрямился. Кубики разлетались вихрем и лучились ярче радия. Джодах раскинул руки в стороны, стал мысленно направлять потоки к себе. Налитый, как побочный эффект магии вытяжения жизни, тем, что Дженна бы назвала цветом марки Шартрез, стержень внутри тела твари, оставшись без оболочки, медленно рассыпался на уносимые легчайшим ветерком частицы. — Вселенная уже миновала перигелий, ввиду чего нам некуда торопиться. Я должен рассказать тебе, всё рассказать. Лололошка молча смотрел в строгие глаза Ангела Смерти, которые тщательно скрывали палитру чувств, тем пережитых, видел, как созданные жестом его руки невидимые прутья искажают пространство, словно выпуклые линзы, был готов безмолвно внимать каждому слову своей единственной связи с прошлым, единственному существу, которому он мог наверняка доверять. Каким бы пугающим это измерение ни было, пока Джодах рядом, на душе у Лололошки будет спокойно. Тень печали, тревоги и воодушевления мелькнула в очах Джодаха и он начал свою речь: